Любовью чужой горят города

~ʘ~ѻ~ﮦ~ѻ~ʘ~ — Ге-е-е-ерцо-о-о-ог… Раздражённый рык, прервавший фразу Зарксиса даже не на середине, а в самом начале, сменился свистом воздуха, рассекаемого стальными пластинами тессена, и Брейк поспешно нырнул в ближайший комод, сокрушённо сжимаясь в его темноте. Что ж… Возможно, Шерон оказалась права, когда советовала смириться? Барма определённо не был настроен на откровенность… Сегодня уж точно. Должно быть, ему стоило прийти ближе к вечеру. Или завтра. — Твои рассуждения слышно даже от моего стола, — Шляпник вспомнил, что забыл уйти, только когда Руфус распахнул дверцы спасительного предмета мебели и осуждающе воззрился на нарушителя своего спокойствия. — Прости? — Сама невинность, ага, — рыжеволосый аристократ закатил глаза, отходя в сторону и выпуская альбиноса обратно в комнату. — Ну расскажи, а? Чего тебе стоит? Даже если человек обычно не ведётся на щенячьи глазки, никогда нельзя знать наверняка, что он не поведётся на них и в этот раз. — Бездна… — герцог устало помассировал переносицу, — Ты можешь просто исчезнуть и больше не появляться? Не повёлся. — Не могу, — голос Зарксиса стал вкрадчивым, — Ты же и сам этого не хочешь. Он приблизился настолько быстро и плавно, что Барма даже не успел среагировать. Горячее дыхание опалило ушную раковину, заставляя её покраснеть. — Ну Ру-у… а если я скажу «пожалуйста»? — Пожалуйста что? — честно говоря, Руфус и правда не сразу осознал, о чём они теперь говорят. Сознание, утомлённое долгой, непрерывной работой с явно ненормированным графиком, слегка уплывало, и сил отвечать Брейку внятно и остро оставалось с каждым мгновением всё меньше. — Пожалуйста, иди и проспись, — Шляпник вздохнул, всем своим видом показывая, что это явно не то, что он изначально собирался сказать. А потом потянул собеседника на себя, подставляя под рыжую голову костлявое плечо, и герцог окончательно потерял ориентацию в пространстве, покорно падая в знакомое белёсое тепло, пропитанное устойчивым запахом липко-хрустящего сахара и принесёнными с улицы ароматами прелой листвы, дождя и ветра. — А способность твою я всё равно узнаю, — Барма усмехнулся, сквозь пелену сна слыша упрямое ворчание над ухом. Похоже, кое-кто решил остаться на ночь. Собственно, с этого всё и началось. По крайней мере, Руфусу, стоящему на центральной площади Риверры, первым вспоминается именно этот вечер. Хотя началось всё, конечно же, гораздо-гораздо раньше. Когда выяснилось, что контракт — как легальный, так и незаконный — даёт не только связь с цепью, а ещё и какую-нибудь способность в личное пользование. Способность из категории с приставочкой «сверх». Принцип, по которому получаются новые возможности, исследовать так и не удалось — закономерности в их распределении не было никакой. И боевые, и обычные контракторы могли обрести как нечто убойное вроде способности плеваться огнём, так и что-то совершенно бесполезное вроде изменения цвета глаз по собственному желанию. Аналитики рвали на себе волосы и не спали ночами, пытаясь уловить хоть какие-то связи. В присутствии Шерон Рейнсворт чужие способности усиливались в несколько раз. Рейм Луннет, наоборот, убивал всякое паранормальное в зародыше — в радиусе пяти метров вокруг него образовывалась мёртвая зона, где новообретённые возможности не действовали вообще. Гилберт Найтрей был способен найти что угодно в любом беспорядке — возможно, сказывалось прошлое слуги дома Безариус. Шерил… Гм, Шерил могла вскипятить чай силой мысли. И только чай. Желательно, цельнолистовой. В крайнем случае — отвар из трав. Зарксис Брейк перемещался по никому неведомым дорогам в подпространстве, в силу своего уникального чувства юмора выбирая в основном те, которые заканчивались или начинались в комодах, шкафах, тумбочках и прочих предметах мебели. Впрочем, насчёт Шляпника у Бармы с самого начала были серьёзные подозрения, что у того способность двойная. Причём вторая её половина - ослиное упрямство со склонностью к мазохизму. Иначе как объяснить тот факт, что альбинос умудрился в герцога влюбиться? И не просто влюбиться — а продолжать его любить до сих пор, параллельно с этим упорно выпытывая, какая же способность на самом деле у его Лохматого сиятельства… (Просто сухое и лживое «добывать любую информацию из воздуха» Зарксиса вот вообще не впечатлило. Однако он и предполагать не мог, что Руфус окажется настолько крепким орешком…) Позже оказалось, что способность и правда двойная — о да, сперва Барма даже не скрывал своей зависти. Кто бы не хотел уметь останавливать время? И печать незаконного контрактора, чёрным клеймом въевшаяся в грудь, казалась не самой высокой ценой. Тем более, что Воля Бездны, оказывается, может и отпустить… Да, поначалу герцогу было очень завидно. До того самого момента, пока Брейк не вскочил посреди ночи, задыхаясь от кошмара, навеянного… тиканьем часов. — Прости, — выдавил он, когда Руфус сел рядом, с трудом протирая глаза, — Просто не люблю этот звук. Он навевает не самые приятные воспоминания. Будто у меня в мозгу перестрелка между прошлым и настоящим. Вряд ли кто-то из Пандоры мог представить надменного и холодного рыжего аристократа утешающим непредсказуемого и неунывающего Шляпника. Вот только в ту ночь Барма без всяких вопросов выбросил часы с балкона. (Не понял спросонок, как их разобрать, и решил проблему радикально…) А потом ещё около часа молча сидел на перилах, слушая сбивчивый, путаный и насквозь пропитанный горечью рассказ альбиноса. Утром они оба проспали. Хорошо, что был выходной, и герцог смог в спокойной и расслабленной обстановке огорошить Зарксиса известием о том, что с самого детства панически боится высоты, качелей и всяких таких штук, связанных с возможностью хоть на секунду потерять опору под ногами и навернуться вниз с приличным ущербом для себя. — Откровенность за откровенность, — усмехнулся он в ответ на чужое недоумение, с удовлетворением глядя, как в единственном алом глазу напротив начинает клубиться тёплое осознание. Кажется, в тот момент стало ясно, что Шляпник в жизни его Лохматого сиятельства — это навсегда. Окончательно, бесповоротно, и с каждой секундой всё ближе и ближе. Именно тогда всё продолжилось. По крайней мере, Руфусу, стоящему на центральной площади Риверры, первым вспоминается именно это утро. А ещё ему вспоминается, что альбинос должен был появиться уже десять минут как, а его до сих пор не видать. Даже на горизонте. Хотя горизонт надёжно скрыт частоколом домов… — Хей, Ру! — бледная ладонь, плюхнувшаяся на плечо, становится для герцога полной неожиданностью. И это ещё раз доказывает, что его способность никакая не «добыча информации из воздуха». Впрочем, сейчас и Барме, и Брейку на это плевать с высокой колокольни. В руках у Зарксиса огромная охапка жёлтых листьев. Руфус округляет глаза. — Ну, у нас же вроде как первое свидание, — Шляпник неловко чешет в затылке, — Было бы невежливо заявиться без букета. Герцогские щёки наливаются румянцем, а рука ненавязчиво тянется к тессену, висящему на боку. Ну да. Точно. У них же, Бездна его побери, чёртово первое свидание. — О, я предполагал, что ты так отреагируешь, поэтому специально захватил то, что не жаль выкинуть! — альбинос хохочет и разжимает пальцы. Холодный северный ветер мгновенно подхватывает жёлтые листья, закручивает в вальсе, играя с ними, как огромный невидимый кот. Барма тоже смеётся. Какой предусмотрительный! — Куда пойдём? — интересуется он. — Куда глаза глядят? Ладно, не такой предусмотрительный. Впрочем, предложенное направление тоже не из плохих. Глаза Руфуса глядят в сторону тихих переулков совсем рядом с центром Риверры, а Брейк смотрит на герцога, так что разногласий не возникает. — Если у нас первое свидание, значит, я должен спросить разрешения, чтобы тебя поцеловать? — задумчиво спрашивает Шляпник, и Барма давится купленным в ближайшей забегаловке чаем. После всего, что у них уже было?.. — Скажи мне, что ты не читал романы Шерон и не клянчил у неё советы перед тем, как прийти сюда, — почти умоляюще просит он. И тяжело вздыхает, когда альбинос отводит взгляд. А потом вдруг осознаёт, что без своих обычных каблуков… он… ниже… этого… красноглазого… — На два сантиметра, — ехидно кивает Зарксис, — У меня высший уровень допуска, так что, я видел и твоё, и моё личные дела. Не думал, что ты до сих пор этого не знаешь. — В горизонтальной плоскости это не так заметно, — хмыкает Руфус и краснеет. А потом вдруг усмехается: — Впрочем, такую разницу не так уж сложно исправить. Брейк не сразу верит своим глазам. Герцог просто… делает шаг? И становится выше? Примерно на три сантиметра. Если его глазомер не подводит, конечно. — Не подводит, — Барма снисходительно глядит сверху вниз, а потом резко подаётся вперёд и в кои-то веки целует первым. Целует отчаянно, жадно и совершенно не так, как обычно. Будто в последний раз. Шляпник с трудом отрывается, глотая воздух. — Неожиданно, — резюмирует он, отдышавшись, — Так это и есть твоя способность? Становиться выше на три сантиметра? Руфус издаёт какой-то странный звук, похожий на задушенный истеричный смешок. — Конечно же, нет, — фыркает он и мрачнеет, — Я просто умею летать. И при этом жутко боюсь высоты. — Три сантиметра — твой предел? — альбинос выглядит задумчивым. Его вообще возможно удивить? — Пять, — герцог тяжело вздыхает, — Дальше мне начинает казаться, что я теряю равновесие и падаю. Это всё из-за отсутствия хоть какой-то опоры. — А если кто-то будет держать тебя, скажем, за руку? — Он тоже поднимется, но мне это не поможет, — Барма выглядит настолько равнодушно, что Зарксис ему ни на секунду не верит. — Хорошо, а если так? Иногда Руфус ненавидит эти неуловимо быстрые перемещения Брейка. И тот факт, что чёртов Шляпник может просто взять и поднять изящного герцога в воздух, ставя его ноги на свои и крепко-крепко обнимая за спину. — Теперь у тебя всегда есть опора, — альбинос смеётся где-то около уха, и Барма покрывается мурашками, — Попробуешь? — А если кто-то увидит? — рыжеволосого аристократа совсем не прельщает идея быть застуканным в такой… странной ситуации. — Разумно, — Зарксис одобрительно кивает. Спустя мгновение от него расходится почти ощутимая холодная волна. — Не пользовался этим никогда в жизни, — невесело хмыкает Брейк, сильнее прижимая к себе Руфуса, — Но ради тебя можно и остановить разок время во всём мире. — Прямо во всём? — въедливо уточняет герцог. Воображение уже рисует ему застывшие на волнах корабли, остановившиеся сердца и не успевших чихнуть-вздохнуть-шагнуть людей… — Ладно, ладно, только во всей Риверре. Исключая небо над ней. Тебе хватит? — С лихвой, — Барма делает глубокий нервный вдох и взлетает. Просто поднимается сразу на высоту крыш и зажмуривает глаза. В принципе, не так уж и страшно… Если представить, что вокруг не пустота, и сконцентрироваться на шляпниковых тепле и осязаемости… Очень даже терпимо. Альбинос думает, что жмущийся к нему Руфус выглядит очень трогательно. Особенно с закрытыми глазами. Но вокруг слишком красиво, чтобы не видеть, и Зарксис делает ставку на чужое любопытство — у герцога его в избытке. — Смотри… - завлекающий шëпот наполнен восхищением. Медные ресницы дрожат. Барма борется с самим собой. Брейку вспоминается, как летели вниз с балкона содранные со стены часы. Здесь нет невидимых троп, так что если они сейчас упадут, то он, скорее всего, сломает себе спину. Зато рыжее Лохматейшество останется живо и даже относительно цело. А в отчётах придётся наврать о нелегальном контракторе, встреченном при совместном расследовании и побеждённом ценой серьёзных повреждений в тушке главного боевика Пандоры… Глупая ситуация. Интересно, Руфус будет носить ему конфеты в лазарет? — Красиво… Они не падают. Герцог открывает глаза, щурясь от успевшего стать непривычным света. Он чувствует тепло и спокойствие. И немного восторга. Всё что угодно, кроме страха. Невероятно. А вокруг вихрится ветреный океан. Под ногами, со всех сторон и даже сверху — голубовато-прозрачный воздух. Ну, если не считать белых сапог Шляпника, на которых Барма стоит так же уверенно, как на земле — и плевать, что их удерживает его же собственная способность. Правда, наверное, теперь они уже не такие белые… Альбинос хохочет, когда Руфус поднимает их обоих ещё выше, едва не врезаясь в стаю перелётных гусей. Ветер бьёт нежданных гостей по лицам листьями, словно стремясь вернуть надоевшую игрушку, птицы заполошно и пронзительно гогочут. Их крылья хлещут там, где ещё не достал ветер. — Мы будто подрались с самой осенью, — герцог смеётся, опускаясь чуть ниже и вынимая из волос — своих и Зарксиса — засохшие черешки, жёлтые обрывки и перья. — И она надавала нам знатных оплеух своими крыльями, — согласно поддакивает Брейк. — И правильно. Нечего останавливать время и мешать ей наступать, — Барма улыбается, — Мы же не боги, чтобы вмешиваться в такие глобальные процессы. — Ты мой бог, — неожиданно отзывается Шляпник. И — Бездна раздери! — он абсолютно серьёзен. Руфус чуть не теряет контроль над способностью — спохватывается в последний момент. А над лицом всё же теряет. Впрочем, во взгляде алого глаза отражаются точно такие же смятение, счастье и странное отчаяние. Так что, ничего страшного. А на высоте птичьего полёта герцога ещё никто не целовал…