Демон, потерявший свои крылья

       — Мам, а почему ты постоянно улыбаешься? — спросил четырёхлетний ребёнок свою мать, которая всегда улыбалась, несмотря на избиения его отца. Золотые глаза смотрели в ответ изумрудным, которые смотрели предательски холодно, заставив его вздрогнуть отойдя на пару шагов, но тут же оказался прижат к стене своей матушкой. Теперь она смотрела на него насмехаясь и словно показывала лишь взглядом какое он полное ничтожество.        — Почему? — словно передразнивая спросила она его, а получив неуверенный кивок улыбнулась шире прежнего, тем самым показывая свои красивые молочные зубы, — Потому что у тебя могут забрать всё! Власть, жизнь, титул, друзей, семью, карьеру! Однако никто не в силах отобрать у тебя улыбку, из-за которой все не будут удовлетворенны победой над тобой. Поэтому, мой любимый сынок, всегда улыбайся и помни, что любые другие эмоции это твоя слабость, ведь именно из-за них ты становишься настолько уязвим, что даже врагам от этого смешно! — после этой речи девушка рассмеялась, как безумец, заставляя видеть её такой своего единственного сына, который в ответ лишь тихо заплакал, отведя голову в сторону. Это было ненадолго. Ему стали давать сильные пощечины, говоря, чтобы он улыбался и прекратил плакать, хотя и сама женщина пустилась в слёзы.        — М-Матушка… Мне больно… — говорил мальчишка плача уже на полу, ведь та отпустила воротник рубашки, — Я… Я буду… буду слу-слушаться тебя… Поэтому прошу… не бей… — говоря это, он поспешно вытирал слёзы и силой натянул на своё лицо улыбку.        — Теперь я вижу, что ты меня слушаешься, молодец, Аластор. — говорила женщина, заключая в свои объятия сына, который всё ещё продолжал улыбаться, боясь своего родителя.        По показаниям врача она была с «немного» неустойчивой психикой и каждый месяц посещала психиатра, стоя на учёте. Однако ей разрешили жить у себя дома и даже завести семью.

Но правильно ли было оставлять такого человека среди нормальных?

       Аластор ответил на объятия матери, вот только не чувствовал в них и малейшего отблеска родительской любви. Он старался каждый день держать улыбку. Сначала это было из-за страха, но после это стало привычкой к восьми годам, что даже издевательства со стороны отца не так сильно задевали как мать. Но мужчина тоже играл не последнюю роль, постепенно ломая добрый мир своего сына, который искренне верил в добро и в Бога, мечтая стать однажды священнослужителем…        Однако этот мир рухнул, развалившись, как прекрасная работа из фарфора об мраморный пол под названием реальность. Она сделала этого из этого доброго мальчика бесчувственное чудовище, которое не никогда не испытывает жалости к врагам, как и наслаждения от какого-нибудь дела.        Это продолжалось до первого убийство, где жертвой стал отец. Тогда бесчувственная улыбка, успевшая стать привычкой изменилась до неузнаваемости, открыв целый спектр разных эмоций, которые стояли за ней. Он вкусил свободу, которую пробил себе самостоятельное, а не уповая на Бога или Дьявола, ведь не верил, что последний что-то ему сделает просто так, а душу продавать естественно не собирался. Второе убийство случилось через пару минут и это была его мать, которая наказывала перестать чувствовать, поэтому любовь к ней, как к родителю, тоже потухла, как и всякое уважение. На смену них приходила лишь глубокая ненависть, ярость и… Благодарность, что открыли новый мир.        Вот только с приходом в отель его ранее запертые ещё с того времени эмоции и чувства стали давать трещину. Он никогда не плакал на людях, не говорил о своих проблемах, понимая, что тем самым все будут знать про его слабости и это смогут использовать против мужчины, чтобы отобрать столь ненавистную улыбку. Никто не знает насколько ему тяжело возвращаться под покровом ночи в свой номер, а после убирать эту злосчастную улыбку, что так сильно напрягает лицо. Если у демона не было бы кукол или теней, то вряд ли бы он не сошел ещё раз сума, но уже от боли и постоянного одиночества, что окутало своими большими крыльями…        Но Шарлотта сумела его вытащить из этих бесконечных масок настоящего Аластора, которого он не знал и сам, ведь слишком долго притворялся другим. Она показала, что иногда и ему нужна передышка, что показывать эмоции это нормально и его мать оказалась в этом не права. Вот только она не показала ему, что можно делиться своими проблемами, показав лишь полную в нем разочарованность… Этот взгляд… Эти слова… Они врезались ему под вену словно яд, что постепенно отравляет тело доводя до критической точки… Но это не являлось смертью, как многие могли сначала подумать. Это были эмоции, которые выступили во всей своей красе, выставляя оверлорда полностью беспомощным перед теми, кто его сейчас увидит.        — Эй, ты чего? — тревожно спросил Хаск, смотря на плачущего тирана, который смотрел в пол.        Черт. Он уже успел забыть, когда в последний раз мог так открыто проявлять свои чувства, предпочитая это делать лишь в сновидениях или в полном одиночестве, но в последнем он старался не плакать, ведь не мог довериться самому себе.        — А? … Хаски… — позвал того слегка дрожащим голосом радиоведущий, а после почувствовал сильное головокружение, заставляя его ноги подкоситься у пасть на пол… Но Энджел вовремя успел это предотвратить, подорвавшись с места.        — Клубничка, ты как? — спрашивал тот переживая, однако это было бессмысленным, ведь оверлорд потерял сознание.        Покрасневшие дорожки от слёз, и мокрые ресницы демона никак не радовали бармена, который помог паучку переложить того на диван. Рана на голове стала лишь сильнее кровоточить, как и плечо, на котором ранее не заметили рану, ведь костюм оверлорда безупречно это скрыл.        — Твою же мать, Ал! — недовольно выругнулся кот, который почувствовал на своей лапе что-то липкое, а когда посмотрел то увидел, что та в чужой крови.        Конечно ранения были незначительные, но всё же стоит учесть, что Аластора ранили не только в плечо, но и в голову и этот удар был довольно сильным, судя по тому, что тот долго не просыпается, хотя даже с успокоительных просыпался спустя несколько минут.        Бармен полностью перевязал его, хотя за это тиран мог бы и прибить, ведь сейчас верхняя часть тела была полностью обнаженной, но из-за своего состояния даже не может проснуться. Голову также бережно обработали и перебинтовали, хоть это и мало чем поможет, ведь у кота были подозрения, что у демона сотрясение мозга или ещё чего похуже. Однако он не врач, поэтому решил вызвать одного своего старого знакомого, который прилично задолжал, а также состоял в сделке с Аластором и при жизни был врачом, что сейчас было как нельзя кстати.

***

       — Фе~ Вы только посмотрите на этого ботана! — сказал один из старших, подойдя к Аластору, который мирно читал книгу, на подоконнике, окно было открытым. Слабый ветерок немного растормошил темно-каштановые волосы, но он не особо обращал на это внимание, как и на старшиков, что в очередной раз решили к нему пристать.        — Придумайте что-то пооригинальней, чем это обзывательство или словарный запас не позволяет? — спросил Ал, украдкой посмотрев на них, а после ухмыльнувшись, вернулся к чтению, что тем естественно не понравилось, как и его слова. Они стали приставать к нему, толкая в сторону улицы. Они даже до конца не осознавали, что творили, пока мальчик не поскользнулся, полетев вниз с третьего этажа…

***

       Радио-Демон проснулся в своём номере и чувствовал себя малость странно: перед глазами всё плыло, но была какая-то неописуемая легкость наравне с чувством вины за что-то. Приняв сидячие положение, он пытался вспомнить, что случилось после того, как его похитили и ввели в вену какой-то шприц, но после этого он абсолютно ничего не помнил, лишь голова сильно раскалывалась и вялость была по всему телу.        — Мда… Мало того что чувствую себя отвратно, так ещё и сниться бред давно минувших дней… К чему был этот сон? — подумал оверлорд вслух, а после встал с постели и, покачиваясь из стороны в сторону, направился в душевую, чтобы привести себя в порядок и выяснить что же с ним вчера произошло, ведь на чах было десять часов утра.        Сняв бинты, он увидел рану на плече, которая была от пули, но благо ту уже успели вынуть и качественно обработать. Однако тиран долго осматривал её о чем-то задумавшись, что даже не заметил, как специально открыл, трогая своими острыми ноготками. Очнувшись от своих раздумий, он поспешил закончить водные процедуры и заново забинтовал рану, зная, что после неё останется очередной шрам. Однако когда он разматывал повязку на голове, то не заметил ничего необычного, пока не коснулся того места, что отдало сильно болью, заставив упасть на колени, чуть не взвыв от боли.        — Ауч… А это было больно… — сказал он полушепотом, и также тихо посмеялся, ведь из-за своей неосторожности подвергнул себя опасности и чуть не погиб, если бы не боевые навыки, которые выучил в мире людей.        Аластор обработал эту рану скрипя зубами, а после нацепил черный пластырь, который будет не так сильно бросаться в глаза, как обычный. Благо, что ему пробили лишь ту часть которая была выбрита, а значит рана почти не будет видна окружающим.        — Так уже намного лучше, хотя надо будет выпить таблетку от этой головной боли, которая может довести меня до обморока, а это надо в последнюю очередь, не так ли? — спрашивал он, смотря на своё отражение, как большая тень поправляла бабочку на шее и кивнула в ответ, — Я тоже так думаю! Что ж пора идти к новым проблемам на этот чудный день!        Он вышел из номера, забыв одеть монокль, что было слишком странно и это казалось не только посетителям, что молча приветствовали его, но и Хаску, к которому тот собственно пришел.        — Хаски, мой милый и вечно пьяный друг! — сказал Аластор в своей привычной манере, пока не почувствовал слабость из-за чего поспешил присесть на табурет, но сделал это достаточно небрежно, чтобы смотрелось как обычно и не заставлять никого что-то заподозрить.        — Почему не в постели? — угрюмо спросил картёжник, смотря по сторонам, в поисках лишнего свидетеля их беседы, которого не наблюдалось, ведь в такое время все находятся на лекции принцессы.        — Не переживай я чувствую себя просто прекрасно! — ответил тот, посмеявшись, но боль в плече не дала это сделать, заставляя схватиться за неё и скрипнуть зубами от боли, которая сейчас была сильнее, чем даже в той истории с копьём.        — Я бы не был так уверен. Тебя ведь прострелили святой пулей, где внутри вместо пороха был металлический порошок, что ранее был копьём ангела, а также был облит святой водой. — констатировал факт демон, смотря на друга с переживанием, который прекрасно скрывался похуизмом.        — Вот значит почему ощущаю себя малость паршиво. Ясненько… Извини, но можешь сказать, что вчера происходило, когда я пришел в отель после этой неприятной заворушки, а то ничего не помню, а голова сильно раскалывается.        — Не помнишь? Это странно, как и твой нынешний вид. — сказал Хаск бросив на того свой немного осуждающий взгляд, чем немного удивил последнего.        — А что с ним не так? — не понимая такого взгляда спросил оверлорд, облокотившись головой на руку, ведь даже сидеть теперь было невыносимо трудно. Ему казалось, что сможет в любой момент лишиться чувств, но не мог понять от чего. То ли от боли в голове, то ли от той херни, которую ему вкололи те гады. Возможно она не выветрилась так быстро, как на это рассчитывал тиран, думая, что это было что-то типа успокоительного, но это было далеко не так.        — Ты забыл свой монокль, дубина! Так ещё и оделся в помятую одежду… Пошли за мной. — резко сказал бармен, уходя со своего рабочего места оставив табличку с надписью перерыв.