Лицемерка

      Тяжелые капли ноябрьского дождя вразнобой бьют по стеклу двухсотой аудитории, невольно изолируя её от городского шума. Через открытую форточку в лицо бледной девушки на заднем ряду время от времени летят прохладные брызги и та размазывает их по лицу тыльной стороной ладони, надеясь что это хоть немного поможет измученной недосыпом и отвратным питанием коже. Разговоры в аудитории с началом пары только набирают громкость, и Еве хочется оказаться там: за стеклом, за шуршащей стеной, способной оградить от всего мира. В идеале — в футболке на голое тело. В реалиях ноябрьских температур — хотя бы без куртки и этой дурацкой маски на лице.       Преподаватель безбожно опаздывает, и Ева разочарованно пялится в дисплей телефона, не слыша слов одногруппницы ровно до тех пор, пока та не касается ее плеча в попытке привлечь внимание.       — Я говорю, типа, «Да пошёл ты, мудак», а он мне «Хватит ломаться», отвратительно, правда? — Алина в отвращении фыркнула, стуча кончиками акриловых ногтей по лакированному столу. Она красивая и вполне могла бы Еве понравиться, не будь настолько навязчивой. Ну или если бы эта навязчивость сопровождалась хоть толикой внимания к окружению. — Слышишь, Ев?       Ева не хотела слышать. Она хотела, чтобы ее оставили в покое и дали спокойно подумать. В конце концов конкретно Алина не вызывала в ней равным счётом никаких эмоций. И почему та считала ее своей лучшей подругой с первого кивка на дне первокурсников, всё еще оставалось загадкой.       — Волгина, — снова ткнула ей пальцем в плечо Аля. Ева устало прикрыла глаза и мысленно сосчитала до пяти.       Отстань. Оставь меня в покое. Уйди. Исчезни. Сдохни в конце концов.       — Прости, задумалась, — она сощурила глаза, надеясь, что со стороны это похоже на улыбку, и, заправив прядь волос за ухо, наконец-то свайпнула видео в тиктоке. Хватит мотать просмотры какой-то идиотке. — Да, он полный придурок.       Преподавателя все ещё не было видно, и однокурсники с каждой секундой всё больше склонялись к тому, чтобы уйти. Ева со скучающим видом листала ленту, понимая, что все они слишком боятся декана, чтобы реально свалить с пары, не зависимо от того, будет у них по итогу лекция или нет.       — А давайте включим что-нибудь на проекторе, — предложил кто-то на другом конце аудитории.       «А давайте вы заткнётесь и просто подождёте препода», — подумала Ева.       Но, конечно, ее мысли не были услышаны и уже через минуту кто-то вбивал в строку поиска название попсового сериала (ей богу, лучше бы включили «Доктора кто»), и Волгина со всё той же насквозь фальшивой «улыбкой» была вынуждена выслушивать восторги Алины.       Преподаватель к концу пары так и не появился.       Твою. Мать.

***

      Бросив рюкзак с конспектами рядом с кроватью Ева открыла холодильник и брезгливо поморщилась: на нижней полке покрывался плесенью кусок сыра. Девушка строчит по этому поводу вежливое сообщение соседке, стаскивает через голову наполовину расстегнутую рубашку, цепляя вместе с нею и маску с лица; отбрасывает в сторону изголовья кровати джинсы, залезает на нее с ногами и распахивает окно настежь. В лицо ударяет ветер и губы невольно изгибаются в улыбке. Рядом с общежитием кто-то присвистывает, и Ева показывает в его сторону средний палец. Она садится на подоконник, свешивает обнажённые ноги наружу и опирается плечом об оконную раму. Не хватает только сигареты в руке и, возможно, чьего-то теплого плеча рядом с собственным.       Но, в принципе, достаточно и просто сигареты.       Люди, в конце концов, сильно переоценены.

***

      Ева устала. Она так блядски устала от всей этой херни, что готова была выпрыгнуть из окна аудитории хоть прямо сейчас, и единственное что ее останавливало — отсутствие ручек на пластиковых окнах. Университет позаботился об отсутствии подобных инцидентов.       Бедра и плечи горели огнем, напоминая о собственной глупости, одна только мысль о том, что после пары ей придется переодеваться в одном помещении с другими людьми и выставлять свои «подвиги» напоказ заставляла вздрогнуть. Волгина была бы рада уйти с физкультуры и не появляться там хотя бы до тех пор, пока алые полосы не побелеют, но зачёт сам себя не получит, а проблемы со стипендией из-за не профильного предмета ей точно не нужны.       Их отпустили пораньше, и девушки шумной толпой двинулись в сторону спортзала, оставляя хмурую Еву позади. Алина обернулась на секунду, но ее тут же отвлекли разговором. Ева пришла в раздевалку, когда все уже успели раздеться, и прошла к самому дальнему углу, стараясь не смотреть по сторонам. Она как могла тянула время, ожидая, когда людей станет поменьше, но девушки не спешили расходиться даже когда заканчивали переодеваться, и Волгиной волей-неволей пришлось снимать одежду при однокурсницах. Она отвернулась к углу, опуская плечи и голову в надежде, что это сделает ее незаметнее. Она уже надевала спортивные штаны, когда почувствовала удар по плечу и невольно зашипела: пальцы возмутителя ее спокойствия задели свежие порезы.       — Ой, прости, я думала, что ударила легонько, — рассмеялась Алина, неловко пожимая плечами, — я хотела спросить скоро ли ты, раздевалку собираются закрывать через пару минут.       Ева сделала глубокий вдох, выдох, и постаралась говорить как можно ровнее:       — Да, скоро выйду, можешь не ждать.       Горбачева пожала плечами и через несколько секунд хлопнула дверью. Ева оглянулась. Кроме нее в раздевалке уже никого не было. Потрясающе. Волгина повернулась к свету и взглянула на свои бедра, дабы оценить ситуацию.       Отвратительно.       Мерзкие алые полосы рассекали бедра во всех возможных направлениях, контрастно оттеняя практически белую кожу.       Ева поспешно натянула штаны, зашнуровала их и сняла футболку, поднимая взгляд к зеркалу, висевшему на противоположной стене.       Мерзость.       С ключицами и плечами вплоть до локтей ситуация была ничуть не лучше, если не хуже: не привычная к таким повреждениям кожа была воспаленной и вспухшей рядом с порезами, да и сами повреждения были гораздо глубже.       — Какого… — прозвучало от двери и Ева поспешно отвернулась, успев отметить, что вошел точно не преподаватель, — эй, у тебя все в порядке?       — Да, все окей, я сейчас выйду, — поспешила ответить девушка, натягивая футболку и убеждаясь, что рукава достаточно длинные чтобы прикрыть руки.       «Пожалуйста, просто промолчи, не говори ничего», — подумала она, поднимая взгляд к двери. Смуглая девушка все еще стояла там, глядя на нее с сочувствием, с жалостью.       — Слушай, мне…       — Засунь свою жалость в задницу, — ровным тоном произнесла Ева, проходя мимо, — я в порядке.       Девушка поперхнулась словами и хмуро уставилась ей вслед.       Только утешений Еве сейчас не хватало, ага. Как будто ей мало Горбачевой.

***

      — Вам нужно быть внимательнее, Ева, таких глупых ошибок на моей памяти даже школьники не допускали, а Вы девушка не глупая, насколько я успел заметить, — говорит ей преподаватель во время защиты лабораторных.       Горло сдавливает удушающим кольцом, и хочется заплакать, но она лишь смущенно кивает, улыбается и садится на место, делая глоток воды. Не здесь. Не сейчас.       Она улыбается следующие несколько пар, хотя не факт, что под маской это заметно.       Улыбается, прощаясь с одногруппниками.       Улыбается, когда по пути к выходу из университета видит декана, который снова кого-то Боже, хоть бы не меня ищет.       Ева улыбается уже одними лишь глазами, глядя, как к ней сквозь толпу пробивается Алина, а в мыслях молится. Молится, чтобы ее не пытались рассмешить, молится, чтобы ее не тащили в кафе, или в кино, молится, чтобы ей не пришлось пить с Алиной чай в общежитии. Горбачева извиняется и говорит, что идёт гулять с парнем.       Ева как можно более незаметно выдыхает с облегчением и притворно-разочарованно принимает извинения.       Открывая дверь своей комнаты в общежитии, Ева всей душой надеется, что соседки нет на месте, она светит вперёд экраном телефона, запирает дверь, оставляя ключ в замке, и делает глубокий вдох.       Волгина сползает по двери вниз и всхлипывает, позволяя слезам стекать по лицу, смазывая косметику.       Наконец-то.       Иногда слезы помогают лучше, чем сеанс психотерапии.

***

      Смуглая девушка с физкультуры не выходит из головы. Ева думает о ней уже который раз за день и в конце концов приходит к выводу, что решать проблему нужно радикально.       Спустя два дня она смеется над какой-то ее шуткой.       Спустя три узнает, что ту зовут Ира.       Спустя неделю она приводит ее в свою комнату в общаге и целует.       Спустя месяц она просыпается с ней в одной постели и слышит «Не делай этого больше, ради меня». Дурацкая фраза, это не работает даже в глупых романтических комедиях, но Ева кивает. Одной ложью больше, одной меньше.       Ира хорошая, Ира потрясающая, просто Ева не та, кто ей нужен, но Еве нужен хоть кто-то, и здоровый эгоизм побеждает в этой войне. Просто ради разнообразия.       — Ев, сколько времени? — бормочет Ира, когда спустя еще неделю Ева ищет в темноте свои джинсы, подсвечивая экраном телефона.       — Шесть утра, спи, тебе к двум, — отвечает та и мимолетно целует ее в щеку, фальшиво улыбаясь. Ира улыбается искренне. В сердце Волгиной будто проворачивают нож.       Что я, блять, творю?       Ева ищет в шкафу и сует в карман толстовки пачку сигарет, убирает туда же зажигалку и тихо прикрывает дверь комнаты, поднимаясь на крышу.       Как она уже говорила, Ира потрясающая. Ее смуглая кожа заставляет думать о греческих богах, улыбка светит ярче, чем звезды по ночам, а волосы настолько мягкие, что в них хочется жить. Ира чудесная. Но даже она не может вылечить клиническую депрессию.       Волгина докуривает вторую сигарету и поджигает третью, голова кружится и стоять ровно с каждой секундой становится всё труднее. Она смотрит на поднимающееся на горизонте Солнце и делает очередную затяжку, закрывая глаза и вслепую печатая сообщение.       «Прлсти», — бездушно высвечивается на дисплее телефона спящей Иры.       «Прости», — проносится у Евы в голове за секунду до того, как порыв ветра толкает ее в спину и сил на то, чтобы сопротивляться, просто не остается.

***

      Алина едва сдерживает слезы, глядя на свободное место рядом с собой, когда туда приземляется знакомый рюкзак, а следом садится смутно знакомая девушка.       — Ира, — сломленным голосом представляется та.       — Алина, — шепчет в ответ Горбачева.       — Я знаю, — отвечает Ира, поправляя рукав любимой толстовки Евы.       В аудитории непривычно тихо, и рыдания Алины от этого звучат громче раскатов грома.

***

Тяжелые капли холодного декабрьского дождя вразнобой бьют по стеклу двухсотой аудитории. Но Ева Волгина не слышит.