Свет ядовитой звезды

— Ауууу… Мо Жань больше не мог выносить лютого холода, поэтому свернулся калачиком и заскулил, словно побитый, выгнанный из тёплого дома пёс. Пёс, которого раньше холили и лелеяли, а потом облили кипятком и выставили на мороз… Уже больше года он жил в будке, но так и не смог к ней привыкнуть. Здесь было тесновато; доски давно изъели черви, и скромный домик Мо Жаня зиял десятками дыр, словно ветхая ткань. Во дворце Великого Бессмертного Бэйдоу был пир по случаю Праздника зимнего солнцестояния. Музыка, песни и смех доносились до шаткой конуры, не давая Мо Жаню заснуть. Кроме того, ноздри щекотал соблазнительный аромат жареного мяса. Юноша не ел уже два дня, и этот запах сводил его с ума. Он ещё сильнее сжался, обняв колени руками, и начал напевать, чтобы перебить весёлые звуки пира: Белый котик играет с мышонком, Ведь котам по ночам очень скучно, Белый кот, белый кот… Попав на Пик Сишэн, он лелеял в душе скромную надежду — однажды добиться расположения Учителя. Юношеская сила и задор разрывали грудь Мо Жаня; он был готов прыгнуть выше головы, чтобы показать Чу Ваньину, что для него нет ничего невозможного! Стоило Учителю лишь слегка повести бровью и приказать ему прыгнуть в пропасть — он сделал бы это, не задумываясь. Поначалу Мо Жаню казалось, будто Чу Ваньин и правда к нему расположен, возможно, выделяет его среди других… Но это были лишь иллюзии, вызванные чрезмерным самомнением, всего лишь игры дурного разума. Со временем холод в прекрасных глазах феникса лишь нарастал; взгляд Учителя резал, словно крылья острых снежинок, а голос мерцал равнодушием и скукой. Мо Жань утроил усилия; он использовал любую возможность, чтобы услужить Учителю, старался предугадывать его желания ещё до того, как они зародятся у него в голове. Но всё становилось лишь хуже. Со временем в равнодушных глазах Чу Ваньина начало проскальзывать всё больше презрения. — Виляешь хвостом, как глупая собачонка, — поморщился Учитель однажды. — Где твоё чувство собственного достоинства? Это было первое, что сказал ему Чу Ваньин после месячного отсутствия. Мо Жань не спал всю ночь, подстерегая Учителя у подножия Пика Сишэн. Завидев его издали, юноша тут же вскочил, подпрыгивая от нетерпения. А в итоге Бессмертный Бэйдоу как будто вылил на него ведро ледяной воды. Весь этот месяц Мо Жань сильно скучал. К приезду Чу Ваньина юноша тайком прокрался в его дом, навёл в нём идеальный порядок и украсил бумажными гирляндами. Этих нелепых журавлей он наделал сам; выглядели они довольно неуклюже, но Мо Жань вложил в них всю свою душу, поэтому не мог налюбоваться своими шедеврами. Он также кое-как слепил пельменей и купил в ближайшей деревушке пирожных из османтуса. Денег на них он заработал там же, выполняя поручения на кухне в одном грязном кабаке. Но вместо благодарности Чу Ваньин лишь вызверился на него. – Кто дал тебе право вломиться в мой дом и наводить здесь свои порядки? — с ненавистью выговорил он, медленно закипая от гнева. — Зачем ты касался моих вещей своими вонючими пальцами? Учитель ходил по дому и презрительно сбрасывал на пол бумажных журавлей, морщась, словно ему приходилось копаться в мусоре. – Выкинь и сожги, – с неприязнью сказал он. К пельменям Чу Ваньин даже не притронулся; только пирожные вызвали у него проблеск искреннего интереса, но, откусив первый кусочек, он скривился, будто в рот засунули ядовитую жабу. – Тебе лучше ничего не готовить и даже не покупать, – холодно заметил Учитель. – Это не твоё. Мо Жань грустно понурил голову. – В этот раз я всё сделал не так, – робко возразил юноша. – Но со временем я обязательно научусь. Простите, Учитель. – Не стоит даже браться, – презрительно заметил Чу Ваньин. – Талант к кулинарии либо есть, либо нет. Вот посмотри на Ши Мэя. Всё, к чему не прикоснулись бы его изящные пальцы, выходит волшебным. Тебе никогда не достигнуть его уровня. Ши Мэй, Ши Мэй, Ши Мэй… Вечный Ши Мэй. Всё, что бы он ни делал, подвергалось безжалостным сравнениям с тем, что сделал бы на его месте Ши Мэй. И всегда это сравнение было не в пользу Мо Жаня. Это был вечный морской бой, в котором его корабль тонул с первого же попадания, а блистательное судно Ши Мэя гордо возвышалось среди вод, недостижимое для ударов. Поначалу Мо Жань решил, что ему надо стать, как Ши Мэй. Он во всём пытался копировать этого изящного юношу; но всё всегда было не так и не то. Когда Учитель заболел, Ши Мэй читал ему на ночь истории из сборника “Красная песнь далёкой горы” и поил его чаем с корицей и красными финиками. Так продолжалось три дня, а на четвёртый Мо Жань страстно убедил дядю отослать Ши Мэя по делам и пришёл в комнату Чу Ваньину сам. Его улыбка была шире разлива Хуанхэ, а на подносе стоял дымящийся чайник и сладости. Но Учитель зашвырнул в него книжкой, которая ждала только Ши Мэя, и сказал ему убираться. Когда Ши Мэй вышил своими руками платок и подарил его Чу Ваньину, Мо Жань провёл целый месяц, настойчиво орудуя неуклюжими пальцами, пока не освоил вышивание. Все вокруг подтвердили, что его платок вышел гораздо красивее, чем у Ши Мэя. Но учитель сказал лишь: – Что за нелепица? Выглядит очень безвкусно. Со временем Мо Жань понял, что ему никогда не стать таким, как Ши Мэй. Не стоит даже и пытаться. Его преданное сердце сжали в ледяных руках, а потом швырнули на землю и растоптали. От того юноши, что с нежностью молил взять его в ученики, стоя под цветущей яблоней, ничего не осталось. Страстный восторг и восхищение, что Мо Жань питал к Учителю, неизбежно превратились в ярость и злость. С каждым днём юноша вёл себя всё хуже. Он хамил, дерзил и откровенно не слушался. – Подростки — это обычные животные, только немного умнее, – сказал как-то Чу Ваньин главе Пика Сышэн. – С ними работает лишь самая примитивная дрессировка. Учитель бил его, лишал еды, а со временем начал сажать на цепь. С каждым разом пребывание Мо Жаня в будке становилось всё дольше; кончилось всё тем, что однажды юношу так и оставили доживать свои дни в жалкой конуре. В те дни уже не осталось никого, кто мог бы пойти против Бессмертного Бэйдоу… Никто не вступился за несчастного Мо Жаня. Как мир успел скатиться в такую бездну? ✶✶✶ В летописи “О временах и царствах” присутствовало древнее пророчестве, согласно которому в один ненастный день прилетит комета “Голова льва” и полностью уничтожит жизнь в Поднебесной. Было описано десять признаков, которые свидетельствовали о приближении кометы, и вот, все они начали исполняться один за одним. Сначала — наводнение на землях Чэнду, затем — невероятно обильный урожай гранатов, и так далее. А когда однажды в небе целую ночь светила звезда тёмно-зелёного цвета (а это был уже восьмой из признаков), все образованные люди от паники начали рвать волосы на голове! И тут явился он, Бессмертный Бэйдоу, полный холодной уверенности, словно один из айсбергов, что покинул земли вечных льдов и отправился в одиночестве бороздить океан жизни. Он заявил во всеуслышание, что знает, как заставить комету обогнуть Землю. Две недели все заклинатели неустанно повторяли заклинания, которыми их снабдил Чу Ваньин, и делали десяток сложных ритуалов каждый день. И вот, за день до Праздника середины осени все увидели, как по небу пронеслось нечто обжигающе-белое, будто лев с яркой гривой, ослепивший на миг обращённые на него взоры. А потом белый убийца скрылся в бездне небес — под радостные крики толпы. Ликованию Поднебесной не было предела! Три недели совершенствующие пили и ели на Пике Сишэн; закатить праздничный пир пожелал сам Чу Ваньин — и кто бы мог ему отказать в такой ситуации? Каждый день новая топла заклинателей прибывала в гости к Сюэ Чжэнъюну, а тем, кто пировал в предыдущий день, приходилось живо продирать глаза и убираться восвояси, чтобы всем хватило места. Веселье оплачивали все остальные школы совершенствующихся, на плечи главы Пика легли лишь бытовые хлопоты — ах, но это всё были такие мелочи! Больше всех нервничала лишь госпожа Ван, начавшая опасаться, что её муж такими темпами превратится в алкоголика. Все восхваляли великую мудрость и совершенные навыки Бессмертного Бэйдоу, а тот лишь сидел, равнодушный ко всему, и презрительно улыбался дорогим гостям. Прошла неделя, как отгремел последний пир; одним морозным утром мир совершенствующихся проснулся… и не обнаружил у себя духовных сил. Сюэ Чжэнъюн спросонья решил, что пиры ещё не закончились и вчера он слишком много выпил, поэтому отправился досыпать. Проснувшись во второй раз, он попытался зажечь свечу зарядом духовной энергии, но ничего не получилось. Глава Пика Сишэн почувствовал себя скатом, у которого кончилось электричество, или тигром, превратившимся в котёнка. То же ощутил и каждый заклинатель под небесами. В ужасе, совершенствующие кинулись искать средство, которое вернуло бы им силу. Но духовная энергия как будто исчезла из мира. Вся она оказалась в руках лишь одного человека — Чу Ваньина! Да, изобретательность старейшины Юйхэна была велика. Никто так и понял, как именно он сделал, чтобы духовные силы всех заклинателей перетекли к нему. Да и какая разница? Так или иначе, совершенствующимся пришлось начинать всё заново. Они были подобны младенцам, которых отправили жить жизнью тридцатилетних людей. Ещё долгое время по привычке кто-то пытался призвать своё духовное оружие, или направить поток энергии, или произнести заклинание — но каждый раз ничего не происходило! Их духовные ядра как будто умерли, и сами заклинатели чувствовали себя будто пустые орехи, у которых паразиты выели всё нутро. Мало-помалу, все начали привыкать к новой жизни. А Чу Ваньин остался единственной звездой мира совершенствующихся. Он выгнал всех из Пика Сишэн и перестроил его на свой лад. Теперь на вершине горы красовался огромный тёмно-синий дворец, чьи стены обильно обвивали золотые лозы какого-то гибкого дерева. Все ученики были согнаны вниз и стали жить у подножия горы. Часть из них разбрелась во все стороны света (чему бы теперь им было учиться?..). Часть Сюэ Чжэнъюн и госпожа Ван смогли удержать, полностью перестроив систему обучения. Хотя Чу Ваньин предложил им остаться в его дворце, те отказались из гордости. “Ну и пусть!” — злобно подумал старейшина Юйхэн. Они всегда его презирали — и теперь выбрали жить, словно простолюдины в грязной деревне, вместо того чтобы делить с ним трапезы во дворце. Все эти людишки на Пике Сишэн никогда не понимали и не ценили его. Да, Чу Ваньина уважали за силу и знания, но он казался им слишком странным, не от мира сего. Скрытность и робость, защищавшие его нежное сердце от стрел жестокого мира, они принимали за высокомерие и отчуждённость. Ну и пусть! Теперь они точно уяснили, где их место — у подножия горы, в грязи, словно свиньи. Сидя на позолоченном троне, носившем имя Грозный хайтан, Чу Ваньин вертел в руках нефритовую подвеску и вспоминал своё прошлое. Кажется, когда-то давно он и правда имел в груди живое и ранимое сердце; он мечтал о человеке, который придёт и разрушит его одиночество, сломит стену, что отделяла его от мира. Но со временем эта потребность умерла. В его груди не осталось ничего, кроме равнодушия и скуки.