Solid black/сплошной чёрный

Прекрасная картина. Таблетки разбросаны по всему полу темной квартиры. Окна настежь открыты, пошатываясь от ветра. Видна полная луна, что освещала тело. Без сознания или мёртвое, неясно. От него можно было ожидать все, что угодно. — Я, конечно, могу поверить, что ты мертв и уйти, но ты же тогда задохнешься и правда умрёшь. Секунда. Тела уже не было, а на плече чувствовалось человеческое тепло. — Какой ты проницательный, прям тошно. Раздражение мигом накрыло, лишь послышался его голос, но…где-то в далёких отголосках души я был рад тому, что у него ничего не вышло. Снова. — Зачем пришёл? — все еще дыша мне в ухо, спросил он. — Высказать тебе пару ласковых за то, что ты кинул меня на эти гребанные отчёты. — И? — улыбаясь, шептал Дазай. — И пошёл ты! — раздражался я ещё больше. — Если это все, то ты можешь идти, — наконец он убрал руку с моего плеча и вышел из тени, что не освещала луна. — Выгоняешь, чтобы нормально таблеток наглотаться? — но ответа я не услышал, удостоившись лишь улыбкой. Ублюдок, — ну и ладно. Развернувшись на пятках и стиснув кулаки, двинулся к плотной двери. Дернулась ручка и я почти вышел, но остановился. — Я не собирался их глотать. Просто рассыпались, — тихо хмыкнув, я хлопнул дверью. Рассвет. Третья бутылка вина полетела на грубый асфальт. — Чертов Дазай, — зло выплюнув ненавистное мною имя, хотя как же греет душу его живой вид, устало опустился на колени, — что же ты так… Одна общая миссия за всю неделю радовала меня, хотя тщательное отторжение этого все еще витало в моей голове. Стянув шляпу на глаза, я упорно смотрел себе под ноги, не поднимая взгляда. — Тебе так нравится твоя обувь? — где-то по левую сторону от меня слышался слегка раздраженный голос. Почему раздражен ты, а холодок гуляет по моей спине? — Она мне нравится больше, чем твоё лицо, — ложь, наглая ложь, Чуя, какая же наглая ложь. — подробности. — Ну, что ж, на протяжении недели случались «случайные» убийства. Сначала полиция не складывала очевидные вещи, но после шестого случая решила потрошить прошлые дела и картинка сложилась. На всех жертвах одинаковый рваный отпечаток на лице, похожий на цифру. День соответствовал цифре. Почему именно они, неизвестно. У полиции складывается ощущение, что это просто простые прохожие, попадающиеся под руку сумасшедшего, — задумчиво рассказывал Дазай, — все они были обычными людьми, которые даже сопротивляться не способны. Родственники не знают других жертв. Все максимально из разных слоев общества. — Значит, у нас ничего нет? — хорошее начало. — Не совсем так. Я осмотрел каждую из жертв и у них всех есть что-то схожее. — Что же? — Во-первых, они все достигли совершеннолетия. Во-вторых, каждый из них посещал весьма интересное место. — И как ты это понял? — у них всех стояла «метка», обозначающая своего «покупателя». — Наркотики, травка? — Не совсем. Скорее, что-то из медикаментов, возможно, какой-то нелегальный врач. Не знаю. — Только не говори, мать твою, — снова это чувство использованной суки. Будто тебя, как шлюху, то берут и рассказывают о красивом будущем, а потом, выбрасывают, потому что сейчас в тебе не нуждаются. В тебе не нуждаются, как в полноценном целом. Лишь наживка. Лишь чёртова крыса. — Да, с сегодняшнего дня ты у нас будешь новичком в делах торчков. Принимать ничего не надо, — Ещё бы, если бы я что-то принял, оно тут же оказалось бы в твоей глотке, — лишь разузнать, не выдавая себя, конечно. — Конеечно, — будто пробуя на вкус слово, я поморщился, — когда начинаем? — Предположительно врач вылезет завтра — послезавтра, поэтому у нас есть время на подготовку и прочую суматоху. — Если это все, я пошёл, — недожидавшись каких-то слов, развернулся и направился в сторону обителя на сегодняшнюю ночь. Возвращаться домой, особенно сейчас, слишком опасно. Хотя, когда меня волновала опасность. — Твой дом в другой стороне, — я отошёл на приличное расстояние, ты все время пялился на мою спину? —  Я не собираюсь ночевать дома, — объясняться с этим я и не думал, поэтому сразу же завернул в ближайший переулок. Неважно, что идти мне нужно было прямо вдоль сплошной дороги. Ночь. Наверно, для кого-то она столь же прекрасна, сколько существует. Но одинокий настил, холодный пол даже не родной квартиры напрочь отбивает любую эмоцию к ночи, что, наверно, кого-то бы и огорчило. Но в душе царит давнее отчуждение и отстраненность всей ситуации. Должно быть, ты даже не понимаешь, что сейчас моя голова заполнена одним лишь тобой. Твой запах до сих пор свербит в моем носу и я не могу сказать, что мне это не нравится. Карие глаза и волосы, что небрежно закрывают лицо. Каждый твой чертов сантиметр буквально заставляет меня чувствовать эти странные чувства. Чувствовать что-то для меня — это странно. Даже не странно, скорее противно. Противно до глубины души. Но самое убивающее в этой ситуации то, что противным быть это перестало. Можно подумать, что он давал какие-то намёки или шанс на что-то внеземное, но нет. Нет лишнего взгляда, нет лишней улыбки или прикосновения, так с чего вдруг меня стало волновать это самое «нет»? Почему, когда ты отворачиваешься от меня просто, чтоб посмотреть какой-то документ или ответить на чьей-то до ужаса тупой вопрос, меня колит обида, что сейчас ты решил прервать и так тонкую связь между нами. Слышал бы ты все это, посчитал меня чистым эгоистом или ещё кем похуже, но если подумать, я ничего и не прошу. Лишь большее внимание, но не такое, что заставляло бы меня надеяться. Надеяться я давно перестал. Перестал и строить какое-то слепые мечты, где внезапно бы все стало радужно и все были бы счастливы. Ночь. Она была прекрасной. Была настолько трепетна, что дарила новый глоток воздуха, позволяя жить дальше. Эта тихая, кажется, незаметная помощь от неизвестно кого, но сколько же она мне дала. Дала мысль на продолжение жизни. Дала разрешение на эту глупую эмоцию, как «привязанность». Я тщательно отказывался принимать что-то более глубокое. Мы не были знакомы настолько хорошо, чтобы я мог назвать это любовью. Не мог сказать, но где-то в душе это осознание царапало все, что видит и скалилась прямо в душу. Оскал дьявола, что, кажется, был пойман, но…он ведь дьявол? Так, какие оковы способны его сдерживать? Ночь. Она столь же прекрасна, как и это чувство, что я отвергал с самого начала его появления, но, почему? Никаких объяснений или отказов не было. Более этого, их никогда и не будет, я не собирался делиться всей это гаммой эмоций с кем-то вроде него. Тем более с ним. Эти жалкие, незаслуженные мною, чувства умрут со мной, не удостовишись оглашения. Мы? Нет «мы». Нет «нас». Нет чего-то общего между нами. Есть «я», есть «он». Есть общая работа.  Не более. На этом не более мы и остановимся.

***

Утро. Наверно, после тяжёлой ночи на все том же холодном полу, я предпочёл бы послать все и вернуться в родную квартиру, на родную кровать, но… все еще одинокие стены. Черт. Есть хоть одно место, где я буду не одинок? Ухмылка сама появилась на моем лице. Конечно, есть. Но там тебе не рады. Там тебя не ждут и не трепетно ценят. Там тебя нет. Очередной поворот и я вижу ту ненавистную тень около дерева, хотелось вбить его в этот ствол и не дать уйти. Объясниться, выговориться, сказать все, что на уме, хотя бы дотронуться… Вместо этого сухой кивок и расстояние не меньше метра. Не дозволено. Нельзя. Нет. Сколько много в моей голове «нет»? Не знаю, наверно, тысячи. Может, больше? Понятия не имею. Единственное, что я знаю, сегодня я чертов торчок, идущий на верную смерть. — Чуя, — это было слишком неожиданно, с мгновение я вздоргнул, но выдержка…многолетняя выдержка и я совладал с собой, — у меня к тебе просьба. — Чего хочешь? — хотелось выплюнуть эту пару слов ему в лицо, но нельзя. Смотрю куда-то за грани моего зрения. — Не используй способность. Он работает исключительно с обычными людьми. Узнает, кто ты и все будет напрасно, — может мне и показалось, но сказано это было не как приказ. Ах да… это же просьба. — Я постараюсь, но ничего не обещаю, малейшее недопонимание — он труп, — кого я обманываю? Если Дазай хоть раз на меня посмотрит и скажет, что это ради моего же блага я не стану использовать способность, даже если буду умирать. — Не так резво, — он все же повернулся, — он нужен нам живым. И, Чуя… — Чего? –я тоже взглянул в плюбившиеся мне глаза. — Удачи, — оттолкнувшись от дерева, он направился в мою сторону, попутно доставая руку с кармана. Передав мне какую-то записку, он направился в ту сторону, откуда я пришёл. Что ж. Взгляд в небо и нет прекрасной ночи. Нет поддержки и нет его. Я снова погряз в этом один. Записка. Точно. Развернув свёрток, на асфальт упала маленькая капелька, по началу которую я не заметил, но когда увидел лаконичную запись «не проеби прослушку», то посмотрел себе под ноги. Хорошо, что хоть не в люк упала, иначе пришлось бы не очень. Подняв каплю, я принялся читать записку, ибо там было что-то ещё. «Место положения его «стоянки» напротив того дерева, около которого мы встретились…» Нормальный вообще, назначать место встречи напротив заказа? «…никаких способностей, даже намека на них, иначе он выставит тебя с этой забегаловки сразу, фетишист херов…» Улыбка сама по себе проявилась на моем лице. Мне всегда нравилось, когда он показывал хоть какие-то эмоции даже если в подобной форме. «…Как наденешь прослушку, нажми на неё, связь соединится и я смогу слышать все, что и ты…» Я был удивлён, честно говоря, думал, что он кинул меня здесь, пиная ножкой, мол «разбирайся сам с этим доктором». «…Я надеюсь, ты не наделаешь глупостей и, тем более, не будешь использовать порчу, в данный момент это будет не только опасно для всего окружающего, но и тебя самого, я чисто физически не успею, поэтому, прояви благоразумие. Удачи, Чуя. Дазай Осаму» Наверно, сейчас я выгляжу как школьница, которая получила записку на четырнадцатое февраля от того самого, правда, не думаю, что она была так же рада такому контексту, который встретил меня. Хотя, какие в наше время школьницы… Скомкав записку, я сложил её в внутренний карман. Несколько раз судорожно выдохнул и вставил каплю в ухо, после чего послушно нажал на шершавую поверхность. «Слышишь меня?» — Слышу. «Отлично, будь аккуратнее и, вдруг что, громко не отвечай, по максимуму держись ближе к нему, чтоб я смог записать все, что он говорит, в противном случае, у нас не будет доков и…» — И придётся по новой. Да-да, я понял. Привычная рабочая обстановка. Ничего нового. Подумаешь, сейчас какой-то юноша, которому едва стукнуло семнадцать, разговаривает сам с собой, слегка выражая недовольство на лице. Обычное дело в портовой мафии, да? «Я заранее установил в зале камеры, так что первое время ты будешь в обзоре, дальше только звук, а я не сомневаюсь, что он тебя куда-то потащит.» — Умеешь ты подбадривать, слов нет. Ладно, я пошёл. «Катись. Только помни. Ак-ку-ра-тно. Аккуратно.» — Я понял, что ты завёлся. Возможно, опять же где-то в глубине души мне было приятно его волнение, с другой я прекрасно понимал, что он волнуется исключительно за доки и отчёт перед Мори. От этого стало до ужаса противно и мерзко. Ну вот, сам себе настроение испортил, молодец. Несколько раз поморгал, фокусируя зрение на панорамных окнах помещения напротив. Потёртое здание, чем-то похожее на давно заброшенное, освещалось несколькими лампочками. Никакого доверия у меня это «кафе» не вызывало. Мурашек не было, я и похуже места видал, но что-то оно какое-то… Ладно. Я не подходил к зданию напротив еще минут десять, высматривая людей, что туда заходили. В основном школьники, редко мелькали совершеннолетие, я прекрасно помнил, что всем жертвам было за восемнадцать, поэтому не понимал, что здесь делают подростки. За все это время, что туда заходили, не один не вышел. Меня это насторожило, но решив больше не терять время, я направился к помещению через дорогу. Открыв дверь, которая держалась только на божьем слове, почувствовал ярый запах сигарет смешанный с алкоголем. Дешёвым алкоголем. Такая резкая перемена запахов буквально вынуждала меня развернуться и выйти нахер отсюда, но задание, увы, было важнее. Вторым делом, чем я стал заниматься — это осматриваться. Столов было немного, почти все заняты. Около окон сидела парочка, о чем-то мило шушукаясь, прямо напротив них сидел одинокий парень с гитарой, перебирая сигарету пальцами он смотрел на ту самую парочку, иногда кривясь. Его реакция меня забавляла, правда почему, я пока не понял. В центре было ещё несколько заполненных столов. Пара студентов, закончивших школу и девчонка, вероятно, младше двоих тех. Последняя краснела и все отводила взгляд, пока те на что-то её уговаривали. Мерзкая картина, должен признать. –Молодой человек, вам помочь? — где-то около меня прозвучал низкий голос, с слегка слышимой хрипотцой, а ещё через какое-то время я почувствовал запах сигарет, смешанный с чем-то ещё. Ага. — Да, я бы хотел…эм… — ну же, Чуя, до этого прекрасно знал, что будешь говорить, а тут растерялся? В ушах послышался голос напарника: «Все нормально, Чуя, перестань волноваться. Я вижу тебя.» Должен признать, это меня успокоило и я вздохнул. — Да, я бы хотел поговорить с доктором. — Тогда вы пришли куда нужно, пойдёмте, — мужчина развернулся и направился вглубь затемненной комнаты и мне ничего не оставалось, кроме как идти за ним, — прошу, садитесь сюда, сейчас к вам подойдут. « Вот это обслуживание, прямо высший уровень, ничего не сказать», — прозвучало насмешливое в голове. Честно, если бы я не помнил, что в моем ухе прослушка, посчитал себя шизофреником. Закрыв глаза, я устало опустил руки на потертый стол, наказав себе прятать всю свою брезгливость. Почему-то у меня неукладывалось в голове, почему тут тусят такие личности. Хотя, подумаешь, это вполне логично. Но на их месте я бы предпочёл заброшку или ещё что-то, но не такое. Точно не такое. —  Вы желали меня видеть? — сверху прозвучал примерно такой же низкий голос, но на удивление подрый, сам на своих же аппаратах, что ли? «А вот теперь, Чуя, следи за каждым его движением и словом, понял меня?», — я чуть было не ответил на голос Дазая, но вовремя одернул себя, открыв глаза. — Да. — Итак, о чем вы хотели поговорить? — доктор сел напротив и выжидающе посмотрел. — Я…эм, хотел бы приобрести некоторые препараты. — Какие конкретно и есть ли вам восемнадцать, мне не нужны проблемы с законом, знаете ли, — как красиво врет и не разберёшь же. — Я точного названия не помню, конечно есть и я хотел бы узнать ваше имя, — резко, в лоб, но, чем черт не шутит, верно? — Разберемся, а свое имя я не раскрываю. Здесь мы общаемся цифрами, не более, — какое попадание, Чуя, значит это тот самый, — так же я не интересуюсь вашим именем. А теперь, пойдёмте, определим, что вам нужно. — Да, коне… — но я не успел договорить, в голове прозвучал взолнованный голос. «Чуя, вали нахер оттуда, живо.» Чего? Рехнулся, что ли? «Слышишь меня? Все,  сворачиваем миссию, быстро вали оттуда, кому сказано.» Быстро взглянув на часы, я картинно вздохнул. — Ох, извините, совсем замотался, мне нужно по делам, давайте перенесем? — Конечно, на послезавтра в это же время, пойдёт? — Да, благодарю, — в спешке поднявшись, я чуть ли не выскочил из помещения. И только уйдя на приличное расстояние, я выдохнул. –Потрудись объяснить, это что было? «Тот парень, что был с гитарой, он с ними заодно, скорее всего половина людей наняты, я тебя вытащил оттуда сразу, как заметил, что он направился в вашу сторону.» — Может он просто шёл, чего ты панику нагнал? «Ещё бы я просто так что-то делал, совсем из ума выжил? Продолжим миссию в следующий раз.» — Идиот, ладно, где мне тебя найти? «Иди в ту гостиницу, где ночевал.» — Хор… Погоди, что? Откуда ты? «Это неважно, иди быстрее, тот парень вышел из забегаловки.» — Дазай, черт тебя дери. «Ускоряйся. Он пошёл проверять клиента.» — Он пошёл что…? «Вали с главной дороги, живо, если хочешь добраться живым.» О боже. Резко свернув непонятно куда, я принялся ориентироваться в местности, вспоминая путь к гостинице. Почти сразу же нашёл нужную дорогу и выдохнул. Доведут, когда-нибудь… — Почти подошёл, где тебя там искать? «Там же, где ты и спал этой ночью.» — По… Дазай, черт тебя дери. «Не ругайся.» Короткое приветсвие с какой-то девушкой в холле и я направился в сторону своей комнаты, попутно вытаскивая каплю с уха, черт, болит-то как. Как только открыл дверь, чуть не въехал в Дазая с размаху, оказалось, он ждал меня около входа. Зачем? — И нахера ты вытащил меня? Если это не что-то срочное, я придушу тебя. — Обязательно, идём, — он развернулся и направился вглубь небольшой комнаты, я поплелся за ним. Все оборудование, каким он обычно пользуется для слежки, аккуратно расставлено на полу. — Так, и? — Смотри, — он указал пальцем на одну из картинок, транслирующих происходящее в том помещении. — И? — уставился на показаное место, но ничего не заметил, сколько не смотрел, поэтому перевёл взгляд на Дазая. — Вот эти двое. Та парочка, на которых смотрел парень с гитарой. Они тоже с ними заодно. — Как ты это понял? — Пока вы вели милую беседу, парочка встала и подошла к барной стойке, якобы забирая свой кофе. Тот, с которым ты говорил до доктора, передал им сверток и кивнул в вашу сторону. Юноша сразу пошёл к их столику, а девчонка пошла длинным путем через того, с гитарой. Незаметно передала сверток и вернулась к столику около окна. Если быть там, то этого не видно, но когда смотришь сверху и видишь, что она тут кругами ходит, становится подозрительно. Как только с гитарой встал, я сразу же дал тебе знак валить оттуда. Пока что мы не должны кидаться из минимума в максимум, поэтому, для начала, пойдёт. Именно поэтому, Дазай всегда оставался в тени, вырабатывая план или чётко следил за кем-то, давая поддержку. Очень редко вклинивался в основной бой, предпочитая руководить. Именно поэтому я занимался более грязной работой. Если бы сел за все эти камеры, то от меня толку было бы никакого, в то время как Дазай мог  приспособиться и для роли наживки. Это всегда меня удивляло. — Ладно, я понял, но следующий раз объяснять надо, иначе не понятно, чего ты так подорвался, сам вроде, чуть ли не на верную смерть отправлял, — по-моему, он пропустил это мимо себя, снова уткнувшись в монитор. — Ты долго собираешься торчать здесь, уже вечереет. — Ты думаешь, если я собирался возвращаться домой — взял бы с собой «все» это? — То есть валить ты не собираешься? — сердце пропустило пару ударов. Только этого мне не хватало. — А ты против? — вопрос окончательно выбил из колеи. Осаму, мать твою дери, конечно я не против, но тебе-то как это сказать? — Выбора у меня нет, правильно? Тогда и мое мнение не имеет смысла, — выкрутился. Наверно. — Правильно думаешь, Чуя.

***

Стрелки на часах ушли далеко за девять вечера. Все это время, что мы провели на полу холодной комнаты — разрабатывали стратегию и вырабатывали каждую мелочь, чтобы все прошло успешно и без последствий. Максимально без последствий. — Тело отказывается двигаться, твою ж, — устало потянувшись, я наконец-то добрался до «кровати», пристроился где-то около края, сразу же давая простор нежданному гостю. Дазай же молча опустился на предоставленное место. Во мне боролось два желания. Развернуться, прижаться, просто почувствовать тепло и резко встать, психануть и выйти нахер отсюда, пока желание контролируемо.  Никакой дикой потребности не было, наши тела даже не соприкасались, я позаботился об этом, но едва уловимое тепло от живого существа напрягало. Я долго собирался с мыслями, чтобы перевернуться, но и все же. Это комната Чуи и Дазая никто не приглашал, логично, что и возражать такому действию он не может. Ведь, правда? Психанув окончательно, я резко перевернулся и замер. Он не спал. Открытые глаза пялились на мою спину, а когда я встретился с ним взглядом, то даже не отвел их. — Не спишь? — весьма логично, молодец, Дазай, — кошмары мучают? — Твоя физиономия, — от такого открытого взгляда я поежился, не нравился он мне. — Я польщён, — едва уловимая усмешка пролетела на его лице, — ты замерз? — он все же заметил моё неловкое движение и указал на это, черт вот же… — Нет. — А врать не хорошо, Чуя, заболеешь, я к этому доктору не полезу в логово, — и не дав мне даже до конца понять смысл сказанного, резко притянул меня к себе. К теплу. Дрожь. Никогда бы не подумал, что она настолько ощущаема. — Ты чего творишь, Осаму, жить надоело? — Ты дрожишь, а больные напарники мне не сдались, потерпи моё присутствие несколько часов, зато не заболеешь. — Да пошёл ты… — Ах, Чуя, какой же ты лжец. Ты ведь чувствуешь это тепло, да? Это томящее, спящее до этого, чувство внизу живота? Тебе нравится. Нравится, что как последнюю шавку прижали к груди, будто это единственный шанс спастись. Осталось только вжаться в его тело и картина запомнится красками. — Знаешь, Чуя, а ведь ты совсем недавно стал семнадцатилетним, не так ли? — И что? — резкая смена темы меня не удивила, он часто так прыгал, не давая спокойствия, но почему именно это? — А я тебе так ничего и не подарил… — Да и не должен, вроде, мы напарники. Не друзья, не родственники, не одноклассники, — эта неоправданная эмоция, что это? Куда тебя, мать твою, понесло, Осаму? — Ну да… И все же, — какое-то жалкое мгновение и опора куда-то ушла из-под тела, а потом также резко появилась. Тепла рядом не оказалось. Оно было сверху, нависая надо мной. — Эй стой, Осаму, ты головой ударился или что? Тебе жить надоело? Я тебе сейчас врежу, — сердце забилось зайцем в грудной клетке, я совсем не на такое рассчитывал. — Если действительно хотел врезать — я давно бы уже валялся на этом холодном полу, — он улыбнулся, — знаешь, я видел, как ты обращаешься со своими подчинёнными… Вроде как с уважением, а вроде, как с пустым местом, а потом сложил два плюс два и получил, что для тебя я более пустое место, не правда ли? — Тебя, по-моему, не туда понесло. — Да нет, вполне туда. Явное отстранение, холод и мерзкое унижение в глазах. Чуя, ты так сильно ненавидишь меня? — Чего, блять? — от неожиданности, я поднялся на локтях, тем самым сократил расстояние между нами, но, честно говоря, это последнее, что меня волновало, — да ты хоть видел свое лицо? Это вшивая насмешка и яркий взгляд, который сжигает тебя изнутри, только взгляни. Сам то, лучше что ли, суицидник недоношенный? — И правда, чем я хуже… Что-то я отвлёкся, ах, да, подарок. Я попрошу лишь об одном, если захочешь меня убить — убей безболезненно, знаешь, как я к этому отношусь. — Что? Ч-что ты хочешь сделать?! Осаму?! — Ты только в напряжённой ситуации называешь меня по имени, да? — этот вопрос я решил опустить, не до того было, — как же слеп я был все это время. Знаешь, что? — Что? — почти охрипшим голосом от напряжения прошипел, но от ответа пробила дрожь. — А забей. Я передумал, спи спокойно, Чуя, хотя, если хочешь быть похожим на торчка, лучше не спать, а я пойду, прогуляюсь, — он пересел на ту часть, где какое-то время лежал, потянулся и встал.  Сначала я подумал, что он шутит и сейчас вернётся, но когда услышал шуршание около входной двери, а потом и вовсе звук ручки, отстранился от происходящего. Что это было? Что он хотел сделать? Вариантов было много. Как желанных, так и нет. Но, чем это должно было оказаться — остаётся лишь гадать. Мне нравилась такая перемена его эмоций. Всегда отстраненный и холодный внезапно такой…притягательный Осаму. Дазай вернулся где-то через четверть часа. Желая избежать каких-то вопросов, я зажмурил глаза и принялся следить за сердцебиением. Лишь бы не понял. — Чуя? — едва уловимый, тихий и уставший голос, — спит. Почти. Он приблизился ко мне и опустился до моего уровня. — Даже в такое время остаётся невозмутим и спит, а я не выдержал наплыва эмоций и ушёл, оставив тебя здесь. — внезапно начавшаяся тирада напугала, но постепенно контроль снова настроен, — если бы не спал, наверно, назвал бы меня девчонкой или ещё как-нибудь, грубо посмеявшись в лицо, как это обычно бывает, — нет, Дазай, сейчас я бы этого не делал… — прости, что заставил волноваться, голова совсем не соображает, ужас какой-то. Внезапная тишина и, очень осторожное, шуршание справа. Он лёг поверх покрывала, так и не дотронувшись до меня. Лишь давая полную безопасность и спокойствие. Теперь и правда клонило в сон, отодвигая все переживания куда-то на десятый план, если не самый последний. Утро. Наверно, я не мог сказать, что оно меня так же завораживало, как и ночь. Ночью ты мог быть собой и никто бы и внимания не обратил на твои выебоны или странное поведение, но при свете дня и яркого солнца складывается ощущение, будто каждый, кого ты встречаешь на пути, обязательно посмотрит на тебя, осудит и поставит клеймо сумасшедшего. Хотя, кто уверен, что этот самый прохожий не является шизофреником и не свалил только что с психушки? Правильно, никто. На меня часто падали косые взгляды в силу моего роста и яркой внешности, не смотря на то, что длинный плащ был всегда надет, а шляпа никогда не снималась на улице. Люди слишком любили поглазеть на кого-то, кто не похож на них. Хотя, казалось бы, все внимание должно быть приковано к парню рядом, что выше на две головы и обмотан бинтами в всех видных частях тела. Интересно, а торс у него так же перебентован? Не знаю, сколько я так пролежал, глупо размышляя о своём напарнике (наверняка ведь покраснел, о чем ты думаешь, мать твою, Чуя), но нехотя поднялся, открывая глаза. Рядом никого не было, что ожидаемо, за оборудованием тоже пусто. Куда ж ты пропал? Только прислушавшись, я услышал едва различаемые звуки воды за единственной дверью в комнате. Осознание пришло и лицо залилось яркой краской. Ну и что ты здесь краснеешь, как школьница, идиот. Хватит, Чуя. Запретный плод сладок. Вязкое ощущение сладости не понятно откуда появилось во рту и захотелось пить, поэтому через всю свою лень и отсутствие желания, встал и направился к столу. Ледяная жидкость вливаясь, «убивала» всю сладость, стирала и дикое желание, которое, оказывается, присутствовало уже четверть часа. Да чтоб тебя. Звуки воды прекратились и я напрягся, но выходить он не спешил. Лишь спустя какие-то минуты я вспомнил, что без своих бинтов он точно не выйдет, поэтому, скорее всего, сейчас он перевязывает многочисленные порезы и глубокие шрамы, заглатывая всю ненависть к себе и к прошлому далеко внутрь. Но стоит ли это делать? Размышления прервались щелчком и дверь открылась. Передо мной был он. И, да, торс тоже покрыт плотной тканью бинтов.  Как-то слишком неожиданно я понял, что никогда не видел Дазая в таком виде и, более того, желал всем своим нутром этого. Поэтому желание, что было перебито ледяной водой, наплевать хотело на эту самую воду, которую я все еще пил. Боже… Почему-то он не спешил накидывать рубашку, которая мирно лежала на его плече, а продолжал смотреть на меня. Что ты пытался во мне разглядеть? Чувство стыда? Или что-то другое? Что вообще у него в голове творится? Хрен его знает. Но и я, и он продолжали молчать, смотря друг другу в глаза, явно ища какой-то ответ или вопрос, или утверждение, или отказ… Не знаю, что он там искал, а я… А что я? А я просто глазел на подятнутое тело, слегка мокрые тёмные локоны и настоящие глаза. Глаза без сарказма и осуждения. Без смеха и ненависти. Просто глаза. Просто обыденность, будто мы уже много лет живём вместе и это обычная ситуация, после которой Осаму легко подойдёт ко мне, поцелует в макушку и скажет, какая хорошая сегодня погода, утягивая за талию ближе к себе. Погода и в правду была хороша, но никто не подошёл, не поцеловал и не притянул. Лишь взгляд, в котором таилось точно такое же желание той самой «обыденности», но какая обыденность у, даже не совершеннолетних, мафиози может быть? Явно не такая, какой они хотели её видеть. Но, ведь никто не запрещал мечтать? А мечтать хотелось всегда. Он продолжал стоять, а я считал последние секунды моего терпения перед тем, как рвану мимо него в душ. Не хотелось, что бы он видел точно такую же наготу, которую обличил в своих глазах. Я слишком замкнут и закрыт для такого бесшумного разговора. Слишком боялся быть открытым и настоящим. Два… Один. И я решительно направился к своему спасению, которое находилось прямо за Дазаем, но…он не спешил мне открывать путь, поэтому пришлось менять траекторию и обходить его. Вот она, заветная ручка, лишь дотянуться и я смогу свалить, снова построя между нами стену. Ты ведь всегда её строил, вот и мне не мешай. Схватившись за ручку, как за спасательный круг в океане, я дёрнул дверь на себя и…не смог войти. На моей талии плотно сомкнулся колец рук, полностью обездвиживая, не давая пути на спасение, открыто показывая, что я проиграл в каком-то там бесшумном пари. Сухие, но неимоверно нежные руки лежали на моей пояснице, слегка придавливали, заставляя прижаться к голой груди. Я все еще держал ручку, не знаю зачем, наверно, все-таки я видел в ней тот самый спасательный круг. Успокойся, Чуя, он тебе уже не поможет. Океан поглотил тебя в свою тьму, не давая всплыть. Я зажмурил глаза и разжал руку, бессильно отпуская её. Буквально повис на нем, не в силах хоть что-то сделать. А зачем? Ты ведь буквально мгновение назад воображал себе это, а сейчас даёшь заднюю? Как всегда, Чуя, страх овладел тобой, сковывая и желание, и здравый рассудок. Он молчал и, оперевшись подбородком мне в макушку, смотрел куда-то за мою спину, думаю,  в окно. Одна рука все еще находилась на моей пояснице, другая же легко легла на мое плечо, заставляя прижаться вплотную. И почему я сейчас ему это позволяю? Почему не вырвался и не ударил в живот? Или по лицу? Или ещё куда-нибудь? Почему? Ты ведь мог сдерживать все свои эмоции столько времени. Почему малейшие признаки внимания так выбивают тебя из колеи? Ответ был лишь один. Потому что это признаки внимания были от него. И все мысли путались, не желая собраться и проясниться. Сейчас бы, по-хорошему, взглянуть в его глаза и спросить, что происходит, что он чувствует и есть ли это та самая «обыденность», но всякие слова казались лишними, глупыми. Порой самые обычные действия казались красоречивее, чем любые объяснения или слова. Крепкие объятия, что внушали полную безопасность и доверие. Осаму, его ты тоже так обнимал? Также прижимал к груди и отдавал все свое доверие? Также упирался подбородком и не давал и шанса вывернуться из капкана рук? Опасные иглы кольнули в районе груди. О чем ты думаешь, Осаму? Зачем ты это делаешь? Лишь спустя минуту я осторожно положил дрожащие руки ему на спину, заключая его в точно такой же капкан, не давая и шанса на выход. Если и ты мне не даёшь варианта спасения, то почему я должен? Теперь я ничего не должен. Не должен сдерживать все чувства и унижать его, делая вид, что это смешно. Не должен смеяться над тем, что он оплашался и, понурив голову, идёт по ночной улице. Не должен злиться на него за лишний не брошенный взгляд. Не должен переживать каждый раз, как он смотрит на кого-то с восхищением во взгляде. Не должен. Ведь так, Осаму? Или это мимолетное проявление — лишь слабость, которую ты позволил мне, чтобы потом я продолжал жить, тая надежду? Ведь до этого момента я на корню её убивал внутри, не давая и шанса раскрыться бутону огромным цветком. А ты не дал её убить снова и позволил распуститься лепесткам нежности и трепета. Зачем? Слабость ослепляет. Этого ты добивался? Ослепил меня посередине тесной комнаты в каком-то мотеле и не даёшь и шанса на «просвещение». Хотя, чего это я? Хочу ли я этого просвещения? Ха-ха-ха, Чуя, ты жалок. Придумываешь кучу вариантов почему он сделал этого, а сам сжимаешь его спину в попытках стать ещё ближе, хотя куда бы? Ты чувствуешь сбитое биение сердца и рваное дыхание чуть выше головы, но все еще пытаешься прижаться сильнее, чтобы не оказаться вдруг снова одиноким и брошенным. Хватаешься за его спину, все еще жмуря глаза, боясь встретить насмешливый взгляд перед собой. Боишься насмешки, да? Боишься того, что это все шутка или очередная «подножка» со стороны напарника. Боишься того, что это может оказаться лишь сном и ты вовсе не вставал и не пил воду, перекрывая сладость во рту. Боишься…и все же открываешь глаза. Взгляду открывается тело. Да, а чего ты ожидал? Чужой подбородок все еще находился на макушке, тревожить не хотелось, посему приходилось довольствоваться тем, что имеется. Плотно прилегающие бинты открывали не такой обзор, но местами виднелись белые полосы, пересекающие ещё новые, практически не зажившие, раны. Сердце то набирало темп, то возвращалось в норму при виде такой картины. Хотелось искренне прижать его ещё сильнее, отдавая все свое мизерное тепло и доброту. Хотя какая, к черту, доброта может быть у них? Ах, эти мечты…Детские, почти наивные, мечты о том, что в них есть ещё капля сострадания и любви. Нет. Не было ни капли, ни реки, ни океана. Не было ничего, кроме как пугающей темноты и пустоты где-то посередине груди. Должно быть, именно такими слабостями, как объятья, они восполняли обычные потребности в тепле и чувства живучести. Жизнь — мрак. Мрак, который освещают люди. Невинные, добрые, открытые и честные. Они хватают тебя за руку и вытаскивают из этого лабиринта, показывая новую красочную жизнь. На каждого человека рассчитано свое «солнце», которые вытащит его из омута и расскажет о другой вселенной, где нет боли и печали, нет криков посреди кладбища и растекшей крови по асфальту. Нет насилия и унижений.  Человек, живущий во мраке, скептически посмотрит и посоветует снять «розовые» очки, прекрасно понимая, что такое «боль», ведь так часто этот термин присутсвовал в его жизни. Но желание спрятаться, желание почувствовать тепло, словно монстр под кроватью, который желает хоть раз взглянуть на яркую звезду — Солнце, наденет точно такие же очки и посмотрит на совершенно иной мир. А что делать им? У них есть лишь они сами, люди, увязшие в тьме, постепенно строя около себя уже «свою» тьму, убивая последние проблески света. Ведь им так комфортнее. Они привыкли жить страдая. «Жить». Скорее существовать. Человек, не желающий продолжать свои страдания может прийти к нескольким вариантам, хотя их не так много. Покончить со всем этим или передать свою боль кому-то другому. Забавно, что сейчас человек, который скорее бы предпочёл первый вариант, стоит и обнимает меня, сжимая в своих объятьях, будто пытаясь отдать свое тепло, которого, кроме как физического, давно нет. Его нет, Осаму. Но почему мне так тепло? Я снова закрыл глаза, не желая видеть все эти воспоминания на его теле, и окончательно положил голову на его грудь. Что же ты чувствуешь? Тебе правда была так необходима эта слабость? Или сейчас, смотря в окно, ты надменно улыбаешься и готовишься воткнуть в мою спину нож? Ты точно так же сейчас кричишь внутри от переполняемого счастья или чувствуешь лишь жалость? Что ты чувствуешь, Осаму? Скажи мне. Сколько времени так прошло? Не знаю. Надо бы оторваться и заняться работой. Продолжить слежку и не проебать миссию, но мы все стояли. Стояли и, буквально, жили друг другом. Именно жили. И я был счастлив, потому что «жить» вот так — это то, чего я так хотел. Моя боль не была соизмерима с чем-то материальным. Не думаю, что вообще чью-то боль можно посчитать ложками, сантиметрами или ньютонами. Это не было работой, не было объёмом, не было расстоянием. Это была пустота. Пугающая. Жуткая, кричащая о своём превосходстве над всем этим миром. И ты живёшь с ней. Дышишь. Ешь. Разговариваешь. Шутишь. Смеёшься. Плачешь. Каждая чёртова эмоция проходит через эту пустоту, словно проверяя свою прочность. Некая русская рулетка. Умрешь сразу в темноте или пойдешь на свет? А я не пошёл на свет, оставшись в этой темноте, заглатывая комок в горле, от нарастающего страха. Страх — вещь странная, но приемлемая. Понятная. Все мы чего-то боимся, ведь так? Даже тот доктор, к которому я должен прийти завтра в качестве его «покупателя» чего-то боится. Единственное, что нас всех различает — это борьба со страхом. Агрессия. Борьба. Принятие. Отчуждение.  Что ты выберешь, чтобы жить дальше? Помни, твой выбор красиво перевернет твою жизнь и покажет, какой пиздец может дышать тебе в спину. Или он уже дышит? Возможно. Он, хотя бы, дышит. Ровно, не дергаясь и не всхлипывая. Просто дышит. Как бы мне хотелось дышать так же. А ты? Твоя боль…её ты измерял? Или тебе не хватило ни одной точной формулы, чтобы посчитать, насколько сильно тебе больно? Или каждый твой порез — это одна, твоя собственная, единица измерения? Сколько их? Десятки? Сотни? Или ран на твоём сердце куда больше, нежели на теле? Скорее всего, так и есть.  Что же случилось до нашей встречи, что даже при первой нашей встрече твоё тело было накрепко перевязано? Нет. Не рассказывай мне. Не рассказывай никому. Это больно. Вспоминать. Делиться. Снова «переживать» те моменты. Не делай этого. Слышишь? Никогда… Лишь прикосновения. Лишь через них ты можешь мне сказать, как тебе больно и что ты чувствуешь. Не нужно слов. Твоя поставленная речь насквозь пропитана ложью и отработанным сценарием. Ты не кукла. Ты — человек, погрязший во тьме. Но именно ты — моё солнце. Именно ты заставил сейчас трепетать все моё нутро. Именно ты взъерошил, поселившуюся во мне тьму. Заставил почувствовать её страх. Заставил поверить в потерянный свет. И это лишь одними объятьями. Неловкими. Скованными. Но чертовски нужными. И только сейчас я могу сказать с непробиваемой уверенностью. Я погряз в его свечении. Свечении, которое исходит из темноты. — Ты… Кто это сказал? Я? Или он? Голоса смешались в голове. Хотя, что уж там, смешалось все. Я уже не видел перед собой бинты или полосы. Видел лишь свет, за который хотелось хвататься. Тяжесть с головы куда-то ушла, а потом я увидел его глаза. В них не было того, чего я так остерегался. В стеклянных, пробитых болью насквозь, глазах не было смеха или ненависти. Это в очередной раз заставило что-то летать внутри меня. Я видел. Чувствовал, что он хотел что-то сказать, но не мог. Не знаю, почему не мог. Но хотел. Главное в жизни, ведь, желание, да? Моё желание дотронуться до его губ горело во мне. И я не мог с этим что-то сделать. Не мог ~ не хотел. Но усердно продолжал смотреть в глаза и не двигался. Мною овладел страх, но не тот, что был раньше. Этот страх заставлял трепетать все. Заставлял глупо улыбаться и счастливо смеяться. Он окрылял. Бывает ли страх таким? Наверно, моя глупая улыбка сейчас настолько смешна, что он еле сдерживается. Наверно, мне не стоило поддаваться слабости. И снова эти противоречия. Прямо как тогда, когда я ночевал впервые в этом месте. Когда пил, как не в себя и проклинал любые чувства к этому человеку. Проклинал себя за свою живучесть и ощущение «жизни». И что сейчас? Ты таешь. «Жалкий. Жалкий. Жалкий.», — словно в бреду проносились стрелой в моей голове слова. «Ничтожество. Не имеешь. Не имеешь права. На ублюдскую слабость. На любовь. Не имеешь», — раз за разом до меня доходил смысл слов, что я сам себе говорил и поговаривал всякий раз. Или этот голос в голове — вовсе не я? Но кто? Демон? Сатана? Ангел? Бог? Или здравый рассудок? Не знаю. Но это точно не мои слова. Стоять было невыносимо, на самом деле. Ноги подкашивались, будто я и вовсе не спал этой ночью. Необъяснимая слабость напрягала каждую чёртову мышцу, что была задействована в таком просто действии — стоять. Хотя определённую роль играет здесь и то, что я все еще зажат в капкане рук и от этого приходится вытягиваться. Ростом меня, все-таки, обделили. Сколько не оправдывайся. Не смотря на то, что Дазай не заставлял меня как-то подниматься, вовсе не принуждал к каким-то действиям, но стоять все же было проблематично. Тело затекло. — Нам нужно к боссу зайти, — возможно, он это понял, что вряд ли, возможно, он вспомнил о стоящей работе, не знаю, — доложить о проходящей работе и кое-что обсудить. Пошли. И все. Больше привычного тепла на пояснице не ощущалось. Передо мной было лишь пустое пространство. Он словно исчез из моего мира, хотя, в самом деле, отошёл на метр, максимум. Окинув меня придирчивым взглядом, он слегка усмехнулся. Хотелось как-то ответить достойной подколкой, но шутки он так и не озвучил, следовательно, моя насмешка была бы ни к чему. Кайфолом. Мы в полном молчании добрались до центра, а там и до главного здания Портовой Мафии. Пара взглядов охраны, секунда, когда их тела пробила дрожь. Нас пустили. Никто не скрывал, что двойной чёрный был пугающим дуэтом. Многие люди, работающие с нами, побаиваются находиться рядом. Даже такие, которые запросто могут нас скрутить и повесить вместо ёлочных игрушек, смотрят с некой настороженностью. Несомненно, это льстило. Кабинет был залит полумраком. Привычные панорамные окна завешаны плотной тканью. Не похоже это было на «теплый» прием. — Босс, ваши окна. Плохой день? — Дазай не мог упустить такую деталь, как настроение Мори. Не в его стиле. Осознание, что убить тебя не могут одурманивает. С другой стороны, не думаю, что такая опасность, как «смерть» его бы остановила. Ответа он не удостоился. Лишь взгляд. Взгляд, который наполнен насмешкой, превосходством, азартом, ведь наказание он получит, это точно. Стоит только открыть рот и он отправится делать отчёты, а ко мне в напарники поставят кого-то другого. И плевать Мори хотел на наш дуэт. В данный период времени. — Садитесь, — взгляд потеплел. Эмоциональные качели, которых нам не избежать, — миссия? Сегодня он был очень краток. День и правда был плохим. — Идёт гладко, пришлось приостановить вчера, но завтра продолжим наступление. — Цель? — краткость — сестра таланта. — Держится хорошо, но работает не один. Думаю, у него есть один сообщник, как минимум. Дополнительно нанимает всякое мудачье для поддержки. — Например? — Разрыв не большой, если так посмотреть. От пятнадцати до двадцати шести. Одни просто аподдерживают «оживление» в той мусорке. Другие подают товар, помогают вливать вещества жертвам. Проще говоря, посредники между баром и самим доктором. — Как ты это понял? — стандартные вопросы, даже скучные, я бы сказал. Никакой энергии в них не было. Просто буквы. — Ходили кругами, передавали странные свертки, вечные переглядки. Стандартно. — Хорошо. Я думал насчёт вашего запроса о подкреплении. Думал, как можно это все провести, но, я думаю, вы понимаете, что обычный отряд вам предоставить никто не может. Тогда вся миссия будет напрасна. Цель либо скроется, либо убьёт Чую, — Мори всегда был прямолиенен в подобных вопросах. Иногда слишком, — даже Акутагаву, который уже даёт неплохие результаты выпустить я не могу. Его сразу пометят, как странного, да и в свои пятнадцать он никак не тянет на совершеннолетнего. Будет лишь мешаться и злиться. Единственный вариант — это, — короткий взгляд на Дазая, — Гин. Такой ответ, на самом деле, меня удовлетворил. Я нередко наблюдал её тренировки с Дазаем и она подает неплохие надежды на её будущее. В своём то возрасте, уже хотел одобрительно кивнуть, как услышал раздражительное цоканье со стороны. Чего? Только посмотрев на Дазая, я увидел гамму эмоций. Его настоящих эмоций. — Нет, — он был категорически против, — она ещё ребёнок для таких миссий. — Помнится мне, в её возрасте ты выполнял задания и по серьёзнее. — Не сравнивай её со мной, сам прекрасно понимаешь разницу. Да она, безусловно, очень талантлива, но мала. Пока что. В таком случае мы идём одни. — Ваше право, однако, позволь заметить, что ты будешь находиться далеко от Чуи и помочь ему, в случае чего, не сможешь. — Я уже предупредил Чую, что использовать силу нельзя. И я не буду далеко, прекрасно осознавая риски, буду находиться чуть ли не около здания. — Тем не менее, Чуя будет там один, ты уверен, что ничего плохого не случится? Все это время я лишь наблюдал за разговором исподлобья, скрестив руки на груди. Дазай с Мори всегда выглядели именно так. Будто сейчас они сидят за обеденным столом в собственной квартире и обсуждают очередную награду Дазая в школе. И не первую или вторую. В голосе Мори слышны нотки раздражения от надоедливой темы, но и гордость берет верх, видимость похвалы всегда должна быть. — Я буду рядом. Ничего плохого не произойдёт. — Тогда ты тоже был рядом. — не раз я наблюдал подобные намёки на некое прошлое Дазая, которое мы никогда не обсуждали. Это была самая настоящая тема-табу. Хоть одно упоминание и ты — труп. Дазай не терпел такого обращения. И я даже не знаю почему. Не знаю, кто это, что случилось и почему босс так часто упоминает это с таким лицом. На нем было отражено много эмоций. Грусть. Тоска, что было несвойственно ему. Сожаление. В такие моменты я чувствовал себя лишним. Настолько, что кожей ощущал это напряжение, исходящее от Дазая. Хотелось свернуться и не открывать глаза, пока это напряжение не уйдёт. Слишком оно было агрессивным. Слишком убивающим. Выходили мы из здания молча. Дазай долго сверлил Мори взглядом. Испытывающе. Но в конечном итоге сдался или, как мне показалось, отложил его убийство на потом и решил заняться чем-то более продуктивным. Хотелось верить, что правильным был второй вариант. До мотеля шли так же. В полной тишине. И все бы ничего, мы часто так проводили свое время, но сейчас все было иначе. Мне казалось, что Осаму начал открываться мне. Да, он не рассказал ровным счётом ничего. Но его позволение, даже не так. Его приглашение в личное пространство значило много для меня. И теперь, когда Мори задел тему-табу, он снова замкнулся. Снова посчитал, что ещё слишком рано. Снова понял, что все было зря. Тишина была угнетающей. Я надеялся, что это напряжение спадет, стоит нам выйти на улицу, но ошибся. Она стала напряжённой ещё больше, хотя, блять, куда больше то? Я не знал, что делать. Не знал, как реагировать и что говорить. Не знал, правильно ли то, что я молчу и плетусь рядом или стоило что-то сказать и дать ему время подумать? Я не знал, что будет более правильно. Не знал. А должен был, черт тебя подери. Пустая комната. Некоторое время назад мы стояли в самом центре и делились собой. Сейчас мы стали будто чужими. Почему-то, меня вдруг это стало сильно напрягать, хотя раньше я не особо придавал этому значения. Наверно, отторжение своих же чувств отбивало и понимание чувств других. Хах, Чуя, а ты и правда жалок. Неужели, голос был прав? Ха-ха-ха-хаа… Истерический смех. Не вовремя же ты… Ой как не вовремя. Не знаю в какой момент, но Дазаю снесло крышу. Когда это произошло? Да хер его знает. Ещё в кабинете или по пути, или ещё тогда, когда кто-то невъебенно важный покинул его. Не знаю. — Тебе смешно? Глаза. Раньше они были другими. Ещё утром…они были совершенно другие. «В них не было того, чего я так остерегался. В стеклянных, пробитых болью насквозь, глазах не было смеха или ненависти.»  — ненависть. Его глаза были пропитаны ею. Они жили с желанием убивать. — Молчишь, значит. От чего же тебе, Накахара, стало так, ебать, смешно? Меня пробило. Я мог бы высказать ему пару ласковых. Да даже не пару. Но когда я снова напоролся на взгляд ненавидящих глаз, потерял возможность говорить. Горло свело спазмом, ноги подкосились. Снова. Но не в такой ситуации, какой хотелось бы. — Чего же ты молчишь, а?! — Дазай срывался на крик. И я хотел бы думать, что эта боль и ненависть, которую сейчас он ощущает, была адресована не мне. Кому угодно, но не мне. — Что ж ты блять сначала молчишь, а потом ржёшь, как не в себя? Я спросил, что тебя рассмешило? — удар прямо по груди, — НУ?! Я стоял неподвижно. Даже не видел смысла в каком-то движении или диалоге. Не видел смысла в продолжении этого цирка. Ему просто нужно отдохнуть и все будет нормально. Как обычно. Как всегда. —  Я пойду. Тебе нужно подумать, здесь я тебе никак не помогу. Бывай, — я хлопнул его по плечу и направился к выходу. Хоть бы не остановил. Хоть бы не продолжил разговор. Хоть бы… Я не хотел ввязываться в драку. Теперь уже не хотел. Раньше даже не задумываясь, когда он ловил заебы, я мог ебнуть его, чтобы отрезвить.  Сейчас не могу. Все-таки жалок. Я уже почти вышел, почти захлопнул дверь, почти построил между нами привычную стену. Почти. Ебанное, почти. — В тот момент, когда тебе кто-то нужен просто, чтобы, блять, был, — тихий шёпот доносся до меня. Он думал, что я уже ушёл, — тебя бросают «подумать». Подумать, блять или время на покончить со всем этим? Ещё один удар, но в самое сердце. Прости.

***

Я не возвращался до поздней ночи. Не хотел или боялся, или отпустил, ещё не разобрался. Просто пил. Много. По дороге обратно, едва передвигая ноги, я даже не задумывался, на что оставил Осаму. На самом деле осознание пришло уже прямо перед дверью. Ебанной, дверью. Главное, чтоб было не поздно. Рывком отдернута хлипкая ручка. Ощущение дежавю. «Таблетки разбросаны по всему полу темной квартиры. Окна настежь открыты, пошатываясь от ветра. Видна полная луна, что освещала тело. Без сознания или мёртвое, неясно. От него можно было ожидать все, что угодно.» — Твою же ж мать, Дазай. — от чего-то я почувствовал прилив энергии, хотя недавно еле стоял на ногах, без раздумий рванул в поглощающую тьму, — блять, скажи мне, что ты просто рассыпал их. Снова, просто рассыпал. Едва нащупав руку в мраке, кое-как нащупал пульс. ~Тук.Тутук.Тук.Тук.Тутутук.~ Не равномерное биение сердца лишь сильнее вогнало меня в панику. — Что же ты творишь, идиот? Совсем, что ли, жить надо… — я оборвал себя на полуслове. Сам же прекрасно, Чуя, понимаешь, что надоело. — Кхах… — я дернулся ближе, будто что-то увидел бы в этой темноте, — не…кхаа. ощущаешь де.жавю? — Боже, какой ты мудак. — Какое тёплое приветсвие, уау, — он взглянул на меня, — а ты реально на торчка похож. — Сочту за комплимент, — буркнул себе под нос и увалился на «кровать», — завтра рано вставать. Советую поспать. — А если откинусь во сне? — Вести в больницу тебя сейчас опасно, а к Мори нет смысла. Откинешься, значит я наплюю на твои поручения и разнесу их мусорное сборище в пух и прах. — Оо., — он многозначно протянул, — тогда мне стоит пожить ещё немного. Наступила снова тишина. Испытывающая и больше не надёжная.

***

Утро. Как на зло тёплое и прям светящиеся. Глянув на настенные часы, я вздрогнул. Четверть часа. Ровно через это время я должен быть там. — Почему не разбудил? — я прекрасно видел, как он сидит за оборудованием и что-то рассматривает. Мой вопрос был проигнорирован. — Ты оглох? И снова тишина. А чего ты хотел, Чуя? Ты сам ушёл и сам дал понять, что все проебано, можно не возвращаться. Мо-ло-дец, Чуя. Быстро накинув шляпу, я так же резко поднялся и пошёл к выходу. Ни одного слова я не услышал. Даже шутки, подкола, доеба. Ни-че-го. Тишина. Она пугала и настораживала. Хотя та же тьма давала совершенно иной эффект. Мне не нравилась такая расстановка. Не понял, как дошёл до жутких панорамных окон. Не понял, как вошёл. Не понял, как услышал приветсвие и поздоровался в ответ. — Прошу за мной. Здесь будет не слишком удобно. Для вас не комфортно, да и мне будет проблематично показать весь ассортимент. Весьма оправдано, даже не придраться. Интересно, а Дазай сейчас смотрит? Смотрит на меня? Как-то слишком запоздало я понял, что прослушка осталась лежать около экранов в комнате. Слабо усмехнувшись в камеру, я побрел за нашей целью. Вопрос лишь в том, кто в итоге окажется достигнутой целью раньше? — Сегодня у нас…ага…хорошо, вот, это будет вашим номером, в знак уважения, кофе. Мы всегда его преподносим нашим новым клиентам, ах да, ещё, прошу вашу руку, нужно поставить штамп, чтобы в будущем вас смогли пропускать без лишних вопросов. — Благодарю. Неприятная жидкость отпечаталсь на нежной коже. Обратного пути нет. А я ведь даже не извинился. К кофе не притронулся, слишком хорошо осознавал, что там может быть. Придумывая на ходу проблему, я описывал симптомы и горько вздыхал. Да, актерства мне не занимать. Постепенно я даже расслабился, почувствовал спокойную обстановку и стал с интересом рассматривать бутылочки, стоящие напротив. Заумные названия я не читал, вернее сказать, даже не мог. Зрение, внезапно, расфокусировалось. Прошло немного времени, как я почувствовал слабость. Но не придал какое-то значение, ибо вчера я влил слишком много алкоголя. И снова я оправдал свое состояние. Последнее, что я помню это резкая тьма и жжение в области метки.

***

~Дазай. Отстукивая не связанный ритм по столу, я рассматривал камеры уже минут двадцать. Он спросил меня что-то два раза, но я не слышал или не хотел слышать. Вздрог и перед глазами на камере под номером восемь появилась знакомая фигура. — Хорошо, ты вошёл. Аккуратно. И стал ждать. Ждать ответа пришлось долго, но обратных слов так и не последовало. Я спросил повторно. И снова тихо. Да что ж такое то? Я внимательно рассматривал его лицо, что и было трудно, ведь все качество картинки не доходило и до среднего. Но его безэмоциональность я видел отчётливо. Это он так обиделся или что? Очень, блять, вовремя он решил свой характер показать. Но присмотревшись я заметил то, чего так боялся. Он в растерянности щупал свое ухо. Нет…пожалуйста… Только сейчас, осмотрев стол, я увидел рядом лежающую каплю. Блять. Он посмотрел в камеру под номером шесть. Слабо улыбнулся и пошёл за доктором. Что-то внутри заболело. Это было…прощание? Сорвавшись с места, я рванул туда. Так не должно быть. Нет. Не сейчас и не вот так. Всего лишь капля. Всего лишь. Ничего не случится, пока я бегу. Ничего не произойдёт, если я не буду его слышать. Он умный. Он справится. Он — надежда и я уверен в нем. Сердце заболело. Не должно было быть все так. Я сорвался, а когда он пошёл на встречу, просто проигнорировал. Зачем? Не понятно. Столько времени ушло на то, чтобы хоть как-то выстроить ебанный контакт и сейчас я собственноручно сломал все. Все. В голове всплыли неприятные воспоминания и я скривился. Не сейчас. Блять, не сейчас. Из-за этого я только что отправил напарника на верную смерть. Ничему, тебя, блять, жизнь не учит, Осаму. «Все хорошо, Осаму, все хорошо, рана не глубокая, я буду жить, главное.кхааа…выберись сам» — слова болью отозвались в сердце. Я жил этими словами, хотя прекрасно понимал, что это угробит и меня, и все, что меня окружает. Панорамные окна встретили меня враждебно. Я видел, как блестит металл в руке парня с гитарой. И это явно не струны. Спокойно выдохнув, я вошёл туда с непринуждённой улыбкой, растягивая руки в разные стороны. — Здраааавствуйте, — буквально, наслаждаясь этим звуком, я уклонился от первой пули, направленной ровно по центру лба.

***

~Чуя Как резко мое сознание ушло, так резко и вернулось. С острой болью. Щеку жгло, тело зудело, а голова трещала настолько сильно, что в данной ситуации лучше сдохнуть, нежели терпеть это. Мысли крутилась, закручиваясь плотной верёвкой на моей шее. Я слабо осознавал, что не выберусь. Тело полностью перестало быть мне подвластно. Ватность сводила с ума. Может, я уже умер? Но ощутив ещё один толчок внутри головы, понял, что выжил. Блять. Не даст ли это понять то, что у меня организм сильнее обычного, человеческого? Где-то то-ли близко, то-ли далеко, я слышал голоса. Пытаясь фокусироваться на них, хотел послушать, что же говорят, но получались лишь рваные фразы. — Доктор вы…хтли сти мдкмнт нмр алаь… — Плохая идея. Слишком он си. Я снова начал терять сознание, хотя отчаянно пытался ухватиться за последние нити мыслей. Но как бы я не пытался думать, в голове был лишь он. Наверно, жизнь сейчас смеётся надо мной и я на самом деле все еще сплю, ведь так? Осаму либо где-то рядом, либо уже встал и рассматривает цель. Мы не ругались и не ходили к Мори, все было нормально. Ничего не произошло. Правда? Хотелось бы в это верить, но медленное осознание все же кричало в мыслях. Последних мыслях. Накачали меня чем-то прилично, хотя никаких уколов, жидкостей и таблеток я не принимал, тогда…что же это… Запоздало я понял, как жертвы попадали в ловушку. В голове всплыл разговор: «–Во-вторых, каждый из них посещал весьма интересное место. — И как ты это понял? — у них всех стояла «метка», обозначающая своего «покупателя».» Метка. Точно. Возможно, та самая неприятная, липкая и жгучая жидкость, что находилась на штампе, является ядом или усыпляющем снадобьем. Так жертва, совсем не понимая от чего потеряно сознание, оказывается в клетке. Хах…ясно… Сознание пришло в норму и я мог мыслить, возможно, действие подходило к концу, но движения все так же были лишь слепой мечтой. Я думал обо всем, что произошло за последнее время. Стало больно от того, что мы даже нормально не поговорили и не выяснили ситуацию. Он просто промолчал, а я ушёл, оставив попытки. Жалкая ситуация. Смешно, что любой мой проеб ведёт к тому, что я жалок. В голове крутилось множество слов и объяснений. Я мог бы высказать все, что чувствовал за все это время, но… Страх поглотил меня, оставив в тьме. Меня сжимал страх вместе с отчуждением и болью. Словно цепи. Словно жёсткая, колючая проволока.  Это проволка, сотканная из наших совместных воспоминаний, бесконечно обвивает мое бездушное тело. Она не дает, ни то, чтобы выбраться, а лишнего вздоха заполучить. Она заставляет меня оставаться на месте, при этом стискивая зубы от переполняющей ненависти и разрастающейся боли. Ненависть…была вовсе не к нему. К самому себе. К своей трусости. К своему правильному, как я думал на тот момент, решению «забыть» Хорошо забыл, Чуя? Резкая вспышка и новая волна боли. Чьей-то крик…он такой громкий и душераздерающий, что хочется обнять этого человека и отдать ему все тепло. Кто ж знал, что мне самому нужно было тепло, а кричал я?

***

Ночь. Она окутывала своей простотой и давала новый глоток жизни после тяжёлого дня с ярким солнцем. Это не тот же мрак, которого все боялись и остерегались, нет. Он был тем самым «светом» во тьме. По крайне мере для него. Красивое небо, много звёзд, крики машин и оживленной ночи, хотя, обычно оживленный бывает только день? Получается, что нет. Солнце. Оно бывает разным, но мы ведь, сейчас не о звезде. Каждый человек имеет свое солнце, которое каждый раз одевает на него розовые очки и пускает в свой «новый» мир. Позволяет увидеть краски жизни, жить без боли и страданий. Показывает то, от чего человек так давно закрылся, блуждая во тьме. По началу он будет смеяться, не верить, доказывая то, что у него кровь почернела от этого ебанного мира, но… розовые очки же не в крови. Их можно сломать, но и починить не будет проблемой. Это будет зависеть лишь от твоего человека. Твоего солнца, маленького мира. Твоего счастья, который даёт тебе смысл и свет. Боль пронзала моё сердце множество раз, а оно все билось и плевать хотело на боль. У всего, видимо, есть лимит. И у него тоже. Я слышал тогда твоё «Прости», правда. Проблема не в этом. Мы не остановились на «не более». Не смогли. Пошли на поводу слабости и желания тепла. Не смогли совладать с светом, что прорезался сквозь тьму. Но, разве это плохо? Есть «мы». Есть «я». Единственного, кого здесь нет, так это тебя.