"Ты моя летняя пора, ты моя грусть"

      Наступил вечер. В своей тёмной и мрачной комнате, казавшейся таковой не только из-за душевного состояния хозяйки, но также и из-за наступившего времени суток, сидела одинокая девушка. Она находилась на своей кровати, где, поджав колени, в замутнённом сознании предавалась грёзам, о которых никогда бы никому не сказала. Ведь если бы сказала, то получила бы большую дозу насмешек и от матери, и от отца, и от кого угодно на свете. Эту девушку звали Элизабет Вулридж Грант. Хотя нет, сейчас она виделась себе кем-то другим, гламурной дивой, не иначе.       Ей казалось, что она сейчас находится в свете то ли софитов, то ли свечей, то ли канделябров — она даже не могла понять, чего именно. Одно для Элизабет точно было понятно: она где-то в блеске роскоши, в блеске того, что люди называют красивой жизнью. Кажется, то место, куда попала юная мечтательница, — это отель «Калифорния». Теперь она настроена на сумасшедшие танцы, изысканную обстановку рядом и бесконечный поток льющегося рекой шампанского. Может создаться неверное впечатление, что для Элизабет главное — это роскошь, но нет. Это точно не про такую, как она. Для этой дамы важнее всего всегда была эстетика и состояние души. Та самая эстетика была и у роскоши, и у бедности, а потому после подобного видения богатой голливудской дивы 60-х в изысканном золотом платье и с платиновыми локонами приходило совершенно другое.       Теперь дива выглядела уже более невзрачно. В тёмном пальто она шла по сумрачному городу подобно простой уличной бродяге, надеясь, что никто её не узнает, и упивалась этим свечением звёзд с той же силой, с какой упивалась освещением в отеле. Леди чувствовала полную свободу и ощущала, что может беспрепятственно заговорить с любым прохожим и отправиться вместе хоть на берег реки, хоть в лес, хоть в сад, хоть в городской парк. Возможности безграничны, ведь у реки можно любоваться извечным движением стихии, что течёт неумолимо, прямо как время и силы. В лесу можно испытать не только сильную эмоцию восхищения, как в других местах, но и страх от неизведанности, дикости, необузданности. В саду же можно любоваться цветами, а точнее их самой яркой частью — лепестками, чья яркость затмевает и красоту реки, и дикое великолепие леса. Яркость в принципе затмевает красоту. А что же можно делать в парке? Можно всё ещё любоваться деревьями и животными, только на этот раз уже встретившими человека не впервые, а ещё плескаться в фонтане, подобно дерзким хулиганам. И было бы ещё прекрасно, если бы рядом мог быть красавчик, разделяющий всё те же ощущения, и ту же романтику. Тот, кого можно было бы назвать своим, тот, с кем все любовные баллады приобрели бы хоть какой-то смысл и появился бы наконец резон запеть их в его присутствии. Тогда эмоции, принадлежавшие чужим людям, стали бы и эмоциями Элизабет.       В круговороте своих мыслей, которые в её несбыточных фантазиях превращались в картинки, образы, видеоклипы и даже целые фильмы, Элизабет вовсе и не признавала, что сидит сейчас у себя дома в не совсем романтичной обстановке. Хотя и комната её была вполне уютна и красиво украшена, как, в целом и вся квартира, и несмотря на то, что Элизабет было просторно и то, что её обдувало свежим бризом, а луна светила так же ярко, как и в её фантазиях, всё омрачали две пустые бутылки, стоявшие в углу. Не такой уж плохой, скучной и блёклой была реальность Элизабет, но мечты всё равно были гораздо красивее. Именно поэтому нужен был способ, как уйти от надоевшей обыденности, и этот способ она нашла. Это была, увы, её первая влюблённость, приносимая за её карманные деньги личностью, о знакомстве с которой родителям было лучше не говорить. Эта влюблённость не могла быть счастливой по определению.       Именно так, одиноко по факту и вовсе не одиноко у себя в голове, проводила этот вечер Элизабет, ещё не зная, какую встречу сулит ей ближайшее будущее и кто будет ей помогать вернуться в земной мир. Она просто продолжала сидеть и мечтать. Это кто-то со стороны наверняка пожалел бы её, если бы увидел в таком неясном состоянии. Себе же Элизабет казалась сейчас самым счастливым и безмятежным человеком, получающим массу удовольствия.

***

      Наступил другой день, и настала пора новых событий. Элизабет решила в этот день снова не идти в школу, потому что преподавательница философии всё ещё болела, заменить её было некому, а другие уроки не представляли для Элизабет совершенно никакого интереса. Да и появляться на уроке в, скажем так, не совсем подготовленном состоянии — это была не очень приятная перспектива. Её родители, в свою очередь, о том, что происходит с дочерью, до конца не знали. Руководство школы забило тревогу сразу же, но Роберт и Патриция Грант были на данный момент слишком заняты, поэтому попросту не брали трубку. Элизабет подобрала удачный момент для загула, потому что обычно её родители принимали больше участия в её жизни. Она знала, что очень скоро, как только аврал у мамы и папы закончится, ей придётся несладко. Однако школьное руководство умеет действовать не только через родителей.       Из дома Элизабет перенесёмся в несколько другое место, которое от дома героини находилось довольно близко. Это был участок, где в отделе по делам несовершеннолетних доблестно трудились три стража порядка: Бернд, Дитер и Луис. Прямо сейчас у них был разгар рабочего дня. Они только-только закончили проверять всех, кто стоял на учёте, после чего у них было совсем немного времени для того, чтобы перекусить. После этого им предстояло продолжить напряжённый рабочий день.       — Дитер, куда класть эти бумаги? В эту папку или вон в ту? — спрашивал Бернд у коллеги, размахивая двумя папками, отличавшимися друг от друга цветами, но никак не содержанием.       — Да какая разница! — несколько недовольно воскликнул Дитер, дожёвывая сэндвич. — Дай нам с Луисом поесть нормально. Да и зачем ты у меня совета спрашиваешь? Ты же у нас эксперт по стилевому оформлению папок.       — Ну раз так, то ладно, — разочарованно промямлил Бернд, раскладывая папки по своему усмотрению.       Луис же, как обычно, просто с улыбкой наблюдал за своими сотоварищами. Из всей команды он был самым старшим, поэтому перепалки Бернда и Дитера его несколько умиляли, хотя они и сами были уже довольно зрелые. Доев свой сэндвич и допивая чай, Луис решил спросить у друзей, чем они будут заниматься далее:       — Что теперь делать будем? Какие-нибудь поступали распоряжения?       — Конечно поступали: раскладывать документы по цветам, чтобы сам институт Pantone позавидовал, — усмехался Дитер.       — Хм, я не знал, что ты в курсе про Pantone. Теперь обязательно пойдём с тобой на неделю высокой моды, — сказал Бернд.       — Угу, ты нарядишься как раз по последней моде, а я буду делать вид, что тебя не знаю, — продолжал забавляться Дитер. — Хотя нет, на неделю моды точно не надо. Пощади мои глаза и нервную систему.       — Ладно, а если серьёзно, то куда нам направляться? — вновь спросил Луис.       — Надо сейчас пойти к одной прогульщице домой, — уже серьёзно ответил Дитер. — Позвонили из одной школы неподалёку, сообщили, что некая Элизабет Грант прогуливает уже неделю, сказали, что до её родителей не могут дозвониться и что нам нужно провести с ней профилактическую беседу.        — Ох уж эти бедные беспризорные дети, — посетовал Луис.       — Кстати, как ни странно, в той школе, откуда звонили, учатся, в основном, дети из богатых семей, — размышлял Дитер.       Друзья собрались уже ехать в полном составе, но внезапно услышали, что в отделение прибежала некая женщина, тащившая с огромной силой вырывавшегося ребёнка.       — Маленький крысёнок! Эта бестолочь стащила мой кошелёк! Как хорошо, что занятия в спортзале не прошли даром, — именно так звучали реплики женщины, очень сильно требовавшей наказать малолетнего воришку.       — Да не бойтесь, мы сейчас со всем разберёмся, — моментально включился Луис. Он прекрасно видел смятение более молодых сотрудников, пока ещё не привыкших к таким выкрикам, которые сегодня были на дежурстве. Тогда Луис быстро попросил женщину отпустить ребёнка, взял его сам за локоть и повёл их обоих за собой.       — Ты куда? — окликнули его Бернд и Дитер.       — Раз такое дело, то надо помочь. Вы без меня идите, тем более, зачем нам туда втроём тащиться. Что вы без меня меня с прогуливающей девочкой не справитесь? Нет, если она там «терминатор в юбке», то без покрепления не обойтись, но что-то я в этом сильно сомневаюсь.       — Ладно, иди, — нехотя согласился Дитер, наблюдая, как уходит Луис, после чего обратился к Бернду. — Слушай, а, может, я тогда один пойду, а ты пока будешь папки по цветам подбирать и обои под цвет протоколов, м?       — Ну уж нет, — ответил Бернд, — с папками я уже закончил, и тебе больше насмехаться надо мной не позволю.       — Ой, боюсь-боюсь.       После этого Бернд и Дитер направились прямиком по адресу Элизабет. Шли они недолго, думая о том, какие слова подобрать для ребёнка, который не хочет учиться, и вспоминая, что сами они тоже в своё время не были примерными учениками. Нет, но до прогулов, конечно же, не доходило, что вы, что вы.       Когда до пункта назначения коллегам оставалось уже немного, их всё же успел, сам того не зная, опередить Роберт Грант — папа Элизабет. Он в данный момент был на обеденном перерыве и наконец-то нашёл время, чтобы заняться личным, а не рабочим телефоном. Со стороны такого занятого человека, пожалуй, было непредусмотрительно занести номер руководства школы дочери туда, потому что личный телефон Роберта во время повышенной занятости покрывался пылью точно так же, как и стопка полезных книг, которые он хотел почитать на досуге, но до которых никак не доходили руки.       И этот пугающий миг настал. Роберт позвонил в школу и выяснил, что его дочь не посещает школу уже почти неделю и что никаких сведений о том, что случилось с Элизабет, не поступало ни от неё самой, ни от её родителей. Сказать, что отец был смущён, в данной ситуации означало хранить гробовое молчание. На том конце провода свою возможность пристыдить отца непутёвой ученицы не упустили и с большим изумлением стали рассказывать о том, как они удивлены безалаберностью со стороны его и Патриции. Вдобавок Роберт узнал и о том, что руководство школы решило не медлить, и дабы не портить репутацию пользующегося уважением учебного заведения, обратилось в полицию. В итоге умаявшийся отец только и смог сказать, что дочь болеет, но это послужило в роли красной тряпки для быка: Роберта отчитали о том, что он и его жена не сообщили этого ранее и сказали, что полиции всё же лучше посетить их дом для того, чтобы удостовериться, что всё в порядке.       После неожиданного и неприятного разговора Роберт тут же помчался домой, напрочь забыв про обед и попутно звоня дочери. Элизабет вполне ожидаемо не брала трубку. Через двадцать минут Роберт был уже дома, где застал свою дочь, лежащую в кровати с наушниками и телефоном. Выглядела Элизабет скорее нездоровой, но тот факт, что она слушает музыку и что она ничего никому не говорила, сбивал его с толку. На тот момент, и это был как раз тот случай, когда неведение — благо, Роберт бутылок не заметил. Он решил сразу же обратиться к дочери:       — Лиззи, что всё это значит? Мне звонили из школы и сообщили, что тебя уже почти неделю не было на занятиях! Что случилось? Почему ты ничего не сказала?       — Пап, ну я же просила так меня не называть! — недовольно отозвалась Элизабет.       — Зови меня полным именем: Элизабет. Это звучит красиво и аристократично, а Лиззи звучит так, как будто я глупая маленькая девочка.       «И это вполне соответствует правде», — подумал про себя Роберт, после чего вновь обратился к дочери. — Так почему же ты не сказала, что тебе нездоровится?       — Потому что я здорова, — пока Элизабет произносила ответ, взгляд её отца уже успел устремиться в сторону и уставиться в угол. Элизабет решила не трусить, к тому же бутылки говорили сами за себя. Она продолжила. — В общем, у меня, судя по всему, похмелье.       — Боже, этого мне только не хватало! Мало того, что на работе пашу как проклятый, так ещё и дочь… Как же мы раньше этого не заметили?       — Не знаю, может, потому что были заняты? — ответила Элизабет с безразличием в голосе.       — Какой позор! Ты хоть знаешь, что к тебе идёт полиция?       — Полиция? — в этот момент безразличие Элизабет сменилось на смесь удивления и интереса.       Вполне ожидаемо в дверь позвонили. Уже и без того достаточно покрасневший папа Элизабет пошёл открывать дверь. Посмотрев в глазок, он увидел двух полицейских, один из которых выглядел его ровесником, а другой — чуть старше. Внутри у Роберта всё сжалось, потому что упрёки и критика от ровесника всегда воспринимаются тяжелее всего. Его счастье, что Луис, который был самым старшим из всего трио, сегодня не пришёл. И всё же Роберт понимал, что другого пути нет. Сделав глубокий вдох, он открыл дверь.       — Здравствуйте! — хором поздоровались Бернд и Дитер, после чего Бернд задал вопрос уже один. — Здесь живёт Элизабет Грант?       — Да, проходите, — ответил Роберт, жестом приглашая полицейских войти. Он очень старался, чтобы его голос звучал как можно увереннее.       — Нам сообщили, что ваша дочь не появляется в школе, — сказал Дитер, попутно рассматривая квартиру. — Что вы можете сказать по этому поводу?       — Ну, — чуть замялся Роберт, после чего вновь набрался твёрдости и продолжил. — В общем, у неё есть проблема, о которой я узнал только что. Понимаете, мы с женой очень занятые люди, у нас сейчас очень плотный график. Младшие дети они ведь всё время на кружках и с няней, а старшая сама по себе.       — Ясно-о, — многозначительно протянул Дитер. — И где же сейчас находится Элизабет?       — У себя в комнате, — сказал отец Элизабет, после чего указал нужное направление.       Роберт остался один в гостиной. Быть свидетелем разговора своей дочери и полицейских он не хотел. Между тем Бернд и Дитер многозначительно переглянулись, показывая, что оба одинаково недовольны содержанием «исповеди» занятого отца. Они зашли в комнату Элизабет, где она непринуждённо лежала в кровати и заинтересованно, без тени всяческого страха взирала на полицейских. Бернду и Дитеру даже казалось, что их новая знакомая слегка улыбается краем губ. Это одновременно радовало и пугало их. Затем после осмотра самой Элизабет, поняв, что девочка явно старше, чем они почему-то предполагали, коллеги взглянули на пресловутый «бутылочный угол». Видимо, пришло время начать беседу, похожую на ту, что они проводили уже сотни раз, но вовсе не ту, к которой они готовились сегодня. Когда полицейские нашли стулья и уселись на них, первым начал Дитер:       — У тебя, мы видим, проблемы.       — Да, — к удивлению полицейских с широкой улыбкой ответила Элизабет. Она радовалась, что нашла людей, которых её проблемы волновали. — Я влюблена.       — Влюблена? — удивился Бернд. Дитер такого ответа тоже не понял.       — Влюблена, вот моя влюблённость, — сказала Элизабет, указывая на бутылки.       Бернду подобные проблемы были вовсе не знакомы. Он в возрасте Элизабет был совершенным «пай-мальчиком»: не имел никаких вредных привычек. Сейчас он также не курил, да и с алкоголем взаимоотношения его были весьма умеренные. Дитер в данный момент тоже вёл здоровый образ жизни и исключил все так называемые «вредности» насовсем. Однако Элизабет он понимал куда сильнее, ведь в подростковом возрасте отец отправил его в интернат именно из-за того, что Дитер попробовал одурманивающие вещества. К счастью, зависимость у него не успела образоваться, тем не менее подобных Элизабет подростков он прекрасно понимал. И именно Дитер решил продолжить беседу:       — Будем называть вещи своими именами — ты пьёшь и прогуливаешь школу. Скажи, почему. Ты связалась с плохой компанией или тебе чего-то не хватает в жизни?       — Да, не хватает. Мне скучно…       — Расскажи поподробнее, — попросил Дитер.       — Мне скучно жить всё время в режиме дом-школа-дом, я хочу эмоций и впечатлений. Единственная хорошая вещь — это то, что у нас раньше были в школе уроки философии. Так я хотя бы начинала понимать, почему постоянно хожу в это место. Но теперь, когда учительница заболела, смысла посещать школу я не вижу. Родители меня не понимают, им лишь бы я не голодная была. То, что у меня внутри, их не волнует. Я хотела бы заниматься музыкой, но никто меня не поддерживает.       — Так всё дело в этом, — сказал Дитер призадумавшись. Слова Элизабет попали ему прямо в душу и сердце. — Знай, мы тебя поддерживаем. Я тоже в твоём возрасте буквально горел музыкой, но отец был сильно против.       — И я тоже в юности был без ума от музыки. Мои родители тоже довольны не были, но терпели, — подключился к беседе Бернд.       — Правда? — восторгалась Элизабет. — А, может, что-нибудь исполните? У нас дома, кстати, гитара есть, только на ней никто не играет.       — Как жизненно, — усмехнулся Дитер, — я умею немного играть на гитаре. В твоём возрасте научился, потому что хотел привлекать девчонок. Да, хорошие были времена… Так где гитара?       — В большом шкафу в гостиной, — с нескрываемым воодушевлением ответила Элизабет. Она и не ожидала, что беседа со стражами порядка может так хорошо повернуться.       Дитер пошёл в гостиную. Оказавшись там, он обнаружил Роберта, который выглядывал из коридора. Дитер сразу прочитал волнение на его лице, а отец Элизабет, в свою очередь, просто приосанился и выкрикнул:       — Да, мне стыдно, мне очень стыдно! Я готов к любой ответственности. Присылайте мне по почте любые штрафы, всё оплачу!       Но Дитер и не думал выписывать ему никакие штрафы. В конце концов, он же творческая личность, а не изверг. Вместо этого полицейский просто подошёл к шкафу, достал оттуда старую гитару и пошёл снова в комнату Элизабет. Отец Элизабет, глядя на эту сцену, изрядно удивился. Кто знает, быть может, если бы Дитер не работал в полиции, то Роберт бы даже мог покрутить пальцем у виска. В любом случае, сейчас он уже начал больше переживать за то, что в скором времени обед закончится и ему надо будет быстро добраться до офиса.       Элизабет была в предвкушении. Она даже чуть привстала, всё ещё находясь в кровати. Дитер же, как только вошёл, снова сел на своё место и начал пытаться вспомнить, как укладывать пальцы на гитаре. Благо, что вспомнил он это довольно быстро, не успев опозориться перед человеком гораздо младше него. Перед тем, кто должен видеть его в лучшем свете и брать с него пример. Дитер решил обратиться к проверенной временем классике и сыграть то, что обычно никто никогда не критикует и что довольно просто запомнить в силу узнаваемости. Он решил сыграть песню The Beatles I Wanna Hold Your Hand. У неё был приятный и понятный мотив, поэтому этот вариант всё равно был бы удачным, даже если бы не был классикой. Текст у песни тоже был довольно незатейливый, но Дитер в своей жизни наслушался про свой голос и свои вокальные данные столько нелицеприятных вещей, что хватило бы на одного блогера. Именно поэтому он решил не рисковать и исполнить только инструментальную версию.       Когда Дитер закончил исполнять песню, то услышал аплодисменты Бернда и Элизабет. Он знал, что в некоторых местах допустил немало ошибок и что Бернд всё заметил, но решил не подавать виду, как и полагает воспитанному человеку. Элизабет же и вовсе не замечала и не хотела замечать никаких ошибок. После выступления Дитера настала пора выступления Бернда.       — Я не умею играть на гитаре, но умею на клавишных, — сказал Бернд.       — К сожалению, у нас дома нет клавишных.       — Ничего, тогда просто спою.       — Что будешь петь? — спросил Дитер.       — Мою короночку, — улыбнулся Бернд.       — Three Times A Lady? — уточнил Дитер       — Ну конечно!       Бернд начал петь. От его пения Элизабет уже не просто радовалась, как от выступления Дитера, а по-настоящему изумлялась. Она поняла, что вокалом Бернд занимался явно усердно, потому что его голос звучал в точности так же, как и у профессионального певца. Голос Бернда был настолько прекрасным, настолько непривычно высоким для мужчины и настолько сладким, что его по праву можно было бы сравнить с карамелью и шоколадом. Но здесь всё зависит от того, кто что больше любит. Дитер тоже наслаждался пением Бернда, как и Элизабет, хотя уже и слышал его сотни раз. Всё же когда встречаешься с чем-то по-настоящему прекрасным, так же, как и с чем-то по-настоящему ужасным, все впечатления от предыдущих случаев обнуляются.       — Вау! — воскликнула Элизабет, как только Бернд закончил петь. — Да вы потрясающий профессионал!       — Спасибо, я рад, что тебе понравилось, — ответил Бернд.       — Да, я бы так же очень хотела, жалко всё придётся делать тайком от родителей, — грустно сказала Элизабет.       — Знаешь, — начал рассуждать Дитер, — но ведь лучше тайком от родителей заниматься музыкой, чем тайком от них доставать бутылки.       — Согласна, — тихо и смущённо ответила Элизабет. — А я, кстати, ещё стихи пишу…       — Классно, может, почитаешь нам? — предложил Бернд. — Мы не суровые критики.       — Как-нибудь потом, я стесняюсь. Кстати, а вы никогда не хотели бы стать известными музыкантами вместо того, чтобы работать в полиции?       — Да, — согласился Дитер с немного грустным видом. Такой же был сейчас и у Бернда. — Но не сложилось. Ладно, нам уже надо идти на другое дело.       — А вы ещё ко мне придёте? — с большой надеждой в голосе спросила Элизабет.       — Да, придём, только пообещай нам кое-что, — сказал Дитер.       — Что?       — То, что с завтрашнего дня ты будешь ходить в школу и не будешь больше пить, — одновременно строго и аккуратно произнёс Дитер.       — Ох, это будет сложно для меня, — тихо посетовала Элизабет.       — Помни про стихи и музыку, — советовал Дитер, — помни про них, когда не захочешь с утра идти никуда, помни про них, когда тебе будет скучно, помни про них, когда потянешься к бутылке. Это единственные вещи, которые сейчас смогут тебя вытащить из этого состояния.       — Хорошо, я всё так и сделаю, — повиновалась Элизабет. — Спасибо вам за всё! Вы не похожи на других полицейских.       — И тебе за всё спасибо!       После разговора с Берндом и Дитером Элизабет наконец-то почувствовала поддержку, в которой так нуждалась. Она поняла, что где-то в этом мире у неё есть родственные души. Ей уже и ранее казалось, что она встретила кого-то похожего на себя, но то впечатление было ошибочным. Теперь же у девушки действительно появилось вдохновение на то, чтобы распрощаться с пагубной влюблённостью. Она осознала, что впервые за последние дни почувствовала себя счастливой, находясь в реальности. И вещь, которая этому поспособствовала — это не только общение, но и музыка. Изнутри наружу у неё выплеснулось ощущение, что теперь как раньше уже не будет.       Для Бернда и Дитера эта встреча тоже оказалась судьбоносной. После встречи с Элизабет они вновь ощутили те эмоции юности, что, казалось бы, были давно забыты под гнётом карьеры, которой они могли прокормить свои семьи. Находясь на улице возле дома Элизабет, Бернд спросил у Дитера:       — Ты думаешь о том же, о чём и я?       — Да, но нам лучше забыть об этом. Сейчас мы пойдём к Луису, который скажет нам завязать с этим бредом.       Но Луис и не думал завязывать с «этим бредом».