Aedd Caerme

      Ева вышла из «Шалфея и Розмарина», сжимая в руках небольшую деревянную коробочку, которую вручил ей Лютик. Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая небо Новиграда в багровые и золотые тона.       Улицы гудели жизнью: торговцы громко расхваливали свой товар — рыбу, хлеб, дешёвые амулеты от порчи, — а в воздухе висел тяжёлый запах мокрой земли, копоти и жареного мяса. Её шаги гулко отдавались по булыжникам, пока она пробиралась через толпу, стараясь держаться в тени высоких домов.       Ветер, холодный и резкий, хлестал по лицу, трепал её плащ и выдувал тепло из-под одежды. Ева плотнее закуталась, чувствуя, как коробка слегка давит на ладонь. Она не знала, что внутри — что-то звякало, но не больше. Её инстинкты шептали об осторожности, но Лютик был так убедителен, что она почти поверила в его невинность. Почти.       Его глаза, слишком хитрые для простого барда, оставляли осадок сомнения. Узкие переулки сменяли широкие улицы, и Ева невольно замедляла шаг, оглядываясь. Ей чудились тени — то мелькнёт силуэт в плаще за углом, то шорох шагов заглушит гомон толпы. Новиград был живым, шумным, но под этой суетой крылась угроза — как затаившийся зверь, готовый прыгнуть.       Её пальцы под плащом сжали рукоять кинжала, который она всегда носила с собой после Тир на Лиа. Каждый звук — стук колёс телеги, крик чайки над портом, смех пьяницы — казался ей предвестником чего-то страшного.       Дорога к «Семи котам» вела через рыбный рынок, где вонь солёной трески смешивалась с запахом гниющих отходов. Ева прикрыла нос рукавом, ускоряя шаг, пока не вышла к старому зданию с покосившейся вывеской — корчма «Семь котов». Её стены были покрыты копотью, окна мутные от грязи, а изнутри доносились приглушённые голоса и звон кружек. Ева остановилась у входа, её сердце заколотилось. Она не хотела этого делать, но мысль о Каэлире, оставшемся с Лютиком, подтолкнула её вперёд.       Внутри было душно и тесно. Дым от очага висел в воздухе, смешиваясь с запахом прокисшего эля и жареного лука. Несколько завсегдатаев — моряки, наёмники, пара краснолюдов с картами — сидели за столами, бросая на неё мимолётные взгляды. Ева прошла к дальнему углу, как велел Лютик, и села за маленький столик у стены.       Свет от лампы едва доходил сюда, и она чувствовала себя чуть спокойнее в этой тени. Она положила коробку перед собой, её пальцы теребили край плаща.       Мысли закружились — о Каэлире, о Геральте, о тьме, что росла в ней с каждым днём. Её жизнь изменилась так резко: от обычной девушки в своём мире до пленницы Имлериха, от беглянки до матери, скрывающейся в Новиграде. Лютик обещал развеяться, но сейчас она ощущала только усталость и тревогу. Где этот его друг? И почему он сам не пришёл?Вдруг сзади раздался голос — низкий, слегка хриплый, до боли знакомый:       — Этот бард прислал кого-то вместо себя. Обещал прийти сам.       Ева замерла, её дыхание остановилось. Она медленно обернулась, и её взгляд встретился с глазами Исенгрима. Он стоял позади, высокий и суровый, его чёрные волосы слегка растрепались под капюшоном плаща, а шрам через бровь казался резче в тусклом свете. Его лицо — смесь удивления и шока — отразило её собственное состояние. Ева застыла, не в силах вымолвить ни слова, а коробка чуть не выскользнула из её рук.       — Ева? — выдохнул он, его голос дрогнул, что было так не похоже на него.       — Исенгрим… — прошептала она, её горло сжалось.       Они смотрели друг на друга, словно время остановилось. Всё стало на свои места — хитрый план Лютика. Он знал. Этот бард, с его вечными песнями и болтовнёй, как-то вышел на скоя’таэлей, вёл с ними дела, обещал посылку, а вместо себя отправил её, прекрасно зная, что на встречу придёт Исенгрим. Ева не знала, злиться ей или благодарить его за эту неожиданную встречу.       Исенгрим шагнул ближе, его взгляд смягчился, но в нём мелькнула тревога.       — Почему ты здесь? — спросил он, опускаясь на стул напротив. — Это опасно.       Ева сглотнула, её пальцы сжали коробку.       — Лютик… он попросил меня передать это. Сказал, что его друг ждёт здесь. Я не знала, что это будешь ты.       Исенгрим нахмурился, его рука легла на стол.       — Лютик… Этот трепло опять играет в свои игры. Но я рад, что это ты.       Ева слабо улыбнулась, но её сердце заколотилось сильнее.       Ева сидела за столиком в дальнем углу «Семи котов», всё ещё сжимая коробку, которую вручил ей Лютик. Движения эльфа были резкими, но сдержанными, словно он хотел вскочить, обнять её или, может, схватить за руку и увести отсюда — подальше от этой корчмы, от Новиграда, от всего.       Но он остановил себя, сжав кулаки на столе. Его плечи чуть дрожали, а взгляд — тёмный, глубокий — метался между её лицом и коробкой. Он пытался выглядеть спокойным, но напряжение выдавали мелкие детали: стиснутые челюсти, пальцы, которые слегка постукивали по дереву, будто сдерживая порыв.       Таверна гудела вокруг них — пьяные голоса, звяканье кружек, скрип стульев, — но для Евы всё это растворилось в шуме, как далёкий прибой. Она смотрела на Исенгрима, и её сердце сжималось от смеси облегчения и боли. Сколько прошло с их последней встречи? Год? Больше? Тогда он остался позади, а она снова попала в руки Имлериха — в его золотую клетку, где цепи были невидимыми, но такими же тяжёлыми.       Исенгрим нарушил молчание первым, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой, будто он долго молчал.       — Что произошло, Ева? После того, как мы… расстались. Когда он забрал тебя обратно.       Ева сглотнула, её пальцы сильнее сжали коробку. Она могла бы отмахнуться, сказать что-то короткое и уйти от ответа, но его взгляд — тёмный, полный тревоги и чего-то ещё, чего она не могла назвать, — заставил её говорить. Ей нужно было выложить это, хотя бы ему.       — Я оказалась снова в Тир на Лиа.       Исенгрим молчал, но его глаза сузились, а пальцы на столе сжались в кулак. Ева продолжила, глядя куда-то в сторону, на потёртую стену корчмы.       — Сначала это было как прежде — цепи, унижения, его голос, который называл меня «beanna». Но потом… потом всё стало сложнее. Он держал меня рядом, как трофей, но иногда… иногда он смотрел на меня иначе. Не как на пленницу. Я не знаю, что это было — одержимость, или… что-то ещё.       Она замолчала, её взгляд упал на коробку. Исенгрим чуть подался вперёд, его дыхание стало резче.       — Ты сбежала, — сказал он, скорее утверждая, чем спрашивая.Ева кивнула, её пальцы теребили бечёвку на коробке.       — Да. С помощью Гюнтера о’Дима. Он дал мне шанс — открыл портал. Но за это… он потребовал плату. Я до сих пор не знаю, какую. Я взяла Каэлира и бежала сюда, в Новиград. Пряталась, работала у Золтана, думала, что смогу начать заново. Но тьма… она осталась во мне.       Исенгрим смотрел на неё, его лицо было неподвижным, но в глазах мелькнула боль.       — Я должен был найти тебя раньше, — тихо сказал он, его голос дрогнул       Ева слабо улыбнулась, её горло сжалось.       — Ты не мог знать, где я. Даже я сама не знала, куда бегу.       Ева замялась, но потом решила, что хочет знать.       — А у тебя какая история?       Исенгрим отвёл взгляд, глядя куда-то в сторону, на потёртую стену, где свет лампы отбрасывал длинные тени. Его пальцы слегка сжались, будто он пытался удержать что-то внутри.       — Сначала я был один, — начал он, его голос звучал ровно, но с лёгкой хрипотцой. — Несколько дней скитался по лесам, зализывал раны. Потом двинулся к лагерю скоя’таэлей. Там теперь Йорвет за главного.       Ева чуть наклонилась вперёд, слушая внимательно.       — И как они тебя приняли?       Он хмыкнул, угол его губ дрогнул в горькой усмешке.       — Холодно. Поначалу меня встретили как чужака. Много лет назад, после бунта на Танедде, я сбежал в Зерриканию. Бросил всё, за что мы боролись. Некоторые до сих пор обижены — считают, что я предал дело скоя’таэлей, ушёл, когда был нужен больше всего. Йорвет… он вообще смотрел на меня, как на призрака, которого лучше закопать.       — Но ты остался, — тихо сказала Ева, её взгляд смягчился. Исенгрим кивнул.       — Да. Спустя месяцы они привыкли. Не сказать, что доверяют, но острые ножи у горла уже не держат. Даже Йорвет… он стал говорить со мной без яда. Постепенно.       Ева слабо улыбнулась, но её любопытство взяло верх.       — А потом? Что привело тебя сюда?       Он замолчал, его пальцы постучали по столу, а потом он поднялся.       — Пойдём. Лучше говорить на ходу.       Они вышли из корчмы, оставив коробку на столе — она казалась теперь неважной. Улицы Новиграда встретили их холодным ветром и шумом вечерней суеты. Ева шла рядом с Исенгримом, её шаги были чуть быстрее, чтобы поспевать за его длинной поступью. Он продолжил, глядя вперёд, на багровое небо:       — Я скитался, искал следы Aen Elle, которые начали слишком часто появляться и разорять местные деревни, хотел понять их планы. Йорвет дал мне цель — держать их подальше от наших лесов. А потом этот бард… Лютик… он вышел на нас через своих шпионов. Обещал посылку, что-то важное. Я не думал, что увижу тебя.       Ева замедлила шаг, её взгляд упал на булыжники под ногами. Она тихо спросила, почти боясь ответа:       — А обо мне… ты думал?       Исенгрим остановился, его плечи напряглись. Он долго молчал, а потом ответил, уклончиво, не глядя ей в глаза:       — Иногда. Но я не стал бы тебя искать.       Ева нахмурилась, её голос стал резче.       — Почему?       Он наконец повернулся к ней, его тёмные глаза встретили её взгляд.       — Потому что думал, ты до сих пор в Тир на Лиа. Соваться к Дикой Охоте — это самоубийство. И я не хотел вмешиваться в твою судьбу.       Ева сжала кулаки, её сердце заколотилось.       — В мою судьбу? Ты думаешь, я сама выбрала остаться там?       Исенгрим пожал плечами, его тон стал холоднее.       — Ты так долго была там. Не сбегала раньше. Значит, что-то тебе нравилось в том мире. Может, с Имлерихом тебе было не так уж плохо.       Ева замерла, её щёки вспыхнули от возмущения. Она шагнула к нему, её голос сорвался в гневный шёпот:       — Ты серьёзно? Ты думаешь, мне нравилось быть его пленницей? Битьё, цепи, унижения — это, по-твоему, «не так уж плохо»?       Исенгрим стиснул челюсти, его взгляд стал острым.       — Ты могла сбежать раньше. Но не сделала этого. Я видел, как он смотрел на тебя тогда. И ты… ты не всегда сопротивлялась.       Ева задохнулась от его слов, её гнев вспыхнул, как огонь.       — Не смей говорить так! Ты не знаешь, через что я прошла! Я сбежала ради Каэлира, ради себя, а ты… ты просто ушёл тогда, оставил меня! И теперь обвиняешь?       — Я не обвиняю, — отрезал он, его голос стал жёстче. — Я говорю, что видел. Ты осталась с ним. А я… я не мог вернуться за тобой. Не хотел видеть, как ты выбираешь его.       Ева шагнула ближе, её глаза блестели от ярости и слёз.       — Выбираю его? Ты думаешь, у меня был выбор? Я ненавидела его, Исенгрим! Но я была одна, пока Гюнтер не дал мне шанс.       Исенгрим отвернулся, его кулаки сжались сильнее.       — Я думал, ты мертва. Или счастлива там. Что мне было делать? Бросить всё и умереть у их врат? Тем более я не чародей, и не открыл бы портал туда и не знаю тех кто смог бы это сделать.       Их голоса эхом отдавались в переулке, привлекая взгляды прохожих, но им было всё равно.       Накопившиеся обиды, невысказанные слова, боль разлуки вырывались наружу, как буря. Ева шагнула назад, её дыхание было рваным.       — Значит, ты просто сдался. А я боролась.       Исенгрим резко повернулся к ней, его взгляд вспыхнул.       — Я не сдавался. Я выжил. Для себя. Для скоя’таэлей. Но видеть тебя здесь… я не ожидал.       Ева стояла в переулке, её голос дрожал от гнева, а глаза блестели от подступающих слёз. Слова Исенгрима жгли, как раскалённые угли, брошенные ей в лицо.       Новиград шумел вокруг — скрип телег, крики торговцев, далёкий звон колоколов, — но всё это тонуло в их ссоре, в яростном обмене обвинениями, которые вырывались из глубины их сердец.       — Ты просто струсил, — бросила она, её голос сорвался, и слёзы уже жгли глаза. — Ты оставил меня одну, а теперь смеешь говорить, что мне нравилось быть с ним? Ты не знаешь, через что я прошла!       Исенгрим шагнул ближе, его тёмные глаза вспыхнули, а лицо исказилось от сдерживаемой ярости.       — Я не струсил! — рявкнул он, его голос перекрыл её слова. — Я выжил, Ева! Для себя, для дела! А ты… ты осталась там, с ним! Что мне было думать? Что ты выбрала его!       — Выбрала его?! — Ева почти кричала, её кулаки сжались так сильно, что ногти впились в ладони. — Ты думаешь, у меня был выбор? Я ненавидела его, Исенгрим! Каждую минуту! А ты…не смей так говорить, идиот.       Слёзы предательски скатились по её щекам, и она смахнула их резким движением, стараясь не дать ему увидеть её слабость. Но Исенгрим заметил — его взгляд смягчился на миг, но тут же стал жёстче. Он шагнул ещё ближе, его грудь почти касалась её, а голос упал до низкого, хриплого шёпота:       — Я думал, ты мертва. Или счастлива там. Я не мог вернуться за тобой, Ева. Не мог видеть тебя с ним. Ты не понимаешь, что это сделало со мной?       — А ты не понимаешь, что это сделало со мной! — выкрикнула она, её голос дрогнул, и слёзы снова хлынули.       Они стояли лицом к лицу, их дыхание смешивалось в холодном воздухе переулка, а слова повисли между ними, как натянутая струна, готовая лопнуть. Исенгрим стиснул челюсти, его кулаки дрожали, будто он боролся с собой — хотел ударить, уйти, или… что-то ещё. Ева смотрела на него, её грудь вздымалась от рваного дыхания, а слёзы текли по щекам, оставляя горячие дорожки.       И вдруг он рванулся вперёд — быстрым, резким движением схватил её за плечи и завёл в тёмный переулок, прижав к холодной каменной стене. Ева ахнула, её спина упёрлась в шершавую поверхность, но она не успела ничего сказать.       Исенгрим перебил её — не словами, а яростным, почти отчаянным поцелуем. Его губы накрыли её с такой силой, что она задохнулась, её гнев и слёзы растворились в этом порыве. Его руки сжали её плечи, потом скользнули к талии, притягивая ближе, а поцелуй был горячим, жёстким, полным всего, что он не мог сказать — боли, тоски, желания.       Ева замерла на миг, её разум кричал, что это неправильно, что она всё ещё злится, но тело предало её. Она ответила — сначала неуверенно, а потом с той же яростью, сжимая его плащ в кулаках, впиваясь в него, как будто могла выплеснуть всю свою обиду через этот поцелуй. Их дыхание смешалось, её слёзы мазнули по его щеке, а переулок вокруг растворился в звенящей тишине.       Это было не нежно — это было яростно, почти грубо, как буря, что разрывала их изнутри. Ева чувствовала его тепло, его силу, его запах — леса, стали и чего-то дикого, что всегда было в нём. Её разум кричал, что она должна оттолкнуть его, что она всё ещё злится, что это ошибка, но тело не слушалось. Она тонула в этом поцелуе, в его напоре, в том, как он прижимал её к стене, будто боялся, что она исчезнет, если отпустит.       Но вдруг он отстранился — резко, словно заставил себя остановиться. Его грудь тяжело вздымалась, дыхание вырывалось с хриплым звуком, а руки всё ещё держали её за талию, не давая отойти. Он смотрел ей в глаза, его тёмный взгляд был полон огня — смеси страсти, боли и чего-то ещё, что он не мог или не хотел назвать.       Ева замерла, её губы горели, а сердце колотилось так сильно, что она слышала его стук в ушах. Она открыла рот, чтобы что-то сказать — возмутиться, спросить, крикнуть, — но все слова вылетели из головы, оставив только пустоту.       Исенгрим молчал, его дыхание постепенно выравнивалось, но взгляд не отпускал её. Его пальцы чуть дрогнули на её талии, будто он хотел снова притянуть её к себе, но сдержался. Ева смотрела на него, её щёки всё ещё пылали, а слёзы высыхали на коже, оставляя холодные дорожки.       Она не знала, что сказать — гнев, обида, облегчение, желание — всё смешалось в груди, и она чувствовала себя потерянной.       — Ева… — начал он, его голос был хриплым, почти шёпотом, но замолчал, не найдя слов.       Его рука поднялась к её лицу, кончики пальцев коснулись её щеки, смахнув последнюю слезу, но он тут же отдёрнул руку, словно обжёгся. Ева сглотнула, её горло пересохло. Она хотела спросить, что это было, почему он это сделал, но голос не слушался. Вместо этого она тихо выдохнула, её взгляд метнулся от его глаз к губам и обратно.       — Исенгрим… — только и смогла она вымолвить, её голос дрогнул, и она замолчала. Переулок вокруг них был тихим, только ветер шуршал где-то вдалеке, унося обрывки их ссоры. Они стояли так близко, что Ева чувствовала тепло его тела, но между ними всё ещё висела пропасть — невысказанные слова, старые раны, страх перед тем, что будет дальше.       Исенгрим медленно убрал руки с её талии, отступив на шаг, но его взгляд оставался прикованным к ней.       — Нам нужно идти, — наконец сказал он, его голос стал чуть твёрже, но в нём всё ещё дрожала хриплая нотка. — Здесь небезопасно.       Ева кивнула, её мысли путались, а сердце всё ещё колотилось. Она поправила плащ, стараясь собраться, но жар его поцелуя всё ещё горел на её губах, мешая думать ясно.