Protège-moi

Если бы мне сказали, что за это меня завтра казнят, я всё равно бы на неё смотрел

Владимир Набоков. «Камера обскура»

Наше время. Румыния

Надежда. Сколько значит это слово? Для одних — пустой звук, а для других — единственный огонёк во всепожирающей темноте. К последним себя относила Лайя. Она и пустота вокруг — больше никого. И в самом конце появляется что-то, ослепляет тебя и манит пойти за собой. И она, бесспорно, пойдёт: так она хотя бы знает, что куда-то движется. Таким лучом стал вчера Ноэ. Вернее, речи, слетевшие с его уст. И Лайя не знала, почему, но поверила. Или поверило её сердце. Но сейчас это не так важно: главное, что хотя бы частью, не полностью, но Лайя уже доверилась. Она не хотела засыпать, опасаясь, что всё происходящее — мыльный сон, а настоящее будет выглядеть ещё ужасающей. Времени на раздумья было много, но постоянно ощущалось, что оно, словно горячий песок, ускользает прямо из-под рук. Только Лайя начнёт прогонять в голове все события прошлой ночи — как она заметит, что её пальцы похолодели, а тело бьёт лёгкая дрожь. Но сколько бы раз Бёрнелл не пыталась воспроизвести в памяти эту встречу с Раймондой, её искусно изложенные речи, Лайя вновь и вновь приходила к одному и тому же вопросу: кто же он такой, Влад Дракула? Их первая встреча. Она, в ту минуту унижаемая своим противным истеричным боссом, и он, готовый убить всякого, кто хоть попытается обидеть её. Первая его фраза, оставившая след на женском сердце своей хлёсткостью, уверенностью и хладнокровием. Никаких эмоций на лице, никаких эмоций в голосе. Робот — бездушный и бесчувственный механизм, подумала тогда Лайя, пока не посмотрела на него: пока не встретилась своими карими с его голубыми. Глаза. Небесные, чувственные, проникновенные глаза. На первый взгляд источавшие только холод, но стоит присмотреться, как увидишь, что в них горит такой огонь, какого не встретишь нигде и никогда. Огонь, который отражает жар души — он полыхает, вздымается, искрит. И самое главное — он живой. Пламя подо льдом — так можно описать его глаза. И только самые избранные, способные рассмотреть под толщами этих айсбергов всепоглощающий огонь, смогут постигнуть самое сокровенное, что только есть в этом уникальном человеке: им откроется душа, а вместе с ней и сердце, которое горит также самозабвенно, как и жар в глазах. Их первое прикосновение. Лайя этого не помнит, но зато это помнит Влад. Бёрнелл, утомившаяся спонтанной поездкой, уснула на пассажирском. В слабом свете рассветного солнца её волосы волнами расстелились на хрупких плечах, отливали благородной бронзой. В машине незаметным шлейфом витал её парфюм, уже успевший стать для Влада особенным. За пределами автомобиля ждёт утренняя свежесть, такая неприятная для только что проснувшейся девушки. Нехотя, но Влад всё же разбудил её. Едва коснувшись женского плеча, Лайя моментально открыла глаза, точно не спала вовсе. Она огляделась, снова взглянула на Влада, и вновь по его телу пробежал ток. Она здесь. Она рядом. Вот — она. Не потеряй, говорил он сам себе. Лайя не могла назвать себя ранимой, но её задевало, когда Влад не договаривал. Но он за это извинился. И Лайя его простила. А сейчас, осознав, что он скрывал от неё самую большую, самую важную тайну о его сущности, Бёрнелл даже не знала, как себя вести. Разве она могла когда-то подумать, что будет держать обиду на самого Влада Дракулу? И не за какой-нибудь обыденный проступок, а за то, что он не сказал самого главного — он вампир. Можно ли вообще в этом случае обижаться? Или ей стоит оскорбиться? Лайя приняла взвешенное решение — не относиться никак. По началу идея показалась абсурдной, но, немного погодя, девушка всё же поняла, что так будет правильней: тем более Ноэ всё разъяснил, да и свои нервы она сохранит. Что-то подсказывало, что они ещё пригодятся.

***

Новый день встретил Лайю пасмурной погодой. За окнами шёл августовский дождь, на небе не было ни малейшего просвета. Всё было мрачно, холодно и угрюмо. И с таким же настроением, с камнем вместо сердца Лайя вышла из комнаты. Нехотя пробираясь по коридорам замка, Бёрнелл почувствовала аромат кофе. Сгоревшего кофе. Зайдя в помещение, предположительно обозначавшееся кухней, Лайя встретилась с Ноэ, нервозно держащего в руках турку с «убежавшим» напитком. — Тебе помочь? Испугавшийся появления девушки, Локид выронил из рук сосуд, и кофе растёкся по полу. Закрыв глаза и медленно вдохнув, успокаиваясь, Ноэ обернулся и, наконец взглянув на реставратора, улыбчиво ответил: — Да. — Доброе утро, кстати, — поприветствовала колдуна Лайя, уже забирая из рук того медную турку. — Как скажешь, — ухмыльнулся Ноэ. — Я это для Лео делал. — Но это ведь обычный кофе? — приостановила свои действия Бёрнелл, вопросительно взглянув на Локида. — Нет, — обыденно сказал он. — Туда я ещё должен добавить корень имбиря, цветок руты, срезанный за три дня до новолуния, и кровь летучей мыши. Лайя застыла, испепеляя собеседника растерянным взглядом. Тяжело вздохнув, как бы принимая данное как необходимое и уже обиходное, она вернулась к напитку, всё ещё переваривая услышанное. — Ты очень доверчивая, — слегка рассмеялся Ноэ. — Прекращай такой быть, это может обернуться против тебя. — Ты меня обманул?! — Чуть-чуть, — отошёл на безопасное расстояние Локид. — Но всё-таки это для Лео. — Как он? — моментально забыв обиду, встревоженно спросила Лайя. - Почти поправился, — ответил колдун. — Вот, уже и кофе потребовал. Я сказал: «сварю, какой смогу». Незаметно для Ноэ, Лайя облегчённо выдохнула, а после, чуть смягчившись, сказала: — Оказывается, ты такой заботливый. — Да я вообще хороший, — подмигнул он Бёрнелл, забирая из её рук горячий напиток. Лайя едва уловимо улыбнулась его словам и, смотря Локиду в спину, размышляла о чём-то своём. Сама того не замечая, её глаза наполнились какой-то непонятной, но такой ощутимой тоской, что, не выдержав, Лайя спросила: — Ноэ, — выдержала она паузу, пока не дождалась, когда Локид обернётся, — что значит «львёнок»? Непосредственность с лица Ноэ моментально улетучилась. Поджав губы, он перевёл взгляд на настенные часы и, чуть сильнее сжав кружку, уже без ехидства и прежней весёлости в голосе ответил: — Приходи в гостиную к трём часам. Там мы с Владом постараемся всё объяснить.

***

До назначенного времени оставалось несколько часов. Лайя не находила себе места, блуждая по замку. Везде было тихо, точно она была там одна. Петляя от одного коридора к другому, Бёрнелл видела бесчисленное количество дверей, так похожих друг на друга. Калейдоскопом мелькала одна и та же картинка: тёмное дерево — камень — факел — камень — тёмное дерево. Одно время даже казалось, что Лайя попала в ту же ситуацию, как некогда с Лео в Холодном. Но нет: через некоторое время показался новый коридор, и всё началось заново. Лайя вдыхала холодный воздух, обжигающий лёгкие. Озираясь по сторонам, реставратор постоянно пыталась свыкнуться с мыслью, что теперь она, сама того не желая, становится в центре той самой истории, будоражащей разум и холодящей кровь. Возможно, это главное, но всё-таки очередное испытание жизни, которое стоит пройти. Да, будет тяжело. Да, кажется нереальным. Но иного выбора нет. И даже лучше, что так. Закончив петлять по средневековым лабиринтам, Лайя вернулась туда, откуда начала день — в свою комнату. Почти сразу на глаза Бёрнелл попалась та самая картина, которую она брала в прошлый раз. И решив, что, если всё-таки её переносы в прошлое — не вещие сны, как говорил когда-то Влад, то это хоть как-то может помочь делу, разгадать эту сложную загадку, хоть все ответы она и получит через пару часов. Собравшись духом, Лайя взяла картину в руки; ещё никогда девушку так не волновала её работа. Невзирая на опасения, возникшие стоило ей коснуться пальцами инструмента, Бёрнелл всё же приступила к делу, и, как ожидалось, уже через десяток минут погрузилась в мир, существовавший шесть веков назад.

1446 год. Османская империя

Прошло уже несколько дней с момента, как к сопровождающим султана Мехмеда присоединились воины его отца — Мурада, в числе которых был Влад. Нехотя, но ему всё же пришлось оказаться в максимально некомфортных условиях: рядом этот заносчивый султанишка, и где-то там далеко, в месте, которое ему приходилось называть домом, была Лале. Но всё-таки несколько факторов положительно влияли на настроение Басараба. Во-первых, рядом его друг — Аслан. Во-вторых, пока Мехмед здесь, он не сможет каким-то образом задеть его подругу. Они с Асланом — другое дело, а вот Лале… Она хоть и бойкая, но всё-таки дать жёсткий отпор самому султану не решится, и это радовало Влада.

Тучи постепенно сгущались. Вдалеке, за пределами леса, периодически мелькала гроза. Сквозь кроны деревьев проносился звонкий ветер, заставляя зычным хором шелестеть листья. Лошади, изнурённые духотой и долгим походом, опустили головы. Но султан, заведённый азартом, поводьями постоянно поднимал голову своего коня и ногами посылал вперёд, и при этом не забывал горделиво осматривать территорию, старательно делая вид, что что-то в этом всём понимает. — Сколько нам до места? — обращаясь к своему помощнику, но даже не взглянув на него, спросил Мехмед. — Ещё полчаса, — чуть погодя ответил тот. — Долго, — раздражённо ответил султан. — Скоро стемнеет, а мы ещё даже не начинали охотиться. Такими темпами я точно проиграю отцу спор. — Повелитель, надвигается гроза, — отговаривал его советник. — Это опасно. — Но это необходимо, — недовольно скривил губы Мехмед. — Возражения не принимаются. Доезжаем до места и сразу же отправляемся на охоту. Влад и Аслан двигались в конце немногочисленного строя. Изредка до их ушей доносились обрывки истеричных вскриков султана, который, не подумав прежде, затеял с собственным отцом спор, в котором выяснится, кто из мужчин лучше владеет навыками выслеживания и ловли дикого зверя. Безусловно, Мурад выйдет победителем, и никто в этом даже не сомневался. Никто, кроме его сына, погрязшего в собственной заносчивости и самомнении. Для него исход «битвы» ещё не решён. И, как он сам считал, у него есть большие шансы взять верх в этой схватке. Мурад, как старший и более опытный охотник, дал Мехмеду право выбрать воинов, которые будут сопровождать того. И нынешний султан не стал пренебрегать преимуществом; даже переступил через себя и взял тех самых пленных мальчиков, с которыми водится его родственница. — Он что, хочет охотиться в грозу? — недоумевал кто-то из впереди едущих. — Решил повторить судьбу шехзаде Хасана? — При таком раскладе я бы сопровождал Мехмеда даже в самый сильный ливень, — озлобленно и не очень громко, так, чтобы услышал друг, сказал Влад. — Полностью поддерживаю, — мимолётно взглянув на товарища, добавил Аслан. Влад обернулся на Аслана, но тот этого не заметил. Только сейчас Басараб задумался, насколько близким ему стал его друг, что он может с ним говорить о том, за что могут открыто казнить. Наверное, не нашлось бы темы, которую они не решились бы обсудить, считая её слишком личной. Каждый из них по-своему дополнял другого: Влад — холодный, расчётливый и действующий строго по намеченному плану, и Аслан — радушный почти для всех, полагающийся на сердце, но при этом не безрассудный. Все они по одиночке хороши, но когда Влад и Аслан вместе — они превращаются в единый механизм, который не сломать и не нарушить. В их дружбе находилось и место юмору, и взгляды на жизнь они имели похожие. Но больше всего их связывает схожая судьба, почти идентичные жизненные испытания, просто каждый столкнулся с ними в разной степени сложности. Ничто не может сплачивать людей больше, чем раны на сердце. И не важно, где и при каких обстоятельствах они были получены. И если так уж и произошло, что их нанесли одним и тем же лезвием, то и вылечить друг друга становится проще. — Я не виноват, что солнце осталось в Эдирне! — вновь донеслась истерика правителя. Влад задумался, вглядываясь в шею своего гнедого коня. В тени леса голубые глаза воодушевлённо блеснули, и Басараб, будто говоривший сам с собой, озвучил мысли вслух: — Да, он прав… Солнце осталось в Эдирне. — Ты чего улыбаешься? — А? — повернулся Влад на Аслана и, заметив за собой признаки мимолётного упоения, замотал головой. — Представляю, какое выражение лица будет у нашего султана, когда его отец одержит верх. — Ах, да, — усмехнулся Аслан. — Криков, обиженного взгляда и покрасневшего от злости лица точно не избежать. Влад снова посмотрел на друга: на его смеющееся лицо, на его переплетавшиеся от небольшого ветра волосы, на его руки, что легко похлопали вороную лошадь по плечу. И только теперь, вглядываясь в зелёные, полные добра и отваги глаза, Влад понял: дом — это не то место, где ты родился. Дом — это то место, где тебе хорошо. И даже Эдирне он сможет так называть, пока там будут Лале и Аслан.

Наше время. Румыния

Очнувшись, Лайя первым делом взглянула на часы: без четверти три. Какие-то жалкие пятнадцать минут, которые сейчас готовы превратиться в вечность, отделяют её, пожалуй, от самого серьёзного разговора в жизни. Стрелка предательски медленно двигалась, словно нарочно оттягивая неизбежную беседу. Руки постепенно начинали холодеть, по коже пробежал мороз. И только сейчас, намереваясь встать, Бёрнелл почувствовала вес на своих коленях. Это была картина. Взору почти что открылось лицо, написанное на холсте. Изящный, аккуратный подбородок и тонкие, но наполненные цветом губы уже виднелись на полотне. На последнем Лайя и задержала свой внимательный взгляд. Не понимала, что именно, но что-то в этих губах её притягивало. Не слишком узкие, но чуть меньше средних, они казались ей слишком понятными и знакомыми. Небольшая асимметрия, левая сторона чуть сильнее вздёрнута, и плавная дуга, профессионально именуемая «аркой купидона». А самое главное — оттенок. Налитые кровью, они казались алыми, но в силу загорелой кожи они едва выделялись. Невольно Лайя дотронулась кончиками пальцев рта. Её рука была сопряжена с глазами — стоит ей посмотреть на один участок портрета, как она тут же касалась себя в этом же самом месте, сравнивая. Сердце участило биение, тело пробил секундный озноб. Бёрнелл, задержав пальцы на подбородке, намеревалась встать и направиться к зеркалу, но тут же припечатала себя обратно, напугавшись резко открытой двери: — Лайя, — послышался знакомый голос, а затем вошёл и сам человек, — пойдём. — Минуту, Ноэ, — спустя несколько секунд ответила Бёрнелл. — Сейчас картину на место поставлю. — Возьми её с собой, пожалуйста. — Только её? — выдавила из себя Лайя, но её голос чуть уловимо дрожал. — Нет, — как можно мягче произнёс Локид. — Возьми все, на всякий случай. — Но есть незаконченные… — с нотой сожаления и даже, как показалось, вины ответила она. — Я знаю, — не задумываясь, выдал колдун. — Бери и пойдём. Если тяжёлые, дай мне, — наконец смягчился он и выдал что-то наподобие улыбки, и Лайя, поддавшаяся обаянию Ноэ, вручила ему полотна. — Ноэ, — остановилась Лайя посреди комнаты. — Я боюсь… Локид застыл в дверях. Он молчал, но за него всё говорил его проницательный взгляд: Ноэ понимал её. Он подошёл ближе и, заглянув в глаза, почти в самую душу, без доли недовольства или язвительности сказал: — Всё будет хорошо, — мягко улыбнулся он напоследок, и женское сердце медленно, но всё-таки начало успокаиваться.

***

Зайдя в гостиную, Лайя первым делом увидела Лео, сидящим лицом к двери, и на душе сразу стало чуточку спокойней: теперь она хотя бы сама убедилась, что он жив. На лицо просилась радость, и Бёрнелл чуть было не сорвалась с места, чтобы подбежать к Нолану и лично расспросить его про самочувствие, но осеклась, заметив хозяина замка, величественно сидевшего по центру стола. Влечение и страх, желание и опасение — все эти чувства смешались воедино. Лайе хотелось подойти к Владу, обнять его так осторожно, как только она бы смогла это сделать. Хотелось почувствовать его прикосновения, его дыхание на своей коже. Хотелось услышать его чарующий голос, вызывавший в сердце трепет. Хотелось просто ощущать его рядом. Хотелось, но это всё стало каким-то невозможным. Барьер, разделяющий их, был слишком огромен. Влад видел, почувствовал всем телом, что сейчас испытывает Дама его Сердца. И впервые за всю свою продолжительную жизнь ему стало стыдно за то, кем он является. Ему стыдно, что он не может дать ей того, что она действительно заслуживает. Того, кого действительно заслуживает. Стыдно, что он ограничивает Лайю хоть в чём-то; сейчас она боится овладеть им, а он ничего не может с этим поделать. Она боится прикоснуться, боится заглянуть в голубые глаза, боится… Она просто боится. И боится не его сущности, а что слишком привяжется к нему. Привяжется к тому, к кому нельзя привязываться. Но их взгляды всё же пересеклись. Золото снова утонуло во льдах, а лёд растаял в золоте. С каждой секундой внутри разгорался пожар, непотушимое пламя. Оно только обжигало ту стену между ними, только огрызалось своими острыми языками, но оставляло лишь угольные следы. Стена не дрогнула, но уже каждый сам для себя понимал, что когда-то она пошатнётся, а после и рухнет окончательно. Понимал, но не принимал. — Здравствуй, Влад, — необычайно тихо поприветствовала Бёрнелл. — Здравствуй, Лайя, — конечно же услышал её Цепеш. — Лео, — обратилась она к нему, — как ты себя чувствуешь? — Почти здоров, — улыбчиво отозвался Нолан. — Только ребра и руки немного побаливают. — Это пройдёт, — пояснил Влад и, немного погодя, про себя добавил: «Ты и не такое проходил…» — Ну что ж… — привлёк внимание Ноэ, садясь за стол. — Предлагаю начать. Что бы вы хотели знать? — Всё, — почти одновременно ответили Лайя и Лео. — Отлично, тогда начнём с Лайи. Лео, уступишь даме? — Конечно… — насторожённо произнёс тот, не отрываясь глазами от Локида. Влад снова нашёл взглядом Лайю. Цепеш, не говоря ни слова, умоляюще, местами даже сострадающе смотрел на неё. Одним только своим цепким, но таким мягким, боязливым взглядом он говорил извинения, которые если бы и были произнесены вслух, ни за что бы не сравнились с тем самым безмолвным «прости». Влад не жалел Лайю, потому что не любил жалость. Но он ей сочувствовал. Не так всё это должно было произойти, не при таких обстоятельствах. — Лайя, — не отнимал он от неё своих аквамариновых глаз, — только не пугайся, прошу. — Я… — сжала Бёрнелл уголки картин, лежащих прямо перед ней. — Я постараюсь. - Буду честен и местами короток, — обозначил Влад и на полминуты комнату заполонило молчание. Предварительно обдумывая каждое будущее слово, Цепеш улавливал нарастающие приступы волнения. Его взгляд метался то к Лайе, то к Лео, то к Ноэ. В глазах каждого он хотел бы ощутить ту самую поддержку, которой ему сейчас так не хватало. В прошлом Влад выступал перед сотнями и тысячами воинов и поданных, не боясь сказать лишнего слова, а здесь, когда вокруг него только самые близкие и дорогие ему люди, он каждый раз вздрагивает даже от предположения, что неверная мысль, неправильно понятая фраза может кого-то из них обидеть, оттолкнуть, и они снова будут на расстоянии. А в данной ситуации никак нельзя допустить, чтобы хоть на долю эти некогда родные люди отдалились. Внутри, в местах, о которых даже никто не подозревал, разгорелся маленький, едва заметный огонёк-лучик. В кромешной тьме он был едва уловим, однако это не помешало ему согревать, давать очередную надежду. Надежду, что поймут. Пока что это единственное, чего Влад хотел. Сейчас это была бы лучшая награда для него: за то, что верит и не сдаётся. — Лайя, — хрипло обратился он к реставратору, и после, откашлявшись, добавил: — В прошлом ты была моей женой. «Всё-таки что-то вышло…» — моментально отозвалась мысль в женской голове. — Нынешняя ты — это её реинкарнация, — оставался безэмоциональным Цепеш. Реставратор вздохнула, всё больше теряя связь с внешним миром. Голова начинала кружиться, а нога под столом уже непроизвольно отстукивала свой ритм. Смириться с мыслью, что когда-то её в супруги выбрал самый кровожадный и жестокий европейский князь, было нелегко. Как и осознать, что переселения душ всё-таки существуют. Кто знает, была ли жизнь у Лайи до Лале? Если и была, то какой? — Хорошо, — спустя время ответила Бёрнелл. — Я могла это предположить. — Ты была в прошлом? — спокойным тоном спросил её Влад. — Наверняка. Я не могу ничего утверждать. — Я не был, — вмешался Лео, едва подавшись вперёд. — Объясните конкретнее. Лайя, этот момент мы уже с тобой как-то обсуждали, но мы думали, что это всего лишь сны. — Выясним позже, что это было: сон, видение… Сейчас не так важно. Что ты видела? — Я видела себя, только меня звали по-другому… — посмотрела Бёрнелл себе на руки. — Меня звали Лале, и было мне шестнадцать лет. Потом был ты, Лео… — Аслан, я помню. — Именно, — заглянула она в зелёные глаза. — А вот ты, Влад… — Был Владом. Да, это я и есть. И им же остался. Лайя почувствовала, как спину обдало холодом. Осознание того, что он — вампир, до сих пор неуверенно находилось в голове. Ранее понятие людей, питающихся кровью и наделённых вечной жизнью, Бёрнелл черпала исключительно из фильмов и книг. Она никогда не углублялась в эту тему, лишь знала какие-то базовые вещи. Например, вампиры обладают холодной и бледной кожей, не выходят на свет. Если с первым можно было согласиться, то последнее Лайя могла смело опровергнуть. Она видела Влада на солнце, и не раз. Нельзя было сказать, что ему дискомфортно или больно. Также реставратор готова была оспорить ещё один миф: вампиры питаются не только кровью, но ещё и человеческой едой. Перебирая про себя эти факты, невольно всплыли слова Ноэ о современных источниках информации, и в голове всё сразу встало на свои места. — Ты расскажешь, как стал вампиром? — Я сам этого точно не знаю, Лео, — загружено ответил Влад. — Вероятнее всего, мне подмешали что-то в еду. — Когда это произошло? — продолжал интересоваться Нолан. — После… — с трудом проговорил Цепеш и, бросив на Лайю сожалеющий взгляд, поджал губы. — После?.. О Боже, — громко выдохнула Бёрнелл и закрыла лицо ладонями. — Прошу, мы можем не обсуждать это? Хотя бы при мне… Влад? — умоляюще, но всё-таки с нотой раздражения обратилась она к хозяину замка. — Можем. — У меня есть шанс увидеть это через картины? — Навряд ли. — Значит, это к лучшему, — передёрнула плечами Лайя. — Лучше расскажите, почему Ноэ тоже так долго живёт? — Принцип вечной жизни, — отозвался Локид. — Что такое «принцип вечной жизни»? — переспросил Лео. — Ты — природе, а она — тебе. Простой закон, который соблюдают многие, кто хотят долго жить, — откинулся он на спинку стула. — Привожу пример: мы чистим землю от всякой потусторонней нечисти по типу тех гадов, с которыми вчера боролись. Не всегда, конечно, но ещё можно и против представителей людского рода воевать. — В смысле? — Они тоже неплохо портят природу. Истребляют животных, растения. Отравляют то, что не создавали, — презрительно выдохнул колдун. — В общем, мы избавляемся от этого, а взамен получаем годы. — Вы убиваете людей? — Я не убиваю. Но другие прибегают и к таким методам, — буднично пояснил он. — Есть ещё алхимики. Так вот если ты завяжешь с ними дружбу, можешь сэкономить немало сил. У нас был такой. — А сколько вас всего? — спросила Лайя. — Считая Раймонду, шесть. — Расскажи о ней, — вырвалось из уст Лео, по всей видимости, давно просящаяся фраза. И Ноэ задумался. Его взгляд одновременно стал полным и пустым. Он о чём-то размышлял и ни о чём не думал сразу. Раймонда. Что можно рассказать о девушке, с которой ты хотел разделить вечность? Что можно рассказать о той, которая сделала твой мир цветным? Что можно рассказать о той, которая сумела стать частью тебя самого? И Ноэ рассказал. Раймонда родилась в Германии в 1430 году, во времена прогрессивного роста движения ведьм. Фамилия Раймонды — Герц, что в переводе с немецкого означает «сердце». Её родители были, насколько это возможно, чистокровными немцами. Отец, - Вильгельм, - сколько его помнит Раймонда, всю жизнь проработал плотником. Он был несколько худощав, однако, в силу профессии, имел сильные руки. Это девушка запомнила, исходя из приятных воспоминаний: отец частенько убаюкивал маленькую Раймонду, когда этого не удавалось сделать матери, Астрид. Кстати говоря об Астрид, — она была ведьмой. Её Раймонда помнила так же, как и отца: смутно, сквозь пелену. Эта женщина внешне не обладала каким-то отличительными чертами. Тёмно-русые волосы, бледная кожа и голубые глаза — все допустимые признаки арийского происхождения. Но о роде деятельности говорила лишь одна вещь, скрытая от посторонних глаз. Родимое пятно на внутренней стороне левого бедра не что иное, как одна из разновидностей меток ведьм. Однако страшнее было лишь то, что мать Раймонды в своё время завела знакомство с одной старухой, которая вызывала куда больше подозрений, чем пятно на ноге. Звали её Мирела Даскэлу и, как можно догадаться по этимологии фамилии, она была учителем Астрид. Уроженка Валахии, Мирела уже несколько лет жила в Германии. И этому есть вполне логичное объяснение, ведь именно здесь и приходили самые крупные шабаши. На одном из них Мирела и Астрид познакомились. В 1434 году семье Герц, как и многим людям, которые имели хоть какую-то связь с колдунами, угрожала опасность. В то время быстро расползались две вещи: чума и слухи, — и вот последнее добралось до поселения, где проживала Раймонда. Как оказалось, охотники на ведьм уже начали «чистить» соседнее селение. Это означало лишь одно — опасность была недопустимо близко. Она не то что дышала в спину, она практически сомкнула вокруг шеи свои костлявые пальцы. Смакуя, она растягивала этот момент. Её главный союзник, — страх, — уже начал свою работу. Некоторые ведьмы начали поддаваться панике, не соображая, что этим самым роют себе могилу. Бежать всем сразу было очень плохой затеей, потому как сразу навлекается излишнее внимание. Родительская любовь сильнее эгоизма: пусть умрут сами, но ребёнка спасут. Как бы тяжело это ни было, но выход оставался только один — отправлять Раймонду с Мирелой в Валахию, потому что последняя была решительно настроена вернуться на Родину. И так, сама того не осознавая, в возрасте четырёх лет Раймонда покинула свой дом и навсегда распрощалась с родителями. У Мирелы была семья. Всё как у обычных людей её возраста: дети, внуки. Пожалуй, единственное, чем они выделялись, был их род деятельности. Сын Мирелы был боярином, и подрастающий внук в дальнейшем должен был занять пост отца. Эдгар Даскэлу — так звали наследника. С ним Раймонда познакомилась почти сразу после приезда. Эдгар был на год её старше. Про их взаимоотношения можно было рассуждать долго; они росли практически под одной крышей, но никогда не были друг для друга родными. Они не имели вражды, им нечего было делить, однако, они так и не стали братом и сестрой. Даже друзьями их было сложно назвать. Семья Мирелы почти никак не отреагировала на её и Раймонды приезд. Хоть Даскэлу и была ведьмой, что в принципе не шло на пользу статусам её сына и внука, приняли Мирелу с её подопечной достойно. Никто особого восторга не разделял, но отношение к старшей из семейства было уважительным, что подтверждалось сохранением в тайне её рода деятельности. Что касается Раймонды, то вся ответственность за неё легла, как и предполагалось, на плечи Мирелы. Раймонда, как оказалось, имела более сильные способности к магии и колдовству, нежели у её матери. Мирела охотно учила девочку, уделяя ей даже больше времени, чем собственному внуку. Но не на этой почве у Раймонды и Эдгара не заладились отношения; последний привык жить без чрезмерного внимания бабушки, поэтому и не замечал его отсутствия. Эдгар и Раймонда в самом деле были разными. Друг друга они считали только знакомыми, не более. Единственным человек, который имел вес в глазах Эдгара, был его отец, слишком помешанный на своей должности. Мирела ежедневно занималась с Раймондой, видя в этой юной девушке продолжение себя. К четырнадцати годам Герц уже отлично разбиралась в травах, их свойствах и особенностях. Она могла зваться полноценной, настоящей ведьмой, хоть и была ещё достаточно молода. С каждым новым разом она совершенствовала свои навыки, оттачивала заклинания и снова и снова повторяла уже известные ей приёмы. Раймонде нравилось то, что она делала, хоть у неё и не было особого выбора, чем заниматься. Когда Раймонде уже исполнилось девятнадцать, Мирелла, не афишируя родственникам, начала возить девушку в Плоешти, город по соседству с Тырговиште, — где периодически происходили собрания ведьм и колдунов. На одном из них Раймонда и познакомилась с Ноэ. Локид родился в Молдавии, где и встретился с Владом, когда тот был вынужден уехать на несколько лет из Валахии, где его первое правление продлилось ровно осень. Ноэ передались способности колдуна от своего деда, который, дав своему внуку все необходимые знания, уехал из страны, оставив шестнадцатилетнего Ноэ одного. Вдвоём им было слишком опасно находиться рядом, поэтому такое решение стало необходимостью. Больше они никогда не виделись. Но совсем без ориентира Ноэ не остался. Дед оставил ему все необходимые координаты и контакты, так что Локид мог если не спокойно, то хотя бы уверенно знать, в случае чего куда ему идти. И вот одним из этих «пристанищ» был Плоешти. Хоть Ноэ прежде и не бывал там, его уже знали в том обществе. «Внук Аурела! Тот самый» — примерно с такими словами впервые встретили Ноэ. Хоть он и не был завсегдатаем, к нему относились уважительно. Таким образом, в Плоешти он стал «своим» с тех самых пор, как остался один. «Не понимаю… — сказал вслух Ноэ, вглядываясь в колбу с сиреневым раствором». «Если ты хотел сделать настой для ясновидения, то вместо ветиверии надо было добавить полынь, — как бы невзначай бросила мимо проходящая девушка, на что Ноэ поднял голову и на несколько секунд задержал взгляд на незнакомке. Одновременно изучая её и как будто думая о своём, он улыбнулся». «Точно — едва слышно ответил Локид и снова вернулся к зелью. — Я тебя раньше здесь не видел». «Я не местная». «И как ты тут оказалась? — перевёл взгляд на девушку колдун». «Приехала с наставницей». «Я Ноэ, — резко встав из-за стола, протянул он руку к опешившей ведьме. — Ноэ Локид». «Раймонда, — спустя несколько секунд ответила она и дала руку в ответ. — Раймонда Герц». С тех пор и началось их общение. Раймонда и Мирела приезжали в Плоешти не так часто, как того требовали обстоятельства, — Герц были необходимы практика и общение с другими колдунами, — однако, с каждым разом она всё охотнее и охотнее ехала на эти собрания. Хоть Ноэ и старался рассказывать всё кратко, давать только общую информацию, он не успел оповестить о всём, о чём хотел. — Ш-ш-ш, — втягивая через зубы воздух, схватился за голову Нолан. — Лео, что с тобой? — вскочила Лайя с места. — Ой-ой-ой, — подошёл к Лео Ноэ. — Кажется, нашему другу нужен отдых. — Не восстановился? — привстал Влад, обеспокоенно глядя на происходящее. — Не до конца, — задумчиво ответил колдун. — Ладно, продолжим повесть чуть позже. Лео, пойдём в комнату. — Мне уже лучше, — постарался ответить он, как снова застонал. — Да-да, верю. Вставай. — Я помогу, — вышел из-за стола Влад. — Сиди! — вскрикнул Локид, метнув в сторону Лайи быстрый взгляд, который она даже не успела словить. — У тебя тут свои дела, мы сами справимся. Лео, обопрись на меня. Вновь делая над собой усилие, Нолан, как и сказал ему Ноэ, неспешно направился к выходу, виновато смотря на присутствующих. — Всё хорошо, — тихо сказала Лайя, глядя в зелёные глаза, на что Лео лишь выдал что-то наподобие улыбки. — К вечеру будет в полном порядке, — уже в дверях бросил Ноэ и вывел Лео из помещения. Бёрнелл ещё долго смотрела на массивную дверь, за которой только что скрылись мужчины. Словно заворожённая, прислушивалась к удаляющимся шагам, и когда те наконец затихли, смогла вернуться к столу. Теперь в комнате их было трое. Он, она и их общая история. Стояла тишина, в которой дыхание ощущалось особенно громким. Влад и Лайя старались не пересекаться взглядами, словно опасаясь, что иначе для них остановится время; они перестанут видеть что-то вокруг, их разум не будет им же принадлежать. В омут с головой — этого они больше всего боялись и желали. Так и не посмотрев на Влада, Лайя всё же решилась заговорить: — Ты бы действительно оставил меня? — Да, — недолго думая, ответил Влад. — Но я меньше всего хочу увидеть тебя с другим… — Эгоист. — Несчастной, — закончил свою реплику Влад, и женское лицо залилось краской стыда. Лайя стушевалась, отвела взгляд и мысленно себя корила. Не решаясь снова заглянуть в голубые глаза, хоть её и тянуло, как магнитом, она оставалась непреклонной перед самой собой. То ли сдерживаясь, то ли наказывая саму себя, она не могла вновь посмотреть на него. Боялась не осуждения, а разочарования. Ведь та самая девушка, в которую впервые влюбился Влад, явно не могла допустить таких мыслей. Всё же Лайя — это некогда Лале. Возможно, с разными характерами, но явно с одинаковыми предпочтениями. — Прости, — еле слышно произнесла Бёрнелл. — Мне не за что тебя прощать, — уверенно сказал Влад и, чуть подавшись вперёд, добавил: — Лайя, я знаю, что ты — последний человек на этой земле, кто хочет мне зла. — Вообще не хочет… И Лайя прекратила пытку — она посмотрела на него. Осторожно, виновато, нежно и ласково. Она до сих пор не изучила Влада, в то время как он знал о ней всё. И самое несправедливое в этой игре было время: Лайе отведена неделя, Владу — шесть веков. Но сколько бы его не давалось, было ясно одно: им двоим его всегда будет мало. — У тебя есть какой-то план? — снова заговорила Бёрнелл. — Да, есть пара мыслей. Дай картины, пожалуйста, — и Лайя поочерёдно передала полотна Владу. Басараб, насколько мог, тщательно рассматривал ещё не до конца отреставрированные портреты, пытаясь разглядеть через слой белого покрытия хоть какие-то очертания лиц, которые он всё-таки узнал. К его сожалению, на нетронутых полотнах и вовсе не было ничего видно. — Кто-то, кому ты нужна, находится на одной из этих картин. — Ты уверен? — побледнела Лайя, перебирая пальцами край рукава. — Да. — И как точно узнать, кто это? Влад молчал. Его тело заметно напряглось, а дыхание стало тяжелее. Он не смотрел на Лайю, даже скорее избегал её взгляда, чтобы лишний раз не спровоцировать вопрос. Но Бёрнелл это только подстрекало, и она снова спросила, на что Влад лишь глубоко вздохнул, а после пояснил: — Я не могу тебе сказать. — Почему? — недоумевала Лайя. — У нас есть шанс выяснить, кто хочет моей смерти, а ты не хочешь говорить, как это сделать? — Да, не хочу. Потому что таким образом у нас появляется возможность всё упустить. — Я тебя не понимаю… — Лайя, — резко встал из-за стола Влад и, подойдя к реставратору, сел рядом и взял её руки в свои, — ты мне веришь? — Да, но… — Без «но», прошу тебя, — обдумывая мысли, Басараб на несколько секунд прикрыл глаза, а после добавил: — Если веришь, то целиком, без остатка. До конца, понимаешь? — Понимаю, — ответила Лайя, всё ещё находящаяся «под опекой» мужских рук. — Повторю вопрос: ты мне веришь? Бёрнелл посмотрела на их ладони. Обжигаясь друг другом, они всё же были в балансе. Только теперь она задумалась: а ведь именно о такой связи она всю жизнь и мечтала; именно такой связи всегда требовало её сердце. Контраст — то, что всегда притягивало Лайю. Чёрное и белое — тот самый тандем, о котором горела её душа. Что может быть более противоположным, чем встреча двух сердец, одно из которых излучает свет, а второе — поглощает тьму? Она знала, что так для неё должно быть, и именно теперь поняла, что доверилась полностью, а не только сердцем. Влад — то, в чём она найдёт успокоение, опору и надежду. Ведь всё-таки она однажды выбрала его. — Да, — уверенно сказала она и почувствовала, как в груди начало раздаваться тепло. Влад улыбнулся одними только глазами, но порой взглядом можно сказать больше, чем обычными словами. И Влад сказал. — Я созову всех, в ком я уверен. Они нам помогут, Лайя, — сделал Басараб на последнем предложении акцент и, чуть сильнее сжав ладони, жестом пригласил Бёрнелл покинуть комнату.