Дом над землёй

В это солнечное тихое утро девушка встала первой. Они ещё в поезде договорились, что оставшиеся три (уже два) дня она проведёт с Карлоттой. Эрик, услышав это, заметно расстроился, но ответил, что прекрасно понимал, что именно так и будет. И потом, добавил он, неизвестно, когда снова ты сможешь выбраться к ней. Эрик выбрался из крепких объятий Морфея, когда Кристина уже полностью оделась. Лёгкое белое прогулочное платье с узорами ярко-зелёных листьев придавало ей ещё более нежный и свежий вид. — Доброе утро, — тихо сказала она, присев на постель. — Может, тебе тоже прогуляться, с нами или одному… — Я не хочу осматривать Италию. И буду здесь, ждать тебя… — поникнув, ответил он, привстав в постели. Кристина сжала его костлявую ладонь, что лежала на простыне и, чуть подавшись вперёд, кратко поцеловала в губы. После чего, пока Эрик пребывал в изумлении, упорхнула, словно бабочка, из гостиницы, оставив за собой шлейф ароматных духов — его подарок. С Карлоттой она в безопасности. Не о чем беспокоиться. Но это не отменяет тоску. Когда Эрик столько лет был один, тоска воспринимается особенно остро. Эрик наблюдает из окна второго взятого ими номера, где больше видна улица; как его северная фея садится в карету, и долго смотрит ей вслед. Чемодан с одеждой Кристины открыт и лежит на кровати. Платья разбросаны в беспорядке. У Эрика кружится голова, когда он видит бело-синее шёлковое платье — то самое, в котором его светлый Ангел его поцеловал… И он тоже её поцеловал. И она не умерла, не возненавидела Эрика за это. И многое в тот день между ними прояснилось, что несомненно, сблизило их. Мужчина взял платье в руки, зарывшись лицом в мягкий и прохладный шёлк. Совсем недавно он бы долго раздумывал над тем, что если Кристина узнает, что его дьявольские пальцы и лицо касались её платья, она будет в гневе, не желая больше носить эту одежду, ведь иначе и быть не может. Но сейчас Эрик знает, что нужно быть просто осторожным в словах, иначе снова возникнет недопонимание. Но это все проблемы. Не нужно всегда носить маску при возлюбленной, не нужно трапезничать одному, можно прикасаться и целовать, и ничего не скрывать от Кристины. Доброй и милосердной Кристины. Несколько крупных слёз упало на платье, которое Эрик бережно прижал к себе, будто это и была Кристина. Он благодарил небеса за счастье, о котором он не мог и мечтать, после чего положил платье на место. Чтобы скоротать томительное время ожидания, Эрик принял ванну, что помогла ему расслабиться.

***

Кристина вернулась в номер только в пять вечера, когда понемногу начало темнеть. Девушка застала своего мужа на кушетке у закрытого окна, к которому Эрик был повёрнут спиной. Мужчина спал и сжимал руками газету, которую, видимо, прежде, чем заснуть, читал. Ещё секунда, и завалится набок, порвав газету. Кристина подошла ближе, растормошив его за плечо. — Эрик, проснись. — Призрак… Оперы никогда… не спит, — во сне пробормотал он. — Ну-ну, — фыркнула Кристина. — «Не спит», как же! — она попробовала ещё раз растолкать его за плечо, и вышло более удачно. Эрик открыл глаза и нашёл взглядом лазурные очи Кристины. — Я вернулась. Девушка кратко, но более пылко, чем утром, поцеловала его в неестественно-тонкие губы, и даже слова не дала ему вставить, принявшись с упоением рассказывать о красотах Флоренции. — …и ещё, восхитительные соборы и храмы. Карлотта сказала, что многие художники вдохновлялись фресками соборов и храмов Италии. О, ты ведь тоже рисуешь… пишешь картины… Карлотта сказала, что лучшие соборы в Венеции. Мы могли бы в следующий раз поехать туда. Вместе бы прокатились на гондоле, и над нами было бы солнце и небо, с проплывающими облаками, а не печальные своды пещеры… Кристина всё щебечет и щебечет, явно вдохновлённая прогулкой. Так себя его жена ведёт только когда очень счастлива — он уже видел её такой, когда был всего лишь Ангелом, и уроки проходили на «отлично». Её лазурные глаза сияют, а улыбка становится шире. В такие моменты ей хочется обнять весь мир. А Эрик в такие моменты чувствует у себя за спиной самые настоящие крылья. — Что скажешь? — вдруг спросила она. — Мы сможем поехать в Венецию? — Да. Но не в этот раз, если ты хочешь вернуться в скором времени на сцену. Ты знаешь, что очень красиво рассказываешь, особенно, если ты сама увлечена? — с улыбкой спросил он. Девушка покраснела. — Нет. Но ты тоже особенно красиво рассказываешь, если увлечён. О, и я давно хотела спросить: что ты собираешься делать дальше, и что будет с Призраком? — Я уже говорил, когда мы ехали в карете в наш новый дом, что с Призраком покончено. Он убит. Или, ты не поверила? — Снова нет. Думала, что ты сказал это специально, чтобы я согласилась остаться с тобой. — Но это правда. — Ты также сказал, что Ангел и Призрак — это всё ты. — Верно. Но Ангел даровал мне поистине счастье небес, я мог общаться с тобой. То, чего я хотел столько лет. Просто общаться с кем-то. А Призрак… С его помощью я искал иллюзию всего того, в чём нуждался. Сейчас иллюзия мне не нужна. Я тоже хочу избавиться от Призрака, — он мягко взял её за руки. — Вернувшись в Париж, я планировал продать свою музыку издательству. Но не один. Мне всё ещё не по себе общаться с кем-то также, как это делают остальные, и я бы хотел, чтобы ты помогла мне. — Помогу. Ты собираешься продать и «Дон Жуана»? — Нет. Это — единственное, что я хотел бы оставить только нам… нашей… семье… — так непривычно было произносить это в свой адрес. — Ты колебался. — Всё ещё не могу поверить, — ему хочется задать вопрос, хочет ли Кристина ребёнка от него, но произносит иное. — Тебе нравился «Дон Жуан», ещё когда ты только увидела ноты, и потом тоже, верно? — Да, это так. Мне понравилось, и я бы очень хотела услышать это снова. Даже если не на органе. Эрик кивнул, поцеловав её ладони. — Помимо музыки, я подумываю вернуться на стройку. В этот раз есть, кому меня ждать. Был неровен час, когда кто-нибудь из них заплачет, и Кристина попыталась чуть развеять обстановку, хмыкнув. — И не надейся! Я не буду ждать тебя, так как у самой будет полно работы! — во время этих восклицаний она всё ещё держит мужа за руки. — И готовить будешь ты, потому что меня к плите даже подпускать нельзя! Эрик слышит в этом долю правды, но это не от обиды или недовольства. Кристина улыбается, и это всё, что нужно для счастья. — Мне не впервой быть настолько загруженным работой. Но хотелось бы, чтобы по субботам у нас было время, чтобы петь вместе, а по воскресеньям гулять в парке. Кристина кивнула.

***

Ещё один день Кристина провела, гуляя с Карлоттой по солнечной Флоренции. К вечеру супруги были уже в поезде, а в полдень Кристина, сидя на земле, в одной руке сжимала букет белоснежных роз, другой — могильный камень, на котором было написано «Фрея Дае». Эрик отошёл на приличное расстояние, чтобы девушка спокойно могла поговорить наедине с могилой. Он мог бы предположить, что Кристина оплакивает свою судьбу, то, что ей выпала участь стать женой мерзкого дьявола. Но его чуткий слух случайно ловит произнесённое ею сквозь скорбь «мне тебя не хватает…», хотя старается не подслушивать. Сейчас её мысли только о почившей матери, и ни о ком другом больше. Для Эрика слова «родители», «мама», «папа» — те, что были в детстве под запретом, а с возрастом перестали иметь значение. Вернувшись в Париж уже взрослым, он, одинокий и озлобленный постоянно думал о том, как душит своих мать и отца собственной удавкой, чтобы они получили хотя бы долю его мучений. Но, приехав в Руан, место, где родился, понял, что на самом деле всё ещё любит их, но не желает в этом признаваться даже самому себе. Увидев пустой дом и могилы родителей за окном, Эрик пребывал в непонятном даже ему забвении, представляя свою жизнь, родись он с нормальным лицом. Выйдя из приятного оцепенения, его обуяла злость, что-то в доме навечно сломано или разбито. Мужчина и сам не знает, зачем перетаскал вещи матери в дом на озере. Кристина, улыбнувшись сквозь пелену слёз, обернулась к мужу, проверяя, на месте ли он. Кажется, прошла целая вечность, хотя её разговор с душой Фреи длился не так уж много. Девушка поднялась и на ослабевших ногах подошла к задумавшемуся мужчине в маске. Эрик осторожно приобнял её, не давая упасть. — Всё в порядке? — заботливо спросил он. — Голова немного болит… от слёз. Я давно не плакала.