Любовью чужой горят города

~ʘ~ѻ~ﮦ~ѻ~ʘ~ Зарксису осталось недолго. Руфус знает это, и потому подписывает заявление об увольнении без малейших колебаний. Шерил заявление принимает с горьким вздохом и говорит, что Барма всегда может вернуться. Даже на прежнюю должность. Никто не протестует. В конце концов, все чувствуют, что лучшего главы аналитического отделения корпорации «Пандора», чем Руфус, им не найти. А вот нового главу отдела безопасности искать всё же придётся. Потому что мистер Брейк, высокий и колючий альбинос с вечной улыбкой и всегда прищуренным взглядом, на свой пост уже не вернётся. Никогда. — Боже, Зарксис, — Барма трёт переносицу и смотрит на него, как на умалишённого, — У тебя рак лёгких, а ты продолжаешь курить. — Что поделать, — альбинос пожимает плечами, — Привычка… Да, действительно, привычка. Привычка, въевшаяся в губы, в пальцы, в альвеолы и в самое существо Брейка ещё с юности. Что поделать… В тот день, когда Зарксис остался почти круглым сиротой, в его карманах оказались только ключи от дома, ключи от мотоцикла, мобильник со страшным известием о чудовищной аварии в новостях браузера, немного мелочи и мятая пачка сигарет. Сигареты он, вообще, нёс кому-то из однокурсников. Так что, даже зажигалки не было. Пришлось одолжить у какого-то прохожего, напугав его совершенно безумным взглядом. И закурить. Закашляться с непривычки. А потом уже уверенно — будто сто тысяч раз так делал — втянуть дым в лёгкие, почувствовать, как заполняется его сизыми переливами зияющая пустота внутри, и выпустить. И ещё, и ещё, и ещё, пока не дотлеет огонёк на конце. Вдыхать и выпускать, глядя, как поднимается серая струйка к облакам. Осознавая, что он — не дым, и — увы — до неба не достанет. Не постучится в ворота рая, не вытащит оттуда приёмную семью… Никогда. Должно быть, если бы не звонок из больницы, Брейк в тот же день шагнул бы с моста — к отражению этого самого неба в спокойной, как зеркало, воде городского пруда. Однако ему позвонили, и обеспокоенный женский голос сообщил, что в аварии оказалась выжившая. Самая младшая из его приёмных сестёр. Чудом не пострадавшая. — В рубашке родилась, — кивали медсёстры, пока Зарксис нёс рыдающую Эмили прочь из больницы. Им очень повезло, что он буквально неделю назад справил совершеннолетие. Хотя бумаги об опекунстве (и огромное количество взяток для их оформления — слава богам, Синклеры были весьма обеспеченной семьёй) вытянули из обоих всю душу. С тех пор прошло уже очень много лет. Эмили поступила в Латвидж — престижную школу, где учились все Синклеры до неё. Брейк закончил факультет кибербезопасности в университете Риверры. Там он, собственно, и познакомился с рыжим Руфусом Бармой с факультета математического анализа, с Шерил Рейнсворт — лучшей подругой Руфуса, учившейся на международных связях, и с Реймом Луннеттом — их подопечным вундеркиндом, слегка занудным, но безумно увлечённым программистом, закончившим школу намного раньше обычных учеников. Пандора стала их любимым детищем, общими стараниями превратившимся в огромную корпорацию по разработке программного обеспечения. Эмили выросла и вместе с Шерон — младшей сестрой Шерил — поступила на факультет управления и менеджмента. Рядышком на дизайне оказались её одноклассники Оз Безариус, Гилберт Найтрей и Алиса Баскервилль. В будущем — трое креативных директоров Пандоры. Зарксис своих не бросал никогда, а эти ребята были теми, кто помог его приёмной сестрёнке снова почувствовать вкус жизни и забыть ужасы прошлого. К тому же, об этом решении ни разу не пожалел ни один человек в организации. Как бы ни ругалась неразлучная троица, креатив из них так и фонтанировал. Оз и Алиса вскоре поженились, Рейм сделал предложение Шерон, а Гилберт всё неловко краснел и мялся в присутствии Эмили, пока Брейк не взял всё в свои руки и не столкнул этих двоих в Рождество под омелой. Сам же он, к своему искреннему ужасу, осознал, что его сердце частит, а дыхание сбивается в присутствии лишь одного человека. Исландии их организации — громадного ледника, с виду выглядящего, как вулкан, залитый лавой. Руфуса Бармы, то бишь. И он правда очень удивился, когда на его ноутбук пришёл целый ворох выкладок с анализом его поведения (серьёзно, эта рыжая ледышка даже оформила всё как полагается — в таблицы, графики и круговые диаграммы. Столбчатые Руфус отчего-то не любил). И маленькое сообщение вдогонку. О том, что Барма, вообще-то, не против начать встречаться. Плюс смайлик. С сердечком. А спустя лет пять Зарксис впервые выхаркнул в раковину сгусток крови. Правда, не обратил на это внимания. Через пару недель окровавленной оказалась вся подушка. Руфус забил тревогу. И вот, теперь они имеют неутешительный диагноз, два заявления об уходе по собственному желанию, визы во все страны мира — о да, за годы проверок от опекунского совета давать взятки Брейк наловчился как никто другой, — кучу билетов в эти самые страны и курящего на балконе альбиноса. — Собирайся уже, суицидник, такси ждёт, — Барма отнимает у него сигарету и с отвращением тушит о пепельницу в виде черепа — до жути символичное напоминание. Он как-то проговорился Руфусу, что мечтает отправиться в путешествие и увидеть всё-всё-всё на свете. — Сначала в Австралию, потом в Россию, потом по Европе… — планирует рыжий аналитик, сортируя билеты, — Так, вот эти сейчас. Самолёт взлетает. За иллюминатором — сплошной облачный кисель. Зарксису даже немного жаль видеть, что за тучами нет никакого рая. Только вечно палящее, но не спасающее от холода солнце. Что ж. Это значит только, что ему нужно стучаться ещё выше. Туда, где уже нет никаких облаков — только прозрачная синева, переходящая в черноту. В одном из аэропортов Руфус покупает калейдоскоп. Даже ему самому не совсем понятно, что им двигало, но Брейк весь перелёт восторженно пялится на узоры из цветных пластмассовых бусин. Барма не знает, о чём он думает. Возможно, ни о чём. Вряд ли о смерти. Зарксис, вообще-то, думает о том, что калейдоскоп похож на идеальный генератор маршрутов — а ещё по нему можно гадать. Как по чаинкам. Жалко, что в самолёте чай дают пакетированный. Перед глазами проносятся дороги, лица, города, проливы, корабли, самолёты и автобусы. В Австралии Брейк чертит на песке пляжей их инициалы в сердечке. И за несколько дней осваивает сёрф. У него, оказывается, удивительное чувство равновесия. Руфусу же больше нравится просто бродить у кромки прибоя во время заката. Вместе с Зарксисом, разумеется. Море слизывает их следы за пару секунд, и ничто больше не напоминает о том, что они здесь были. Это тоже символично. Пепельницу-череп они с собой, кстати, не взяли. В России Барма распускает волосы, и на них даже почти не косятся, когда Брейк целует его прямо у памятника Петру и Февронии. Руфус немного комплексует. Неужели он и правда настолько похож на женщину? Зарксис смеётся и говорит, что им это всё только на руку. И ещё что он очарователен. А потом они идут в Оружейную палату, и альбинос, кажется, готов остаться там на остаток жизни. Но у Бармы ещё много пунктов в плане. Финляндия, Швеция, Норвегия, Дания… Брейк белый среди белого снега, и это даже пугает. Поэтому они покупают смешные свитера с Муми-троллями, и в них действительно теплее. И ярче. Ещё они едят плюшки, как в Карлсоне, и семлу. Или семлы. Руфус правда не знает, как это склонять. А Зарксису всё равно, он просто любит сладкое. У памятника Русалочке Брейк, дурачась, садится в ту же позу. Барма фотографирует его и чувствует, как внутри заходится сердце. Слишком много символичного. Хотя пепельница дома, а море холодное — так просто у прибоя не походишь. В Европе много дорог. Хороших дорог. Не то что в России. Но нет памятников Петру и Февронии. Поэтому Зарксис вытаскивает Руфуса на ночную прогулку по Вероне и целует буквально на каждом углу. Или цитирует Шекспира. На тех углах, где его губы не заняты. Да, оказывается, помимо программирования он всегда любил литературу. Настолько, что теперь может провести экскурсию по ромеоджульеттовским местам. Барма смотрит, как их тени скользят по жёлтой полосе от фонаря, и думает, что это, определённо светлая полоса его жизни. И что светлые полосы обычно имеют свойство заканчиваться. Или вовсе проходить незаметно. — А вот здесь, если верить пьесе, Ромео и Джульетта умерли, — голос Брейка бодр и весел. Руфусу горько. Символы повсюду, не сбежать, не скрыться. Хотя из них двоих молодым умрёт только один. В Америку Зарксис не хочет. Ни в одну. Его тянет обратно, на родину, и Барма чувствует, что это неспроста. Мимо окон поезда проносятся до боли знакомые пейзажи. Здесь зима, и альбинос необычно задумчив. Руфусу очень хочется верить, что его просто завораживает падающий снег. — Смутная печаль моя, мутная печаль… — Брейк знает не только европейскую литературу. Накахаровские строки звучат, как молитва. Врач говорит, что им чрезвычайно повезло, потому что Зарксис не мучается от боли. Он просто медленно тает, как фитиль свечи. — От фитиля исходит дым, Ру, — альбинос смеётся и обнимает его, утыкаясь носом в рыжую макушку, — Это очень хорошее сравнение. Оно говорит о том, что я однажды достучусь до неба. Барма очень надеется, что душа Брейка действительно улетела вверх, подобно дыму. Потому что тело-то упало вниз. Тихо-тихо… Как снег. Руфус возвращается в Пандору спустя пять месяцев и двадцать три дня после увольнения. Шерил вздыхает с облегчением и искренней грустью одновременно. Теперь глава отдела безопасности — младший брат Гилберта, Винсент Найтрей. Барма ненавидит разноглазого пафосного мерзавца со склонностью к самоубийству так же сильно, как и Винсент — ледяного рыжего аналитика, разучившегося смеяться. На работе это не сказывается. Они оба профессионалы. Правда, Найтрей не слишком любит высоту, поэтому на самый верхний этаж офиса-небоскрёба переезжает отдел Руфуса. Барма совершенно не против. До небес ему пока не достучаться. Но ведь бывают ситуации, когда сами небеса стучатся к нему в стекло. В дождь, например. В дождь он снова улыбается.