Мутная вода

— Ёнбок? Слушая шум воды в ванной, Чанбин сжимал в руках полотенце и мысленно уговаривал себя не паниковать. В конце концов, никто не умирал; они просто слегка перестарались. Просто когда Ёнбок, вернувшись домой, молча побродил по квартире минут двадцать, а потом смущённо попросил что-нибудь заживляющее, Чанбин понял, что чуда не случилось. Он его порвал. Предупреждая панику, Ёнбок заверил, что знает, как с этим справляться, вооружился мазью для заживления мелких ран и удалился в ванную, игнорируя рыцарские порывы побелевшего от страха возлюбленного донести его туда на руках. И вот теперь, спустя двадцать долгих минут дверь, наконец, открылась, наружу показалась рука, схватила полотенце и снова исчезла. Чанбин, выполнив свою миссию, прислонился спиной к стене и выдохнул: это был слишком утомительный день. Они потерпели неудачу. Ханыль игнорировала его звонки и сообщения, и можно было только гадать, почему она ушла так внезапно. Чанбин не верил в высшие силы, но в данный момент ему казалось, что судьба решила проверить его на прочность. По правде говоря, он понятия не имел, что делать дальше, но думать об этом не было сил, поэтому он, тяжело топая босыми ногами и подтягивая растянутые спортивки, вернулся в гостиную и устало рухнул на диван. Через минуту в полумраке комнаты послышались тихие шлёпающие шаги, и Ёнбок, уже переодевшись в домашнее, лёг рядом, уютно прижавшись щекой к его груди. — Не ответила? Чанбин нащупал телефон и в очередной раз проверил сообщения, но входящих не было. — Нет. Ёнбок немного помолчал, тихо сопя ему в ухо. — Думаешь, это из-за нас? Чанбин искренне надеялся, что это не так. Ханыль, казалось, понимала, на что шла: она кокетничала с Ёнбоком, одаряла его комплиментами, и ничто не предвещало беды. Возможно, это ранимый Ильхун воспринял их поцелуй как оскорбление, но едва ли это могло стать причиной для расторжения помолвки. Или же Ильхун стал свидетелем кое-чего другого — и вот это было намного хуже. — Не стоило нам этого делать, — сказал Чанбин, и Ёнбок тут же встрепенулся, приподняв голову. — Тебе не понравилось? Чанбин помолчал, подбирая нужные слова. Несмотря на то, что в этих вопросах он был полным профаном, незнание никак не освобождало его от ответственности. Наверное, не стоило отвергать предложения Джисона провести подробный ликбез по гомосексуальным отношениям, потому что его партнёр был в этих вопросах крайне безответственным. — Это было опасно. Я навредил тебе. — Всё в порядке, — заверил Ёнбок. — Такое уже случалось раньше. Через пару дней пройдет. Он снова улёгся на чужую грудь и строился поудобнее. — Я не жалею, — добавил он беспечно. — Мне было очень хорошо. Чанбин закрыл глаза. Раньше он даже представить себе не мог, что когда-нибудь займётся любовью с кем-то в подворотне возле клуба. В тот момент они оба явно были не в себе; адреналин слишком ударил в голову, эйфория накрыла слишком ярко, но, к сожалению, закончилась слишком быстро. Они оба очень устали сегодня.

***

[07:20 Мама] Жду в нашем кафе через час. Разговор будет серьезный.

***

Выйдя из машины, Чанбин слегка встряхнул внушительный букет роз и направился к небольшой кофейне на противоположной стороне дороги. Когда мать приезжала в Сеул, они часто посещали это место: здесь было уютно, подавали отличный кофе и пекли чудесные круассаны. Недавно он впервые привёл сюда Ёнбока, но опыт оказался неудачным: тот расстроился из-за того, что его выпечка не была такой же вкусной, и весь остаток дня пытался найти рецепт идеального слоёного теста. Чанбин хотел бы рассказать матери о том, каким замечательным, нежным и милым человеком был Ёнбок, но понимал, что вызвали его не для этого. Он шагал к дверям кофейни как на эшафот, зная, о чём будет разговор, но был готов бороться до конца. Мать уже ждала его внутри, сидя спиной ко входу за единственным занятым столиком, попивая кофе из маленькой чашечки и задумчиво глядя на пустую улицу сквозь тёмные стёкла очков. Пытаясь подавить нервозность, Чанбин подошёл к ней и дал о себе знать лёгким прикосновением к плечу. — Господи, я уже собиралась тебе звонить, — приподнявшись с места, мать приняла из его рук букет и отложила его на край стола. Подобные подношения были нормой для их встреч и воспринимались ею как данность, потому что её сын был хорошо воспитан и не мог прийти без цветов. — Садись, у нас мало времени. Чанбин послушно сел напротив. Сердце колотилось, как перед проверкой школьного дневника много лет назад, и от этого было немного стыдно. Он ведь, чёрт побери, давно вырос, а в глубине души всё ещё боялся её неодобрения. — Что у тебя опять в ухе? — госпожа Со заметила серьгу, и Чанбин машинально потёр мочку. — Я думала, ты уже вырос из этих побрякушек. Повисло короткое молчание. Лицо матери выражало недовольство, даже надменную пристрастность, но, несмотря на волнение, Чанбин был готов. За последний час он отрепетировал с десяток реплик, которые должны были помочь ему пережить встречу с минимальными потерями. — Ты вообще понимаешь, что натворил? — Не понимаю, — тут же ответил Чанбин. — Если ты об отмене помолвки с Ханыль… — Именно. Хочешь сказать, твоей вины здесь нет? Чанбин упрямо посмотрел на неё. Госпожа Со вздохнула и притянула к себе меню, делая вид, что хочет заказать десерт, хотя было понятно: она просто не хочет смотреть сыну в глаза. — Вчера ночью мне позвонила госпожа Чон, — начала она ровным тоном. — Не буду пересказывать весь разговор, скажу только то, что передал ей Ильхун. По его словам, вчера ты был на каком-то концерте и целовался с каким-то мальчиком. Она говорила так спокойно и обыденно, будто рассуждала, какие приборы положить на праздничный стол. Чанбин нервно ухмыльнулся. Значит, дело действительно было в том поцелуе. — Твоя сестра не отвечает на звонки, — продолжала госпожа Со, не дав ему и слова сказать в свою защиту. Она сделала глоток кофе; одна капля попала на дорогое платье и сразу же въелась в ткань, расплываясь тёмно-коричневым пятном. — Поэтому мне, как всегда, пришлось брать всё в свои руки. Родители Ильхуна возмущены и требуют объяснений, считая твоё поведение возмутительным, и я с ними полностью согласна. Нужно будет постараться, чтобы вернуть их доверие и расположение. — И что ты предлагаешь? — Чанбин нахмурился. Чего он точно не собирался делать, так это заискивать перед семейством Ильхуна. — Сказать, что их сыночку всё это приснилось? — Сказать, что всё это вышло случайно. Так ведь и было, да? — Нет, — выдохнул Чанбин. — Это вышло не случайно. Лицо госпожи Со посерело. Она отставила чашку в сторону и прочистила горло, прежде чем снова заговорить. — Послушай меня, — начала она негромко, почти угрожающе. — Я не знаю и не хочу знать, как ты докатился до такого. Конечно, здесь наверняка есть и моя вина, но твой отец — уважаемый человек. И ты, как наследник нашей фамилии, не имеешь никакого права путаться бог весть с кем, устраивать такую содомию… — Мне жаль, что ты узнала об этом не от меня, — перебил Чанбин, нервно хрустнув пальцами. — Но поверь, это не какой-то случайный парень с улицы. Я уже давно… — Я договорюсь с Чонами, — продолжила госпожа Со. Она будто не слышала или просто не хотела воспринимать то, что до неё пытались донести. Ведь её идеальный сын просто не мог совершить подобное, а раз совершил — значит, оступился и нуждается в помощи. — Мы организуем встречу. Ты скажешь, что этот парень оказался твоим сумасшедшим фанатом и набросился на тебя без твоего согласия. И, думаю, нам придётся экстренно найти тебе невесту, чтобы сгладить углы после этого неприятного инцидента. У меня есть пара кандидаток, так что… Чанбин сделал глубокий, решительный вдох. Этот разговор мог длиться вечно, его просто не слышали, а значит, пришло время сказать то, что должно было быть сказано с самого начала. — Я его люблю. — Хватит! Официантка, обслуживающая недавно зашедших посетителей за соседним столиком, обернулась. Заметив повышенное внимание к своей персоне, госпожа Со приторно улыбнулась ей и вновь повернулась к сыну, снизив тон до ядовитого шёпота. — И слышать не хочу весь этот бред! Посмотри, во что ты превратился! Мы с отцом столько сделали для тебя, столько сил вложили в твоё воспитание и образование, а что в благодарность? Плевок в лицо и новость о том, что наш сын спит с помойной крысой? — Не называй его так, — рыкнул Чанбин. — Его зовут… — Да плевать мне, как его зовут! — прошипела госпожа Со, задыхаясь от злости. — Мы прямо сейчас поедем к Чонам, и ты скажешь то, что я тебе… — Я никуда не поеду и не собираюсь врать, — дрогнувшим голосом перебил Чанбин, сжимая кулаки. — И не стану делать вид, что Ёнбок мне чужой, просто потому, что это нужно вам. — Это нужно в первую очередь тебе! — мать некрасиво ткнула наманикюренным пальцем ему в лицо. — Твой отец — уважаемый человек, и позорить нашу семью и дальше я тебе не позволю, ты понял? Она замолчала, тяжело дыша. Розовые от румян щёки стали пунцовыми. Чанбин смотрел ей в лицо и не верил тому, что видел. Почему-то до этих самых пор ему казалось, что все эти разговоры про статусность, честь семьи и прочую чушь были частью образа, который она воздвигла, но теперь всё зашло слишком далеко. Она заигралась в игры престолов настолько, что совершенно позабыла о том, что её сын — не игрушка и не инструмент для укрепления статуса. — Неужели тебе настолько наплевать на то, что я чувствую? — с отчаянием спросил Чанбин, заранее зная, что этот вопрос останется без ответа. — С этой минуты ты будешь делать так, как я скажу, — со сталью в голосе сказала госпожа Со. — Женишься на том, на ком я скажу. Работать пойдёшь к отцу, потому что свобода выбора, как я вижу, не пошла тебе на пользу. И ты прямо сейчас вышвырнешь из жизни это недоразумение, этого паразита, иначе… — Иначе что? К горлу подступил ком. То, как она смотрела на него — повелительно, надменно — было просто невыносимо, и Чанбин буквально почувствовал, что прямо сейчас, в этот самый момент, они достигли точки невозврата. — Иначе ты мне больше не сын.

***

— Так и сказала? Чанбин с грохотом поставил на стол спортивную сумку, громко вжикнул замком и искоса посмотрел на Ёнбока. Тот поджал губы и смолк, сцепив пальцы в замок: у него не всегда получалось избегать бестактности или подбирать нужные слова поддержки. Но Чанбин запрещал себе злиться: не сейчас, когда внутри всё клокотало от обиды, и риск сказать что-то ранящее был слишком велик. — Да. Где коробки? — севшим голосом спросил он, закидывая в сумку всё, что могло понадобиться в ближайшее время, от электроники до спортивного инвентаря. Ёнбок следил взглядом за его небрежными движениями и слушал, как опасно гремели хрупкие вещи. — Мы переезжаем? Они всё ещё не жили вместе. Ёнбок мог оставаться у него неделями, а потом возвращаться к себе, и наоборот, однако никто из них никогда не произносил заветного «давай жить вместе». Чанбин считал это лишним, а Ёнбок, скорее всего, даже не задумывался о таких формальностях. Но теперь вопрос повис в воздухе, и, хотя ответ казался очевидным, Чанбин медлил. — Это квартира моего отца, — скупо пояснил он, затягивая сумку и отбрасывая её в сторону. — И жить здесь я больше не могу. Напрямую сказать о том, что его фактически выдворили, как собаку, у него не хватило духу. Когда мать велела — а скорее, приказала — ему освободить жильё и передать ключи через соседку, он сначала не поверил и попытался достучаться, но она оставалась непреклонна. «Выбирай: либо он, либо мы». В тот момент ему показалось, будто в грудь вонзили раскалённый добела нож, но он не колебался с выбором. Потому что Ёнбок всегда, несмотря ни на что, выбирал его. — Я не могу найти коробки. Где они? В первый раз его либо не услышали, либо просто проигнорировали. Но теперь Ёнбок стоял, задумчиво прикусывая губу, и, хоть с большим опозданием, всё-таки ответил: — Какие коробки? — Обычные картонные коробки для вещей. Они стояли за шкафом. Где они? — Ты ведь разрешил мне их взять, — Ёнбок неопределённо махнул рукой. — Я сделал из них… что-то. Не помню, что. Чанбин шумно выдохнул и достал телефон, чтобы найти адрес ближайшего магазина, где продавались бы эти проклятые картонные коробки. В его некогда пустой, лаконичной квартире теперь было столько вещей, что перевозить их предстояло всю ночь. — Я могу сходить в супермаркет на углу, там часто оставляют коробки, — предложил Ёнбок, наблюдая за его страданиями. — Во-первых, они не подойдут. Во-вторых, мы договаривались, что ты будешь соблюдать постельный режим. — Чанбин, я же не при смерти, — смущённо пробормотал Ёнбок. — Я хочу хоть чем-то помочь. Он испытывал явную неловкость, и чувство вины за случившееся читалось в каждом его движении, сквозило в каждом произнесённом слове. Запрыгивая на своего самого умного, сильного и талантливого мужчину на глазах у сотни человек, Ёнбок, очевидно, не подумал о последствиях, но Чанбин не винил его. В конце концов, они никого не убили — кроме, разве что, психики Ильхуна и веры родителей Чанбина в их некогда безупречного наследного принца, но теперь уже было наплевать. Если о чём-то и стоило беспокоиться, так это о том, чтобы Ёнбок, единственный физически пострадавший в этой истории, не перенапрягался. — Можешь вытащить вещи, — Чанбин указал на шкаф позади себя. — Раскладывать не надо, я сам соберу. Ёнбок с энтузиазмом взялся за дело, радуясь тому, что задача не требовала ни особой аккуратности, ни внимательности. Напевая себе под нос, он безжалостно выбрасывал одежду из шкафа, пока Чанбин продолжал собирать всё, что можно было унести своими силами. Он так увлёкся, что не сразу заметил, как незамысловатая песенка смолкла, и в гостиной воцарилась абсолютная тишина. Ёнбок не умел быть тихим — во всех смыслах. И Чанбин привыкший к шуму, скрежету и звукам падений, сопровождавшим его деятельность, взглянув на его спину, опущенные плечи и неподвижную позу, сразу понял, что что-то произошло. — Всё в порядке? — осторожно спросил он, и Ёнбок вздрогнул, словно его выдернули из глубоких раздумий. — Да, — ответил он слишком громко, выпрямляясь и стараясь ничем больше себя не выдать. Когда Чанбин уже собирался вернуться к своим делам, решив, что парень просто задумался, тот неожиданно добавил, всё так же громко и отчетливо: — Какой красивый шарф. Чанбин замер. Он не привык носить шарфы; в его зимнем гардеробе было лишь одно чёрное пальто, так как в холодное время года он носа из дома не высовывал без особой надобности. Вероятность обнаружить шарф в его шкафу была минимальной — точнее, сводилась к единственному экземпляру. Ёнбоку он явно пришёлся не по душе. Это было заметно по его плотно сжатым губам и пальцам, крепко вцепившимся в крупную пушистую вязь. Чанбин заглянул ему через плечо и увидел тот самый шарф: длинный, коричневый, с медвежьими ушками и аккуратно вышитыми инициалами — его и Минджон, соединёнными нелепым романтичным «плюсом». — Я его даже не надевал ни разу, — честно признался Чанбин, не дожидаясь вопросов, и это было чистой правдой. Он забыл об этом шарфе ровно в тот момент, когда в первый и последний раз закинул его в шкаф. — Зря, — ровно сказал Ёнбок, аккуратно откладывая вещь в сторону. — Он тёплый и очень хорошо сделан. Чанбин сказал бы что-то ещё, но боялся переусердствовать с оправданиями, ведь оправдываться было не за что. Поэтому он просто протянул руку и дождался вопросительного взгляда снизу. — Давай сюда. Выкину. — Не жалко? — Нет. — Хочешь, я тебе новый свяжу? — предложил Ёнбок с волнением, словно за ним стояла очередь из желающих одарить Чанбина аксессуарами ручной работы. — Умеешь? — Научусь. Принимая злосчастный шарф из его рук, Чанбин прыснул, предвкушая результат очередного спонтанного увлечения своего возлюбленного, и снова оглядел разруху вокруг. День пролетал быстро, а времени на переезд оставалось крайне мало. Было решено обойтись без коробок. — Надо тащить всё в машину, — вслепую запихав шарф в один из пакетов, начал он и, увидев, как Ёнбок с готовностью приподнял пятую точку от пола, добавил: — Оставайся тут, собирай своё и распихивай по пакетам. Всё, что забирать не будешь, оставляй здесь. — Мы же ко мне едем? — уточнил Ёнбок, послушно оставшись на полу. — У меня нет столько места. Что бы он себе ни думал, Чанбин не собирался на своём горбу выносить из квартиры всё до последнего рулона туалетной бумаги и пытаться втиснуть в его малометражку. Вся мебель и крупная техника остались нетронутыми — он не хотел доставлять родителям удовольствие, показывая, насколько сильно он зависим от обеспеченных ими материальных благ. В конце концов грёбаный телевизор и диван он всё ещё вполне мог купить себе сам: даже потеряв жильё, Чанбин не остался с дырой в кармане — у него всё ещё оставались сбережения на счетах. Однако всё произошло очень быстро, и продумать дальнейшие действия он попросту не успел, а у Ёнбока был хоть и убогий, но угол, который вполне годился на роль временного пристанища. — Заберём только самое нужное. Дай ключи. Ёнбок поднялся с места, на минуту скрылся в коридоре и вернулся с ключами от квартиры на вытянутой руке. Похватав всё, что попалось под руку, Чанбин, нагруженный, спустился на парковку, закинул пакеты в машину и громко хлопнул дверью багажника. С этой самой секунды начался муторный, ужасно трудоёмкий процесс переезда. Тяжелее всего было транспортировать ковёр: старый ворс сыпался, грубая ткань едва гнулась, и оставалось только гадать, как Ёнбок дотащил его до дома. Но таким уж он был: если задался целью, шёл напролом. Жаль, что в данной ситуации Чанбину это мало помогало, потому что волочить эту бандуру из дома ему пришлось в одиночку. Процесс растянулся почти на весь оставшийся день. Ближе к середине Ёнбок всё-таки навязался в помощники, и дело пошло быстрее, но под конец переезда Чанбин чувствовал себя окончательно выжатым. На самом деле он осознал случившееся только сейчас, когда увидел свои вещи в интерьере этого душного клоповника. Ощущение было скверное — словно от души тупым ножом отковыряли внушительных размеров кусок.

***

— Ты злишься на меня? В комнате было темно; свет от фонарей, едва достающий до их полуподвального окошка, освещал лишь маленький кусок стены под потолком. Чанбин, который невидящим взглядом пялился на это пятно света, обернулся. Ёнбок сидел рядом с ним на кровати, в окружении несметного количества сумок и пакетов, и смотрел на него, обеспокоенно кусая губы. — Нет, — сухо ответил Чанбин, сгорбившись. Его не удивлял подобный вывод; за последний час Ёнбок слышал в свою сторону только короткие реплики сквозь зубы с его стороны, но лишь потому, что он нечеловечески, просто чертовски устал. — Я злюсь на ситуацию. — Но я же тоже причастен, — возразил Ёнбок и подполз ближе. — И, получается, я тебя подставил. Просто, когда я увидел тебя на сцене, я как будто бы заново влюбился. Серьёзно, Чанбин, если бы ты видел себя со стороны, ты бы понял, о чём я говорю. Не удивлюсь, если у тебя будет целая куча фанатов. Чанбин усмехнулся и взъерошил пальцами чуть влажные от пота волосы. — С тобой мне никаких фанатов не надо. Ёнбок самодовольно кивнул: он явно не был против статуса главного фаната своего мужчины. — Пойду в душ, — сказал Чанбин и, вспомнив ещё кое-что, связанное с водой, осмотрел заставленную комнату. — А… а где рыба? — Отправил обратно в океан. — Куда отправил? — В океан, — раздельно повторил Ёнбок. — У нас и так было много вещей, поэтому Джисона-младшего пришлось спустить в унитаз. Надеюсь, он быстро доберётся до чистой воды. — Это так не работает, — сказал Чанбин, глядя на абсолютно беззаботное лицо напротив. — Скорее всего, его уже пропустило через фильтр и нарезало кубиками, поэтому до океана он уж точно не доберётся. — А… ох… Заметив, как посерело лицо парня, Чанбин тут же пожалел о своей резкости и ободряюще потряс его за острое колено: в конце концов, он хотел как лучше, хоть и получилось, как всегда. — Не думаю, что он пережил бы переезд. Когда всё устаканится, заведём новую рыбку или, не знаю, попугая, идёт? Ёнбок неопределённо пожал плечами: предложение его ни капли не обрадовало. Вздохнув, Чанбин решил оставить его наедине со своими мыслями — в конце концов, это была всего лишь рыба, и убиваться по ней не стоило — и пошёл, наконец, в душ. Он не выносил ванную комнату в этой квартире: всё, от потрескавшейся плитки до ржавого душа, вызывало у него чувство отвращения и желание помыться повторно. Но сейчас он мог довольствоваться лишь этим и, стоя под струями ледяной воды, жмурился от холода. Он был расстроен и зол, не зная, кого винить, поэтому винил всех сразу: себя, родителей, сестру, которая исчезла с радаров, Чана, который втянул их в эту идиотскую авантюру с концертом, и немного — Ёнбока, потому что целоваться посреди огромной толпы, в которой, помимо прочих, находились его друзья и члены семьи, было его сумасбродной идеей. И всё же, то, что от него отказались и выбросили, как непригодное для разведения животное, просто за то, что он полюбил мужчину, казалось Чанбину абсурдным, потому что даже родители Джисона, которых его мать называла «чёртовой деревенщиной», не отреклись от своего непутёвого сына и позволили ему жить так, как он хочет, а его всё это время держали на коротком поводке, лишь создавая иллюзию свободы и права выбора. Чанбин жалел лишь о том, что не понял этого раньше. Но, по крайней мере, теперь всё встало на свои места, и он не мог позволить себе горевать слишком долго, ведь его первый за чёртову гору лет настоящий выбор сейчас сидел в комнате и грустно думал о мёртвой рыбе. Вернувшись в комнату, Чанбин понял, что был неправ: Ёнбок не сидел, а лежал, подтянув колени к груди и дремал вполглаза. Стараясь не тревожить его, Чанбин попытался отодвинуть упавший пакет, но тот предательски зашуршал, и парень мигом встрепенулся. — Ты уже всё? — спросил он, приподнявшись на локте. — Я понял, что ты весь день ничего не ел, и заказал доставку. Чанбин голодным себя не чувствовал, и всё же, от такого проявления заботы стало немного теплее — но только на душе, потому что в комнате было всё так же чертовски холодно. Он поплотнее закутался в халат и со вздохом уселся на самый край кровати, продолжая остервенело тереть волосы. — Может, феном? — предложил Ёнбок, с состраданием глядя на его попытки поскорее высохнуть. — Здесь же почти как в подвале, и очень сыро, ты так до завтра будешь сохнуть. Чанбин выразил своё молчаливое согласие, раздосадованно отшвырнув полотенце в сторону. Возможно, он вёл себя излишне капризно, но считал, что после пережитого имел на это полное право. Да и Ёнбок был только рад возможности услужить и облегчить ему существование: получив разрешение, он спрыгнул с кровати и вразвалочку направился к шкафу за феном, попутно включив свет в комнате. Вернувшись, он прополз на коленях через всю кровать, включил фен в сеть, и крошечная машинка заревела, как буйвол, так что Чанбин дёрнулся от неожиданности. — Ему лет примерно столько же, сколько мне, — Ёнбок аккуратно поднёс ладонь к основанию, чтобы проверить температуру воздуха. — Поэтому будет шумно. Подвинься поближе. Чанбин устроился поудобнее на кровати, подставляя чёрные вихры под поток горячего воздуха. Ёнбок, сидя за его спиной, молча и старательно работал феном. Чанбин не слышал ничего, кроме оглушительного шума, но, несмотря на это, тепло приятно убаюкивало его. Чужие пальцы нежно зарывались в волосы, расчёсывая мокрые кудри, и это расслабляло не хуже полноценного массажа. Погружённый в тёплую негу, Чанбин даже не сразу заметил, как фен щёлкнул и замолк. На его напряжённые плечи легли мягкие руки. — Мышцы совсем забились, — вздохнул Ёнбок, разминая их с такой умелой нежностью, что по спине пробежали мурашки. Тело ещё не полностью высохло, и горячее дыхание Ёнбока отчётливо ощущалось на коже. — Не представляю, как ты устал. — Ну, было нелегко, — с оттенком бравады признался Чанбин, вспоминая, как непросто было протащить свёрнутый в рулон ковёр по узкому коридору. Даже полупьяный сосед, прижавшийся к стене при виде хмурого, запыхавшегося мужчины с огромной ношей, был впечатлён. — Но твои руки творят чудеса. Ёнбок тихо засмеялся, продолжая массировать его мышцы. В комнате воцарилась спокойная тишина, нарушаемая лишь шорохом движений и лёгкими вздохами. — Тебе нужно расслабиться, — раздался низкий шёпот, и Чанбин почувствовал на шее тёплое прикосновение обветренных губ. — Я помогу. Его руки мягко скользнули ниже, слегка приспуская халат. Ёнбок был превосходным массажистом и позволял своему мужчине беззастенчиво этим пользоваться. Проблема заключалась в том, что он не умел вовремя остановиться, а Чанбин не мог ему сопротивляться, и большинство сеансов массажа обычно заканчивались сексом. Однако сейчас, когда оба были крайне уставшими, когда один не был готов морально, а другой — физически, они просто обязаны были остановиться. — Мне вообще нельзя тебя к телу подпускать, да? — попытался отшутиться Чанбин, слегка повернувшись, чтобы взглянуть на лицо Ёнбока. Однако тот был совершенно серьёзен и, подтверждая свои намерения, сразу потянулся за поцелуем. Чанбину нравилось ощущать себя желанным. Именно это чувство когда-то подталкивало его проводить время с девушками, которые не вызывали у него особого интереса, но теперь его хотел любимый человек, и это было особенно приятно. Ёнбок умел целовать так, что он заводился практически мгновенно — и всё же, ему хотелось чувствовать себя движимым одними инстинктами животным. Кажется, в какой-то момент ссоры мать назвала его именно так. Именно поэтому они не могли позволить себе зайти дальше. Ёнбок оставался рядом, поддерживая и даря свою любовь всеми доступными ему способами, и было бы слишком эгоистично воспользоваться этим. — Тебе нельзя, — хрипло произнёс Чанбин, когда парень, оставив в покое его губы, снова принялся настойчиво целовать шею. — Есть много способов, — возразил Ёнбок, уверенно распуская пояс его халата. — Могу просто подрочить тебе, можешь трахнуть меня между бёдер или в горло… К этому невозможно было привыкнуть. — Малыш, — Чанбин с трудом сглотнул. — Ты не должен… Со спущенным до локтей халатом, который уже почти ничего не скрывал, он всё ещё пытался придерживаться голоса разума, но Ёнбок отстранился и серьёзно посмотрел ему в глаза. — Я хочу, — в мягком желтоватом свете комнаты его расширенные от возбуждения зрачки почти сливались с радужкой. — Просто скажи, как, и я… Чанбин был в полушаге от того, чтобы поддаться искушению. Ворсистая ткань халата неприятно тёрлась о его член, ещё секунда — и Ёнбок бы победил, оказавшись в постели под ним, но в этот момент в воздухе, густом от нарастающего напряжения, раздался звонок. В любой другой ситуации — месяц, неделю или даже день назад — Чанбин просто проигнорировал бы вызов. Но сейчас, едва заслышав первые ноты мелодии, он подорвался сразу же. Оставив халат, распущенный усилиями Ёнбока, валяться на кровати, он подлетел к столу, игнорируя боль в паху, и дрожащей рукой перевернул телефон, но вопреки его ожиданиям, звонила не раскаявшаяся мать и не одумавшаяся сестра. Раздосадованно смахнув вызов в сторону, Чанбин собирался вернуться в постель, но звонок раздался вновь. Светя перед Ёнбоком голым задом, он недовольно уставился в экран. Чан никогда не звонил дважды без веской причины. Исключением были только неотложные рабочие разговоры, но работы у них обоих уже давно не было, значит, случилось что-то серьёзное. Ругнувшись сквозь зубы, Чанбин всё же поднял трубку. — Ты где сейчас? — спросил Чан без приветствий. Его голос звучал странно: тихо и гнусаво, а вдалеке слышался шум автомагистрали. — У Ёнбока, — коротко ответил Чанбин, переступая с ноги на ногу. Ему снова стало холодно, и всё возбуждение как рукой сняло. — Я сейчас на шоссе. Не знаю, где точно, но где-то по пути к родителям Джисона. Забери меня. — Что ты там забыл? — Неважно, — тихо ответил Чан и, судя по звуку, сплюнул в сторону. — Просто забери. За спиной раздался стон. Чанбин обернулся на мгновение, и его уши мгновенно вспыхнули. Ёнбок смотрел на него голодными глазами, нетерпеливо ожидая его возвращения, бесстыдно запустив руку в домашние штаны. — Слушай, я сейчас занят, — с трудом оторвав взгляд, произнёс Чанбин. — Вызови такси. — Я бы с радостью, но таксисты меня не берут. Приезжай. Пожалуйста. Никогда прежде прямолинейный и уверенный в себе Чан не просил помощи таким образом, а от его тихого, почти жалобного «пожалуйста» у Чанбина по коже пробежали мурашки. С ним точно что-то случилось. — Скинь локацию, — после короткой паузы ответил он. — Приеду. Чан сбросил, не поблагодарив. Чанбин ещё минуту смотрел на дисплей телефона, где на заставке была его любимая фотография Ёнбока в поле подсолнухов, и обернулся. На этот раз взгляд, направленный на него, был не возбуждённым, а обречённым; Ёнбок сидел смирно, сложив руки на коленях. Ситуация повторялась. В прошлый раз на его месте была Минджон, а в помощи нуждался сам Ёнбок. Теперь же он был здесь, ждал на расстеленной для них двоих кровати, но на другом конце города Чанбина ждал друг, которому он, несмотря на все разногласия, не мог отказать. — Чану нужна помощь. Я должен ехать. — Хорошо. Конечно, иди. Ёнбок, для которого понятие «дружба» ограничивалось тиммейтами в играх и довольно странным, выборочным и нерегулярным общением с Ян Чонином, вряд ли мог прочувствовать серьёзность ситуации, но отпустил его легко и без упрёков, хотя был явно расстроен из-за нарушенных планов на вечер. А Чанбин, в один ужасный день потерявший семью и дом, не мог позволить себе потерять ещё и друга, особенно учитывая, что они так и не поговорили после провала на концерте. Быстро собравшись, он покинул квартиру, пообещав вернуться как можно скорее, хотя на дворе уже стояла глубокая ночь. Почти столкнувшись нос к носу с очень уставшим курьером, который, судя по всему, привёз его еду, Чанбин ощутил, насколько сильно он устал. С трудом втиснувшись в машину, припаркованную слишком близко к стене в узком переулке, он отметил на карте точку, присланную Чаном, и с тоской посмотрел на гору вещей на заднем сиденье, которую они так и не успели разобрать. Он всё ещё не знал, как вместить всё это в маленькую квартирку Ёнбока и, главное, что им делать терперь, когда все мосты сожжены, а впереди — неизвестность. Но проблемы нужно было решать по мере их поступления, и в данный момент его главной заботой был Чан. После почти часовой поездки, одного кофе из придорожной кафешки и одной попытки уснуть прямо за рулём, Чанбин, наконец, добрался до назначенного места и свернул на землистую обочину, но никого не нашёл. Попытка дозвониться до Чана не увенчалась успехом: телефон был недоступен. Вокруг царила тишина и темнота; лишь изредка проезжающие машины и высокие фонари освещали почти пустую дорогу. Слева и справа простирались тёмные поля, и, понимая, что потеряться здесь практически невозможно, Чанбин вышел из машины, освещая себе путь фонариком телефона. Почему Чан оказался в этом абсолютно безлюдном, непроходимом месте, оставалось загадкой. Попытавшись сориентироваться, Чанбин наугад пошёл вниз по склону, подскальзываясь на траве и мелких камнях и продолжая светить телефоном. — Бин? — раздалось совсем рядом, и Чанбин чуть не упал, услышав неожиданно громкий голос. — Это ты? Неудивительно, что он ничего не заметил: Чан сидел всего в нескольких метрах, прямо на земле, обняв колени, и в темноте больше походил на камень, чем на человека. Совершенно сбитый с толку, Чанбин уже собирался высказать ему все свои претензии за эти дурацкие прятки, которые старший устроил вместо того, чтобы просто ждать на обочине. Но когда он подошёл ближе и направил свет фонарика ему в лицо, слова застряли у него в горле. Чан был весь в крови. Тёмные запёкшиеся корки тянулись от носа к подбородку, покрывали лоб и опухшие губы. Прикрывшись от яркого света, который Чанбин, ошеломлённый, даже не подумал выключить, Чан попытался улыбнуться, но тут же охнул от боли в разбитой губе. — Бин, я сейчас ослепну, — его смешок прозвучал крайне невесело. Чанбин, спохватившись, направил луч фонарика на землю, но изуродованное лицо друга всё равно оставалось на виду. — Это что за хуйня, Чан? — Чанбин не мог сказать, что именно он имел в виду: саму ситуацию или месиво, в которое превратилось лицо его друга. — Просто возникли разногласия с кое-кем, — Чан, упершись рукой в сыроватую землю, попытался встать, но снова сел обратно, зашипев от боли: похоже, пострадало не только его лицо. — Отвези меня домой. — Тебе надо в больницу. Я вызову полицию, пусть они… — Не надо полицию, — пугающе спокойно попросил Чан. — Слышишь, Бин? Не получив ответа, он протянул руку и дёрнул друга за штанину, но тот остался непреклонен и уже набирал номер неотложной службы. Поэтому Чану не оставалось ничего, кроме как схватить его за край куртки и с неожиданной силой потянуть на себя, заставив Чанбина потерять равновесие и почти упасть на землю. — Блять, Чан! — выронив телефон и приземлившись на руки, Чанбин рухнул рядом, отряхивая ладони от впившихся острых камушков. — Ты, наверное, не понимаешь, как снаружи выглядишь, но я тебе точно говорю — тебе нужно в больницу. Телефон валялся в траве где-то у ног, ярко светя прямо в небо. При таком освещении лицо Чана выглядело ещё более устрашающим. — Я знал, что так будет, — коротко ответил он и громко сплюнул густую слюну с кровью. — Поэтому всё в порядке. — Объясни нормально, загадочник, — Чанбину стоило больших усилий удержаться от желания схватить друга за грудки в попытке добиться ответа, разрываясь между жалостью и гневом за его спокойствие. — Что случилось? — Это были люди, которым я должен, — произнёс Чан, глядя строго вперёд, на горизонт, где мерцали огни ночного Сеула. — Я крупно влип, Бин. Чтобы купить студию, я продал машину и взял деньги в долг — не спрашивай, у кого, это неважно, — перебил он, заметив, что Чанбин снова собирается что-то сказать. — Я должен был расплатиться уже давно. Думал, что выигрыша с фестиваля хватит, чтобы закрыть хотя бы часть, но… Он тяжело вздохнул, почесал затылок и на минуту замолчал. — Короче, меня вежливо предупредили. Что делать дальше, я не знаю. — Почему ты раньше не сказал? — спросил Чанбин, гневно сверля взглядом темноту под ногами. — Почему врал, что всё под контролем? — Потому что не хотел нагружать вас с Джисоном ещё и этим. Всё, чего я хотел — это снова делать с вами музыку, но на этот раз серьёзно. А вышло, как вышло. Чанбин кивнул, сам не зная, зачем. Наверное, потому что всё и правда вышло дерьмово, от начала и до конца. Так или иначе, распускать сопли на ночной обочине трассы было плохой идеей, а с плохими идеями им стоило завязывать. — Поднимайся, — сказал он, вставая и протягивая Чану ладонь. — Яйца застудишь, ночами холодно уже. До машины дойдёшь? — В больницу я не поеду, — сразу предупредил Чан, хватаясь за протянутую руку. — Просто отвези меня домой. — Нет, домой ты точно не поедешь. Раз в больницу не хочешь, я буду твоей медсестричкой на ближайшее время. — Не боишься, что своими кровавыми соплями могу запачкать твои мраморные полы? — усмехнулся Чан, поднимаясь, и поморщился, хватаясь за намятые бока. — Нет больше никаких мраморных полов. Меня выдворили, — ответил Чанбин с усмешкой и добавил, заметив непонимающий взгляд: — Долгая история. Дома расскажу. Им явно было о чём поговорить — но не здесь.

***

[03:13 Чанбин]

Мы едем. Раскидай вещи, чтобы на полу было место.

[03:15 Ёнбок] мы [03:15 Ёнбок] это кто? [03:15 Ёнбок] чан с тобой? (・・)?

[03:15 Чанбин]

Да. Он переночует у нас.

[03:15 Ёнбок] ладно…

***

— Спасибо, — сказал Чан, приняв из рук Ёнбока пакет замороженных овощей и приложив его к перебитому носу. — Надеюсь, всё срастётся. Только недавно зажило, и вот опять. Чанбин молча ковырял палочками остывшую за разговорами еду. Увидев, в каком состоянии приехал Чан, Ёнбок самоотверженно отдал ему свою порцию, и старший набросился на неё, словно оголодавший. Можно было только гадать, когда он ел в последний раз и что на самом деле предшествовало избиению, но Чан рассказал обо всём очень коротко, очевидно стыдясь своего положения. Они практически всё обсудили по дороге, поэтому больше говорить было не о чем. Чанбин рассказал о том, что его вычеркнули из благородного древа семейства Со, что всё это время за ним следили, как за хомяком в клетке, и мать даже просила соседку следить, кого он водит к себе домой. Чан мимолётно упомянул, что Хёнджин из запоя так и не вышел, но Чанбин не стал выпытывать у него подробности — их взаимоотношения оставались его личным делом, и сердечные дела в данный момент явно не являлись для Чана первым приоритетом. — Джисону расскажешь? — спросил Чанбин, отодвигая недоеденную лапшу. Ёнбок убрал её остатки в холодильник и уселся на стул за дальним концом стола, чтобы продолжить играть в свои мобильные игры. С тех пор, как они с Чаном пересекли порог квартиры, он молчал. Конечно, он отвечал на вопросы, если их задавали, но в целом вёл себя тихо; Чанбин догадывался, что присутствие Чана доставляло ему дискомфорт, но ничего не мог с этим сделать; в конце концов, речь шла всего об одной ночи, пускай они и планировали провести её только вдвоём. И всё же на предложение пойти спать Ёнбок ответил отказом и уже второй час торчал с ними на кухне. — Придётся, — вздохнул Чан, аккуратно прикладывая холодное к разным частям пострадавшего лица. — Он мне написал только один раз, что пупок можно было не прокалывать, и всё. — Ну, хотя бы кто-то из нас не ведёт себя как кусок унылого дерьма, — усмехнулся Чанбин. — Знать бы ещё, что теперь делать. — Зря я всё это затеял, — произнёс Чан, глядя на тающий пакет в своих руках. — Продать бы всё сейчас, расплатиться и забыть, но это займёт время. — А дальше что? Пойдёшь в финансовые управляющие? Чан посмотрел на него. В его глазах читалась вселенская усталость и беспросветная грусть. — Если честно, кажется, что финансист из меня вышел куда более успешный, чем продюсер. — Не неси чушь, ты очень талантливый музыкант, Чан. Просто нам не повезло. — Ты бы хотел продолжить? — прямо спросил Чан, и Чанбин запнулся. У него не было ответа на этот вопрос, потому что продолжать было нечего, но делать музыку ему по-прежнему хотелось. Конечно, можно было бы до талого сидеть на студии и писать в стол или выкладывать свои творения на всевозможные площадки, надеясь, что кто-нибудь это заметит, но это звучало как отвратительный план для трёх взрослых мужчин, которые попытались впрыгнуть в последний вагон своего карьерного поезда и вывалились из него на ходу. — Я хотел бы лечь спать, — уклончиво ответил Чанбин, понимая, что если они сейчас продолжат, разговор продлится до самого утра, а им для принятия каких-либо решений требовалось как минимум участие Джисона. — Тебе точно нормально будет на полу? — Нормально. Я бы и на голом полу уснул, мне кажется. День выдался так себе. Когда они пришли, Чанбин сразу же поднял вопрос ночёвки, потому что даже в незахламлённой комнатушке втроём было бы тесно, а сейчас им и вовсе приходилось ютиться друг у друга на головах. Он хотел лечь с Ёнбоком на полу, уступив Чану кровать, но тот категорически отказался, да и Ёнбок был явно не в восторге от его затеи, хоть вслух этого и не сказал. В итоге они соорудили Чану ложе из спортивных пенок и двух одеял, и тот принял импровизированное татами с искренней благодарностью. Постелились они быстро; Чан уснул почти мгновенно, захрапев где-то в подножье кровати, а сам Чанбин ещё долго возился в постели, пока Ёнбок принимал душ. Когда тот вернулся и лёг, по обыкновению, прижавшись грудью к его спине, Чанбин наивно рассчитывал, наконец, уснуть, и он бы смог, если бы не ощутил сквозь накатывающий сон, как чужая рука, привычно обнимающая его за талию, начала расслабленно рисовать круги на его груди, а вторая уверенно поползла вниз по животу с совершенно определёнными намерениями. Чанбин дёрнулся и распахнул глаза. Внутренности скрутило тугим узлом. Даже если отбросить усталость и отсутствие настроения на игры, это было попросту опасно, потому что мирно спящий Чан мог проснуться в любой момент. А Ёнбок был не из тех, кто дразнит. — Слушай, это плохая идея… — Ты не хочешь, хён? Чанбин зажмурился — не в этих обстоятельствах. Однако Ёнбок, чтобы напомнить ему, от чего он отказывается, слегка сжал пальцами его сосок, прикусил мочку уха и потеребил серёжку языком, аккуратно окольцовывая пальцами его ещё мягкий член. — Дело не в этом, — хрипло прошептал Чанбин, — тут же Чан… — Если проблема в этом, просто расслабься и веди себя тихо, — спокойно сказал Ёнбок. — От наших разговоров он точно быстрее проснётся. Похоже, ему нравился риск быть замеченным; он даже не пытался бесшумно оттянуть резинку чужих трусов, и она ударила по коже с громким хлопком, заставив Чанбина в панике шумно втянуть воздух сквозь зубы. — Смочи, — Ёнбок поднёс ладонь к его лицу. — Если полезу за смазкой, наверняка что-нибудь уроню. Чанбин собрал всю слюну, которую смог выдать его пересохший рот, и широко лизнул солоноватую ладонь. Ёнбок поощрительно погладил его губы большим пальцем и продолжил начатое. На улице начинало светать, и очертания комнаты были чётко видны. Чанбин с колотящимся сердцем смотрел в полумрак, пока Ёнбок медленно и почти бесшумно ласкал его наливающийся кровью член, другой рукой поглаживая твёрдые соски, понемногу ускоряясь. Чанбин едва не задыхался, пытаясь вести себя тихо; в какой-то момент ему пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы не застонать. Казалось, Ёнбок знал его лучше, чем он сам, и с лёгкостью вычислял все его тайные желания и наклонности, потому что это ощущалось как агония и райское наслаждение одновременно. — Просто помни, хён, что для тебя я сделаю что угодно, когда захочешь, — шептал Ёнбок едва слышно. — Что бы ни случилось, я всегда буду твоим. От дефицита кислорода перед глазами летами мушки. Безумно хотелось развернуться, впечатать Ёнбока лицом в подушку и грубо войти в напрашивающееся тело, но Чанбин не мог сделать этого, по крайней мере по десятку причин, и это возбуждало лишь сильнее. Движения чужой руки были чёткими, без капли нежности, плотное одеяло едва заглушало чавкающие звуки движения влажной плоти, а жаркое дыхание обжигало затылок, и неудивительно, что он не продержался долго: грубая стимуляция и напряжение, скопившееся внутри, сделали своё дело, и Чанбин кончил в чужой кулак непривычно быстро, конвульсивно сжимая бёдра и вцепившись зубами в многострадальную подушку. Ёнбок выжал его до конца, аккуратно убрал руку, заботливо вытер его живот своим краем одеяла, мягко поцеловал за ухом и молча отвернулся. Чан, громко хрюкнув во сне, ненадолго затих, перевернулся на другой бок и снова захрапел.

~

Чанбин ощущает, как холод проникает всё глубже, пробираясь под кожу и парализуя его движения. Сделав глубокий вдох, он решается на ещё один шаг вперёд. Вода поднимается до колен, и холод становится почти невыносимым. Едва заметные круги расходятся по поверхности, обвивая его ноги, словно пытаясь удержать. Дыхание становится прерывистым, но он не решается отступить. Вода продолжает подниматься, и Чанбин чувствует, как его тело дрожит от холода и напряжения; на мгновение ему кажется, что на поверхности воды он видит своё искажённое и мрачное отражение.

~

— Чанбин! Не то что бы Чанбин был неженкой, но просыпаться от прямого попадания в живот не было для него привычным делом. Поэтому, когда наутро его разбудила стремительная торпеда, влетевшая на постель с телефоном в руках и пытавшаяся что-то ему показать и объяснить, усевшись прямо сверху, он сперва даже не понял, что случилось. Чан всё это время стоял в дверях, подпирая плечом косяк. Кровоподтёки на его лице посинели, глаз заплыл ещё сильнее, но без пятен крови всё это выглядело относительно прилично. Чанбин по утрам никогда не отличался сообразительностью и всё ещё не мог понять, что произошло. Он даже не вспомнил о случившемся ночью, хотя, засыпая, боялся, что не сможет смотреть в глаза ни своему бесшабашному парню, ни другу, который, слава богу, провёл эту ночь в счастливом неведении. — Вы, может объясните, что происходит? — спросил он, нащупывая под подушкой телефон и, достав его, недовольно уставился на дисплей: время было без малого восемь. Он проспал меньше четырёх часов, и это учитывая то, насколько он вымотался вчера. Вместо ответа Ёнбок снова ткнул своим телефоном ему в нос. Сфокусировавшись, Чанбин понял, что ему показывали его собственный аккаунт в соцсети, и на первый взгляд не увидел ничего необычного, однако сложное лицо Чана на фоне подсказывало, что должен был. — Подписчики, — пояснил Ёнбок. Чанбин присмотрелся. Сначала ему показалось, что из-за внезапного пробуждения у него двоится в глазах: он видел цифры на несколько тысяч больше обычного, что было крайне странным для его абсолютно непубличного аккаунта. Проморгавшись, он снова присмотрелся. Число подписчиков осталось прежним. — У меня то же самое, — поняв, что до притормаживающего возлюбленного, наконец, дошло, Ёнбок вновь закопошился, открывая другую страницу. — И вот, смотри ещё… Это был обычный новостной сайт, вроде тех, на которых без разбора выкладывали всё, что могло бы показаться интересным всеядной публике. На самом верху ленты была закреплена статья и, судя по количеству просмотров на ней, читателям она явно пришлась по вкусу. Чанбин, с тяжёлым вздохом выпрямился на постели, заставив Ёнбока сползти ниже, и забрал у него телефон. «Звезда родилась: молодая группа из Сеула провокационно заявила о себе». Под заголовком было прикреплено фото, при виде которого внутри что-то оборвалось и рухнуло. Чёртов фотограф явно долго выбирал, какой ломоть кинуть публике, потому что снимок, на котором они и Ёнбоком целовались посреди освещённого разноцветными огнями клуба, был охренеть, каким качественным и подробным. Чанбин поднял взгляд от экрана. Ёнбок смотрел на него, растерянно поджав губы. — Поздравляю, — сказал, наконец, Чан, скрестив руки на груди. — Кажется, вы теперь звёзды, голубки.