Aedd Caerme

      Ева вылетела из «Шалфея и Розмарина», хлопнув дверью так, что деревянные петли заскрипели. Холодный ночной воздух Новиграда ударил ей в лицо, но не остудил гнев, что кипел внутри.              Слова Ламберта — грубые, ядовитые — эхом звучали в голове, смешиваясь с сухим прощанием Исенгрима и его обвинениями: «На двух стульях не усидишь». Она сжала кулаки, её шаги были быстрыми и резкими, уводя её прочь от таверны, через узкие улицы, где фонари отбрасывали тусклые пятна света на булыжники.       Город шумел вокруг — пьяные крики из таверн, скрип телег, шорох крыс в переулках, — но Ева не замечала ничего. Её грудь сжималась от обиды, слёзы жгли глаза, но она стиснула зубы, не давая им пролиться. Она свернула к реке, её ноги сами привели к старому каменному мосту, что выгибался над мутными водами Понтара.       Ева остановилась у перил, глядя вниз, на чёрную гладь, где отражались редкие звёзды и бледный свет луны. Вода текла медленно, её журчание было единственным звуком, что проникал сквозь её ярость.       Она сжала перила, её пальцы побелели от усилия, а дыхание вырывалось рваными облачками в холодном воздухе. Её мысли путались — Исенгрим, его поцелуй, его слова, Ламберт, Лютик, Геральт, Каэлир. Всё смешалось в хаос, и она не знала, куда деть эту бурю внутри.       — Красивый вид, не правда ли? — голос раздался за спиной, мягкий, бархатный, но пробирающий до костей, как ледяной ветер. Ева резко обернулась, её сердце заколотилось.       Из тени переулка вышел Гюнтер о’Дим, его фигура в тёмном плаще казалась почти призрачной в лунном свете. Он шагнул к ней, его губы растянулись в ехидной улыбке — той самой, что напоминала кота, поймавшего мышку. Его глаза — тёмные, с вертикальными зрачками — блестели, как осколки стекла, и Ева почувствовала, как холод пробежал по её спине.       — Гюнтер… — выдохнула она, её голос дрогнул, а рука инстинктивно потянулась к кинжалу под плащом. Он остановился в паре шагов, скрестив руки за спиной, и слегка наклонил голову, не сводя с неё взгляда.       — О, не надо так пугаться, Ева, — сказал он, его тон был почти ласковым, но в нём сквозила насмешка. — Я всего лишь старый знакомый, пришёл поболтать. Ночь ведь чудесная, не находишь? Луна, река… и ты, такая одинокая, такая потерянная.       Ева сжала губы, её взгляд стал острым.       — Чего ты хочешь? — спросила она, стараясь держать голос ровным, хоть страх и гнев боролись внутри.Гюнтер улыбнулся шире, его зубы блеснули в свете луны.       — Хочу? О, ничего особенного. Просто полюбоваться, как ты бьёшься в сетях судьбы. Ты ведь так красиво это делаешь — то с эльфом одним, то с другим. А может, с обоими сразу? Судьба — забавная штука, не правда ли? Тянет тебя за ниточки, а ты всё пытаешься их порвать.       Ева шагнула назад, её спина упёрлась в перила.       — Я не твоя игрушка, — бросила она, её голос дрогнул. — Ты дал мне свободу, но засунул в меня эту тьму. Зачем? Что тебе нужно от меня?       Гюнтер хмыкнул, его улыбка стала холоднее.       — Свобода, тьма… Разве это не одно и то же, Ева? Ты хотела вырваться, и я дал тебе крылья. А что ты с ними делаешь — твоё дело. Или, может, ты жалеешь? Хочешь назад, к своему жестокому генералу? Или к этому… как его… Исенгриму? Судьба любит выбор, а ты так забавно его избегаешь.       Ева сжала кинжал сильнее, её пальцы дрожали.       — Хватит говорить загадками, — резко сказала она. — Что ты такое? Или кто? Зачем ты играешь судьбами — моей, Каэлира, всех нас?       Гюнтер замер, его улыбка дрогнула, но тут же вернулась, став ещё шире, почти зловещей. Он шагнул ближе, его голос стал тише, но от этого ещё более пугающим:       — Что я такое? О, Ева, это вопрос, который задают многие, но ответ… он ускользает, как дым между пальцев. Я — тень на краю твоих снов, шепот в ветре, улыбка в темноте. А может, я просто зритель, что любит хорошую историю? Судьбы… они такие хрупкие, такие занятные. Ты ведь не винишь реку за то, что она течёт, или ветер за то, что он дует?       Ева стиснула зубы, её голос стал громче.       — Отвечай прямо! Кто ты? Что тебе нужно?       Гюнтер рассмеялся — мягко, почти музыкально, но от этого смеха у неё мурашки побежали по коже.       — Прямо? О, Ева, где же в этом веселье? Скажем так: я — тот, кто видит больше, чем ты можешь понять. А что мне нужно… ну, разве не очевидно? Я жду, когда ты сыграешь свою роль. И поверь, она будет великолепной.       Ева шагнула к нему, её гнев пересилил страх.       — Хватит! Скажи, что ты за существо, или уходи!       Он посмотрел на неё, его глаза вспыхнули, и улыбка стала ледяной.       — Существо? — переспросил он, его голос стал глубоким, почти змеиным. — Если ты узнаешь, кто я, Ева, это будет последнее, что ты узнаешь в своей жизни. А я пока не хочу портить представление. Оно только начинается.       Ева задохнулась, её рука сжала кинжал, но в этот момент топот копыт раздался вдалеке, и Гюнтер замер. Его взгляд метнулся в сторону звука, а улыбка дрогнула.       — До скорой встречи, Ева. Не скучай.       Он исчез, словно растворился в темноте, оставив её одну у моста. Её сердце колотилось, а тьма внутри шевельнулась, как живое существо, откликаясь на его слова. Ева сжала перила, её дыхание было рваным, а мысли путались — Гюнтер, Исенгрим, Имлерих, Каэлир. Она знала, что это не конец, а лишь начало чего-то страшного.

***

      Ева стояла у моста, её пальцы всё ещё сжимали перила, а сердце колотилось после слов Гюнтера: «Если ты узнаешь, кто я, это будет последнее, что ты узнаешь в своей жизни». Его зловещая улыбка, его голос — мягкий, но пронизывающий до костей, — всё ещё эхом звучали в её голове.       Топот копыт затих вдалеке, и ночь снова окутала её тишиной, нарушаемой лишь журчанием Понтара. Она сглотнула, её дыхание было рваным, а внутри боролись страх, гнев и смятение. Гюнтер исчез, но его угроза осталась, как тень, что теперь висела над ней.       Она оттолкнулась от перил, её шаги были быстрыми, почти бегом, уводя прочь от моста. Улицы Новиграда уже опустели — только редкие фонари бросали тусклый свет на булыжники, а ветер гнал клочья мусора по переулкам. Ева плотнее закуталась в плащ, её рука сжимала кинжал под тканью, а мысли путались: Исенгрим, Гюнтер, Каэлир, тьма внутри неё.       Она не знала, кому верить, на что опереться, но одно было ясно — ей нужно вернуться в таверну, к сыну, к хоть какой-то безопасности.

***

      Ева толкнула дверь «Шалфея и Розмарина» поздно ночью, её шаги были тихими, но тяжёлыми от усталости. Таверна встретила её мрачной тишиной — камин почти погас, оставив лишь тлеющие угли, а запах эля и трав смешивался с сыростью, принесённой с улицы.       Зал был пуст, тени лежали длинными полосами на потёртых столах, и только слабый скрип половиц выдавал чьё-то присутствие. Она закрыла дверь, её взгляд обшарил помещение, и тут из угла у стойки раздался знакомый голос — грубый, пропитанный сарказмом:       — Ну ты смотри, шлюха эльфийская припёрлась. Ты шляться по ночам любишь, как подзаборная девка?       Ева резко повернулась, её глаза сузились. Ламберт стоял у стойки, прислонившись к ней локтем, в руках была кружка с остатками эля. Его лицо освещал тусклый свет лампы, а кривая ухмылка не предвещала ничего хорошего.       Он явно был готов продолжить свои оскорбления, не тратя времени на приветствия. Ева замерла на миг, её кулаки сжались, но она не сказала ни слова. Гнев, копившийся весь вечер — от Исенгрима, от Гюнтера, от всего, — вспыхнул внутри, как сухая трава под искрой.       Она молча шагнула к нему, её лицо было каменным, а глаза горели холодным огнём. Ламберт открыл рот, чтобы добавить ещё одну колкость, но не успел — Ева одним быстрым движением пнула его стул из-под него. Стул с треском опрокинулся, и Ламберт рухнул на пол, выругавшись, а его кружка вылетела из руки, звякнув о доски.       — Мать твою! — рявкнул он, но Ева уже стояла над ним. Она схватила его кружку с пола, где эль ещё плескался, и вылила остатки ему на голову, облив его липкой пеной. Ламберт закашлялся, пытаясь подняться, а она бросила сверху, её голос был резким и полным презрения:       — Ты жалкий, вонючий ублюдок, Ламберт. Закрой свою поганую пасть, пока я её тебе не зашила.       Она швырнула пустую кружку ему под ноги, та с грохотом покатилась по полу. Ламберт вскочил, его лицо было красным от злости и пива, стекающего по волосам, но Ева уже развернулась, не дав ему шанса ответить. Её шаги гулко отдавались по лестнице, пока она поднималась в свою комнату, спиной чувствуя его взгляд — смесь ярости и удивления.       Закрыв дверь, она прислонилась к ней, её грудь вздымалась от рваного дыхания. Гнев всё ещё бурлил, но усталость навалилась тяжёлым грузом. Ева подошла к колыбели, где спал Каэлир, его маленькое лицо было спокойным, а острые эльфийские уши чуть высовывались из-под одеяла. Она опустилась рядом, её рука дрожала, когда она убрала прядь с его лба.       Слова Гюнтера — «Это будет последнее, что ты узнаешь» — эхом звучали в голове, и она знала, что сон этой ночью не придёт.

***

      Ева спустилась вниз с Каэлиром на руках, её шаги были медленными, а лицо — бледным от бессонницы. Зал «Шалфея и Розмарина» уже ожил: Золтан гремел посудой за стойкой, Лютик напевал что-то у камина, где потрескивал свежий огонь. Геральт сидел за столом, точил нож, а Ламберт стоял у окна, скрестив руки.       Ламберт заметил её первым и хмыкнул, его взгляд был язвительным, но он промолчал, лишь слегка скривив губы. Ева напряглась, ожидая очередной грубости, но он отвернулся, буркнув что-то себе под нос.       Ева опустилась на стул, усадив Каэлира себе на колени, и Золтан подвинул ей миску с кашей.       — Ешь, девка, — буркнул он. — А то выглядишь, как после ночи с упырями.       После завтрака дверь таверны скрипнула, и вошла Трисс Меригольд — её рыжие волосы сияли в утреннем свете, а ясные глаза были полны спокойной решимости. Она улыбнулась Еве, её взгляд смягчился, когда она заметила Каэлира.       — Привет, Ева, — сказала она мягко. — Я Трисс. А это твой малыш? Какой милый.       Ева слабо улыбнулась, прижимая сына ближе.       — Каэлир, — ответила она, её голос был тихим, но тёплым.       Трисс присела рядом, протянув руку к Каэлиру, и тот схватил её палец, тихо засмеявшись. Она любила детей, и это было видно по её улыбке. Но потом её взгляд стал серьёзнее, она подняла ладонь, закрыв глаза, и провела рукой над малышом, проверяя его на магию. Через миг она открыла глаза и нахмурилась.       — В нём есть крупицы силы Aen Elle, — сказала она задумчиво. — Старшая кровь, но ничего особенного. Не как у Цири. Это слабый отголосок, не угроза.       Ева кивнула, её плечи слегка расслабились, но тревога осталась. Трисс поднялась и посмотрела на неё.       — Теперь ты, — сказала она, протягивая руки. — Дай мне взглянуть.       Ева протянула ладони, и Трисс взяла их, её пальцы были тёплыми, а глаза закрылись, сосредоточившись. Через несколько секунд она нахмурилась глубже, её лицо стало задумчивым.       — Никогда не видела такой магии, — тихо сказала она, открывая глаза. — Это словно что-то из другого мира. Тёмное, немного пугающее… но мощное. Разрушительное. Я встречала похожее у демонов и джиннов, но это… другое.       Геральт отложил нож, его взгляд стал острым.       — Ева ведь из другого мира, — сказал он, его голос был ровным, но в нём чувствовалась тревога.       Ева покачала головой, её голос был усталым.       — В моём мире нет магии, Геральт. Только технологии, машины… прогресс. Ничего такого.       Трисс прищурилась, её тон стал серьёзнее.       — Нельзя знать наверняка. Миры разные, но магия… она может прятаться где угодно, даже там, где её не ждут. Эта тьма в тебе — она не отсюда, но и не совсем чужая. Нам нужно изучить место, где ты попала в этот мир. Где открылся портал.       Ева напряглась, её лицо помрачнело.       — Велен, — тихо сказала она, и название всколыхнуло противные воспоминания: дым, крики, запах крови и гари. — Недалеко от Вересковки.       Трисс кивнула, её взгляд стал решительным.       — Тогда готовьтесь. Я открою портал позже, и мы отправимся туда.       Лютик, сидевший у камина, вскочил, чуть не уронив лютню.       — И я! — воскликнул он, его глаза загорелись. — Это же приключение для баллады! Я не останусь в стороне!       Золтан хмыкнул, почёсывая бороду.       — Мать твою, бард, только не вляпай нас в дерьмо.       Ева прижала Каэлира ближе, её взгляд был полон тревоги, но она кивнула.       — Хорошо, — тихо сказала она. — Но если там будет опасно…       — Мы справимся, — оборвала её Трисс, её голос был твёрдым. — Нам нужно понять, что с тобой происходит, Ева. И с этой тьмой.       Через час таверна превратилась в шумный улей. Золтан копался в сундуке за стойкой, вытаскивая старый топор и бурча себе под нос.       — Велен, мать его, — пробормотал он, проверяя лезвие. — Там одни болота да упыри. Но раз надо, значит, надо.       Его голос был спокойным, с ноткой привычной ворчливости, но он явно был готов к делу. Геральт методично собирал свой ведьмачий набор — мечи, зелья, медальон чуть звякал на его груди. Его движения были точными, лицо оставалось непроницаемым, как будто поездка в Велен была обычным делом. Он бросил взгляд на Еву, которая укладывала вещи для Каэлира — одеяло, немного еды, — и тихо спросил:       — Ты в порядке?       Ева кивнула, не поднимая глаз.       — Да. Просто… устала.       Ламберт стоял у двери, скрестив руки, его лицо было кислым, как прокисшее пиво. Он не хотел ехать и отказывался собираться. В итоге, после уговоров Геральта согласился.       — И какого хрена нам тащиться в эту вонючую дыру? — буркнул он, пнув стул. — Бабу с её отродьем спасать? Да ещё и в Велен, где каждая лужа — могила. Лучше бы я в Новиграде остался, с нормальным элем.       Золтан хмыкнул, не отрываясь от топора.       — Мать твою, Ламберт, не ной. Хуже не будет.       — Будет, если этот бард опять нас в дерьмо втянет, — огрызнулся Ламберт, бросив взгляд на Лютика.       Лютик, напротив, был в полном восторге. Он метался по залу, напевая что-то про «славных героев Велена», и пытался засунуть лютню в рюкзак, который уже трещал по швам.       — О, друзья мои, это будет эпично! — воскликнул он, размахивая руками. — Представьте: портал, болота, тайны магии! Я уже слышу, как струны поют!       Лютик, в своём энтузиазме, попытался эффектно перекинуть рюкзак через плечо, но зацепился за край стойки. Рюкзак лопнул, и из него вывалилась куча барахла — лютня, пара перьев, какая-то смятая рубашка и… старый горшок, который с грохотом покатился по полу, остановившись у ног Ламберта.       Зал замер. Ламберт уставился на горшок, потом на Лютика, и его брови поползли вверх.       — Это что, мать твою, бард? Ты горшок с собой тащишь? В Велен? — его голос был полон издёвки.       Лютик покраснел, но быстро оправился, театрально вскинув руки.       — Это… э… для вдохновения! — заявил он. — Вдруг мне понадобится варить суп… или стихи! Гениальность требует реквизита!       Золтан расхохотался, хлопнув себя по колену.       — Мать твою, Лютик, ты точно чокнутый! Суп в Велене! Да там только лягушек варить!       Геральт покачал головой, но угол его губ дрогнул в слабой улыбке. Ева, несмотря на усталость, не выдержала и тихо фыркнула, глядя на горшок. Даже Каэлир засмеялся, хлопая ладошками.              Ламберт буркнул что-то про «идиотов», но промолчал, отворачиваясь к окну. Трисс вошла в зал, её мантия чуть колыхнулась, и улыбка исчезла с её лица, сменившись деловой сосредоточенностью.       — Хватит шуток, — сказала она. — Пора. Все готовы?       Трисс отошла к центру зала, её руки поднялись, и воздух задрожал от магии. Она шептала слова заклинания, её пальцы чертили невидимые руны, и перед ней начала расти сияющая арка — портал, пульсирующий голубым светом. Ева прижала Каэлира к груди, её сердце заколотилось от воспоминаний о Велене — дым, крики, запах смерти. Геральт шагнул к ней, его голос был тихим.       — Держись рядом, — сказал он, и она кивнула.       Ламберт ворчал, перекидывая меч через плечо.       — Если там будут упыри, я их сам зарублю. Только бы без сюрпризов.       Золтан хмыкнул, сжимая топор.       — Мать твою, Ламберт, расслабься. Хуже Новиграда не будет.       Лютик подскочил к порталу, его глаза сияли.       — Вперёд, друзья! Велен ждёт нас! — Он шагнул первым, чуть не споткнувшись о порог арки.Трисс посмотрела на Еву, её взгляд был твёрдым.       — Идёмте, — сказала она, и они один за другим шагнули в сияние, исчезая в портале.