Сожженный крест

Оказавшись в темной сырой комнате с решеткой, почти без света, в холоде, на сырой охапке гниющей соломы, Инес дрожала от холода и страха. Уже несколько дней прошло с тех пор как ее бросили в дальнюю башню тюрьмы. Это была не просто тюрьма, где содержались воры или убийцы, это был тот страшный каменный мешок, попав в который единожды — выхода оттуда у узников не было. Глубокие подвалы, узкие темные коридоры, стекающая по стенам камер вода — эта была особая тюрьма, куда безжалостная рука инквизиции отправляла всех, кого могли заподозрить в колдовстве, общении с дьявольскими силами и прочих грехах. Еретикам не было пощады, комнаты пыток всегда были полны новыми осужденными или теми, кто еще мог сопротивляться и не признавал своей вины. Но бог вопрошает, а боль отвечает… Искусные и искушенные в своем деле мастера-палачи выполняли любой даже самый зверский, жестокий и бессмысленный приказ от того, кто от имени Господа творил правосудие на этой грешной земле. Инес мучилась не только от холода, страха и постоянного голода — пищу и воду ей приносили раз в день — а еще и от того, что она ничего не знала ни о своем любимом муже Мануэле, ни о еще совсем юном Матео. Так прошла целая неделя. В темноте, лишь изредка стражник оставлял горящий факел рядом с ее камерой, в холоде, в сырости и в неизвестности. Инес старалась держаться, стойко вынося все лишения, она не переставала молиться — малой и единственной опорой в этом каменном мешке ей был тот самый маленький деревянный крестик, который по-прежнему висел у нее на шее. Ее не водили на допросы, никто не посылал за ней, чтобы пытать и вырвать у нее какое-либо признание, никто не приходил к ней, чтобы зачитать обвинение или наоборот — выпустить Инес на свободу. В первые дни она очень боялась, что ее прикажут пытать, обвинят мужа и Матео в колдовстве, потом эти мысли куда-то улетучились и на смену им пришли другие. Инес поминутно казалось, что возможно, ее дни сочтены и больше уже никогда несчастной не придется увидеть белый свет. А что будет с Мануэлем? Нет… Неужели! Ее единственная любовь, ее единственная опора, ее единственный возлюбленный… Неужели она его больше никогда не увидет?! Прошла еще одна неделя. Никто не являлся, никто не приходил к Инес, лишь стражник, приносивший ей еду и воду раз в день. Казалось, Господь отвернулся от нее, но за какой грех Инес и сама не понимала. Она потеряла счет времени и вместе с тем всякую надежду на спасение…

***

Все это время, пока Инес сидела в темнице инквизиции, брат Родриго находился в странном смятении. Он не начинал дело еретиков, он не выносил никакого распоряжения о пытках новоиспеченных грешников, также как и с допросом он не торопился. Что же случилось с братом Родриго? Его душа, темная и порочная, давно превратившаяся в нечто каменное и не проницаемое, сейчас не ведала покоя. Мысли Родриго были полностью поглощены сладкими и порочными воспоминаниями об Инес. Воскрешая все вновь и вновь, ту встречу с ней во время сожжения ведьмы, Родриго судорожно сжимал кулаки, представляя, что это она, Инес, в его объятиях. Не в силах совладать с собой он резко ударил кулаками по столу, мгновенно очнувшись от сладких грез — его рука наткнулась на холодные четки с крестом, которые лежали на столе подле него. Холодный металл отрезвил Родриго, а боль, отдававшаяся в руках, напомнила ему о земных делах — его истинных обязанностях — искоренять еретиков, врагов церкви и самого Господа. Брат Родриго не был юным наивным и как раньше истинно верующим. Теперь он сомневался, что когда-то, будучи еще совсем молодым, верно выбрал путь одиночества, смирения плоти и служению своему Создателю. Впрочем, усмирение плоти было для Родриго всегда делом невозможным. Этому греху он, будучи молодым послушником, сопротивлялся с трудом, а спустя годы и вовсе давал себе волю, и даже пользовался успехом у некоторых знатных сеньор при дворе Изабеллы. Да и сама королева не раз обращала внимание на приятного святого отца, обладавшего изысканными манерами и особым подходом к своим знатным прихожанкам. Родриго умел обольстить любую приглянувшуюся ему женщину, зная как и когда он может удовлетворить свою страсть и желания. Еще никогда он искренне не раскаивался в нарушении обетов, никогда не сожалел о разбитых им сердцах и никогда никого не любил. Ибо видел во всем этом лишь удовлетворение своих низких желаний и не более того. Он позволял себе утехи, которые могли смутить опытного распутника, а неопытную чистую душу трепетать от страха и омерзения. Казалось, сурового инквизитора уже ничто не могло удивить или принести ему куда больших ощущений, чем он уже испытал. Науку страсти, распутства и разнузданности Родриго познал сполна. За видом строгого аскета и ярого поборника истинной веры, скрывался развратник, отважный злодей и жадный до богатства, жалкой души человек, привыкший к лицемерию, жестокости, неограниченной власти и вседозволенности. Теперь, когда прошли годы и Родриго не был молодым и пылким братом доминиканского монастыря в Толедо, а возглавлял суд святой инквизиции, подчинив себе весь Арагон и Кастилию, он и вовсе полагал, что любое его желание, в том числе и желание плоти — сродни божьему промыслу, а значит — они должны беспрекословно исполнятся. Но в этот раз все было как-то иначе и брат Родриго это чувствовал. Его словно что-то жгло изнутри, совсем как то бушующее пламя, в которое он отправлял одного еретика за другим. Теперь оно пожирало его самого, опаляя днем и ночью его жестокую душу. Так прошло еще несколько дней, а инквизитор никак не находил себе покоя. Мужчина не мог уснуть и тогда, во время ночных бдений, он неистово молился, быть может так как никогда этого прежде не делал, моля Господа отпустить ему грехи и дать покой его душе. Иногда, он и сам думал, что эта расплата за грехи, совершенные им умышленно. Что же это? Неужели, божье наказание, которое на самом деле обернулось той расплатой, уготованной грешникам, и оно действительно существует? Взгляд его темных глаз вновь загорелся жарким огнем, когда спускаясь по длинной каменной лестнице, Родриго направлялся в темницу — туда, где вот уже которую неделю к ряду была заключена Инес. Настало время страшного суда для него и для нее.

***

Родриго должен был вести допрос лично, помимо него в темном зале, где шли судебные процессы над еретиками, присутствовало еще несколько священников, два писаря, а так же двое инквизиторов — брат Томас и брат Фернандо. Именно присутствие брата Томаса заставило Родриго вздрогнуть, когда в зал ввели Инес. Он хорошо знал брата Томаса — его ненависть к женщинам, его неудовлетворенная болезненная страсть к пыткам людей, а также ярая фанатичность и преданность делу, могли помешать истинному замыслу Родриго, но пока он сохранял спокойствие и прежнее каменно выражение лица. Законы ведения судебного процесса требовали присутствие плача на тот случай, если дознание затягивалось, а еретики упорствовали, либо начинали творить колдовские обряды прямо в зале — тогда палач приходил на помощь в борьбе за души грешников. Инес ввели в зал. Руки ее были закованы в железные кандалы. Их сняли лишь тогда, когда Родриго отдал приказание страже. Здесь, в полу-марке большого зала, среди вереницы темных капюшонов и монашеских ряс, хрупкая Инес казалась такой беззащитной и растерянной, что даже у палача вырвался невольный вздох, когда брат Томас предложил безотлагательно применить пытку к этой «ведьме». Инес дрожала, то и дело теребя маленький деревянный крестик, что висел у нее на груди. Она не понимала почему находится в огромном зале, почему ее привели в это страшное место и чего от нее хотят. А еще — она не знала, что сделали с ее Мануэлем, жив ли он? Родриго же, с прежним каменным выражением, взирал на нее как на образ Божьей матери, следя за каждым ее движением неотрывно. Он даже прочитал про себя молитву, прося Господа о защите.  — Инес Гарсия из Маланкильи — начал брат Томас, который сверлил горящим ненавидящим взглядом свою новую жертву. Его голос властный, неприятный, резкий и поминутно срывающий на крик, отдавался во всех углах зала. — Ты обвиняешься в ереси! Прислуживании колдуну Гонсало, поклонению Дьяволу и…  — Довольно, брат Томас! — неожиданно прервал его брат Родриго. — Вина этой женщины пока не доказана, это только допрос. Не более того, мы еще точно не знаем, защищала ли она колдуна Гонсало от очищающего пламени или это дитя всего лишь испугалось грозной расплаты Господа за грехи.  — Это так — кивнул брат Фернандо, высокий, широкоплечий монах-доминиканец, лет тридцати пяти, с темными проницательными маленькими глазками, взгляд которых не столько пугал Инес, сколько внушал какое-то омерзение. Монах открыто и не стесняясь разглядывал ее с ног до головы. — Пока доказательств общения ее с Дьяволом не найдено, но стоит поискать прямо сейчас. Его отметки наверняка найдутся на теле этой грешницы. А если она заупрямится и откажется сознаваться и говорить — тогда уже можно применить что-нибудь более действенное, что простое заключение в тюрьме.  — Что ж — кивнул брат Родриго, стараясь сохранять прежнее каменное спокойствие. — Приступайте.  — Раздеть ее и приступить к осмотру! — брат Фернандо отдал приказ стражникам, которые тот час же принялись срывать с Инес одежду, оставив на ней лишь ее маленький деревянный крестик, который она по-прежнему сжимала в руке, прикрывая заодно и обнаженную грудь. Ее нагота не удивляла собравшихся, никто из присутствующих не отводил глаз от Инес, а наоборот — монахи принялись тщательно изучать ее тело на предмет наличия дьявольских отметин. Румянец стыда залили ее щеки, ибо в таком виде Инес могла предстать лишь перед своим мужем. Это скопище незнакомых мужчин пугало ее и внушало омерзение. Узница старалась не смотреть в глаза этим монахам, старалась не обращать внимание на то, сколько рук бесцеремонно трогало и щупало ее тело. Наконец, будто в чем-то удостоверившись, брат Фернандо еще раз взглянул на Инес и сдвинул брови, будто догадавшись о чем-то. Между тем брат Родриго не мог отвести глаз от обнаженной Инес — его горящий взор впивался в каждый оголенный участок ее тела. Каждую частичку ее бархатной смуглой кожи он был готов целовать и ласкать, прижимая эту женщину к своей груди. Сейчас Родриго испытывал странные ощущения — вместе с охватившей его страстью и желанием от созерцания обнаженной прелестной Инес, в его сердце прокралась дикая ревность от того, что и остальные могли видеть то же, что и он сам. Его Инес, прекрасную будто сама Богородица, нежное беззащитное создание, видели все. Он скрежетал зубами от того, что к ней прикасаются мерзкие руки брата Фернандо. Глаза брата Родриго пылали ненавистью и ревностью. Он невольно сжал руки в кулаки.  — Мы наверняка осмотрели не все. Ведьмы ловко умеют прятать отметины, дьявольские поцелуи, они не всегда приходятся на те места, которые доступны взгляду — сказал он и обратился к стражникам. — Нагните ее! Инес стала сопротивляться и кричать, протестуя от стыда и унижения, но стражники были куда сильнее и исполняли волю инквизитора.  — Хватит! — остановил его брат Родриго. — Доказательств мы нашли достаточно, не стоит превращать дознание — святое дело — в бродячий цирк, брат Фернандо. Я продолжу допрос сам. С этими словами Родриго поднялся со своего места и медленным шагом подошел к дрожащей Инес, которая тщетно старалась прикрыть руками свою наготу.  — Скажи мне, Инес — обратился брат Родриго тихим и даже немного мягким голосом к пленнице. — Ты ведь не знала, кого собираются казнить на площади в тот день?  — Нет, нет! Не знала! О, святой отец, мы всего лишь обычные люди — мой муж простой гончар из деревушки Маланкилья. Мы не сделали никому ничего дурного, мы всего лишь приехали на ярмарку в город, чтобы продать свой нехитрый товар. Мы этим живем… — взмолилась Инес, слезы хлынули у нее из глаз. — Мне было так страшно, так страшно видеть подобную жестокость…  — Это богохульство! — выкрикнул брат Томас, а его глаза словно хотели сжечь Инес прямо сейчас. — Ведьма поносит наше святое дело! Очистительный огонь, а не жестокость, огонь Господа нашего должен был принести этому грешнику спасение!  — Тише-тише, брат Томас, — вновь остановил его Родриго, приблизившись к Инес настолько, что мог сам видеть ее лицо прямо перед своим, разглядеть ее дрожащие руки, хватающиеся за маленький деревянный крестик. — Инес, а что подвигло тебя защитить этого еретика? Может быть ты слышала какие-то голоса? Может кто-то направил тебя или позвал туда?  — Нет, святой отец — отвечала Инес, стараясь прикрыть грудь от его пристального взгляда. — Я была очень напугана, а мой муж, Мануэль — он всего лишь пытался защитить меня. Он не хотел, чтобы я видела казнь.  — Отчего же, дитя мое? Почему твой муж не захотел, чтобы ты смотрела на казнь еретика и колдуна? Это правило неприложно и это священное действо матери-церкви — это святое наказание и праведный гнев! — продолжал Родриго, не сводя с Инес глаз. Бушующее пламя, отражавшееся в его темных глазах пугало Инес больше, чем костер на пощади. Оно то вздымалось и горело, то вдруг снова улеглось и на его место пришли бесстрастные потухшие темные глаза-бездны инквизитора, когда она произнесла имя своего мужа.  — Я…Я не знаю… Мануэль никогда не хотел для меня ничего дурного и всегда защищал меня… — дрожащим голосом ответила Инес. — Где он? Святой отец, прошу вас, ради Господа, ответьте — где мой муж? Где Мануэль?  — Только слуги дьявола и пособники колдунов не могут присутствовать на казнях им подобных — промолвил Родриго, отворачиваясь от нее, в то время как его душу вновь обжег огонь ревности, когда он услышал ненавистное имя «Мануэль». О, как бы он хотел, чтобы Инес произносила его имя вот так, как она произнесла сейчас имя своего возлюбленного. Это имя будто удар поразило Родриго и вновь заставило его руки сжаться в кулаки. — Твой муж, ровно как и его сообщник понесут должное наказание! Как пособники Дьявола!  — Нет! Нет! Они ни в чем не виноваты! Нет! Прошу вас! Прошу, во имя Господа, нет! Отпустите их! — кричала Инес от ужаса, сознавая, что всю ее семью ждет неминуемая гибель, попытавшись вырваться из крепких рук стражников.  — Замолчи, ведьма! Не смей упоминать Господа в своих грязных делах! — рявкнул брат Томас и ударил Инес наотмашь по лицу. — Запишите это в протокол — ведьма пыталась оказать влияние на праведный суд. Сопротивление — это доказательство вины!  — Бог сам отыщет своих — сказал брат Родриго тихим странным голосом, надвигая капюшон на лицо. — Еретиков приготовить к дознанию в подвалах, если кто из них признает свою вину — приговор его будет смягчен и его повесят. Если нет — очистительный огонь поможет спасти их заблудшие души. Пока не поздно… Пока не поздно… Отведите ведьму в дальнюю темницу. Завтра мы продолжим дознание. На сегодня допрос окончен.  — Не-е-е-т! Нет! Отпустите! Я не ведьма! Я верую в Господа нашего Иисуса Христа! Отпустите! Отпустите! — кричала Инес, захлебываясь слезами, но стражники уже потащили ее прочь из зала обратно в темницу. Железная решетка вновь закрылась за ее спиной.

***

Инес бросили на холодный каменный пол темницы и оставили одну со своими мыслями и страхом перед неизбежной гибелью. Ей бросили длинную холщовую робу, которая теперь должна была служить ей единственной одеждой. Дверь и решетка с лязгом затворились. Инес свернулась на жалкой мокрой куче соломы, подобрав под себя ноги, чтобы хоть как-то попытаться себя согреть. Руки ее дрожали, как и все тело, холод пробирал насквозь, а с наступлением ночи становилось еще холодней. В углах то и дело раздавался писк вездесущих крыс. И только одинокая свеча, которую ей все же оставил один из стражников, то ли по ошибке, то ли сжалившись над несчастной Инес, служила ей единственным источником света и слабым орудием против мерзких грызунов, которые то и дело норовили укусить ее за ноги. Неужели ей суждено закончить свои дни в этом проклятом каменном мешке, умерев от голода, холода и пыток? А быть может их всех сожгут на костре совсем как тех несчастных… Инес лежала на сырой соломе, стараясь не заснуть, ей почему-то казалось, что стоит сомкнуть глаза, крысы тут же набросятся на нее — нет, уж лучше гореть в адском пламени, чем быть съеденной заживо этими гадкими тварями! Инес подскочила на ноги, как только писк стал приближаться чуть ближе и осветила свечой пространство вокруг себя. Крысы не смели приближаться и все также сидели в углу, будто ожидая чего-то. Инес снова присела на соломенную охапку, подобрав ноги под себя. Холод пробирал ее насквозь, но мысли, крутившиеся в голове были о Мануэле и Матео, которых она не видела столько дней. Что с ними сталось? Пытали ли их? Или быть может оба они уже казнены, а их тела превратились в прах? Слезы катились по щекам узницы, когда беспощадная память возвращала ее в те добрые времена, когда она и Мануэль спокойно жили в своей маленькой деревушке. Он проводил почти весь день с глиной и печью, а она ткала, шила и вышивала. Инес улыбнулась сквозь бесконечную пелену слез, когда вспомнила как несла Мануэлю свежий хлеб в его гончарную мастерскую, как Матео распрягал лошадей после тяжелого дня, звонко смеясь и подшучивая над старшим братом. Как все они садились за стол и ужинали вместе. Как Мануэль ласково брал ее за руку и отводил в их опочивальню, как они придавались любви — своей искренной единственной и чистой. Словно и вправду сам Господь соединил их вместе и наделил каким-то особым счастьем. Инес не знала других — единственным ее мужчиной был и оставался ее возлюбленный муж, простой гончар с добрыми карими глазами, окруженными черными бровями и густыми ресницами. Они были счастливы… Да, они были счастливы до того самого момента… До того рокового момента… До той страшной жестокой казни, что была провозглашена истинным наказанием божьим. Эти воспоминания теперь были особенно дороги Инес, но они же и ранили ее куда больней, чем железные тяжелые кандалы на ее руках и ногах, чем нескончаемый жалящий будто змея, холод. Слезы безвольно катились по ее щекам, а руки не выпускали маленький деревянный крестик — единственный оставшийся у несчастной символ спасения. Инес не заметила как наступила глубокая ночь. Казалось, все стихло и не единого звука не доносилось до ее слуха. Ни крики других несчастных узников, ни голоса стражников, ни жаде писк крыс, будто все исчезло в один миг. Неожиданно, не смотря на ночное время, где-то в далеке послышались голоса и громкие шаги приближающейся стражи. А еще чей-то властный, знакомый голос. Шаги приближались как раз к темнице, где находилась Инес. Узница вздрогнула как от удара бича, когда дверь и решетка темницы отворилась, и пред ней предстала высокая фигура, облаченная в темный длинный плащ. Лицо странного ночного гостя срывал капюшон и не давала разглядеть его лицо.

***

Это был никто иной как инквизитор Родриго, который еще несколько часов назад допрашивал Инес. Мужчина отдал сигнал страже подождать его за дверью, а после, держа в руках горящий факел, медленно приблизился к дрожащей Инес. Узница сжалась, словно ожидая удара, обняв себя тонкими руками за плечи. Это движение было спровоцировано не только холодом, но и ужасом, который наводил на нее инквизитор.  — Ты наверно удивлена моим визитом? — спросил Родриго, закрепляя факел недалеко от двери. Темница озарилась ярким красновато — желтым светом.  — Я даже не знаю почему меня и мою семью бросили в эту тюрьму. Мы никому не сделали зла! — ответила Инес, судорожно стараясь отойти подальше от незваного гостя. — Я не ведьма!  — Успокойся — продолжал Родриго, снимая капюшон и приближаясь чуть ближе к пленнице. — Я пришел сюда как раз для того, чтобы поговорить о твоей семье. Впрочем, не только об этом.  — О чем же еще? — Инес удивленно поглядела на монаха, который стоял перед ней и пожирал ее глазами, совсем как тогда на допросе. Взгляд инквизитора по-прежнему казался столь пристальным, столь откровенным и пронзительным, что Инес вновь ощутила тот стыд, который она испытала в зале для допросов. Родриго словно видел ее обнаженной, совсем как тогда… Глаза Инес неустанно следили за каждым движением монаха, словно ожидая нападения.  — Признаюсь, я пришел сюда и для того, чтобы объяснится с тобой — продолжил Родриго, руки которого теперь судорожно сжали ткань своей сутаны.  — О чем вы, святой отец? — проговорила узница, содрогаясь от его слов, предчувствуя что-то дурное.  — Смерть, как видишь, осязаема. Лишь время и расстояние отделяет нас от нее — голос инквизитора зазвучал несколько зловеще, хотя был спокойным. — А наши грехи только сокращают то недолгое время, которое нам отведено на земле. Родриго приблизился еще на один шаг к Инес, теперь же его глаза заблестели, когда желанная добыча была так близко, но он сдержался и сложил руки на груди, чтобы не дотрагиваться до узницы.  — Бог сильнее смерти — проговорила она, а ее рука снова нащупала деревянный крестик.  — Тогда признайся мне. — улыбнулся Родриго и придвинулся еще ближе, попытавшись взять Инес за руку. — Исповедуйся, скажи, что ты ведьма. И тогда, возможно, я спасу тебе жизнь. — Я не ведьма! — умоляющим тоном произнесла Инес, в отчаянье ухватившись за одежды монаха. — Клянусь вам, плотью и кровью Христа! Я не ведьма…  — Тогда почему тебе дана такая власть — внушать мне подобные чувства… ? — как бы говоря с самим собой, ответил Родриго.  — Что это еще за чувства? — Инес попыталась отодвинуться как можно дальше от пугающего монаха, но Родриго схватил ее и притянул к себе. — Я и сам не знаю — сказал он, устремив пылающие темные глаза на Инес. — Ты поразила меня не только своей красотой, но и чистотой, божественной чистотой. Я не в силах был забыть тебя. Я все время возвращался на ту площадь, к пылающему костру — когда я увидел тебя! С того самого рокового дня, я не знаю больше покоя — ты стала моим богом и заполнила все мое существование, мои мысли и чувства. Лишь ты… Страсть Родриго, тщательно подавляемая и сдерживаемая до сего момента, прорвалось наружу.  — Да, это правда — я желаю обладать тобой, но не думай, что одна лишь страсть руководит моими чувствами — продолжал он, все крепче сжимая хрупкое тело испуганной Инес. — Это неведомое до селе чувство пугает меня. Я никогда не испытывал ни к кому ничего подобного. О, Инес, если бы ты пожелала, если бы ты захотела, чтобы бы мы были вместе, чтобы ты стала только моей!  — Пустите меня! Сейчас же! — его прикосновения подействовали на Инес как удары плети, ей стало противно и гадко. Собрав последние силы узница изо всех сил оттолкнула от себя монаха. — Принадлежать тебе гадкий развратный монах, прикрывающийся богом и святым распятием — никогда! Я люблю моего Мануэля! Я принадлежу и всегда принадлежала лишь моему супругу, единственному мужчине, которого я люблю всем сердцем и душой!  — А если я сделаю тебя самой богатой женщиной Испании? — продолжал Родриго, словно не расслышав того, что кричала Инес. Он вновь приблизился к ней и невольно облизнулся, когда заметил распахнутый ворот грязного грубого рубища, обнаживший тонкие ключицы и бархатную смуглую кожу.  — Вы с ума сошли, я никогда не буду принадлежать вам. Никогда, слышите?! Даже за все сокровища мира. Прочь, проклятый искуситель. Убирайся. — низким от гнева голосом говорил Инес, продолжая пятиться от него до тех пор, пока ее спина не наткнулась на каменную холодную стену.  — Что ж, я догадывался, что такую женщину как ты вряд ли прельстит золото. А если я помогу спасти того, кто дороже тебе всего на свете. — заговорил Родриго совсем другим голосом, словно показывая Инес свое превосходство. И это было так, потому что королем положения был он, и именно от него зависела жизнь несчастной пленницы. — Подумай, прежде, чем отказаться.  — Вы можете спасти Мануэля и Матео? Так сделайте это, если вы и вправду испытываете ко мне какие-либо искренние чувства — Инес взволнованно сделала шаг ему навстречу.  — Да, я могу спасти твоего мужа и этого мальчишку, но ты должна стать моей. Моей и только моей. — твердо произнес Родриго, холодно взглянув в лицо своей пленнице, тогда как руки его дрожали.  — Мерзкий развратник, неужели вам и в правду доставляет радость мучения и пытки людей… Господь все видит, даже здесь, посреди этого каменного холодного мешка — он здесь! Он со мной, — отвечала Инес, сжимая свою последнюю защиту — маленький деревянный крестик. — Господь милосерден и справедлив. Я люблю своего мужа, моего Мануэля и только смерть сможет разлучить нас — твердо добавила она, глядя прямо в глаза инквизитору.  — Посмотрим, как он защитит тебя завтра, во время дознания, а вот смерть вполне может забрать Мануэля чуть раньше, чем тебя отведут в зал! — вспылил Родриго, отворачиваясь от этих темных и таких соблазнительных блестящих глаз, от этого нежного лица, по которому текли слезы, от этого хрупкого тела, от этой стойкой и храброй души. Инес молчала, не произнеся больше ни единого слова.  — Спрашиваю тебе еще раз — согласна ли ты быть моею и подарить мне ночь любви. Тебе нечего бояться, после — я отпущу тебя и твоего мужа. — повторил Родриго, взяв себя в руки и вновь повернувшись к пленнице. — Никогда не поверю, что при такой красоте, коей Господь тебя щедро наградил, ты была благосклонна лишь к одному мужчине. Или ты мне не веришь?  — Верую в Господа моего Иисуса Христа, да защитит он всех обездоленных и обреченных… Я никогда не стану твоей, никогда ни моя душа, ни мое сердце не будет принадлежать тебе, гнусный монах…- тихо ответила Инес.  — Что ж, ты сама сделала свой выбор. — холодно проговорил Родриго. — Завтра, когда тебя приведут на дознание, я и сам буду молиться за тебя. Подумай о своем муже и том мальчугане — он оказался не таким крепким, как можно было подумать на первый взгляд, у тебя еще есть немного времени. При последних словах Родриго Инес затрепетала — значит они уже пытали Матео.  — Что? Что вы с ним сделали?! — Инес набросилась на монаха с кулаками, напрягая всю свою силу. — Что с Матео? Проклятый изувер, что ты с ним сделал?!  — Прекрати — резко осадил ее Родриго, сжив ее в своих железных объятиях — Успокойся, мальчишка еще жив, но вряд ли выдержит повторные пытки. Он все же признался, что вы все были в сговоре с колдуном Гонсало. И ты помогала ему прислуживать Дьяволу, и совершала ритуалы по вызову демонов.  — Это полнейшая чушь! Если Матео и признался — он просто не выдержал боли! Господи… За что? — Инес медленно сползла на пол, оседая в руках Родриго. — Нет… Пожалуйста… Отпустите их… Опустите.  — Вот видишь, Инес, я не лгу. Я просто не могу тебе лгать — продолжал Родриго, осторожно прикасаясь к ее волосам, убирая непослушную прядь с ее лица и как бы невзначай, касаясь ее нежной кожи. Приободренный исходом разговора, он продолжал свой замысел. — Завтра, ты сознаешься в том, что ты ведьма. Этим ты дашь свое согласие принадлежать мне. И тогда, клянусь, я все сделаю для твоего спасения. Подумай, ты можешь спасти не только себя, но и свою семью. А теперь, я должен уйти. Решение за тобой. С этими словами Родриго вышел из темницы, забрав горящий факел с собой и надвинув на себя черный капюшон, а Инес так и осталась лежать на холодном сыром каменном полу. Одна на едине со страшным выбором. Времени у нее оставалось мало — занимался рассвет.