Голод леса

Прошлая неделя вообще-то была насыщенной. Пятифан почти не виделся с Бяшей и Семёном, уделяя всё своё свободное время Антону. Это чудо-юдо с небесными глазами как-то умудрилось ворваться в его жизнь и плотно засесть там. Тоха не вылезал у него из головы даже во время ненавистного урока литературы или излюбленной физ-ры. Казалось, что они были знакомы много-много лет. Будто этот временами занудный зайчик всегда морщил нос и звонко кашлял, когда Ромка шутливо дышал на него дымом от сигарет; что у него всегда как-то совсем очаровательно краснели щёки, когда он бегал рядом и уворачивался от снежков; что всегда легонько улыбался самыми уголками губ и звонко хохотал над совсем идиотскими шутками Пятифана. Лёжа в кровати, юноша лишь сейчас понял, что никак не может уснуть. Какое-то смутное беспокойство и тревога нарастали в душе. Будто ему стало совсем плохо, но он и сам не понимал от чего. В голове мелькнула мысль, что это всё из-за ссоры родителей, в результате которой разразился скандал и даже билась посуда в доме. Крики матери и отца пробудили старые воспоминания. Ромка посмотрел в угол комнаты, рядом со столом. Когда он был совсем мелкий, залезал туда и закрывал уши ладонями так сильно, как только мог… Но это ведь было так давно. Так почему на душе так тяжело? Внезапно, раздался стук в окно, от которого Пятифан ощутимо вздрогнул. На стекле покоились остатки снежка, который видимо запустили чтобы привлечь внимание. Ромка подождал пару секунд, а после увидел ещё один, который попал гораздо ниже предыдущего. Ромка скинул с себя одеяло и тихо подошел к окну, открывая его настежь. Внизу был Тоха. Он стоял без маски и кажется с опухшими от слёз глазами. Внутри от такой картины у юноши сердце предательски сжалось. Таким одиноким и маленьким ему сейчас казался этот странный, придурковатый мальчишка, что несколько секунд, он не смог выдавить из себя ни слова. — Ты с ума сошёл?! Время видел?! — громким шёпотом спросил Пятифан и не услышав ответа, сделал возможно одну из самых потрясающих ужасных вещей в своей жизни — Жди! Возможно юноша ещё ни разу в жизни так быстро не одевался. Он кутался в вязанный свитер, натягивал на ноги носки, как мышка спустился в прихожую и накинув куртку с шапкой, быстро вышел из дома. Утопая в сугробах и застёгиваясь на ходу, он как можно скорее подошёл к Антону. — Нет, ты точно ебанутый, Тоха! Время час ночи! — возмущается Пятифан, но как-то слишком тихо, чтобы это звучало как укор — Прости. Я… — всё, что этот мальчишка может из себя выдавить и шумно сглатывая, опускает голову вниз. Они оба молчат до тех пор, пока Ромка не хватает его за руку и тащит куда глаза глядят. Антон не сопротивляется, идёт почти след в след за Пятифаном и кажется беззвучно всхлипывает время от времени. Так они приближаются к краю деревни, останавливаясь у леса. Юноша оборачивается и смотря на своего придурка. — Я это, — подаёт голос Ромка и чуть крепче сжимает ладонь Антона — Не знаю какая хуйня случилась, но… Всякое дерьмо в жизни бывает, понимаешь? — Я устал, — тихо сообщает хозяин леса Тоха и на глазах его наворачиваются слёзы — Я так устал, Ромка… — Эй, не реви!.. Ты ж не баба… — теряется Пятифан. Он никогда не умел успокаивать людей. Особенно пацанов, которые вроде как плакать не должны. Вот только это к Антону не относилось. Рома даже не заметил, как смягчился его голос, как его руки нежно прижимают к себе Антона, чтобы спрятать от всего этого отвратительного и злого мира — Эй… Тоша, ты чё, реально плачешь? Да ладно тебе! Любую хуйню можно исправить!.. Ну ты чё?.. Ладно тебе… Тош, не плачь… — Ромка, пожалуйста, я так… Я так больше не могу! — его на первый взгляд хрупкие ладони с покрасневшими костяшками так хватаются за куртку, что трещит ткань — Не могу! Почему я должен делать такой выбор? Пятифан смотрит на него и лишь теперь уверен, что знает как выглядит отчаяние. Когда человек цепляется за тебя так, будто сейчас перестанет дышать. Когда дрожит совсем не от холода, а от усталости и безысходности. Антон тихо воет и продолжает захлёбываться слезами. Сейчас он совсем не похож на того зайчика, которым представлялся. — Тоша, конечно не должен… Бля, ну что ты в самом деле?.. — он поднимает его лицо, обхватывая ладонями и замирает. В глазах напротив будто скопилась вся скорбь, печаль, обида, усталость и отчаяние, что есть на земле. И Ромка понимает как сильно хочет видеть на прекрасном лице вовсе не следы усталости, а грёбаные поднятые уголки губ и искорки в глазах. Они молчат, а Пятифан проходится самыми кончиками пальцев по щекам, вытирая слёзы, которые казалось совсем не хотят останавливаться. Мальчишка шмыгает носом, внезапно потянувшись вверх и крепко обнимая Рому за шею. Руки Пятифана почти инстинктивно обнимают его за талию и прижимают к себе как можно ближе. Отрывая взгляд от Тохи, юноша подмечает, что кажется, среди деревьев что-то мелькнуло. Смутно похожее на лису. Но они вроде в самой глубине леса живут, что ей в конце-концов тут-то делать? Тихий вздох Антона привлекает его внимание и юноша наконец спрашивает: — Тох?.. — Рома и наконец отпускает его, как бы отстраняясь — Ты… Ты это, как? Тебе норм? — Да. Прости… Я… Мне просто так плохо стало, что я не понял, как дошёл до тебя… Ну и… — Да успокойся. Бухла или сиги мне купишь и дело с концом, — усмехается Пятифан и хлопает его по плечу — Тоха, ты ж понимаешь, что вообще-то как мужику, тебе нельзя плакать, да? — …Я теперь с тобой не буду ходить, да? — криво усмехается Антон и смотрит куда-то себе под ноги — Будешь, сдурел что-ли? Главное что это дерьмо только я видел. И… Это… Ты когда плачешь страшненький. Не делай так больше. — А в остальное время я красивый? — хихикает зайчик и Ромка чувствует, что это самый прекрасный звук, который он когда-либо слышал в своей чёртовой жизни — Ха-ха-ха! Рома, что за лицо? — Так, педрила ушастая, за то, что вытащил меня из дома так поздно… Ты получишь снежком по роже! — улыбается почти с оскалом Пятифан и смеётся, когда с коротким вскриком Антон отпрыгивает от него и готовится бежать — КУДА?! В полумраке играть неудобно. Но на окраине деревни есть фонари, что облегчает ситуацию. Они хохочут, иногда прячась за деревья и матерятся, если комок снега прилетает прямо в щёку или шею. Холодно, в конце-концов! — Получай, волчара! — заливается счастливым хохотом Антон и внезапно теряет Пятифана из виду — Эй! Куда запрятался?! Я ж найду! Его валят в снег очень быстро, хоть и совсем не больно. Ромка смеётся и утыкается носом в его мягкую шубку. Так легко на душе ещё никогда не было. Будто этот всплеск эмоций забрал всё самое мерзкое и сковывающее в их душах. Поднимаясь на вытянутых руках, юноша внезапно замирает. Зайчик улыбается так широко и завораживающе, что ему на пару секунд кажется, будто он сошёл с ума. Глаза в полумраке потемнели, до почти сероватого цвета и Пятифан не может в них чёрт возьми не смотреть. Что-то странное мелькает между ними и кажется, будто само время замирает в этот тихий зимний вечер. Никто из них так и не понял, когда они успели медленно потянутся друг к другу и легко коснутся губ. Это не было похоже на полноценный поцелуй, а нечто гораздо интимнее и сокровеннее. Не то, о чём можно было бы сказать: «пососались и забыли». Ромка не замечает, как их детское прикосновение губ перерастает в лёгкие чмоки, а затем и вовсе в попытки «по-взрослому поцеловаться». У них всё получается неловко, совсем не так, как возможно каждый из них представлял, но пожалуй в этом и было то самое удовольствие от прикосновений и тихих вдохов. Пятифан наконец отстраняется и улыбается. Антон совсем румяный, но тоже до одури счастливый. Поэтому юноша не может удержаться и целует его в нос, лоб, щеки и снова в губы. Они не говорят, не могут оторваться друг от друга до тех пор, пока не становится совсем холодно. — Ты совсем замёрз, — тихо говорит зайчик и его большой палец слегка оглаживает щёку Ромки — Тебе нужно домой, пока домашние не хватились. И тебе ведь завтра в школу… — Ну и похуй, — улыбается Пятифан и помогает Антону поднятся — Ты это… Отдохнуть постарайся. А завтра я тебя с Бяшей познакомлю. Как и обещал. И сиги нам купи. — Ладно. Пошли, провожу тебя, — улыбается Антон и сжимает ладонь Ромки в своей — Спасибо. — За что? — За то, что ты есть. — Какие сентиментальности! — Ромка хохочет и целует зайчика в щёку с громким чмоком — Чё, дохуя романтик? Они смеются, иногда пихая друг друга локтями. Снег весело хрустит под ногами, а пальцы начинают коченеть понемногу. Пятифан чувствует лёгкость в душе и думает, что наверное нет в этом мире ничего более замечательного, чем такого приятного щекочущего чувства в животе и сердце. Когда он доходит до дома, то получает лёгкий поцелуй в нос от Антона и тихое: — Доброй ночи. — Приходи завтра к повешенному. С Бяшей познакомлю. — Обязательно. Тихо заходя домой, Ромка раздевается и шмыгает в свою комнату, под одеяло и греет ладони друг о друга. После зимней прогулки спиться необычайно спокойно и умиротворённо…

***

— Выходи. — Антон хмурится, натягивая на лицо маску зайца и сердито смотря на Алису скрещивает руки на груди — Ты за мной следила. — Что ты! Что ты! Не было такого, не было! — тянет игриво девушка и хихикает. — Это был не вопрос. Алиса, какого чёрта? Тебя касается моё времяпровождение? — маска повторяет движение хозяина леса и хмурится — Волнует. Мы по твоей милости и так раз в месяц едим, Тоша, - кривится лиса и сжимает кулаки. Её тон меняется до почти шипящего, как у змеи — Весь лес страдает от голода, пока ты развлекаешься с теми, кто вполне мог сойти за трапезу! — Следи за своим языком, Алиса. Антон приближается к девушке и глаза его будто наливаются кровью. Перед ней не тот, кого так легко можно назвать зайчиком. Истинная сила хозяина леса текла в его жилах и подчиняла своей воле. Мягкость и доброта были звериной частью зайца, чьей маской он прикрывался, но никогда нельзя забывать, что и они являются мясоедами. Юноша грубо срывает с лица Алисы маску и пристально смотрит в немного испуганные медно-коричневые глаза: — Если ты его тронешь, то будешь отвечать за это. Не забывай, что лес выбрал меня новым хозяином. А если ты решила, что из-за проклятия перестала быть человеком, то я тебе кое-что напомню! Ты человек. С проклятием, обречённым есть человеческую плоть в обличии зверя, но сердце у тебя всё ещё людское! Девушка выглядит потерянной, поджимая полупрозрачные губы и силится выдержать злость Антона. Её и без того бледная кожа с маленькими веснушками на щеках и носу в полумраке кажется почти фарфоровой. Рыжая коса слегка выглядывает из-за капюшона, намекая на окрас лисы. Опуская взгляд вниз, Алиса молчит, а юноше становится стыдно. — Прости. — Ты взъелся из-за Оли, да? Они снова сталкиваются взглядами, а Антон вздрагивает так, будто Алиса сказала что кто-то умер. Он чувствует как сильно сжалось сердце от упоминания дорогого ему имени и молча протягивает девушке маску. Лиса тут же надевает её, как вторую кожу и криво усмехается: — Ну конечно из-за Оли. Она ведь с родителями твоими укатила? Ну, когда они увидели тебя в крови посреди леса, да? Убежали. Не в силах были тебя видеть, — она горько усмехается и начинает дрожать от собственных слов — Не надо, Антон. Он тоже тебя бросит. Как они. Мы никому кроме друг друга не нужны! Мы уже не люди! Юноша не отвечает, прокручивая в голове истошный вопль матери и плачь маленькой сестры. Как его отец в ужасе наставил на него нож и кричал, чтобы тот убирался как можно дальше отсюда. Они увидели его трапезу и к сожалению не смогли смириться с тем, что их сын отныне проклят и представляет угрозу для всех и вся. Петровы уехали так быстро, как только было можно, оставляя в распоряжении сына пустой дом, где можно было хоть как-то жить. — Мы все это пережили. Мой отец пытался меня зарезать когда узнал, — сдавленным голосом продолжает Алиса и криво усмехается — Не сближайся с ним. Сделаешь себе же хуже.