Низвергнутый

Раздался оглушающий треск. Воздух перед Тартальей вспыхнул, и лишь до предела отточенные рефлексы позволили вовремя отскочить. В голову с дикой силой ударил адреналин — не отступи он вовремя, разряд молнии обратил бы его в пепел. — Тц, — Скарамуш надменно скривил губы. — Значит, всё-таки принимаешь вызов? Вечно тебе надо усложнять мне задачу… — Ах, бедняжка! — с нарочитым сожалением воскликнул Чайльд, продемонстрировав всё своё актёрское мастерство. — Но что я могу поделать? Видимо судьба у меня такая — ставить всяких зарвавшихся упырей на место… — Жалкий отброс! — глаза Скарамуша вспыхнули фиолетовыми искрами. — Говорить так с божеством! Клянусь, за каждое нанесённое тобой оскорбление я отрежу тебе по пальцу! Ещё одна атака — и вновь ослепляющая вспышка. Невероятной ударной силы молния возникла из ниоткуда, рассекла всё пространство от пола до потолка, выдирая с корнем мраморную плитку залы, и, извиваясь змеёй, двинулась прямиком на Тарталью. Не прошло и секунды, как раздался взрыв. Каменная пыль густым туманом разлетелась кругом, во все стороны полетели осколки. — Научись для начала считать, недомерок! Едва было зародившаяся на губах Скарамуша довольная ухмылка мгновенно испарилась. Реакция его была почти идеальна: резкий разворот и блок. Две призрачные руки отразили удар водяной глефы клинком, сотканным из чистой энергии Электро. — Лишь глупец предупреждает, прежде чем атаковать со спины. Юноша стиснул зубы, вкладывая в меч всё больше и больше энергии, и в конце концов одержал верх. Чальйда, не выдержавшего напора, отбросило назад на добрых пару метров. Впрочем, тот казался не особо разочарованным — спокойно рассмеялся и через секунду уже твёрдо стоял на ногах. — Аха-ха, до чего же ты забавный! Будь моя воля, ты давно бы уже истёк кровью, как последняя собака! Нет! Раз уж ты так жаждешь реванша, я покажу тебе каково это — иметь глупость связаться со мной! И хочу убедиться, что ты прочувствуешь как следует каждую секунду! — А вот в мои планы не входит возиться тут с тобой до наступления темноты, — клинок в призрачных руках растаял, обратившись в катализатор. По форме тот очень напоминал колокольчик, лучился сиренью, оборонительно паря у груди Скарамуша и мерцая, словно пламя свечи. — Слишком долго я ждал, чтобы тратить секунды моего драгоценного времени на какого-то самодовольного деревенщину! Так что планирую избавиться от тебя быстро. И не беспокойся, это вовсе не значит, что быстрой будет и твоя смерть. О нет… На тебя у меня особые планы! — Забавно… — Тарталья лишь неопределённо хмыкнул. — Я хотел сказать то же и о тебе! Глефа растворилась в воздухе, точно её и не было — теперь в руках Чайльда оказался лук. До Скарамуша доходили слухи, что в ближнем бою Одиннадцатый Предвестник показывает себя куда лучше. Но в таком случае… почему вместо того, чтобы сократить дистанцию, он решил бить издалека? Что он задумал? Ловким движением руки парень натянул тетиву и выстрелил прямо в оппонента. «Вот идиот, — пронеслось у Скарамуша в голове. — Неужто и впрямь думает, что буду стоять на месте?» Пространство вокруг него заискрилось, и он мгновенно переместился на метр вбок, вынуждая выпущенную стрелу пролететь мимо, воткнувшись в стену. Как вдруг произошло нечто такое, чего Шестой Предвестник никак не ожидал. Из места, куда вошла стрела, словно из открытой скважины, начала бить вода. Бурля морской пеной, она стремительно прибывала, заливая пол. Уже через каких-то пару секунд она поглотила весь зал, но вместо того, чтобы перестать, всё текла и текла, точно бы и не было её конца. И вдруг из её недр вынырнул кит. Большой и величавый нарвал, рождённый из самого естества Гидро, выскочил на поверхность в изящном прыжке, подхватил Одиннадцатого Предвестника, что мигом запрыгнул ему на спину, и взмыл к самому потоку Золотой палаты, нависнув над Скарамушем громоздкой, внушительной тенью. — Я подарю Царице твою голову! — глаза Тартальи пылали маниакальным азартом. «Этот нахал даже не представляет, что его ждёт! Я поставлю на карту всё, но прикончу его!» Чайльд уже успел натянуть тетиву лука. Одно лишь движение — и он спустил её, отправив в полёт ни одну, ни две — мириад зачарованных стрел. Все они устремились прямиком вниз, входя в бушующую воду тёмным дождём. Невесомый колокольчик в призрачных руках издал мелодичный, протяжный звон. Вокруг Скарамуша возгорелось фиалковым светом непроницаемое поле, что вспыхивало с каждым попаданием по нему очередного снаряда. На сколько бы хватило этого щита, коли стрелы всё продолжали и продолжали лавиной сыпаться с потолка? Юноша не знал, но точно был уверен — надо то-то предпринять до того, как энергия барьера будет исчерпана. Тем паче, что вода и дальше заливала залу, закручиваясь водоворотом вокруг него и доставая уже почти до колен. Разведя руки в открытом жесте и несколько подняв перед собой, Скарамуш воспарил вверх, поравнявшись с Чайльдом. Кит, словно в каком-то причудливом боевом танце, принялся нарезать вокруг него круги, погружался под воду и вновь выпрыгивал на поверхность. Всё это время в Шестого Предвестника летели стрелы, снова и снова, с разных сторон и изо всех направлений. Вспыхивали одна за другой ослепительные молнии в его руках, только вот ни одна из них так и не смогла нанести удара. Здесь Чайльд определённо был в своей родной стихии. Скарамуш вздрогнул, когда пальцы его ноги погрузились вдруг в нечто холодное. Так он был взвинчен, так поглощён битвой, что не заметил, как вода уже добралась до него. Но как? Чтобы она прибывала так быстро? Невозможно! Сколько же должно быть сил у Тартальи, чтобы затопить весь этот огромный зал одной лишь силой своего Глаза Бога? Неужто всё, что он сейчас делает, это ради отвлечения внимания и только? И на деле он просто планирует похоронить их обоих под толщей воды? Вместо того, чтобы предпринять очередную попытку попасть в Тарталью, Предвестник занёс одну призрачную руку над собой и ударил катаной по потолку. Однако ни единого камешка, ни единой пылинки не посыпалось с исполинской конструкции — свод зала остался неизменен. Лишь вспыхнула на миг, отражая силу удара, лучистая, синяя печать с эмблемой Гидро. «Что за?..» Удар, ещё один, и ещё — на потолок посыпался целый шквал атак. Однако все попытки оказались тщетно. Похоже, они оба оказались в ловушке. — Как ни крути, всё бесполезно, — Тарталья возник буквально из ниоткуда, принесённый на спине кита, что в последний раз едва показался из-под толщи воды, слившись с ней безвозвратно. Он прочно стоял на поверхности водного столба, как если бы под его ногами была твёрдая почва, в то время как Скарамуша от потопления отделяло только умение левитировать. — Я-то как-нибудь переживу, а вот тебе не завидую… — Ч-чего? — Скарамуш нервно сверкнул зубами. — Что ты вообще несёшь? Кончай с этим скорее, идиот, пока оба не подохли! — Видишь ли… — в отличие от своего оппонента, парень продолжал излучить невозмутимость, — не то чтобы я уверен, но отчего-то сдаётся мне, что использовать молнии куда уместнее на воздухе. Наэлектризованная вода ведь не станет делить попавших в её недра бедолаг на своих и чужих. А случайно выпущенная искра может обернуться для любого человека летально… Так что же? Рискнёшь ли ты играть с судьбой? «А рискну ли я сам?..» Затея, пришедшая Чайльду в голову, была поистине безумна. Никогда он ещё не проворачивал подобного и никогда не думал, что вообще провернёт. Однако недоброе предчувствие трубило тревогу с того самого момента, как он оказался у стен Золотой палаты. Весь это бой, вся это борьба… Пускай внешне Тарталья и лучился уверенностью, на деле всё шло на редкость скверно. По одному полному холодной ненависти и злобной решимости взору Скарамуша было очевидно — тот костьми ляжет, но прикончит его. Кажется, Чайльд был для Шестого Предвестника таким же бельмом на глазу, как и он для того — хоть в чём-то они достигли взаимности, ничего не скажешь. И всё-таки, даже для себя обычного в этот миг Скарамуш был страшен. Не человек — одержимый фанатик, для которого не существует слова «стоп», только цель и стены, что предстоит разрушить на пути к ней. И черепа, что предстоит разбить. Выйти отсюда должен был только один. И выход был соответствующий — играть по его же правилам. Если Скарамуш так жаждет его смерти, Чайльд ответит тем же. Рискнёт, нарушит собственные же принципы, но не даст ему ни единого шанса обойти его. Пускай придётся столкнуться с собственными страхами лицом к лицу, пускай он сам ужасно рискует. Стоит погрузиться с головой под воду без всякой возможности вынырнуть, сделать хоть ещё один вдох — что с ним станется? Сможет ли контролировать себя и свою силу управлять водой, если внутренние демоны, преследовавшие его все эти годы, окажутся настолько близки?.. Тарталья не знал. Не был до конца уверен. Оттого было страшно, пальцы предательски дрожали, а воздуха не хватало. Однако в сердце отчего-то теплилась уверенность. Надежда, что всё получится, и он наконец одержит победу. И над старым недругом, и над самим собой. Водоворот принялся кружить всё сильнее, а вода — всё быстрее прибывать. Не успел Скарамуш даже открыть рот, не успел в последний миг выплеснуть на Тарталью шквал молний, как вдруг почувствовал: стремительное течение выбивает его из равновесия, крутит и закручивает, пожирает, как чудовищный ураган пожирает хлипкую лодку в открытом море. В лицо хлёстко ударила волна, заставив потерять всякую ориентацию с надеждой сделать хоть один, последний вдох. В тот самый момент, как вода достигла потолка, юноша оказался погребён под её толщей безвозвратно. Тарталья резко вошёл в воду, позволив волнам нести себя. Сколько он сможет потянуть вот так, без воздуха? Сколько сможет удерживать буйную стихию от того, чтобы вынести тяжёлую дверь, отделявшую их от мира, и вытечь наружу? Вода была его союзником, но прямо здесь и сейчас была и врагом. Если он всё сделает правильно, пустит силу Гидро в нужное русло, то сможет продержаться, выжимая кислород по крупицам, чтобы выжить. Однако темнота и удушающая вязкость давили, заставляли нутро сжиматься в колючий комок. В груди стремительно нарастала паника. Выдержит ли он? Чайльд и без того потратил много сил на осуществление собственной затеи. Хотелось бы, чтобы это окупилось, чтобы Скарамуш и правда подох вот так, в беспомощности и забвении. Пускай Тарталья и может дать слабину, но у него хотя бы есть шанс. А что тот? Едва ли способен долгое время обходиться без воздуха, не сможет сделать ни вдоха, пока Чайльд ему не позволит. Есть ли шанс у него? Отнюдь. Всё, что ему сейчас остаётся — корчиться в предсмертной агонии, беспомощно бултыхаться и подыхать. Сквозь гущу поседевших рыжих волос, что преградили ему обзор, Тарталья и правда увидел, как Шестой Предвестник хватается за горло, медленно погружаясь на глубину. Оттого он ощутил облегчение, на миг показалось, что всё уже кончено. Однако сердце вдруг пропустило удар. Скарамуш поднял голову, его фиалковые глаза неистово горели, отрешённо и жутко глядя прямо на него. «Неужели… не помер?» Как вдруг в глухой тишине воды раздался голос: — Любопытная попытка, Тарталья. Как жаль, что я вовсе не человек. За спиной Шестого Предвестника воссиял яркий ореол, лучась, точно путеводная звезда, в полутёмной, мутной воде. Вновь возникли за его спиной призрачные, механические руки, только на сей раз их стало шесть. Не успел Чайльд как следует рассмотреть, не успел как следует осознать — конечности синхронно сблизились друг с другом у груди Предвестника, воссоздав шаровую молнию. Последовала яркая вспышка. Тело содрогнулось в приступе ужасной боли, остатки воздуха покинули лёгкие. После чего перед глазами спустилась тьма. — Аякс?.. Тарталье показалось, что он просто моргнул. Открыл глаза, а уже оказался в совершенно ином месте: кругом не было ни воды, ни следов Золотой палаты, ни Скарамуша. В лицо дул ветер — порывистый, сильный и очень холодный, приносящий с собой мелкие, пушистые снежинки, что едва-едва царапали лицо. Вот и оно, снова. Опять. Перед ним его родная деревня, на сей раз поглощённая ранними сумерками. Мороз сегодня был особенно сильным, а вкупе с ветром погоду и вовсе можно было посчитать скверной. Чайльд было уж хотел задаться вопросом, почему он очутился тут вновь, вот только каждая мысль отчего-то давались с огромным трудом. Перед глазами стоял туман, окружение плыло, а некоторые объекты то растворялись, точно их и не было, то возникали вновь. И опять рядом с Чайльдом оказался он. Копия его самого, загадка, кою он до сих пор не может разгадать, как бы ни бился. Вот только… на сей раз он выглядел несколько иначе. Волосы его отросли и поседели, как и у Чайльда сегодняшним днём, кожа была бледна, как у покойника, одежда оледенела, а в очах горел какой-то нездоровый огонь. — Похоже, ты попал впросак, Аякс, — протянул он, неодобрительно покачав головой. В глазах у Тартальи то темнело, то белело, оттого он не мог точно рассмотреть, каково было настроение его двойника в этот миг. Впрочем, звучал он сосредоточенно и крайне обеспокоенно. — Недооценил своего соперника… Какая, однако, оплошность… — вроде он его и порицал, но говорил притом, скорее, вдумчиво, нежели, осуждающе. — Я… — Чайльд хотел было что-то сказать, как вдруг понял, что не может связать и двух слов. Отчего? Демон не даёт ему думать? Или же причина в другом?.. — Послушай меня, — парень тем временем приблизился к нему практически вплотную и успокаивающе огладил по крепкому плечу. От каждого его прикосновения сквозило искренней заботой, — у меня очень мало времени. Ты был сильно ранен в бою, мало того — потратил много сил… Коли припомнить, с кем в действительности мы имеем дело, шансов на победу остаётся мало, очень мало. Понимаешь меня, дорогой мой? — Т… так я… умру?.. — Если не предпримешь что-то в ближайшие секунды — определённо. Но… согласись, никому из нас этого не хотелось бы? Смерть. Звучало так ужасно и чужеродно, будто такое никогда не могло бы приключиться с ним. Однако на сей раз его поставили перед фактом. Чайльд всегда считал, что лучшая смерть — погибнуть в битве с достойным противником. Но здесь? Сейчас? Умереть от руки презираемого им Скарамуша в шаге от своего триумфа? Умереть, так и не объяснившись с Чжун ли? От одной мысли об этом на глаза невольно накатили слёзы. Нет, хуже смерти и быть не может! — Нам ведь всё ещё нужно наказать наглеца. И забрать Сердце Моракса… Так много дел и так мало времени, — он осторожно, словно боясь спугнуть, взял ладонь Тартальи в свою собственную руку и мягко коснулся ледяными губами тыла ослабевшей ладони. Нутро скрутило, но отчего-то Чайльд не почувствовал отвращения, желания одёрнуть руку — лишь приятный холод и странное умиротворение. — Я бы очень хотел помочь тебе, Аякс. Встать на твою защиту. Облегчить боль, исцелить раны… и заставить это недоразумение умыться собственной кровью, — безмятежная улыбка, возникшая на его устах, сильно контрастировала со смыслом речей. Оттого казалась неуместной и леденила душу. — Тебе лишь стоит возжелать этого всем сердцем… Стоит только позволить мне сделать это. Тарталью будто прошибло током. Он что, хочет?.. …получить контроль над его телом? Нет, нет, нет и ещё раз нет! Кто знает, что он сотворит? Чем бы ни был его двойник на самом деле, он опасен! Неужто только воля Чайльда держала его всё это время в узде? Значит, стоит ему дать слабину, пути назад может уже не быть? От ужаса парень, кажется, забыл, как дышать и теперь едва удерживался от того, чтобы грохнуться в обморок. Впрочем, только в этом ли дело? Или ещё и в том, что он сейчас находится на волосок от смерти? Насколько сильно он ранен? Неужто не сможет справиться сам? Или этот демон просто дурит его, забивая голову всякой чепухой, желая обвести вокруг пальца и отобрать наконец всё, что Чайльд любит и чем дорожит? Но… если он действительно умрёт без его вмешательства? Что тогда? Стоит ли игра свеч?.. — У тебя есть сомнения. Понимаю, — вторя его мыслям, кивнул двойник. — Но уверяю, я не намерен вредить тебе, мой дорогой Аякс. Дай мне лишь пару минут. Этого хватит, чтобы со всем разобраться, после чего я вновь скроюсь в тени. Я не желаю тебе зла. Просто хочу, чтобы ты продолжил жить. Ты волен отказать мне… Только скажи: разве не жаждешь ты этого так же сильно, как я? Изображение вновь размылось до неузнаваемости, голова пошла кругом, а в груди болезненно заклокотало с новой силой. «Хочу ли я жить?..» Чайльду пришлось приложить невероятные усилия, чтобы открыть глаза. Пробуждение ознаменовалось мучительным кашлем, с коим остатки воды принялись покидать его дыхательные пути. Картинка перед глазами двоилась и плыла, к горлу подступил ком тошноты. Во рту стоял металлический привкус, всё тело жутко болело, особенно за грудиной. Сердце билось сбивчиво и крайне болезненно, в бешеном темпе, казалось, вот-вот грозясь остановиться. Воздуха не хватало, только каждый новый вдох, каждое содрогание в приступе кашля отдавались ещё пущей болью в груди. Дышать было попросту страшно, двигаться — и вовсе невыносимо. Невыразимо ужасно, до глупого абсурдно и разочаровывающе — подохнуть не от ранения, а от того, что поражённое молнией сердце перестало биться. Хуже и не придумаешь. Перед собой Тарталья видел лишь мокрый пол Золотой палаты. Стоило ему отключиться, как вода, очевидно, перестала его слушаться. Наверняка под напором двери не выдержали, и она вся оказалась снаружи. Удивительно, как его самого не унесло куда подальше… В попытках разобрать хоть что-то Одиннадцатый Предвестник кое-как сумел приподнять голову. Перед глазами тут же возник силуэт — тонкий, парящий в метре над землёй, окружённый зловещим фиолетовым свечением и вспыхивающий искрами. Пугающе медленно надвигающийся прямо на него. — Похоже, прыти в тебе поубавилось! — Скарамуш захохотал, выплеснув всё скопившееся злорадство. — Тупица! Говорил ведь я тебе, что так и будет! Что я уничтожу тебя, обращу в ничто. Оставлю лишь жалкую кучку праха и развею по ветру! Что такое? — он обратился к Предвестнику с наигранным беспокойством. — Тебе больно? Ты ещё счастливчик, знаешь? Мог бы помереть на месте от такого удара… Но так даже лучше: хочу ещё раз взглянуть в твоё нахальное лицо, прежде чем прикончить! Скарамуш спустился на землю нарочито неторопливо, смакуя собственный триумф, приблизился и наклонился прямо над парнем, точно уверенный в своей неуязвимости. Теперь Тарталья смог получше его рассмотреть: на губах его цвела издевательская ухмылка, а взгляд так и пылал звериной кровожадностью. — Так глупо подставиться… Ты словно безмозглый ребёнок! — он отвёл ногу и со всей силы пнул Чайльда в живот. Яркий мучительный импульс вспыхнул в животе и прокатился по всему позвоночнику, заставив сдавленно взвыть от боли. Дыхание перехватило, он вновь почувствовал, как в глазах темнеет, а по углу губ тонким ручейком стекает что-то тёплое, тошнотворное на вкус. Кровь? — Думал, сможешь поймать меня в ловушку? Хотел, значит, чтобы я захлебнулся и подох?! Не тут-то было, а?! — Шестой Предвестник неприятно и прерывисто рассмеялся. — Этот номер, может, и прошёл бы с кем-то другим, но только не со мной. Что бы ты знал… я был создан искусственно. Воздух, тепло и пища нужны мне и вполовину не так сильно, как тебе. Да и от такого слабого удара Электро мне ничего не сделается… Но ты ведь не мог знать этого, верно? Бедня-я-яга! — с наигранным сожалением протянул он. Вложив в пальцы недюжинную силу, грубо приподнял подбородок Аякса на себя, почти грозясь свернуть тому шею, и заглянул в потухшие, синие глаза с самодовольным ехидством. — Ах, если бы только наш дорогой Тарталья не был бы столь самонадеян! Быть может, сейчас бы именно он праздновал победу! Но увы, увы! Чайльд смиренно молчал, не способный издать ни звука. Юноша задумчиво наклонил голову, заметно посмурнев, и продолжил куда более сдержанно: — Я ведь предупреждал тебя. Совсем недавно, когда мы первый раз встретились в этом городишке. Предателей ждёт только смерть, Тарталья. Или ты думаешь, что ни другие Предвестники, ни Царица не в курсе твоих грязных делишек? — Чайльду хватило сил лишь на то, чтобы одарить собеседника непонимающим взглядом. — Да, всё верно, Синьора мне всё рассказала. Не знаю, что ты там задумал, только ничего уже не выйдет: похоже, Царице обо всём известно. Немудрено, из таких как ты предатели получаются совершенно убогие. Даже как-то досадно… Узнай я раньше, быть может, дал бы тебе пару советов, — он криво усмехнулся. — Только вот теперь мне страшно любопытно… Что именно ты намеревался делать? Не похоже, что, как и я, прибрать Сердце Моракса к рукам для своих целей… Так что же? Поделишься тайной со старым приятелем? — Скарамуш одной лишь ногой грубо повернул его на спину и угрожающе, едва касаясь, приставил ступню прямо парню на горло. — Расскажешь — так и быть, добью тебя. Исключительно из моего безграничного великодушия! Милосердие — качество, что непременно должно быть присуще божеству, знаешь ли. А не расскажешь… что ж. Смерть твоя будет крайне, крайне мучительной. — Я-я… н-не понима-… — удушливо прохрипел Чайльд. Скарамуша, очевидно, такой ответ не устроил. — Да что ты? Уверен? А то у меня есть информация, будто Царица подозревает тебя в некой «подозрительной деятельности». И в случае чего нашей общей подруге Синьоре приказано обезвредить тебя и доставить прямиком в Снежную. И без того разрывавшееся от боли сердце замерло от ужаса, на лбу проступил липкий пот. Нет, это всё не могло быть простым совпадением! А значит, вывод напрашивался сам собой… Неужели Царица… знает о его недуге? Знает, что за чертовщина с ним происходит? Что за существо поселилось в нём? Справедливое, любящее, посвятившее себя своему народу божество… Что если, всё это время она знала… …и предпочла безмолвно смотреть, как зло разъедает его изнутри? — Похоже, ты предпочитаешь идти трудным путём, — Скарамуш фыркнул с каким-то недовольством. — Как всегда в своём репертуаре, да? Хорошо, будь по-твоему… Прощай, Тарталья. Как всё это невыносимо. Когда этому уже придёт конец? Настанет ли миг, когда паутина бесконечных интриг наконец разорвётся? Настанет ли миг, когда он будет по-настоящему счастлив? Когда-нибудь точно… Но не до тех пор, пока жив Скарамуш. Не до тех пор, пока все крутят им, как хотят, распоряжаются как пешкой в своей бесконечной, жестокой игре. Используют его, словно безвольный инструмент, а после — выбрасывают без всякого сожаления. Не до тех пор, пока семья горюет, не зная, что с ним творится. Не до тех пор, пока он продолжает предавать доверие господина Чжун Ли. Так стоит ли жить ради этой невесомой, призрачной надежды? Да… определённо стоит. «Я действительно хочу жить…» Скарамуш только было поднял ногу, чтобы с недюжинным смаком раздавить Тарталье гортань, как вдруг замер и остановил её на половине пути, недоверчиво вглядываясь в его лицо. Глаза казались такими же мёртвыми и потухшими, изо рта продолжала сочиться кровь, а вид был крайне болезненным и жалким, вполне характерным для подкрадывающейся агонии. Однако отчего-то тот улыбался — улыбкой прямо-таки ребяческой, от уха до уха и до неуместного непринуждённой. — Что?.. Чего ты лыбишься, на смертном одре? — буркнул Шестой Предвестник. По его коже отчего-то пробежали мурашки. Так странно, с чего бы им вообще взяться? Ведь ни разу он не испытывал прежде такого чувства… — Да так… Просто задумался… Выходит ведь, по твоим словам, ты и не человек вовсе… Не нуждаешься, значит, ни в воздухе, ни в тепле… И мне стало несколько любопытно… Вдруг Скарамуш содрогнулся. Ибо случилось что-то, чего он никак не мог ожидать. Нечто острое, взявшееся точно бы из ниоткуда, вонзилось в его поясницу и точёным клинком прошло сквозь живот. Юноша успел лишь хрипло выдохнуть, чувствуя, как начинают подкашиваться колени. — … истечёшь ли ты, подобно человеку, кровью? В тот миг Скарамуш дал слабину и позволил взять над собой верх панике. Заведя руку за спину, он испустил мощный заряд молнии, даже не заботясь, ранит ли им себя самого. Послышался звон, и он ощутил, что вновь может двигаться. Но стоило взглянуть на предмет, торчавший у него из живота и обломки, оставшиеся позади, как он пришёл в ещё больший ужас и недоумение. Это… лёд? И правда: похожее на очень длинную и острую сосульку нечто выросло прямо из пола и насадило его на себя. Но как?! Как такое могло произойти? На такое был способен лишь обладатель Крио Глаза Бога, но… Разве мог он откуда-то здесь взяться?.. Тем временем Тарталья поднялся на ноги. Это стало ещё одним сюрпризом. После такого ранения Скарамуш был уверен, что он умрёт даже без его вмешательства, надо только чуть подождать. Электро имело множество пагубных воздействий на организм: от тепловых ожогов до сердечной недостаточности. И большая часть из них при должном воздействии неизбежно приводила к смерти. Пускай Тарталья и был Предвестником, но у человеческого тела были свои пределы. Так почему же он сейчас встал, точно бы и не был ранен? — Вижу, что всё-таки истечёшь… Быть может, то и не кровь вовсе, а её жалкое подобие? Разве может в нелюде вроде тебя теплиться настоящая жизнь? — Т-ты… о чём ты вообще?! Как сумел встать?! После того, что я сделал… — А ты полагал, что всё будет просто? — Тарталья двигался как-то развязно, улыбался тоже странно — неестественно, а оттого жутко. — Ну нет… битвы без капли азарта — это же тоска смертная! Хотя, сдаётся мне, ты любитель искать лёгкие пути… Стоило чуть надавать, как забегал глазами, словно загнанный в угол зверёк. Неужели я напугал тебя, маленькая куколка? Очаровательно… — он рассмеялся хриплым, недобрым смехом. — Т-ты! — совершенно застигнутый врасплох, Скарамуш распахнул глаза. — Почём тебе это знать? Что я-я… Это какая-то уловка? Пытаешься меня запугать?! Ещё и этот лёд… — Скарамуш нервно оскалился, глядя на кусок ледышки, торчавший из собственного брюха. — Как… Как тебе это удалось?! Твой Глаз Порчи ведь Электро… — Столько вопросов! Восхитительно смотреть, в какой волнительный трепет это тебя приводит! — промурлыкал Чайльд. — Но оставим. Знать всего тебе не положено. Да и нет в твоём просвещении ни малейшего смысла — всё равно что метать бисер перед свиньями… Знаешь, куколка, отчего-то ты кажешься мне знакомым… — он медленно, по-хищнически приблизился, не сводя с юноши изучающего взгляда. — Кажется, я… — Наверное, потому что мы знакомы уже много лет, дубина?! — Ты знаком с Чайльдом. Но только не со мной… — Ты повредился рассудком, — презрительно прошипел Скарамуш, оборонительно пятясь. — Бредишь! Я слышал, что так бывает… при твоих ранах… — Повредился рассудком? Напротив, я чувствую себя чудесно! Ах, как же всё-таки приятно ощущать собственное тело! — парень рассмеялся, точно в приступе эйфории, но вскоре вновь обратил взор на Скарамуша. — Но ещё приятнее будет ощущать, как хрустят твои ломкие косточки в моих руках. И слышать, как сладко ты молишь о пощаде… И вновь Скарамуш почувствовал, что дрожит буквально всем свои телом. Что же это такое? Откуда было взяться такому животному ужасу? Или же… Нет, то был, кажется, не страх. Ибо что стены, что пол золотой палаты, ещё минуту назад мокрые после устроенного Тартальей потопа, теперь покрылись тонкой, белоснежной коркой льда. Отчего вдруг стало так морозно? Никогда Шестой Предвестник не испытывал холода как такового, но теперь его прямо-таки трясло. Неужто температура в помещении снизилась так сильно лишь по воле Тартальи? Или он сделал что-то с его телом в тот самый миг, как всадил эту ледышку?.. Рану и правда ужасно холодило, а внутренности сдавливало от боли. Плохо было дело: вытаскивать обломок сейчас значило усилить кровотечение. Пускай тело Скарамуша было куда совершеннее человеческого, у него тоже были свои пределы. И он тоже был смертен. К его огромному сожалению… — Как долго я ждал этого мига… Ты никогда не сможешь понять, что это такое. Все те века, что я пробыл взаперти… Это было ужасно. Проживать день за днём безликой тенью, не имеющей никакого физического воплощения, испытывать постоянную жажду без всякого шанса её утолить… Воистину, невыносимо. И вот мне наконец выпал шанс всё исправить, — он медленно приближался к юноше, точно готовясь в любой момент накинуться. — Мне жаль тебя, маленькая куколка. Быть может, мы и могли бы распрощаться с миром, однако… ты имел глупость тронуть моего дорогого Аякса. А значит — встал на пути моего триумфа. Посему я тебя уничтожу… — с губ Чайльда густым облаком пара сорвался блаженный вздох. — В порошок сотру. С потолка Золотой палаты вдруг повалил снег, да так, точно на них сошла целая лавина. Порывы ветра закружили снежинки в бурном потоке, сокрыли Тарталью от посторонних глаз. В темноте бурана Скарамуш совершенно ослеп. Где сейчас его противник? С какой стороны подкрадывается к нему? Совершенно дезориентированный, Шестой Предвестник шугано озирался по сторонам, кривясь от боли, расползающейся по всему телу и, будто в попытках хоть как-то защитить себя, держась рукой за собственную рану. Скарамуш абсолютно не понимал, что происходит. Но точно знал одно — он сейчас в смертельной опасности. И что бы сейчас ни происходило с Чайльдом… от него прежнего не осталось ни единого следа. Отныне он имеет дело с чем-то другим. С чем-то ужасающим. Превозмогая боль, усиливающуюся с каждым мигом, он призвал катализатор. Кем бы ни был этот враг, должен быть способ одолеть его. Стоит ему только показаться, Скарамуш осыпет его шквалом молний, запрёт в непроницаемой клетке, воссозданной из чистой энергии, будет мучить, пока не обратит в горстку праха. Каждая секунда покажется вечностью, проведённой в аду. Однако Чайльд не появлялся. Не было даже намёка на его присутствие, словно растворился без следа в тёмном буране. Тем паче, с каждым мгновеньем становилось всё холоднее: мокрая насквозь одежда Скарамуша вмиг оледенела, и казалось, ещё чуть-чуть и он сам превратится в ледяное изваяние. Как такое вообще возможно? Чтобы температура всё продолжала и продолжала падать, точно бы этому не было конца… Сколько могущества нужно, чтобы провернуть подобное? И… сколько он ещё сможет продержаться? Прямо рядом с ним раздался громкий треск. Скарамуш сделал над собой невероятное усилие, чтобы подняться в воздух, но осознал, что так и не сдвинулся с места — примёрз ногами к земле. Потерянные доли секунды, что могли быть его спасением, канули в небытие. Он не сразу понял, лишь тогда, когда попытался пошевелиться — он уже проиграл. Десятки тонких, ледяных шипов, торчащих из пола иглами вонзились в его тело. Парализовали конечности, прошили живот, несколько вошло в грудь аккурат между рёбер. С хирургической точностью, с бесчеловеческой жестокостью, лишь лицо с шеей остались нетронуты. Боль разлилась по телу далеко не сразу, но Скарамуш знал, как только ощутит её в полной мере — она станет абсолютно нестерпимой. Тарталья возник из ниоткуда, будто находился здесь всё это время, так близко, буквально в шаге от него. Даже с такого расстояния Скарамуш не мог толком разглядеть его лица: была ли то вина бурана или же зрение начало угасать? Предвестник наклонился к нему так, что их взоры поравнялись и цепко ухватил пальцами за подбородок. — До чего же ты хрупкий, — прошептал он, любовно огладив ладонью, облачённой в перчатку, Скарамуша по щеке. — А ведь говорил, что не нуждаешься в человеческом тепле… И только теперь он рассмотрел его. Казалось, его волосы поседели и отросли ещё сильнее, а глаза лучились безжизненным, бледно-голубым огнём. После всего, что Чайльд пережил, вкупе с тем, как выглядит теперь… он больше походил на жуткого ожившего мертвеца, нежели на человека. Шестой Предвестник только и смог что издать тихий хрип. Раны болезненно пульсировали в унисон, из каждой торчало по окровавленной ледяной игле, только вот даже кровь в них замерзала мгновенно от стоявшей в помещении стужи. — Т-ты… Кто т-ты?.. — Всё продолжаешь любопытствовать? Неужели тебе и правда так важно знать, кто тебя прикончит? Прости куколка, но я не сделаю тебе чести. После всего того, что ты натворил, определённо заслуживаешь умереть в тяжком неведении, — он вдруг ловко сместил ладонь чуть ниже, прямо на его горло. — Столько пламенных речей и бахвальства, а на деле… Говоришь, желаешь стать богом? Ты? Не смеши! Ты едва ли способен даже стать человеком. Брошенная, разбитая кукла, чьи амбиции никак не сопоставимы с возможностями. Такой же жалкий, как твоя «мать». Удушливая хватка Тартальи всё усиливалась, не давая Скарамушу сделать ни единого вдоха. В глазах почернело, сердцебиение замедлилось. Он почувствовал, как теряет сознание, утрачивает всякую волю к жизни. Неужели это… конец? В самый последний момент, когда не осталось уже никаких сил сопротивляться, Чайльд убрал руку от его горла. Ледяные шипы осыпались мелкими снежинками, не оставив и следа, метель прекратилась, открывая взору оледеневшую, пустую залу. Не сдерживаемый более ничем, юноша рухнул наземь своему мучителю под ноги. — И всё же я милосерден, — вдруг сказал он. — Прежде чем ты умрёшь, я открою тебе одну истину… Прими же, как слеп был ещё мгновение назад. Узри, ради чего сражался и ради чего был готов умереть… Чайльд грубо ухватил юношу за волосы и протащил почти через всю залу прямиком к возвышающемуся до самого потолка телу чёрно-золотого дракона. Предвестнику, безвольно распластавшемуся на полу, едва хватило сил перетерпеть ужасную боль и поднять голову, взглянув на величественное, некогда полное элементальной силы существо снизу-вверх, точно преклонивший колени червь. — За ним ведь ты проделал весь этот путь? Сердцем Бога Моракса? — хмыкнул мужчина, осматривая экзувию с неприкрытым скепсисом. — Достойная цель, даже слишком амбициозная для такого ничтожества как ты. Только вот ты его не получишь. Тарталья взмыл вверх, поднялся к самой морде дракона. Вгляделся в закрытые, змеиные глаза с толикой меланхолии, небрежно стянул с руки короткую чёрную перчатку и огладил его чешую, будто забывшись на минуту. — Он прекрасен, правда? Столько величия и могущества в одном его образе… — он спустился ниже, остановившись у грудной клетки дракона. — Как жаль, что это просто фальшивка. Его кисть вдруг воссияла бледно-голубым светом, в сопровождении яркой вспышки его рука вошла прямо в грудную клетку мёртвого дракона. Однако стоило ему вывести её наружу — в ладони не оказалось ничего. — Пусто, — хмуро констатировал он, после чего спустился к Скарамушу, ныне властно над ним возвышаясь. — Что ж, полагаю, и сам видишь… Это лишь жалкая пустышка, сотворённая напоказ подделка, не имеющая ничего общего с истинным Мораксом. И абсолютно полая, к тому же. Разве ты сам не чувствуешь? Ни малейшего колебания энергии, ничего. Только пустота. Экзувия вдруг покрылась инеем, обледенела, казалось, до самых костей. Тарталья щёлкнул пальцами, даже не обернувшись, и она треснула по всей своей высоте, рассыпаясь на бесчисленное множество осколков, что обращались в воздухе мелкими-мелкими снежинками. На искорёженном страданием лице Скарамуша разом проступили разочарование и неописуемый ужас. — Н-нет… Нет! Б-быть того не может!.. — Отрицай, не отрицай — ничего не изменится, бедная куколка. Тебя обманули. Как обманули и Тарталью. Не бойся, я обязательно отомщу виновникам за всё содеянное. Что же касается тебя… увы, но всё, что тебе остаётся, это умереть.