Принцесса выбирает дракона: 10 ЛЕТ СПУСТЯ

II

– Не переживай, – говорит Ольга. – Я ведь сама тебя хорошо понимаю. Муж мне тоже изменял. Я знаю, как тяжело о таком узнавать. Но помни, что я всегда рядом. Я тебя поддержу, Вера. Мы с Томой… Просто по-женски поддержим. Она замолкает в театральной паузе и кладёт руку на трепетно вздымающуюся грудь. Театральность ей сегодня как никогда к лицу и кстати: Ольга устраивает творческий вечер имени себя, на котором выступают ученики её собственной музыкальной студии. Вечер проходит в Переделкине. Погода по-майски приятная, поэтому на газоне перед Домом творчества, культурным центром всех близлежащих окрестностей, загодя установлена открытая сценическая площадка. Небо над её белоснежным навесом подёрнуто сизой вуалью первых сумерек. Здесь хорошо: если бы не Ольга, Вера с удовольствием постояла бы ещё несколько минут в полной тишине, напоённой нежно-медовым ароматом. Но Ольга не погнушалась всё испортить. Вера в принесённые ею соболезнования совсем не верит, а потому испытывает лишь лёгкую досаду. Они с Ольгой, конечно, сохраняют прохладный нейтралитет уже очень долгое время и друг друга стараются не цеплять, потому что обеим так выгодней, но от подчёркнуто сдержанного общения ни одна из них удовольствия не получает. Они могли бы без зазрений совести полностью игнорировать друг друга. На то была одна веская причина: что Верин муж, что Ольгин уже без малого десяток лет находились в состоянии холодной войны и даже не думали о перемирии. Но ситуацию усложняли дети: Верина Надя и младший Олин сын, Сашка, с пелёнок были неразлучны. Однако напряжение между Верой и Ольгой, полное неотболевших мелких обид, так ничто и не вытеснило. Да, вот так со временем и вышло: Ольга превратилась и не в друга, и не во врага – а так, в изредка полезную знакомую, через которую Вера при необходимости выходила на уважаемых людей, дети которых посещали её элитную музыкальную студию. Но сегодня Ольга приносит с собой дурную весть, и Вера вот уже пару минут всерьёз решает: а не выписать ли Белову из знакомых и не перевести ли в ранг недоброжелателей? – Я просто решила, что молчать будет нечестно с моей стороны, – добавляет она, чтобы заполнить чем-то паузу. – Раз уж я… Своими глазами… Совершенно случайно. Ольга, конечно, изо всех сил делает вид, что хочет помочь: берёт Веру за руку, легонько сжимает пальцы, картинно вздыхает, изображая мученичество и надрыв, но Вера не может перестать удивляться, как же это так можно: с её-то чутким музыкальным слухом совершенно не чуять фальши в этой никудышной игре? – Разумеется, – пространно говорит Вера и улыбается лишь уголками губ. – Всё в порядке? – Конечно, – не меняется Вера в лице. – Что может быть не в порядке, Оля? Мне ведь теперь нужно идти к мужу, слушать гениальную игру твоего сына и делать вид, что я ни о чём не знаю и даже не догадываюсь. Но мы ведь с тобой обе будем понимать: чушь это собачья. Вера делает приличный глоток вина и при этом неотрывно смотрит поверх бокала на виновато молчащую Ольгу. – Так, выходит, да? – продолжает давить она. – Послушай, я ничего такого не хотела… – Да брось. Тебе сегодня только и не хватает, что на мне отыграться. Так, для полного флеш-рояля: и сын поступает в Гнесинку, и концерт какой, и студия твоя цветёт и процветает… Так ещё и мой брак по швам трещит, а ты его аккуратненко… – Вера стремительным движением прищипывает острыми коготками воздух в миллиметрах от Ольгиной щеки, из-за чего та резко дёргается назад. – Иголочкой задела. Ну, чтоб наверняка лопнул. Прямо как твой, да? Ольга поджимает губы, а Вера старательно оглядывается по сторонам. – Кстати об Александре Николаевиче! Я слышала, он недавно вернулся из Америки. Даже продал ваш дом в Майами… Жаль. Наверное, он не пришёлся новой жене по вкусу. А они, кстати, сегодня приедут? Забыла, как же её зовут… – притворяется она, что напрочь позабыла имя второй супруги Белова, и пощёлкивает пальцами. – Анна! Так, кажется? – Не думаю, что ей интересна классическая музыка. Я хотела тебе помочь, Вера, – теряет Ольгино лицо всякий намёк на любезность и сострадание. Оно и немудрено: говорить про победившую соперницу – приём запрещённый, даже откровенно гнусный, это всем ясно. Но Вера решает, что Ольга первая нарушила все договорённости о ненападении. – Чем это ты хотела мне помочь? – мурлычет в бокал она. – Никак не могу понять. – Тем, что рассказала правду, – продолжает Ольга, до глубины души задетая тем, что праведность и чистоту её намерений никто не оценил. – Правду, Оля, – наклоняется к ней Вера и вкрадчиво шепчет, – никто не любит. Это я тебе как журналист говорю. Ольга презрительно фыркает и выпрямляет спину. – Это в твоём глянце правды нет, – жалит та Веру в ответ. – Только откуда тебе знать про настоящую журналистику, если у тебя и диплом-то купленный? Вера прищёлкивает языком, точно Ольга только что осыпала её комплиментами, и елейно улыбается, а сама больше всего хочет уйти отсюда куда-нибудь подальше. – Так ты ждёшь от меня “спасибо”? – выдержав немую паузу, вежливо интересуется она. Ольга небрежно поправляет воротничок шёлковой блузки. – Я жду, когда появится твоя дочь, – холодно произносит она. – Скоро начинать, а она аккомпанирует Александру. Он, конечно, легко может выступить и без неё, но не зря же твоя девочка так старалась. Хотя, Вера, опять же: говорю из лучших побуждений… Но ей очень не хватает усидчивости. Это мой вердикт как педагога. Укол в сторону дочери – ещё один удар ниже пояса, на который идёт Ольга, и поэтому Вера тоже не теряется. Она изящно указывает пальцем вдаль: – Надю я найду, она собиралась зайти на нашу дачу, – прячет под ядовитой улыбкой неприязнь Вера. – А во-он и твой бывший муж приехал. И жену тоже привёл, ты погляди. Пойду, спрошу, как там у них дела и не возникло ли проблем с продажей дома. С четой Беловых она обменивается парой ничего не значащих любезностей по пути к собственной даче, на которой, должно быть, пропадает дочь. Шагая по асфальтированной дорожке, Вера даже не оборачивается: не хочет, чтобы кто-нибудь увидел, как кривится от боли её лицо. В дачном доме пару лет уже никто не живёт, и необитаемостью от него веет уже издалека. Дочь на зов не откликается. Тогда Вера подходит ближе к деревянному штакетнику, бездумно скользя взглядом по переднему дворику. Тут безлюдно, а палисадник тонет в неопрятных зарослях. Ключи, которые Вера прихватила на всякий случай, у Нади. Та проводила здесь много времени раньше, в детстве, и место это очень любила той трепетной и светлой детской любовью, от которой Вера и сама проникалась особенной нежностью к двухэтажному дощатому домишке, желудям под ногами по осени и шапкам буйно цветущей весной сирени. Пару лет назад не стало Надиного деда, Вериного биологического отца, и бывать здесь они совсем перестали. Теперь дом и сам как будто при смерти: весь внешний уют напрочь растерян, веет холодом и зябкостью, а внутри не горит ни одна лампа и Веру с Надей больше никто не ждёт. – Вер! Вера бродит по заднему двору, когда её настигает сердитый голос мужа, а через полминуты появляется и он сам. Его видеть она хочет меньше всех, поэтому шумно вдыхает прохладный воздух и запрокидывает голову к небу. Пахнет травой и землёй. – Ты чего здесь? – спрашивает Пчёлкин. Он встревожен. – Ольга велела найти Надю, – Вера на мужа не смотрит, а обводит глазами древесные кроны. – Нашла? Она мотает головой. Слышит осторожные шаги позади. – Она сказала, что пойдёт сюда. Но здесь её, кажется, нет. – Вы только об этом говорили? – спрашивает он настороженно, и Вера давит болезненную ухмылку. Он всё понимает. Она – тоже. – Нет, – просто отзывается и ёжится от вечерней прохлады. На обнажённые плечи опускается его пахнущий чуть сладковатым парфюмом и табаком пиджак. – Ещё она сказала, что видела тебя с какой-то блондинкой. Пчёлкин мычит, как будто это его почти не интересует, а сам остаётся стоять у Веры за спиной. Раздаётся тихое чирканье зажигалки. – Ночью, – продолжает говорить Вера. – В отеле. – А она сама что делала ночью в отеле? – цинично осведомляется он. – А ты у неё сам об этом не спрашивал? – Вера оборачивается к нему лицом, чтобы рассмотреть его реакцию. – Спрашивал, – криво ухмыляется Пчёлкин. Из уголка рта небрежно торчит и дымится сигарета. – И что она сказала? – Да какая разница, – равнодушно выплёвывает он, затягиваясь дымом и всматриваясь в пролесок за домом. Теперь и этот диалог превращается в фарс, с досадой думает Вера. О том, о чём говорить нужно, оба говорить не хотят, чтобы не обнажать самые уязвимые места, по которым обязательно придётся сокрушительный удар. От самого Дома творчества, которых находится за две улицы отсюда, Вера так и шла с бокалом недопитого вина в руке. Теперь она любуется, как последние солнечные лучи играют бликами в багрянце не самого паршивого каберне. – Мне кажется, у неё до сих пор на тебя зуб, – отпивает она немного и припоминает Пчёлкину его давние отношения с Ольгой. – После того, как ты от неё ушёл. – Ну это как посмотреть, кто от кого ушёл, – меланхолично улыбается тот и делает ещё одну затяжку. – Она бы вернулась к Сане. Не было других вариантов. – А ты – ко мне? – Это ты ко мне вернулась, Вера, – бесстыдно улыбается он. – Тут разночтений, значит, быть не может? – приподнимает она брови. – Ни-ка-ких, – качается из стороны в сторону его гладко выбритый подбородок. – Тогда придётся поверить очевидцу с места событий. – Вер, – вполголоса произносит он, прогнав с лица веселье и выдержав небольшую паузу. – Ничего не было. Она снова смотрит ему в глаза и не моргает. Решает: верить или нет. – Знаешь, – наконец, вздыхает она. – А ведь она права. Ольга. Ну, в том, что решила, будто бы мне кровь из носу необходимо знать правду. Так вот: теперь, когда я узнала эту самую правду, то поняла кое-что очень важное. – Что? – с искрой любопытства спрашивает Пчёлкин, но вид у него больше усталый. – Что всё настолько плохо… Настолько, Пчёлкин… – Вера размашисто встряхивает остатки вина в бокале, они мерцают рубиново и кроваво, а Вера затем осушает всё залпом, морщится от ударившей по рецепторам кислоты и прикусывает язык. – …Что даже измены ситуацию не усугубят. Вот так. Вот, что я поняла. – Думаешь? – спрашивает он приглушённо. Вера вслух не отвечает, но качает головой – неоднозначно, но скорее в согласии. – Ладно, – взмахивает она рукой и стаскивает с себя его пиджак. – Надьки тут нет. Наверное, она вернулась к Сашке. Пойду приобщаться к прекрасному, слушать музыку и смотреть, как Ольга упивается моим унижением. Вера натянуто улыбается, но ей кажется, что мышцы лица у неё скорее сводит в уродливых корчах от боли. Пчёлкин сохраняет равнодушный вид. Ему всегда удаётся сохранять равнодушный вид. Он лишь усмехается. – Да, Вера, – резюмирует он. – В этом вся ты. Она на его же манер в ответ только ядовито хмыкает и не разменивается на ответные упрёки – смысла в том никакого: из раза в раз они слышат и озвучивают друг другу одни и те же претензии. Вера даже не помнит, когда это всё началось и когда пошло наперекосяк. Поэтому она спрашивает: – Тебе не кажется, что дом совсем пришёл в запустенье? Пчёлкин барабанит костяшками пальцев по белому оконному наличнику. – Надо с ним что-нибудь сделать, – задумчиво обращается он к самому себе. Вера подозрительно косится в его сторону. – Да тут и думать нечего. Надо газон хотя бы постричь… – Да нет. Я имею в виду… продать его, что ли. Не знаю, – туманно возражает он. – Всё равно даже летом стоит пустой. На черта он нам? А земля тут на вес золота. – Ты с ума сошёл? – взбрыкивает Вера. – Этот дом я ни за что не продам. А подрядчика, который должен тут всё держать в приличном виде, между прочим, твоя задача контролировать. Поручи там кому-нибудь из своих людей держать руку на пульсе. Пчёлкин старательно уворачивается от прямого контакта глаз, проходя мимо неё к калитке забора. Веру это настораживает, она вновь осматривает деревянный фасад, по которому беспорядочным каскадом вьётся девичий виноград, и озадаченно хмурит лоб. Длинные лозы давно никто не обрезал, они струятся в разные стороны и хаотично хватаются за все неровности рельефа досок. Вера приходит к выводу, что домом никто не занимается уже довольно давно. – Пчёлкин, – тихо зовёт она, нагоняя его по дороге обратно. – Ничего не хочешь мне сказать? – Да, Вер, – отвечает он и замирает как вкопанный. – Хочу. Хочу с тобой развестись. Под ногами потрескавшийся асфальт, пахнет травой и землёй. Вера думает, что всё-таки хуже может быть.

⚡ ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!⚡

❤️ Подписывайтесь на мой Телеграм-канал,

чтобы быть в курсе всех обновлений,

смотреть на дополнительные материалы

и задавать интересующие вопросы автору❤️

⚡ ССЫЛКА В ПРИМЕЧАНИЯХ⚡