Проезжая по мосту

      Лили и Северус не виделись всё лето по известной только им причине. И вот начинался их предпоследний учебный год, который они так ждали, чтобы снова встретиться и оказаться в объятиях друг друга. Они, конечно, переписывались, но это совершенно не то.       Стоя на перроне, Лили представляла их встречу во всех мыслимых и немыслимых красках. Как бы он улыбался, как бы выглядел, может, он изменился за лето, а может, остался таким, каким и был всегда. Она узнала его силует среди, казалось, нескольких сотен других. Высокий, тёмный, безумно для неё привлекательный, она чувствовала его на расстоянии почти как собака запах.       В крепких руках его был небольшой чемодан, скорее всего забитый книгами, она помнила, как Северус писал о новых фолиантах в своих письмах, и о том, как бы сильно хотел поделиться ими с ней.       Не доходя до неё, он остановился в нескольких метрах. Лили вспомнила два их последних письма, в которых они не побоялись высказать друг другу много неприятного, поругаться из-за какой-то мелочи. Это напомнило ей о том, что она не должна так желать их встречи, но кто сказал, что нужно слушать всё, что говорит внутренний голос?       Они посмотрели друг на друга, отвернулись, поджали губы и вошли в два разных вагона Хогвартс-Экспресса.       Лили разместилась в купе вместе с Нарциссой, с которой они неожиданно для них обеих сдружились в прошлом году. Это случилось совершенно случайно после того, как Нарцисса заступилась за неё, когда Джеймс поливал Лили грязью и распускал слухи. Нарцисса всегда была справедливой, считала, что это низко так поступать с человеком, которого, как говорил Поттер, он любил. Она сговорились с Люциусом, которому было только в радость как-то навредить гриффиндорцам. Особенно Поттеру. Поэтому они прилюдно превратили Джеймса в хорька, носившегося по всему кабинету Трансфигурации, не зная, куда спрятаться от шумного смеха и огромного количества ног. После этого авторитетность его поубавилась и слухи распространяться перестали.       Девушки подружились, найдя в друг друге то, что восхищало обоих. И Северуса эти отношения порадовали, он хотел ввести Лили в свой круг, но не знал, как это сделать правильно. А всё случилось само собой, и это был единственный раз, когда бы он мог поблагодарить Поттера за его болтливый язык.       Сам Люциус не был особенно рад, но из уважения к Нарциссе и своему другу всё же присутствовал на их парных встречах и даже не пренебрегал короткими разговорами с Лили. Иногда он приятно удивлялся ходу её мыслей, поэтому вполне реально можно было предположить, что когда-то душа его растает.       Лили обняла Нарциссу при встрече, искренне радуясь. Затем они сели за стол и стали обсуждать всё, что произошло этим летом. Лили не стала говорить о разладе в их отношениях с Северусом, поэтому делилась только тем, что можно было сказать.       Северус же, очевидно, занял купе с Люциусом, который тут же стал говорить о том, как он «соскучился» по этим противным лицам гриффиндорцев. Северус лишь улыбался его словам, понимая, что за лето в его друге ничего не изменилось. Разве что светлые волосы стали длиннее.       Их общение началось с самого первого дня встречи, когда Малфой выразил неприкрытый интерес к столь неординарной персоне. Они не всегда соглашались друг с другом, их мнения часто оказывались слишком разными, но тем не менее каждый уважал другого и искренне ценил размышления, которые не совпадали с собственными. Им нравилось то, что у собеседника есть свой, неподвластный влиянию большинства взгляд. — Мы договорились о том, что встретимся с Нарси здесь, когда поезд тронется. Ты не против? — спросил Люциус, глядя в окно на тех, кто ещё не зашёл. — Конечно нет, я был бы рад её увидеть.       Северус сказал то, что действительно думал, но он понимал, что с ней придёт и Лили. От одной только мысли душу заволокла некая тоска и печаль. Обида прошла давно, но спустя столько времени сложно было перешагнуть через свой характер. Из-за которого они и поругались.       Он никогда ей не уступал. Это и убило в Лили терпеливость и надежду, поэтому в последнем своём письме она высказала всё, что думает. Просто накипело, хотя она не хотела его обидеть, но чувства, под волной которых Лили оказалась, решили по-другому. Даже по буквам и строкам можно было увидеть, когда она вспылила и когда рука только и делала, что пыталась успеть за летящими далеко вперёд мыслями.       Северус был поражён, когда чуть подрагивающими пальцами распечатал письмо и прочитал всё от первого до последнего слова. Далеко не один раз.       Эмоции вскипели в нём так быстро, будто они были в котле, который поставили на сильный огонь. Ему было странно ощущать такой вихрь, бурю, шквал внутри себя. В первую секунду после прочтения он хотел порвать это письмо, во вторую сжечь, в третью выкинуть, в четвертую положить на стол, а в пятую перечитать.

Через минуту — быстро, отрывисто и рвано писал ответ на чистом пергаменте. Порвал, взял новый. Уже спокойнее, уже логичнее, уже не так больно, не так… Всё не так. Новый пергамент, новое перо — старое сломалось в сильно сжатых пальцах. Удар. Восковая печать закрепила его уверенность в своём ответе. Летящий по небу чёрный ворон — его верный друг.

      Слёзы, застывшие в глазах, дрожащие пальцы, пытающиеся поймать страницу. Горечь. Она читала это письмо, быстро бегая по нему глазами, казалось, через слово, через два.

Не поняла. Начала опять. Охладилась, перестала плакать, в груди что-то тесно сжалось. Вина? Нельзя. Уже всё было сказано и перечитано. Слов не вернёшь.

      В ту ночь она не могла уснуть, её глаза всё время открывались и выискивали в темноте комнаты то заветное письмо, которое вот уже несколько часов назад она оставила лежащим на столе. Ветер из открытого окна качал по воздуху его небрежно загнутый угол, показывая, что всё колеблется. Как качели: сегодня ты на своём месте, а завтра ты взлетаешь туда, где тебе некомфортно. А всё потому, что на том конце появился другой человек.       Другой. Поэтому так сложно.       Но вас связывают до безумия сильные чувства, уравновешивающие, заставляющие искать в друг друге крючки, к которым можно привязать нити своей души.       Сложно искать точки соприкосновения в некоторых мелочах жизни, но вы слишком любите, чтобы стоять на месте и не двигаться вперёд.       Она перечитывала письмо не держа его в руках. Мысли водили хоровод в голове, не давая даже секунду на перерыв, что уж говорить о сне. Лили хотелось и кричать и плакать, быть спокойной и непоколебимой. Но всё прошло на утро, когда она смогла поспать лишь час.       Через день взглянула на ситуацию трезво и несколько цинично. Через два дня оценила. Через неделю простила и отпустила. Через месяц — решила.       На том самом перроне она почувствовала тепло, когда увидела его после долгой разлуки. Казалось, будто ничего не было, и он сейчас подойдёт, обнимет, поцелует.

Не подошёл. Не обнял. Не поцеловал.

      Только лишь печально взглянул, пытаясь скрыть то же, что ощущала и Лили. Их тянуло друг к другу, но они так глупо сопротивлялись.

Закон Франка-Старлинга: до предела наполненные чувствами столкнутся друг с другом с такой силой, что превзойдёт сумму их чувств.

      Она забылась и очнулась только тогда, когда Нарцисса помахала рукой у неё перед глазами. — Что такое… Пойдём, поезд уже десять минут как едет, — девушка улыбнулась, поднимая подругу с сидения.       Нарцисса постучала в дверь, которая через секунду отворилась, показывая Люциуса во всём его величии. Его любимая обвила шею руками и горячо поцеловала в щёку, пока Лили стояла в стороне с распахнутыми глазами и разглядывала его.

Как всегда в чёрном. Как всегда красивый. Как всегда любимый.

      Смотрящий в окно и не решающийся взглянуть на неё в ответ. Забывший о том, что друзья не знают об их ссоре.       Она прошла в купе и села напротив, случайно задевая его ногу своей. В её голове вспыхнуло воспоминание о том, как она ласкала его так в Большом зале, когда они сидели за одним столом. Как краснели его щеки и как он пытался держать столовый прибор в руках.       Он повернул к ней голову, сталкиваясь с зелёными глазами, которые так давно не видел, хоть они и снились по ночам. Засмотрелся, забылся опять. — Мы вас покинем ненадолго, — голос Люциуса звучал слабым эхом.       Они остались наедине друг с другом, с мыслями, с тревогами, волнением, желанием.       Северус коснулся её руки своей. Она положила вторую сверху, переплетая пальцы и мягко улыбаясь ему. Он усмехнулся и отклонился на спинку сиденья, понимая, что их ссора лишь глупость. Не более того.       Взглядом указал сесть рядом, что Лили и сделала. Затем уже оказалась в таких желанных объятиях, вдыхая его запах, застилающий туманом глаза и оставляющий за собой лишь что-то тонкое, невесомое, едва ощутимое. То, что толкнуло её на поцелуй.       Она смаковала его вкус, тепло и мягкость родных губ, вовлекающих, требующих и заставляющих таять. Руки проникли под одежду и принялись ласкать грудь, оставляя прикосновения на сосках, что вмиг стали твёрдыми. Лили уселась на его колени, чтобы было удобно, запустила руки в его чёрного цвета волосы, которые она любила перебирать пальцами.       Северус в свою очередь тоже охватил её рыжие пряди рукой и потянул вниз так, чтобы голова её наклонилась назад и открылась великолепная шея, созданная для его губ. Он провёл по мягкой коже носом, затем коснулся губами и приоткрыл рот, чтобы язык скользнул по ней, заставляя Лили покрыться мурашками и вздрогнуть. Она сходила с ума, когда она так делал, хотелось и закрыться, чтобы не чувствовать, и продолжать то, что было так невыносимо приятно.       Глаза Лили горели желанием, когда Северус ослабил хватку, и она смогла поднять голову, чтобы взглянуть в его глаза и повести их за собой, пока спускалась на пол, благо стол не был разложен, поэтому ничто не могло ей помешать.       Встав на колени, она медленно провела руками вверх от голени до самих бёдер, чувствуя, как он заёрзал, стоило ей коснуться ширинки. Кожа его была очень чувствительна, что так нравилось Лили. Она расстегнула молнию и помогла ему чуть приспустить брюки вместе с бельём, которое выпустило полувставший член.       Лили наклонилась ближе, обдавая его тёплым воздухом, который выдыхала ртом. Она заметила то, как немного поджались его губы, стоило ей коснуться ствола кончиком языка, а затем провести им по всей длине. Он наклонил голову, являя её глазам шею, что она так хотела ощутить под своими губами. Но это потом.       Он сделал глубокий вдох, когда Лили охватила головку губами, постепенно продвигаясь дальше до середины. Руки её огладили бёдра, сошлись у паха и спустились на мошонку, когда она взяла его полностью. Он сдержал стон, который так и норовил вырваться, но было нельзя: всё-таки за стенкой были другие, а мысль о том, что можно наложить заглушающее в голову не пришла, потому что в ней была только она. И её горячий рот, что так старательно приносил ему удовольствие.       Её тихие стоны вибрировали, это возбуждало лишь сильнее, он бы точно сжимал подушку или простынь пальцами, будь она здесь, но теперь лишь зарывался пальцами в волосы, оставаясь сидящим с запрокинутой головой и стараясь беззвучно глотать воздух. Понимая, что совсем скоро он не выдержит её ласк, Северус отодвинулся назад, беря Лили за подбородок, притягивая к себе и впиваясь в её горячие и чуть опухшие губы самым чувственным поцелуем, на который был способен.       Он схватил её за бедро, поднимая кверху и намекая тем самым на то, чтобы она вернулась к нему на колени. Когда Лили уселась поудобнее, он спустился рукой под юбку и отодвинул в сторону край влажных трусиков.       Она тихо вздохнула, когда Северус проник пальцами. Это не было проблемой, потому что они открыли для себя секс ещё в прошлом году. Теперь он плавно двигался в ней, чуть сгибая и разгибая пальцы, чувствуя, как она становится всё более влажной, и как тихо Лили постанывает ему на ухо. Он решает, что пора.       Член упирался ей между ног, она мягко опускалась на него, прикрывая глаза и приоткрывая губы, ощущая, как растягивается под его напором и как горячо становится внутри. Продолжая двигаться, она заметила его руки на своих сосках, которые гладили, окружали, чуть сжимали их, пощипывали и вновь отпускали. Чувствуя приближение кульминации, он подхватил её под ягодицы и начал двигаться сам. Резко, быстро, сильно, ощущая то, как сжималась её пальцами ткань его рубашки на плечах.       Она дрожала, дыша на ухо, ослабела и опустила голову, отчего лицо её закрылось рыжими прядями. Северус же сделал последний толчок и завершил всё стоном, который сдержать не смог и который раздался звоном в её ушах, если, конечно, не по всему купе и за его пределами.       Спустя некоторое время они смотрели на свои руки, сцепленные вместе, иногда переводя взгляды в окно, за которым менялся пейзаж. Совсем скоро они должны были прибыть на станцию, а затем уже и в школу. Через полчаса после случившегося вернулись Люциус с Нарциссой, которые всё пытались скрыть что-то, что Северус прочитал по их лицам ещё тогда, когда они только появились на пороге. Не один Малфой был таким проницательным.       Он переглянулся с Лили, которая еле сдерживала улыбку, и поцеловал её в лоб.       Ещё один год, который они проведут вместе. Так мало и так много одновременно. И только Хогвартс-Экспресс утаит в себе то, что можно с уверенностью назвать примирением.