Леденцовый дождь

      Посетителей в больнице становится все меньше, дневная суета сходит на нет – прием у врачей заканчивается и все они тут же спешат кто по домам, а кто по другим делам. Джакурай – не исключение. Он медленно поднимается из-за стола, закончив работать с бумагами, собирает рассыпавшиеся по плечам волосы, снимает маску и мечтает лишь об одном – выпить чашечку горячего зеленого чая, а еще лучше – кофе.       Выходя из кабинета, он ощущает легкую напряженность в спине. Иногда ему кажется, что после целого дня работы он старится разом лет на десять. Но это, конечно, чувство приходящие – работу свою он любит и никогда бы не подумал в ее адрес жаловаться. В конце концов врачевание – его призвание, он всегда это чувствовал и знал. Эта работа не тяготит его душевно, но и легкости, подвижности не дарит. Быть может, поэтому его порой посещали мысли о…       Джакурай, спускаясь по лестнице, чуть замедляет шаг, чтобы пропустить вперед мать с сыном, вежливо кивает им. Мальчишка держит мать за руку, а сам так и скачет через ступеньки, так и норовит подпрыгнуть повыше. Очередной прыжок, движение руки и вдруг – сверкающая россыпь, леденцовый дождь, отразившийся в изумленных глазах Джакурая искрящимся фейерверком. От неосторожного движения из кармана мальчика высыпалась горсть конфет – всего лишь случайность, мелочь, но Джакурай застыл на миг, отчасти завороженный этим зрелищем. Мать тут же упрекнула сына и извинилась перед доктором, пока мальчик поспешно и неуклюже собирал леденцы – розовые, голубые, в сверкающих прозрачных обертках.       А посреди этих конфет – буквы, что складываются в имя человека. Амемура Рамуда. Произнесенные едва слышным шепотом слоги оставляют после себя ощущение приторности на языке. Перед внутренним взором мелькает знакомое лицо, и на нем – знакомое выражение. В ушах раздаются отзвуки знакомого голоса. Почему именно сейчас всплывают эти образы? Что они в себе несут? У Рамуды движения, взгляды, голос – все, словно россыпь леденцов, яркое, легкое, но вместе с тем приторное. И пусть это лишь одна его сторона, но Джакурай не может не представить себе этот образ в противовес собственной усталости и тяжести в теле.       Он продолжает свой путь лишь тогда, когда на лестнице уже никого нет. На одной из ступеней осталась лежать пара незамеченных мальчиком леденцов. В душе укоряя себя за то, что поддался минутному наваждению, Джакурай спускается вниз и, открывая тяжелую дверь, выходит на улицу. Вдыхает вечерний прохладный воздух. Вокруг никого, лишь слабый свет фонарей, сумрачные силуэты домов и деревьев, да бескрайнее небо над головой. На западе небосклон светится бирюзово-розовым, почти неоновым светом, на востоке же царит непроглядный мрак – на город наползает тяжелое покрывало ночи. Последнее закатное свечение скоро будет поглощено тьмой. Легкий ветерок доносит до Джакурая запахи фруктовых конфет – и надвигающейся грозы. Это небо, этот воздух, все – Рамуда.       Как скоро возобладает в этом парне тьма?       Как скоро донесутся до них первые раскаты грома?       Едва ли Джакурай мог это предопределить. Но предчувствовать мог. И, пожалуй, даже был к этому готов.