Колыбель надежды

      Сколько себя помню, с детства любила читать только сказки и фэнтези. Поглощала одну историю за другой, стоило лишь немного окунуться в чарующие строки, и я тут же растворялась в волшебных мирах целиком и полностью. Белоснежка, Гарри Поттер, Красавица и чудовище, Хроники Нарнии, Алиса в стране чудес, Ходячий замок, Маленький принц и так далее без остановки…       С чем это связано? Не знаю. Возможно, я чувствовала себя лишней в этом мире и созданной совершенно не для скучной и бездумной череды событий. Быть может, это усталость от вечных ожиданий окружающих тебя людей, тогда как тобой движет лишь желание свободно жить, а не существовать в круговерти быта и повседневных проблем, не представляя при этом, зачем ты вообще родился на свет. А может, склонность к небылицам во мне пробудили рассказы покойного деда, который в далеком детстве читал мне сказки перед сном, и это подсознательно укрепило веру в мнимые чудеса. Или же мне просто-напросто наскучило жить в этом маленьком, одиноком и богом забытом городе, где все друг друга знали с самого детства, и где невозможно было выйти за рамки тошнотворной рутины.       Изъеденные временем закоулки, одни и те же дороги каждый день, школа, экзамены, домашние задания, дом, быт... Похороны деда, где нужно было всем видом изображать скорбь и неравнодушие, чего на самом деле не было, потому что я его знать не знала. Надоедливые родственники, докучающие завистью и неприязнью, мечтающие прибрать к рукам наследство и не дающие жить в спокойствии. Одни и те же люди в округе, живущие под копирку, и непонятное будущее. Отчаянное примирение с тем, что ты всю жизнь вынужден делать то же, что и остальные, ничем не выделяясь из устоявшегося клише. Просто потому что так принято и все так делают. Я просто устала от всего этого.       Я всегда думала, с возрастом это пройдет: изобильная тяга к сказкам исчерпает сама себя, наскучат детские мечты, а на смену всему этому придет рвение к настоящему, реальному миру, и я сама наконец возьмусь за ум и буду жить как все нормальные люди. Но я не умела быть «как все». Старалась, но не умела. Перешагивала через себя, дышать училась через раз, потому что дышать всегда было больно. Потому что горело что-то внутри — что-то, оставленное в том времени, которого не помнила, а может быть и вовсе никогда не знала даже...       Мне уже шестнадцать. Через пару месяцев окончание школы, после которой придется входить в новый, следующий этап своего жизненного пути. Мама неустанно твердила о подготовке к выпускным экзаменам, о поступлении в университет, о том, что пора бы задуматься над будущей карьерой и определиться уже, чем я вообще хочу заниматься по жизни. А о чем мечтала я сама? Стыдно признаться — сбежать в другой мир, где все совсем по-иному, нет никаких стандартов и правил, а для счастья нужно всего лишь… жить и чувствовать себя живым. Найти свой собственный путь и свое предначертание, обрести свободу, вопреки шаблонным устоям.       Многие сверстницы уже были либо в отношениях, утверждая, что нашли свою любовь, либо оборвали эти узы, ступив на очередную тропу активного поиска, а то и попутно заводили новые знакомства и отправлялись на свидания с первыми встречными. Почему-то то, что я избегаю любых знакомств и контактов, казалось им очень странным и непонятным.       Помнится, как-то одним жарким днем, когда май был богат на палящее солнце и предвкушение душистой свободы, мы с двумя одноклассницами обсуждали годовой проект в кафе, и к нам подсел молодой человек на вид значительно старше нас. Окинув всех мягким оценивающим взглядом, он принялся демонстрировать вежливую заинтересованность, сопровождаемую простыми затасканными вопросами: как зовут, сколько лет, в какой школе учимся, и какие планы успели придумать на предстоящее лето. Мой спокойный взгляд, метнувшийся поверх разложенных на столике рефератов, и резкое доброжелательное «нет» отбили у бедняги готовность продолжать встречу, отчего он был вынужден тут же отсесть, а у моих спутниц — вызвали искреннее негодование и даже обиду. Они надулись на меня и заявили, что я своей «черствостью» все испортила, а я после этого благополучно решила ходить по таким местам только с Глебом — он единственный никогда не докучал мне расспросами, почему я не желаю обзавестись молодым человеком.       Я и не осуждала их (ровесниц), каждый имеет право проводить свой досуг так, как пожелает. И то, что я до сих пор ни разу не влюблялась и всегда была одна, вовсе меня не пугало. Мне было решительно все равно. Я просто растворялась в отчаянных мечтах и несбыточных фантазиях, порождая в голове совершенно иную жизнь, которой были чужды все эти банальные глупости и тривиальные стандарты. Оттого повседневная обыденность меня только сильнее сковывала и не давала вздохнуть свободно.       Ничего не помогало. Как бы я ни пыталась отказаться от своих фантазий, но с возрастом мои вера в чудеса и тяга к сказочным мирам только крепли, а желание сбежать обострялось еще сильнее. Вот только куда сбегать? В несуществующий мир? В книжки? Все это даже в моей голове звучит нелепо, но, тем не менее, почему-то приносит необъяснимую боль — ноющую тоску по тому, кого я даже никогда не знала, никогда не встречала и, вероятнее всего, никогда не встречу. Тогда отчего же мнимая надежда, зародившаяся в моей душе непонятно откуда, до сих пор не угасает? Почему не может отпустить на свободу и дать жить нормально?       С этими путаными и бессвязными мыслями я безучастно смотрела на медленно сползающие по стеклу капли. За окном виднелись уютные улицы, купавшиеся в дождливых тонах, дорога была покрыта лужами, и автомобили пролетали, расплескивая брызги в разные стороны. Люди прятались под зонтиками, разноцветные верхушки которых сменяли друг друга и уносились вместе с нарастающими порывами весеннего ветра.       Апрельский дождь взял власть над серым городком и с самого утра хлестал, окрашивая улицы в унылые, мрачные цвета. Он-то и стал основоположником моего побега с двух последних уроков. Когда за окном такая дождливая погода, особенно в субботний день весны, мне категорически трудно сидеть за партой и слушать неустанные речи о том, как нужно прилагать много усилий, чтобы на выпускных экзаменах выложиться на сто процентов и поступить в должный университет, ведь остался всего-то последний рывок. Нет, это не для меня. В такую замечательную погоду, несущую за собой приятную прохладу и одиночество, меня тянуло в библиотеку…       Когда мне становилось невыносимо тоскливо в подобные дни, я всегда уединялась в этом тихом обиталище, где могла ненадолго убежать от угнетающей реальности и спрятаться от целого мира. А сбегала я туда под предлогом подготовки к ЕГЭ, для которой требовалась полнейшая тишина, чтобы никто не мог отвлечь. Библиотека — чем не идеальное место? Конечно же, проводила я свой досуг там далеко не с этой целью, но легенда так гласила для родителей и навязчивых одноклассников, зазывавших собраться всем классом где-нибудь, чтобы напоследок «потусить».       Из задумчивого погружения меня вырвал резкий смешок. Я оторвалась от окна и с удивлением посмотрела на Глеба, сидевшего напротив меня. О его присутствии рядом, о том, что мы все это время сидели в «Макдональдсе» — единственном в нашем городке, — и об открытом на ноутбуке файле я вообще успела напрочь позабыть. Оказывается, в эту субботу я не одна сбежала с уроков, и мы пришли сюда доделывать реферат вместе, а в библиотеку я собиралась только после этой вылазки в ресторан.       Вообще, я не очень любила это заведение, однако прошлой весной мы с Дариной, Софой и Глебом частенько прогуливали здесь первые уроки по субботам. Ранним утром в кафе была по-своему уютная и непринужденная атмосфера: играла спокойная музыка, посетителей не было, мы сидели одни за столиком у окна во всю стену, пили кофе и лениво наблюдали за спешащими по ту сторону стеклянной ограды людьми. Когда-то нам и впрямь было весело и беззаботно. Оказывается, в моей скучной однотонной жизни присутствуют и согревающие воспоминания, связанные с этим местом.       Но сейчас все по-другому. Глеб и я готовились к сдаче ЕГЭ и дальнейшему поступлению. Дарина не смела нас отвлекать, потому что сама была младше и не хотела пока «захламлять» голову экзаменами и прочей ненужной информацией. А Софа… та вообще пропала куда-то на месяц и не выходила на связь, начисто игнорируя все звонки и сообщения, а после ушла в себя и ни с кем не желала контактировать. Опять же, мне было все равно, ибо я сама слишком часто уединялась, предпочитая избегать любое общество.       И сегодня мы с другом условились доделать годовой реферат, который нужно было сдать на днях, и выбрали для этого наше местечко — в память о давней традиции. Я окинула зал единственного ресторана в нашем маленьком городе равнодушным взглядом. Помимо нас посетителей здесь практически не было — неудивительно, ведь такой дождь хлестал за окном. Напротив меня вновь послышался задорный смешок, и я была вынуждена окончательно вырваться из погружения в свои мысли.       — Что у тебя там? — спросила я, глядя на телефон, который лежал на столе перед Глебом.       — Видео забавное нашел, про масонское общество, — сквозь смех ответил он.       Я устало вздохнула и без малейшего интереса к повернутому в мою сторону телефону продолжила печатать.       — Смотри, — нетерпеливо позвал он, думая, что я не заметила его маневр.       — Мне некогда, — отозвалась я, не отрывая сосредоточенного взгляда от расплывавшихся перед глазами строчек и не прекращая быстро отбивать по клавишам ноутбука.       — Ты реально доклад делаешь что ли? — Глеб недоверчиво вскинул брови и уставился в напечатанную мною вереницу черных букв, будто только сейчас проснулся и вспомнил, для чего мы договорились сюда прийти. Дверь заведения открылась, впустив в тихий зал свежий ветер, пропитанный апрельским дождем, и нового посетителя.       — К твоему сведению нам нужно сдать его через три дня.       — Ой, и что, — махнул он рукой, — для этого есть последняя ночь.       Я фыркнула. И хоть мой взор был полностью прикован к рябившему монитору, однако краем глаза мне удалось заметить промелькнувший мимо нашего столика силуэт, от которого резко повеяло влажной лесной сыростью. Лишь на краткий миг, но это значительно перечеркнуло уже въевшийся запах кофе и заставило оторваться от материала. В это же незначительное мгновение я застыла, прекратив печатать, и потеряла связь с мыслями. Перед глазами ожили холодный безмолвный лес, полный тайн и опасностей, хвойные лапы, не выпускающие из колючих объятий и не ведавшие о милосердии, одиночество — дикая и настолько чуждая среда… Потусторонний мир — совершенно иной мир.       — Ну посмотри, а, — вновь позвал Глеб, тут же овладев моим секундно-отвлеченным вниманием и вернув в привычную реальность с ее телефонами, ноутбуками и уютными кафе; реальность, совершенно расходившуюся с этой неописуемой картиной.       Я сдалась и метнула взгляд на его экран. Он запустил видео заново. Какой-то человек преклонного возраста, облаченный в странные одежды, похожие на рясу священника, начал нелепо отплясывать и что-то рассказывать о масонском обществе, в котором был самым главным. Несмотря на то, что Глеб пересматривал это уже раз двадцатый за то время, пока мы тут сидим, — все равно снова прыснул.       Я вздохнула и отодвинула его телефон, не досмотрев ролик до конца.       — Хватит уже смотреть всякую чушь.       — Да это не чушь! Ты что, никогда не слышала про масонов?       — Слышала, и что?       — Говорят, в городе, куда мы с тобой будем поступать, есть их филиал.       — Только не говори мне, что хочешь вступить к ним. — Я скрестила руки и откинулась на спинку диванчика.       Он посмотрел на меня таким взглядом, будто это являлось уже давно известной всем новостью, не знать о которой было попросту стыдно.       — Ты издеваешься?       — Ну а что такого? Они ведь интересные вещи обсуждают. Вот, например…       Глеб принялся что-то увлеченно рассказывать. Я — не слушая — смотрела в замутненное окно и думала о том, что мне, вообще-то, до годового реферата и поступления дела особо тоже никакого не было… Тучи охватили улицы серым косым дождем, ветер сметал капли, разбивая их о стекло, где-то вдали блеснула молния. А в зале тем временем на контрасте с природной стихией играла тихая приятная мелодия The Ranchhands — When Everything Changed.       — Извините, вы не подскажете место, где я могу отыскать много рукописей и фолиантов? — раздался позади меня отрешенный голос.       — Библиотека? Да, конечно, — с готовностью принялся объяснять знакомый голос кассира, что обслуживал нас всегда с приветливой улыбкой. Удивительно, каждый раз, как мы ни приходили, на смене был всегда он. — Смотрите, сейчас идете направо…       Я окончательно вернулась в реальность и спохватилась. Библиотека! Как же я могла забыть! Спасибо тебе, случайный прохожий.       — Так, всё. — Я начала быстро собирать вещи, чем вызвала неподдельное изумление Глеба. — С тебя часть про восстание. Я пошла.       — Чего? — округлил он глаза. — Ты спятила? А доклад?       — Свою часть дома добью. — Я уже успела собрать ноутбук в сумку, туда же закинула тетради и распечатки, и встала, перекидывая багаж через плечо.       — Что это с тобой? Бросишь меня здесь одного?       — Прости.       — Вот почему говорят, что от добра добра не ищут! — кричал он мне вслед, обращая в нашу сторону удивленные взгляды остальных присутствующих. — В следующий раз, когда на тебя снова набросится стая этих змей, я больше не буду играть роль твоего парня, так и знай! — Последнее он протянул нарочито громко.       Открыв выходную дверь и вдохнув аромат весеннего ливня, я помахала ему на прощание и случайно перехватила взгляд бесцветных глаз, а после выбежала.

***

      Библиотека находилась на окраине города, за которым простирался лишь необъятный хвойный лес и река после него. Это внушало ощущение, словно ты находишься на отдельном кусочке мира, посреди глуши, в которой никто никогда до тебя не доберется и не потревожит. Как я и ожидала, сегодня в такую ненастную погоду в библиотеке не было ни души, за исключением самого библиотекаря и ее ассистентки. И то они ушли в свою каморку пить чай и болтать о том о сем, сказав, что полностью мне доверяют как вечному завсегдатаю, и оставили в одиночестве томиться среди книжного моря — обители этой тихой читальной гавани.       Почувствовав полную свободу, я вскинула руки и вдохнула полной грудью библиотечный запах, а затем принялась путешествовать меж печатных изданий в поисках желаемой истории. Это место было точкой, которая могла перенести меня в любой мир, дать ощутить вкус приключений и странствований. Здесь я была ограждена от насущных проблем, здесь я была собой, и мне не нужно было натягивать обыденную маску, делая вид, что интересно исполнять обязанности, от которых воротило, и здесь я была свободна от всяческих уз. Хоть и ненадолго…       Я лавировала среди книжных стеллажей, набирая книги. С полок меня провожали корешки и переплеты старых томиков, толстых сборников, маленьких тонких рукописей и современных книжек. Бесчисленное множество различных обложек гармонировали, создавая лабиринты и уводя все дальше, вглубь библиотечного омута. Они были яркими, однотонными, потертыми, матовыми, глянцевыми, с картинками и без, и каждая несла за своим форзацем особенную, неповторимую историю, сокрытую в строках.       Схваченным мною изданием оказалось «Ромео и Джульетта», так что спустя недолгое время моего странствования по пустующему книжному залу, я уселась за небольшой столик у окна, и принялась читать трагедию. Вопреки популярности, я ненавидела эту пьесу Шекспира, потому что она казалась мне глупой и бессмысленной, однако сегодня мое настроение прямо-таки кричало о том, что хочет перечитать эту банальную историю.       В воздухе витал аромат потрепанных временем книг и желанного одиночества… Запах страниц, несущих в себе загадки непостижимых миров, запах старых переплетов, типографской краски и чего-то недосягаемого, но такого желаемого. В наушниках играла песня Switchfoot — Only Hope. Дождь за окном почти прекратился, стихшие капли отбивали ритм по запыленным стеклам, и сквозь симфонию доносилось переливчатое весеннее шуршание. Исподволь щебетали птицы. В помещение врывался свежий лесной ветер, будоража в моей душе возвращение к былым мечтам и веру в перемены, которые, увы, никогда не случатся в моей жизни.       Не знаю, сколько уже прошло времени, ведь когда я была погружена в книгу, для меня этого понятия в принципе не существовало. Однако добравшись до строк: «Нет повести печальнее на свете…», я не успела дочитать эту заезженную, и в то же время чувственную фразу до конца — из углубления меня вырвал внезапно раздавшийся хлопок, который я расслышала даже сквозь песню в наушниках. Я очнулась, вернувшись в реальность, и начала озираться по сторонам, попутно собирая волосы в хвост. Звук был похож на падение какого-то предмета на пол, возможно, книги. Снова моему одиночеству помешали.       Приглушенный хлопок повторился, затем еще, еще, и еще — кто-то судорожно швырял книги на пол, видимо пытаясь отыскать желаемую. Я устало вздохнула и опустила голову на столик, прислонившись лбом к деревянной поверхности. Нарушавшее тишину звяканье капель и нежная мелодия песни подпитывали мою душу гармонией, возвращая мысли в полное спокойствие.       Звуки прекратились, и в библиотеке вновь воцарилась безмятежная идиллия, но я уже нутром чувствовала, что в пустующем зале была до сих пор не одна. Тогда, недолго думая, я решила встать и проверить, что это было.       Минуя несколько рядов длинных стеллажей, тянущихся во весь периметр зала, я обогнула шкаф, что стоял предпоследним в этом потоке книжных шеренг, и… Молния, цунами, безумный шквал, тайфун — все смешалось воедино, с головы до пят окатив ледяным трепетом. Я застыла на месте будто сраженная стрелой, копьем, мечом — чем угодно… Все тело покрылось эхом жгучего холода, и следом в грудную клетку ударил до боли изнывающий спазм, снабдив глаза прозрачной россыпью, отчего окружающие оттенки начали тонуть в размытых тонах.

Sing to me the song of the stars Of the galaxy dancing and laughing and laughing again When it feels like my dreams are so far Sing to me of the plans that you have for me over again. (Спой мне песню о звездах И о галактике, вновь танцующей и смеющейся, Когда кажется, что мои мечты так далеки, Спой мне песню о звездах)

      Он сидел на полу подле дальнего книжного стеллажа, уперев локти в согнутые колени и накрыв склоненную голову руками так, что лица видно не было. В обрамлении отчужденного силуэта валялось множество разбросанных томов, нещадно вырванных с полок. В то мгновение, в ту секунду, в тот незначительный миг, на стыке противостояния и краха, я всем сердцем прониклась к таинственному незнакомцу, всей душой ощутила невысказанную боль, порожденную утратой и терзавшую до изнеможения.       Я никогда не видела столько… безмолвного отчаяния. Столько беспросветного одиночества и мучительной безнадежности. И вся эта затерянная подноготная опоясывала одну отрешенную от целого мира, беззащитную фигуру. Отчего-то я знала, он вовсе не плачет. У него просто закончились силы бороться. Он сдался. И не чает уже найти ответов на поставленные вопросы. Это может понять уставший — тот, кто всегда был один против всех мирозданий.       Когда я почувствовала, что начала задыхаться, то вырвалась из пленяющего забвения, обнаружив застывшую перед глазами пелену. Но приложив ладони к щекам, я поняла — это были текущие слезы. Но почему… Почему мое сердце так истомлено ныло? Отчего разразилось нещадными терзаниями?       Не медля более ни секунды, словно во сне, я прошла в самый конец меж двух соседних рядов и бесшумно села на пол, скрестив ноги. Спиной я облокотилась о корешки томов, вплотную забивающих полки снизу доверху, и вскинула голову вверх. Через книжную ограду я чувствовала напряжение его плеч. В тоскливой тишине, сквозь равномерный стук дождя и шелест листьев — слышала ровное, едва уловимое дыхание. И если это был сон — я не хотела, чтобы он заканчивался.       Мне было совершенно все равно, что я не знала кто он, не знала имени, не видела лица, не слышала голос, не имела представления, откуда прибыл и вообще — из нашего ли мира; нет, все это не имело для меня никакого значения. В тот миг я почувствовала необъяснимое душевное родство и прониклась к этому страннику, свободному от всяких уз, и к его печали, вырванной из былой жизни. Может это был лишь «синдром попутчика»*, а может — сама судьба связала двух одиноких людей, принадлежавших разным мирам и отвергнутых ими же. Но я будто всегда его знала… знала, что однажды встречу…       Я ощущала всю сокрытую в нем горесть, я понимала отчаяние, поглотившее его сердцевину, и мне было невыносимо больно за него. Так больно, что я сжала область сердца и стиснула зубы, подавляя угнетающие терзания.

Нет. Остановись. Пожалуйста, услышь меня. Ты должен знать, что ты не один — и никогда не был!

      С этим кричащим воззванием, поглотившим мой разум, я в беспамятстве выдернула наушники, и книжная галерея плавно затянулась нежным припевом.

So I lay my head back down And I lift my hands and pray To be only yours I pray To be only yours I know now You're — my only hope! (Я наклоняю назад голову, Воздеваю к небу руки и молюсь, Чтобы быть только твоим, Молюсь, Чтобы быть только твоим, Теперь я знаю, Ты — моя единственная надежда!)

***

      Призраки прошлого, душившие и сковывавшие рассудок, отступили прочь, рассеяв морок, словно кошмар после желанного пробуждения. Он медленно поднял голову и отрешенно повернулся влево. Печаль в пустых стеклянных глазах сменилась изумленной настороженностью, но в последующее одночасье им овладело чувство спокойствия и… утешения.       В прорези меж книгами он разглядел красивые длинные волосы, пряди которых закрывали профиль, мечтательно смотрящий ввысь и будто тянувшийся к самим звездам. Она была прислонена к нему спиной, и их свободные ладони, оттянутые в стороны, почти соприкасались на полу под нижней полкой.       Двое принадлежали совершенно разным жизням, таинство которых было обоим неведомо и непостижимо, но сейчас, именно в этот миг, на границе двух чужеродных миров, их разделяла всего лишь стена книжного шкафа. Но она оставалась по-прежнему непреодолимой… И преступать ее было нельзя — они оба об этом знали. Точнее знали, — еще не пришло то время.       И это незначительное мгновение длилось целую жизнь...

I give you my destiny I'm giving you all of me I want your symphony Singing in all that I am At the top of my lungs I'm giving Her all I have. (Я доверяю тебе мою судьбу, Отдаю тебе всего себя, Я хочу, чтобы твоя симфония Пела в каждой моей клетке, Во весь мой голос. Я отдаю Ей всё, что имею.)

      Неведомая колыбель играла на струнах самой души, успокаивая и убаюкивая глубины уставшего сердца, растворяя каждую пролитую печаль и безнадежную горесть, созидая упование на новый шанс...       Он взглянул на раскрытую книгу, выброшенную им самим подле него, и пробежался взглядом по строкам. Потухшие глаза наполнились слезами. Живыми слезами, зажженными небесным пламенем. Он понял… Весь ответ изначально был сокрыт в Ней — в его надежде.       И в тот момент он понял — одиночество его больше не пугает.

So I lay my head back down And I lift my hands and pray To be only yours I pray To be only yours I know now You're — my only hope! (Я наклоняю назад голову, Воздеваю к небу руки и молюсь, Чтобы быть только твоим, Молюсь, Чтобы быть только твоим, Теперь я знаю, Ты — моя единственная надежда!)*

Спасибо…

***

      Меня разбудил натужный скрип — под сильным порывом ветра створки окон ударились о внутренние стены, запустив вечернюю прохладу — и я вздрогнула, вяло поднимая голову, чтобы оглядеться. Исчезло волшебное наваждение, на смену вернулась обычная реальность с ее привычными окружающими звуками. Дождь прекратился. Читальный зал купался в огненных лучах заката, скользящих по книжным полкам. Где-то неподалеку шуршали страницы книг и доносились людские разговоры, еще дальше — тихий смех библиотекаря. А я по-прежнему сидела за небольшим столиком у окошка.       Это был сон? Видение? Образ мыслей? Нет, — это было никогда и нигде…       Придя к заключению, что пора бы уже собираться домой, я начала складывать вещи в сумку, и взор мой упал на незнакомый сборник, прямо над раскрытыми страницами которого я задремала. Я в недоумении нахмурилась: ведь точно помню, что эту книгу не брала и даже не планировала брать.       Стремглав я перевернула рукопись обложкой кверху и пришла в еще большее замешательство. «Карманный справочник мессии». Что он хотел этим сказать? Теперь я аккуратно возвратила книгу в прежнее положение, взглянув на строки, приветствующие меня изначально.       Я потеряла дар речи и жадно вцепилась в форзац, внимательно вчитываясь в каждое слово.       «Вообрази Вселенную — прекрасную,       справедливую и совершенную.       И будь уверен в одной вещи:       Бытие уже вообразило ее.       Только она немного лучше,       Чем ты можешь себе представить»*       Сквозь слезы, как полоумная, я опрометью ринулась в конец зала, случайно скинув со стола свои вещи и задев на своем пути пару стульев. Воцарился сильный грохот, обратив удивленные взгляды в мою сторону. Однако мне было все равно. Я бежала, глядя только вперед, минуя ряды книжных полок, заворачивая за углы лабиринта и спотыкаясь — я должна была успеть! Должна! Но когда остановилась в просеке меж двух последних ярусов — застыла, накрыв ладонью влажные от слез губы и обреченно всхлипнув.       Никого не было. Все книги томились на местах. И никаких следов или признаков недавнего бедлама…       И в тот момент я поняла, почему так сильно желала сбежать отсюда, унестись вслед за этим свободным изгнанником, бежать без оглядки только вперед, по бескрайним полям, к неизведанным горизонтам и таинственным звездам, туда, где утренняя роса омывает свежую траву, а рассвет кажется таким непостижимым, бежать и никогда не возвращаться, — поняла — мне просто... было одиноко среди и без того одинокого человечества...

***

      Позже я часто вспоминала тот день и ждала Его возвращения. Но, вопреки ожиданиям, незнакомец больше не приходил. Он ушел вместе с дождем, что смыл за собой все печали и невзгоды, одарив сердце цветущими побегами надежды.       Я не знаю, был ли Он на самом деле или явился иллюзией из моих снов и отчаянных грез, однако, знаю точно — однажды, когда-нибудь, наступит время, и мы встретимся вновь.       Но пока я должна учиться жить в своем мире. В реальном мире. Я приложу много усилий для этого.       И первым, что я сделала — состригла длинные волосы, вместе с которыми отказалась и от былых мечтаний.