Всегда (не) готов

Обито никогда не угадывал с количеством вещей. В юности он забрасывал то, что казалось подходящим скорее для здесь и сейчас, а не для того места, времени, а главное — количества дней и уж тем более ситуаций, в которых он мог оказаться, покидая дом. Вещи утрамбовывались в рюкзак, сумку или вообще не предназначенную для их перевозки тару. Теперь Обито и не вспомнил бы об этом, если бы Гай не забывал смеяться, дополнительно привлекая внимание любой из компаний громким хлопком по Учиховской спине и сообщая про коробку для перевозки пиццы. Однажды выяснилось, что люди, которые были вынуждены делиться в поездках всем необходимым с безалаберным попутчиком, составляют заранее списки, сообразные теме и возможным форс-мажорам путешествия. Учиха расстроился. Опять всё решалось за счёт скучного, лишённого спонтанности плана. Обито находил в этом некое разочарование, будто мир снова демонстрировал ему, что нет в нём (не в мире, не как в его части — в самом Обито) места спонтанности, неизведанному приключению и счастливому случаю. Пляж, как очень конкретная область творения вселенной, должен подразумевать коврик или полотенце, а ещё желательно не одно. А если попытаешься, выдвинешь предположение, как оно там может быть, то мир будет глумиться. Лучше уж не строить никаких, а там как пойдёт, глядишь, ещё и неплохо. Но Обито зачем-то имел глупость спрашивать и уточнять. Не то чтобы он долго слушал ответы, скучные, как и сам Какаши, ведь кому вообще может быть любопытна смета из двадцати пяти пунктов с железобетонным обоснованием каждого? Тем более что после подобных ликбезов Обито одолевала смертельная тоска и чувство собственной тупости. И всё-таки молодость — недостаток, который проходит с возрастом. Обито становился старше, а значит, в чём-то умнее. Он выбрал стратегию: больше, не меньше. Вещи, безусловно, продолжали раздражать, и теперь не фактом отсутствия, который, кстати, всегда трогал Обито меньше, а ненужным весом, оттягивающим плечи. Зато, думал Обито, отгоняя образ вьючного мула, он будет готов ко всему. Что-то большое, с чем он пытался договориться или хотя бы вообразить, заметит его подготовку обязательно, и теперь у Обито есть тысяча оберегов от этого внимания. Жизнь становится проще, но скучнее. – Ты в поход собрался? — Какаши аж глаза округлил и будто специально поправил поясную сумку, демонстрируя, что он-то знает, сколько вещей нужно с собой брать на прогулку в лес. Обито скривился. – Да тут одна бутылка воды. Ну и вообще, вдруг что. Какаши усмехнулся, сразу было видно, без понимания, так что ему можно было и не пожимать в дополнение плечами. Саркастичное «действительно» пришлось проигнорировать. Лесопарк, почти полупрозрачный, вёл их по одной из широких троп, почти улиц. Только вдоль неё росли деревья. Если смотреть на заваленную ещё прошлогодними листьями землю, то природа не поражала своим размахом, но Обито смотрел вверх, на кроны, где витало то самое необъятное могущество. За матовыми, нежно-зелёными листьями в необъятную высоту уходило такое же, как и утро, полупрозрачное голубое небо. А за небом был космос, которого Обито, конечно, не видел, но от мыслей о бесконечной пустоте он поёжился и уставился вперёд. Напряжение и страх обледенелого межзвёздного одиночества сейчас же испарились бы, смени Обито тему. Он было открыл рот. – Ну вот что, например? — видимо, не разделяя потребности в мирном отдыхе, спросил Хатаке. – Ну не знаю. Вот застрянем мы в этом лесу, заблудимся, например, что вот ты будешь делать? – Воспользуюсь навигатором. – Сети нет. – Это ещё почему? – Спутники перестали работать. – Почему? – Война началась. – У тебя гранаты и сапёрская лопатка в рюкзаке? — Какаши уже веселился вовсю. — И капкан на медведя! – Ты всё смеёшься, а потом… — Обито махнул рукой. Легче сделать из собеседника ничего не понимающего идиота, продемонстрировав, что бисер Обито перед свиньями метать не намерен. – Да ладно, Иван-Царевич, может, и я тебе ещё пригожусь, — Какаши хлопнул Обито по рюкзаку. Обито посмотрел на собеседника, на его сощуренные в улыбке глаза и подумал, что да, Какаши, конечно, может ему ещё пригодиться. — Ну не зря же я и тебя с собой взял. Конечно, променад устроил им Какаши, но сам Хатаке на выпад только кивнул. Пока они шли, их диалог в большей мере походил на обмен никак не связанными по смыслу фразами. Так могут общаться те люди, которые до мелочей знают контекст жизни друг друга многие годы. Обито втайне наслаждался такими моментами, но было ли его наслаждение тайным? Радость от этого наслаждения тоже входила в контекст всей жизни, потому Обито её не озвучивал. Неуклюжие и всё как одно неподходящие слова только бы убили всю прелесть. И вдруг Обито вспомнил и признался вслух: – Я потерял фишку. – Теперь понятно, почему столько вещей, – тут же отрикошетил Какаши. Обито хмыкнул. Подаренная много лет назад фишка номиналом в один доллар, которую Какаши неисчислимо давно привёз из Лас-Вегаса, была Обито важна. Он сам этого не замечал, пока в тщетных поисках не понял, что служила она ему амулетом. Не таким амулетом, как у индейцев или ведьм, но тем, который напоминал, совершенно случайно, в простой ничего не сулящий момент, что кто-то когда-то подумал про Обито. Просто взял и вспомнил на другом конце света, что есть такой Учиха Обито, и привёз в память о той мысли фишку. – Ладно, – Обито опять махнул рукой и встряхнул рюкзак. Тот чем-то звякнул и отвлёк от основного вопроса, а куда же они, собственно, идут. Что же он туда звенящее успел упихнуть? Какаши посмотрел и ухмыльнулся, качая головой. Они продолжали идти неспешно. Воздух пах арбузами, хотя снег в городе полностью сошёл уже несколько недель назад. Обито вдыхал снова раннюю весну, а не её уже накаляющую в полдень капоты машин середину, и ему страшно хотелось выпить пива. Прогулка призывала праздновать и хмелеть. Обито посмотрел на Какаши, тот, в свою очередь, смотрел в небо. Обито подумал, что всё обманчиво, ведь праздновать нечего, да и нечем. Вкус воображаемого пива смешался с ложкой дёгтя. У Обито не было фишки, и глупо, но значит, и не было того Какаши, который когда-то вспомнил про своего друга. Где-то кого-то окликала птица. – Пошли. Какаши начал забирать с дороги в глубь леса. Земля стала неровной, деревья росли не впопад, и Обито быстро устал от манёвров с рюкзаком. Поясница у него вспрела, а за шиворот неприятно задувало. Какаши шёл впереди, иногда смотрел то направо, то налево, иногда дотрагивался до стволов. Клал руку, но сразу не отпускал: сначала делал шаг вперёд, рука оставалась сзади, и только после ладонь соскальзывала. Пальцы легко подпрыгивали на коросте и срывались. У этого должен был быть сложный неровный звук, но Обито слышал только шуршание своих шагов. Под ногами иногда неожиданно громко хрустело и трескалось, и если бы Обито не смотрел под ноги, то не был бы наверняка уверен, чем именно он хрустит. – Ух! Долго ещё? Какаши посмотрел через плечо и остановился. Как только Обито с ним поравнялся, то с удивлением стал разглядывать оказавшуюся перед ними миниатюрную поляну. Ни травы, ни листьев не было, потому неестественно ровный круг, отгороженный от остального леса десятком деревьев, походил на рытвину. Пока Обито озирался, Какаши в два шага оказался в центре окружности и недвижимо засмотрелся вверх. И вдруг, нахмурившись, заговорил, всё так же сосредоточенно глядя в круг неба: – Мне последнее время часто снятся кошмары. Есть у тебя в твоём рюкзаке что-нибудь от этого? Обито помотал головой, ещё раз почему-то вспомнил о фишке из казино и напряжённо посмотрел в ответ на друга, который теперь глядел вперед, устремлённым в свои кошмары взглядом. – И? Тебе приснилось это место? – Не знаю. – В смысле? – Там… – Какаши нахмурился. – Во снах очень много крови. И страха. Я как будто куда-то падаю или меня засасывает. – Тяжёлый вздох прервал монолог. – Там пусто, и я знаю, что всё потерял. Пусто как в космосе, где даже частицы редко встретишь. И всё искажено. Горло засаднило, когда Обито тяжело сглотнул. Хатаке, близко, что было слышно его дыхание, продолжал смотреть только в себе видимую даль — то впереди, то вверху. Обито буравил вылезающими из орбит глазами и лихорадочно решал тактическую задачу, как без распятия справляться с демонами в этом чёртовом потустороннем круге. В рюкзаке был перочинный нож, в крайнем случае он метнёт сам рюкзак. Деревья вот-вот окончательно встанут вплотную, образовав колодец, и запечатают их. – А. Ну ты же не один. Какаши не отреагировал, продолжая: – Много думаю о смерти. Где-то наверху зашумело, и Обито вздёрнул голову. Небо оставалось голубым и полупрозрачным, ободок сосновых верхушек кивал услышанному. Обито схватил говорящего за руку. Какаши вздрогнул и наконец-то посмотрел в ответ. Лицо у него было сосредоточенным, брови сведёнными к переносице, а глаза — отчаянными и грустными. – Не надо об этом думать! Какаши передёрнуло. – Не ори ты так. – Мы что-нибудь придумаем! Ты просто устал! — Обито не унимался кричать. Слова, он точно это понимал, не проникают в остальной лес, как в трубу их вымывало потоками воздуха вверх. — Хочешь воды попить? У меня есть. — Он уже принялся скидывать рюкзак, сообразив, что даже найдёт при желании какие-нибудь таблетки от боли. – Да ты чего? Эй, ты чего так разнервничался? — тут уже Какаши удивлённо тряхнул Обито за плечо. Пришлось сделать глубокий вдох. Он и впрямь испугался не пойми чего. Обито давно уже не доверял миру, а к чему-то потустороннему он совсем не был готов. Хоть небо было безоблачным, Обито точно знал, что над головами у них двоих что-то сгущается. Что-то непредвиденное. – Эй, — ещё раз позвал Какаши, и его ладонь, почему-то холодная, легла куда-то на шею сзади. — Я просто к тому, что очень хочется жить. Обито вытаращился на совсем уж какого-то потустороннего загадочного Хатаке, уже вовсе не уверенный, что узнаёт его. И вдруг что-то произошло. Обито так и не закрыл глаз, но не мог распознать, что теперь видел перед собой. Это что-то из людей, случайностей, невидимых пунктиров и невообразимостей, кажется, не имеющее к Обито отношения, не знающее о его существовании, огромное, как и незаметное, как атмосфера, разогнанная движением планеты, незримо влияющее на всех и каждого, вдруг сложилось в одно острое крохотное мгновение, уже совсем личное, которым Обито не готов ни с кем делиться — даже с собой, ошарашено пряча глаза, — определившее не только будущее, но и прошлое, исказив или наоборот заточив правду так, что он не заметил, как раздвоился. И стоило понять, что вселенная выбрала его пупом мироздания, но он упустил, упустил своё мгновение, может, ради которого и жил, потому что никогда и не думал, что оно случится, или случится, но не к этому Обито готовился с банкой шампуня-микрофона в душе. Учиха оказался, нежданно-негаданно застигнутым врасплох и нерасторопным, и что самое неприятное — просто трусом. Так Обито не понимал, а только смотрел, как перемена уносится от него куда-то назад и совсем в невидимую даль, отстёгнутой на скорости частью состава. Обито упустил этот момент, ведь фанфарам и аплодисментам даётся время, а тут даже испугаться получилось только секундой позже, а значит, в ту самую секунду — точку в огромном томе его бессмысленного существования без чудес, — он не смог ничего. Он даже не смог её прожить, и вряд ли догадался, что она с ним происходит. Обито моргнул. Самым близким к тому моменту оставалось лицо Какаши. Обито и теперь толком его не видел, хотя сухой и короткий поцелуй, оставшийся пятном онемения на губах, уже закончился. Какаши был очень близко, что по щеке пробегала щекотка от выдоха, который шевелил самые тонкие волоски на щеках, но теперь в этом знакомом лице Обито много не понимал. В носу стоял горячий запах собственного мускусного одеколона, а откуда-то изнутри распирала неведомая сила. В непонимании, как можно упускать мгновение за мгновением, так безвозвратно, Обито открыл рот и было уже прижался губами к чужой шее, но вместо этого зачарованно произнёс: – Чёрт. У меня ничего для этого с собой нет. Недоуменное «что же сейчас может быть нужно?» опять защекотало щеку и нос. – Не знаю, — Обито зажмурился. — Презервативы? Дыхание исчезло. Обито опасливо открыл один глаз. Какаши теперь стоял в одном шаге и удивлённо смотрел чуть исподлобья. Потом он откашлялся и обречённо помотал головой. – Что-то к этому я здесь не готов. – Да? Это потому что надо в лес не с поясной сумкой ходить! — сам от себя чумея, парировал Обито. – Да ты что? — тут любая неловкость и обречённость, которые задней мыслью ещё угадывались в Какаши, разом слетели. На их место вернулось обесценивающее снисхождение. — Это говорит человек, которому для решительности нужны игральные фишки? Слова опять унесло наверх, а кроны спрятали их в шуме листьев. Обито запрокинул голову и рассмеялся. Ему очень нужны были фишки, особенно в этом колодце, накрытом сверху космосом. – Знаешь что? — Обито опять посмотрел на друга. — Боюсь, что ничто не сделает меня готовым к тому, к чему я не готов, ведь я не готов, потому что не готовился. – Кроме, очевидно, презервативов. Обито позволил себе один шаг и одно сильное объятие, чтобы быть опять с Какаши рядом. Из-под воротника куртки от Какаши шёл жар, и Обито уткнулся в это место на шее носом. Через неопределённую наполненную чужим дыханием и шорохом секунду его обняли в ответ. Тогда Обито решился спросить, прямо так, куда-то в жаркое и тёмное место за воротом куртки, почему именно теперь. А Какаши, подумав, не нашёл ничего лучше, как пожать плечами, чем выгнал нос Обито из тепла. – Не знаю. Может, место это волшебное. Может, смерть отца. Много думаю о том, что ничего с собой не заберёшь. – Даже фишку… – Даже совсем ничего. Всё такое зыбкое. Обито никогда раньше не видел, чтобы Какаши поджимал губы, потому теперь сам чмокнул его в них, чтобы больше такого не видеть. До сих пор Обито чувствовал, как будто это не он всё это чувствует. В лесном потустороннем кругу, в вечном неощутимом движении галактики, а значит, и в их собственном вечном движении, происходящее было сказочным. Мир совсем изменился, совсем не давал понять, можно ли вообще хоть что-то со всем этим сделать. – Погоди. Место волшебное? Какаши огляделся и кивнул. – Набрёл недавно. Почти ведьминский круг, но не он. – Ну, во-первых, жуть, а не место, а во-вторых… — Обито отпустил Какаши и хохотнул. — Ты проебал мне все мозги разговорами, что я грёбаный барахольщик, который вечно готовится к апокалипсису, а сам волшебные места для признаний ищешь? – Ой, — Какаши махнул рукой и стремительно ринулся прочь. — Да иди ты нахер, Обито. Обито, почти подпрыгивая, но всё-таки не совсем (а то рюкзак начинал звенеть и бухать), припустил за уходящим, продолжая ерничать. А когда опять закинул руку на чужое плечо, то решил честно признаться прямо в Какашино ухо: – Но, если честно, мне правда не хватает фишки. Я бы сам всё тебе сказал, но… — и вдруг, постеснявшись, Обито не стал говорить про презервативы, которых у него не было только потому, что и мысли о случайностях того рода, когда они нужны, у него давно уже не было. Стало грустно, и Обито обернулся в магическую чащу. Солнце прорезало лучами путь и ложилось на пожухлые листья, а из-под них к нему тянулась нежно-зелёная трава. Удивительно, подумал Обито, неужели и впрямь нельзя быть готовым? – Ну, зато у меня есть презервативы, — скосив глаза на Обито, Какаши поправил поясную сумку.