Танец огненной саламандры

На следующий день, закончив все свои дела, Мара улеглась на прохладную траву в тени большого дерева, возвышавшегося посреди маленькой рощи и открыла свой светло-бежевый блокнот. Самое важное своё сокровище — с бабулиными стихами, любимыми цитатами из книг, мыслями и рисунками карандашом. Сейчас она старательно рисовала школу магии, высунув язык от усердия и не замечая ничего вокруг. Из состояния сосредоточенности её вывел маленький резиновый мячик, больно ударившийся о ногу — очевидно, останется синяк — и отскочивший в траву. Мара недовольно потерла ушиб, отложила блокнот и подняла мяч, оглядываясь вокруг в поисках его хозяина или хозяйки. Та нашлась быстро: неумолимым ураганом рыжий вихрь несся прямо на неё. Запыхавшись, незнакомка остановилась и улыбнулась, заправляя прядь волос за ухо. — Привет, я Лили Эванс, живу здесь неподалеку, — девчонка дружелюбно протянула руку для рукопожатия, — спасибо, что поймала наш мяч. Мара окинула взглядом новую знакомую: в чистом новеньком платье, с заплетёнными косичками и в красивых лакированных туфельках. Видимо, из богатой семьи, интересно с ней подружиться. Малышка улыбнулась и протянула ладонь, говоря: — Мара Ренатус, приятно познакомиться! Но как только их руки соединились, Лили вскрикнула и отшатнулась назад, в удивлении разглядывая свою ладонь, на которой остался ожог. Мара застыла и в недоумении посмотрела на свою руку. Это сделала… Она?.. — Прости…. Я не специально, не знаю из-за чего это. В последнее время много странного происходит, — девочка неловко почесала макушку. Новая знакомая хотела что-то ответить, но её отвлёк окрик, внезапно донёсшийся сбоку. — Ты чего так долго? — долговязая девчонка в таком же платье приблизилась к ним и заметив ожог, начала мельтешить вокруг и визгливо причитать. — Что случилось? Лили, мама же говорила быть осторожнее! — Тунья, всё в порядке. Смотри, — она накрыла поврежденную ладонь кожу, а через несколько секунд ожога как не бывало. Это была настоящая магия. Но её сестра восторга не разделила. — Прекрати! Мама ведь говорила тебе, что так нельзя! — взвизгнула Петунья и уперла руки в бока. У неё был на редкость писклявый голос. — Я, кстати, тоже волшебница, — сказала Мара, испытывая желание похвастаться и напомнить о себе. Сестры посмотрели на неё с дружным неодобрением. — Волшебница! — Петунья резко засмеялась, будто обдавая холодной водой. — Пошли, Лили, мы уходим! — едко бросила она, поднимая мячик с травы. — Скоро дождь начнётся, не хватало ещё намокнуть. Лили тут же повиновалась. Уходя, она пристально смотрела на новую знакомую, будто изучая, пока не скрылась за дверью одного из опрятных домов вдалеке. Мара вздохнула — некоторые люди были такими странными и беспокоились о совершенно глупых вещах. Ведь намокнув, одежду можно высушить… Малышка легла на землю, раскинув руки и смотрела, как меняется небо. Она любила наблюдать за этим и днём и ночью, чувствовать, как её глаза наполняются синевой, а тонкие нити травы щекочут руки. Всё слилось, картинки и звуки, всё было бессмысленно и так нелепо. Так хотелось стать небом: оно каждый миг менялось, а там, наверху, в мягких белоснежных облаках, наверное, было так спокойно. С юга надвигалась гроза: холодные небесные слёзы набирали силу, попадая прямо в глаза и открытый рот. Казалось, что небо потеряло покой и хотело упасть. В ответ на эти мысли, грозно темнеющий небосвод обрушился на нее как волна. Захотелось вспорхнуть, словно птица, навстречу свободе из этого затхлого склепа. Подняться высоко-высоко, туда, где всё было иначе. Промелькнула мысль, что, возможно, небо тоже мечтает стать другим и лежать сейчас в траве, раскинув руки. Лес же жил своей жизнью, и Мара ощущала себя его частью, такой же как трепещущая листьями осина, кусты голубики, усыпанные ароматными сочными ягодками, ежи, спешащие по своим делам. Девочка сразу же вспомнила двух ёжиков – Гришку и Микишку, которых они с бабушкой подкармливали молоком. Возможно, они знакомы? С этой мыслью она грустно проводила ёжиков глазами, решив не беспокоить занятых жителей леса. Всё равно она уже была далеко — мысленно переместилась на несколько лет назад. Отдыхала на качелях среди длинных цветов, которые бабуля называла золотыми шарами, качающимися на ветру десятками маленьких круглых солнц. Старушка сидела к ней спиной в плетеном кресле и занималась вязанием. — Бабуля, а почему ты всё видишь, даже сзади? — Мара решила уточнить этот момент, перед тем, как немножко нахулиганить. — Потому что я волшебная бабуля, — бабушка хитро подмигнула своему отражению в зеркальце, стоявшему на столе. — А где у тебя тогда волшебная палочка, если ты волшебная бабуля? — девочка удивленно посмотрела на неё, решив пока что не дергать кошку за хвост. — Её нет, но зато есть волшебный ремешок. Вот щелкну разок по попе и сразу вспомнишь, сколько пальцев на одной руке, — бабушка улыбнулась и покачала головой, ведь внучка уже несколько дней отказывалась признавать, что пальцев на руке пять. — А я и не заплáчу! И что? — Мара совсем не боялась, потому что бабуля никогда бы не стала поднимать на неё руку. — Так ты вспомнила, сколько пальцев на одной руке? — старушка мельком посмотрела в зеркало на внучку, которая старательно пересчитывала пальцы и явно насчитав пять, сказала: — Да. Три!! — девочка весело подпрыгнула и выставила вперед руку с растопыренными пальцами. — Эх, почти угадала. Пошли, чай сделаем, — бабушка вздохнула, и, отложив спицы, встала с кресла и направилась к дому. Мара весело запрыгала за ней на кухню, сразу же вставая на стульчик и доставая чашки. На плите уже стоял их большой красный чайник, в котором закипала вода. — Ну и чайник с большим пузом! Вот бы мне такой пуз! — девочка с завистью посмотрела на него. Доставая из буфета миску с конфетами, бабуля спросила: — Зачем же тебе? — Чтобы всё помещалось! По дому разнёсся беззаботный смех, и вылетев через открытую дверь, растаял где-то в высоких макушках деревьев. Так они провели весь оставшийся день, наслаждаясь жаром летнего солнца. Вечером, когда Мара уже лежала в кровати, бабуля присела рядом и показала, что связала: желтое одеяло и желтую подушку с улыбающейся рожицей и двумя ручками. Она положила подушку уже сонному ребенку под голову и нежно зашептала, поглаживая внучку по голове: Одеяло жёлтое Сшила Маре бабушка Ночь зимою долгая, Спи как в норке, лапушка! Желтую подушку Положи под ушко И тебе, касатка, Сон приснится сладкий! Встанешь на рассвете, За руку подушку подержи. Ведь это я тебе на ушко Ночью ворожила, Чтоб приснилось лето, Домик, где мы жили… И свою бабулю, вспоминай, конечно. Я тебя, лапуля, так люблю… Кромешно! Комок подкатил к горлу, и Марена почувствовала, как застучали виски и горячим потоком хлынули слёзы. В свои десять лет она уже понимала, что стоит слезам дать волю, как их уже не остановить. Как сдержать боль души и не дать крику вырваться ввысь, словно птица взлететь к небесам и парить в тишине и безмолвии?