Фисташковый латте

Наверное, такой громкий хлопок входной двери было слышно на весь подъезд. Сатору преодолел лестничные пролеты за какие-то секунды, быстрее, чем кто-то сумел бы произнести "дигидрогалогенирование моногалогенпроизводных" на одном дыхании и при этом не сломать себе язык. Парень прошагал ступеньки, одичало влетел в квартиру и, немножко не рассчитав, слишком резко закрыл дверку, испугав, вероятно, соседей. В какой-то степени он сам не планировал реагировать бурно, но эмоции всегда были небольшой слабостью Годжо - они всегда проживались слишком сильно, похоже на извержения десятков маленьких, а иногда и не очень, вулканов. Парень выдохнул раз-другой, прокрутил замок и прижался спиной к прохладной поверхности запертой перегородки, что отделяла его колотящееся в горле сердце от внешнего мира. Он медленно скатился по ней, осел на пол, пряча голову в коленях и дыша-дыша-дыша. Легкая нервозность била холодные кисти рук, заставляя их мелко-мелко дрожать, пальцы неметь, а ладони потеть. Совершенно непослушными, будто бы чужими пальцами Сатору все же смог нащупать где-то под воротником застежку галстука и нажать ее, чтобы аксессуар слетел с шеи. Тяжело было бы кому-то признаться, но такой, казалось бы, взрослый и ухоженный молодой человек совершенно не имеет понятия о том, как завязываются эти долбанные галстуки, поэтому покупает лишь те, которые на резиночке и имеют сзади маленькую пуговичку или любую другую простую фурнитуру. Дышать стало проще. Кислород наконец-то стал поступать в горящие легкие в полном объеме, хотя, казалось бы, ничего на дыхательные пути и не давило. Видать, уставший и шокированный мозг играется в удушье. Годжо стыдливо простонал, вспоминая и анализируя весь сегодняшний день. Он просто не мог понять, почему не может вести себя не столь легкомысленно и глупо. Аргумент того, что Сугуру ему нравится вообще не оправдание, наоборот, это должно быть стимулом казаться умнее и серьезнее, да припрятать свою уязвимую детскую натуру куда подальше, чтобы не выглядывала! Однако голубоглазый не мог, как бы себя не уговаривал. У него не получалось играть в осмысленного взрослого рядом с этим. Вероятно, чувство безопасности накатывало слишком быстро и блокировало любую осторожность и серьезность. Хотя Сатору понимал, что нельзя начинать доверять слишком быстро, иначе это может оказаться чем-то вроде аварийного выхода на высоте триста тысяч метров... Иллюзия безопасности... И мысли "но это же Сугуру!" не спасали. Думая рационально - они знакомы два дня, если брать в расчет сегодня. Нельзя строить себе замки из сахара самовнушения заранее, ведь слишком опасно, может и не окупиться. С тяжелыми вздохами, но беловолосый не мог перестать думать об объекте своей симпатии, не мог не смущаться от всего произошедшего сегодня, не мог перестать чувствовать приятную и волнительную радость, которая как комфортными волнами щекотала тело, так и пробивала его необъяснимой тревогой. Тиканье часов на стене заставило выйти из лабиринтов головы в серые краски действительности и обратить внимание на бегущее время. Было не поздно, но завтрашний ранний подъем заставлял снова тревожиться, строить планы на вечер так, чтобы все успеть и подготовить одежду к грядущему дню, который, на этот раз, точно должен стать рабочим! Каким бы распиздяем Годжо ни являлся, а внешний вид - это важно, так ему твердили всю осознанную жизнь, будто вшивали на подкорку мозга изогнутой иглой с ржавым концом. Поэтому стоит разгладить костюм, намыть волосы, протереть обувь и... Ооо. Осознание накатило густым и медленным туманом, что-то типа "и в своих самых ужасных снах я вижу этот город. Сайлент Хилл", прошибло голову пулей вылетающей, словно сразу в висок. Один неосторожный взгляд на тумбочку в коридоре и отблеск черных стеклышек в лучах закатного солнца. Конечно, с утра он забыл очки дома. Пиздец. Волна страха стайкой крабовых клешней пробежала по позвоночнику, оставив липкие следы. Парень быстро взглянул на экран мобильника и пролистал центр уведомлений, не заметил сообщений или звонков от нежеланного контакта, медленно выдохнул. Не знает. Сатору надеется, что Тоджи и не прознает о сегодняшней вылазке без скрывающего глаза аксессуара. Надеется, что никто не донесет, что его паренек сверкает лазурными глазками перед каким-то (ахуенно красивым, между прочим) Гето. Годжо бы не хотел получить еще больше побоев, чем есть сейчас. Сейчас, для начала, он хотел бы только добраться до балкона, чтобы все же вдохнуть воздуха, которого после удивительного открытия вновь перестало хватать.

***

Ощущение, что вибрация и назойливый писк телефонного будильника раздается прямо между будто бы трескающимися стенками черепа, что вот-вот лопнет вместе с болящими глазами. Машинально, словно повинуясь выработанному рефлексу, Сатору уже тянет руку к кричащему мобильнику, но на половине пути устало роняет конечность на кровать, позволяя устройству надрываться дальше. Мегуми вчера не пришел, отзвонился вечером, говорил что-то про отца и пытался быть серьезным, но мальчишеский голос так и выдавал сквозящую в нем грусть. Получается, писк не разбудит никого, кроме уже разлепившего глаза Годжо. Кости слегка поламывало, голова казалась чем-то чужеродным и крайне тяжелым, давящим на плечи даже в горизонтальном положении. Взгляд фокусировался крайне тяжело, иногда двоил предметы или сгущал краски комнаты в что-то не особо понятное. Солнечный свет, падающий из окна, бил по зрачку хлыстом, желающим рассечь бедный хрусталик. В мыслях царила прекрасная пустота, нарушаемая лишь шепотом "господибожеблять" и всеми видами утренних проклятий, на которые только может быть способен проснувшийся рано человек. Широко зевая и щурясь, парень все же сел на краю манящей в себя кровати, потянулся, растягивая длинные конечности и хрустя затекшей спиной. Идти на работу точно не хотелось, желалось лишь зарыться в теплое одеяло и не чувствовать кожей гуляющий по квартире ветерок. Не шагать в бело-желтую ванну, не царапать нежные десна старой щеткой, не гадать о завтраке, выбирая в итоге вариант с его полным игнорированием, потому что тошнит. Снова брести по улицам пешком, считать последние копейки в бумажнике, видеть нулевой счет на карте... Но обратная сторона - встреча с Сугуру. Даже если на самых простых и деловых основаниях, даже если вчерашний день был просто прекрасным сном, даже если сегодня чужие глаза не будут сверкать интересом и радостью. Сатору думает, что будет просто рад увидеть Гето вновь. Этого будет достаточно. Поэтому он поднимается с кровати, смотрит в зеркало на слегка покрасневшие белки глаз и принимает скорый душ, вытирая-вытирая голову полотенцами, стараясь высушить ее как можно скорее. Ведь фена, ожидаемо, нет. Скоро влезая в штанины брюк, защелкивая галстук на шее, Годжо думает, что этот краткий звон был похож на щелчок удушающего ошейника. На пять минут он останавливается напротив отражающей поверхности и размышляет, что, вероятно, не стоит ему залипать на чужого человека так сильно. Это ведь что-то вроде моральной измены? На уроках литературы пожилая учительница часто болтала на тему верности и покорности, описывала отсутствие преданности как тяжкий грех или что-то типа того. Но голубоглазый лишь кратко машет головой. Считает, что он сильнее навязчивых мыслей. Думает, что может позволить себе насладиться этими взглядами, ведь темноволосый наверняка просто забавляется или проявляет обычное дружелюбие. Вряд ли у Сатору есть шанс на что-то, да и тем более, вдруг Сугуру вообще нравятся девушки! Возможно, он уже в отношениях. Так или иначе, когда-нибудь белобрысого снова уволят, они разойдутся навсегда и даже дружить не смогут, ведь старший Фушигуро просто не позволит дальнейшей коммуникации, как и со всеми остальными знакомыми. В конечном итоге Годжо снова не окажется нужным никому, кроме одного ворчливого школьника. Поэтому. Щелчок выключателя. Лучше. Шелест обувных шнурков. Просто. Звон ключей. Наслаждаться. Шаги по лестнице. Моментом. Сигаретный дым. Что? — Ох, доброе утро, Сатору! Я боялся, что вы уже вышли и я не увижу вас раньше, чем доеду до офиса. — Стоящий сбоку от подъездной двери мужчина легко улыбается, подобно летнему вечеру. — Но, как вижу, мне повезло. — Сугуру стряхивает пепел с сигареты в стоящую рядом мусорку, а после тушит и выкидывает почти докуренный бычок. Блондин просто замирает на месте, темные очки неудобно сползают по носу от наклона головы, но не падают. Человек слева сверкает аметистовыми глазами так ярко, что будто намеревается ослепить всех в радиусе как минимум десяти метров. Легкий ветер раздувает черные волосы слабо, заставляет их еле-еле трепыхаться, приподнимаясь от лопаток и опускаясь обратно. В лучах солнца слегка отблескивают черные серьги-плаги, а в одной из рук находится большой картонный стаканчик, из которого доносится сладковатый запах свежего кофе. Он что-то говорит, но Годжо слышит плохо, не может разобрать происходящее, замечая недалеко стоящую черную машину начальника. Что-то случилось? Голубоглазый прищуривается сосредоточенно, вглядываясь в лицо собеседника, пытаясь вычислить следы негативных или тревожных эмоций, но видит лишь умиротворяющую радость. А, хотя, нет, вон вроде улыбка сменилась на обеспокоенное выражение! Точно, что-то произошло! И замолчал, кажется. Сатору наклоняет голову вбок, пытаясь предугадать варианты произошедшего. — Сатору? Что-то не так? — Гето слегка приподнимает бровь, в очах мелькает огонек встревоженности, он неловко двигает свободной рукой и медленно кладет ее на плечо секретарю. — Если вам плохо, я могу... В ту же секунду белобрысого прошибает осознание: он даже не поздоровался. Просто впал в оцепенение из-за удивления, а позже начал себя накручивать и искать предлоги, гадать-гадать и думать-думать. Потому и упустил самый вероятный вариант произошедшего - Сугуру мог приехать ради него, просто так. Хотя, конечно, в подобное совершенно не верилось, ведь скорее огромный метеорит упадет на весь их офис, чем кто-то (а особенно Гето) приедет за Сатору. Но парень быстро реагирует на теплое прикосновение, слегка встрепенувшись, он все же обращает взгляд в глаза напротив, решив наконец ответить. — Я, ой, все в порядке! Я просто немного удивился и завис, извините... — Блондин растерянно улыбается, старается казаться максимально естественным. И либо это работает, либо Гето просто не показывает, что понял обман. — Вы же что-то говорили? Я кажется, прослушал. — Рука сама тянется поправить очки, ведь везде могут быть чужие глаза. И, по-хорошему, этого темноволосого красавчика тут быть не должно. Как и вчера не должно было. — Ох, всего лишь подумал, что мог бы подхватить вас по пути на работу, вы ведь своим ходом добираетесь. — Гето случайно бросает взгляд на одну из своих рук, в которой сейчас удобно лежит стакан. — Ну, еще я купил нам кофе, встретить вас с пустыми руками было бы неловко. — Мужчина немного отводит взгляд, будто смущаясь, но скоро возвращает его на место, смотря прямо в глаза. Руку с плеча не убирает, но стакан протягивает, молча предлагая взять. — Ветер слегка холодный, в пиджаке не мерзните? — Нет. — Сатору мнется с ответом, все еще не может переварить все происходящее в верном ключе. Рассеянно забирает напиток, но потом догоняет мысль. — Но это же я должен ждать вас около кабинета со стаканом горького кофе, разве нет? Ну, либо же, где-то на первом этаже... Или... — Годжо резко замолкает, когда пальцы на его плече слегка сминают ткань пиджака. — Не должны. — Темноволосый обдумывает ответ, заметно прикусывает щеку с внутренней стороны. — Не нужно приносить мне капучино каждое утро, Сатору. — Он снова слишком акцентирует внимание на имени. — Делайте это только тогда, когда можете и хотите, я не хочу, чтобы вы стали образом стандартного секретаря, давайте договоримся об этом. — Гето барабанит пальцами по плечу смущенного парня, который уже мнется с ноги на ногу от таких действий. — Но это не значит, что не нужно делать то, о чем я вас прошу! — Хитро ухмыляется, убирая руку и смотря на часы. — Раз мы все обговорили, пойдем к машине? Годжо пытается разложить все по своим полочкам внутри головы, навести порядок в мыслях и дышать не так громко после переизбытка тактильности, о котором он мог лишь мечтать в розовых снах. Он чувствует слишком нестерпимое давление на переносице, будто очки сами просятся слететь с нее и больше не возвращаться на место рядом с этим человеком. Годжо не хочет скрывать от него глаза, которые слишком ярко горят всеми переживаемыми чувствами. Он быстро кивает и бредет за начальником к автомобилю, который после краткого нажатия какой-то кнопки на ключах уже заведено гудит. Блондин осторожно заползает в салон, закрывает дверь и вытягивает длинные ноги, бросает осторожный взгляд на лежащие на руле руки. Сердце отзывается очередным кульбитом при виде этого черного маникюра, срывается ниже и ниже, теряясь где-то в стенках кишечника. Парень обращает внимание на слегка затемненные окна и с внутреннем облегчением стягивает очки, цепляет их душками к воротнику рубашки, чуть отодвигая галстук, который иначе не дал бы аккуратно провернуть шалость. Медленно промаргиваясь, отмечает, что без мрачных стекол мир гораздо ярче и привлекательнее, в него хочется смотреть глубже, чтобы разглядеть каждую деталь окружения. Сатору обращает внимание на стакан в своей руке и недоверчиво принюхивается, стыдится спросить о наличии сахара, а потому надеется выяснить его количество на нюх. Но его опережают. — Карамельный с пятью пакетиками сахара, больше мне не дали. Но в бардачке есть леденцы. — Гето вновь слабо улыбается и тянет руку к ящичку напротив Годжо, случайно задевает локтем чужие колени, заставляя Саторовы уши заливаться алым. Бардачок открывается с глухим щелчком, внутри стопкой лежат какие-то бумаги, разложенные по файликам разных цветов. Прямо на них расположился целлофановый пакет с разноцветными карамельками в полосатых обертках, на котором красуется наклейка, отображающая дату покупки и логотип кофейни. Ей значится сегодняшнее число. Беловолосый паренек внутренне кричит, но решает виду не подавать. Мужчина убирает руки, но автомобиль с места не двигает. Кивает головой в сторону пакетика, как бы говоря, что можно взять и покопаться. Паренек долго не думает, ставит кофе в подстаканник слева и быстро достает кулёчек со сладостями, запускает руку в пучину конфет в радостных упаковках. В пакетике все пестрит яркими красками, круглые леденцы перекатываются в руках, демонстрируя глазам маленькие наклейки со вкусами на фантиках. Долго думая и глотая слюни, Сатору выбирает розовую конфетку со вкусом клубники, смотрит на нее почти дикими глазами, какими пялится голодный хищник на добычу. Голубоглазый осторожно убирает пакетик обратно и закрывает ящичек, разворачивает обертку слегка дрожащими пальцами и с удовлетворением вдыхает химозный ягодный запах, разлившийся по салону. Долго думать не хочет, а потому резво отправляет в рот леденец, перекатывает его за щеками, щурится, а после мычит и откидывается на сиденье, не замечая удивленного фиолетового взгляда. — Сладко! Просто ахриненно, спасибо, Сугуру! — Сатору поворачивает голову и смотрит на мужчину сверкающими от восторга глазами, кажется котом, который получил все, что ему нужно и дополнительно под солнышком повалялся. Гето невольно залипает на это довольное лицо. Он тонет в бездонной пучине ледяных, но таких теплых глаз, которые сверкают искренним довольством изнутри. Чувствует себя Титаником, что напоролся на айсберг посреди недружелюбных вод, но, в отличие от печально известного экипажа, Сугуру не против захлебнуться или замерзнуть до костей, если местом его кончины станут эти омуты. Он расцветает душой, когда видит приподнимающиеся уголки губ, блестящие от сладости конфеты. Безумно хочется потрепать парня по пушистым волосам, которые снова лежат безобразно, но невообразимо красиво. Хочется ощутить их мягкость пальцами, перебрать прядки, может быть запомнить текстуру. Но он не может позволить себе подобное действие. Понимает, что уже является огромным везунчиком, раз Сатору не воспринял его умыслы как что-то неуважительное и продолжает мило болтать благодарности, разгрызая очередное кондитерское изделие и запивая его этой приторно-сладкой дрянью. Темноволосый знает, что запомнит эту улыбку навсегда, отложит ее в самый дальний уголок сердца и разума, откуда не сможет выкрасть никто. Сохранит только для себя, эгоистично будет вспоминать всегда, когда захочет. Но останавливаться на этом не хочется. Хочется продолжать оказывать маленькие знаки внимания и окружать бестию заботой, чтобы видеть этот космос в глазах как можно чаще, баловать Годжо так, как не балуют самых желанных детей. Мужчина решает, что перерыв на потребление убойной дозы сахара завершен, раз прямо сейчас голубоглазый борется с самим собой. Он осторожно прибрал пакетик в бардачок, закрыл его, а сейчас бросает на ящичек косые взгляды, покусывает губы, с прищуром прихлебывает остатки напитка. Темноволосый издает тихий смешок, чувствует очередной подъем шаловливости в крови, вызванный такой беззаботной сценой. Хочется снова немного поиграть. Сугуру хочет сделать это ненавязчиво, а потому медленно вжимает педаль газа, начинает выезжать со двора в направлении рабочего здания. — Пристегнись. — Гето бросает это обыденным тоном, но позволяет крохам хитрой интонации пробраться в единственное сказанное слово. Собеседник явно это заметил, иначе бы молчание не длилось больше десяти секунд. Господи, Сугуру, ты еще и считаешь? — Ты тоже. — Годжо больше ничего не говорит, но акцентом дает понять, что предложение переступить единственную хлипкую грань принял. Что-то вроде пересеченной линии фронта, выхода на заминированное поле, на котором в добавок постоянно стреляют со всех сторон света. Либо же надвигающийся цунами, не дающий шанса выжить никому. За окном тягуче ползут жилые дома, маленькие магазинчики, одетые в желтеющие листья деревья, бредущие по своим делам люди. Жилые районы давно не спят, но все еще чудятся бессмысленно медленными и спокойными, словно заторможенными. Однако ленивая дорога длится от силы минут пять, потому совсем скоро, путем ловких оборотов руля и вжатия педали газа, Сатору замечает сменившиеся виды, означающие одно - они выехали на самые оживленные улицы. По главным, многополосным дорогам, автомобиль плетется медленно, а с каждым проеденным метром остановки становятся все дольше по продолжительности. Сугуру что-то скролит в телефоне, при этом его лицо не показывает испытываемых эмоций от слова совсем. Просто сидит и молчит, тупя спокойным взглядом в экран. — Ну, получается, у нас теперь традиция застревать на пути к рабочему месту. — Мужчина отрывается от мобильника и озорно улыбается, не злится, лишь нервно стучит пальцами по обивке руля. Сатору непонимающе хмурится и в немом вопросе наклоняет голову в сторону, изучая лицо брюнета, пытаясь понять произошедшее быстрее, чем тот наконец сообщит. От таких слов становится слегка неловко и тревожно, не хочется допустить второй вероломно прогулянный день, приближая дату своего увольнения. Ведь, даже если они прошлепали офисные часы вместе, это все еще не-... — Где-то там кто-то в кого-то вмазался, поэтому хрен мы с тобой сдвинемся с места, пока их с дороги не отодвинут или самые инициативные не найдут пути объезда. — Монолог водителя резко вырывает успевшего задуматься парня из своих мыслей, заставляет вернуться в реальность, к этому чуть насмешливому взгляду с далекими огоньками нежности в пятистах метрах на глубине глаз. Блондин неловко кивает, обдумывая неутешительный факт - второй рабочий день снова идет по пизде, хотя так хотелось провести его нормально, начать раскусывать всю эту офисную муть, показать свои навыки в лучшем свете. По итогу приходиться лишь надеяться, что завтра все точно пойдет так, как должно. Годжо успевает подумать, что, возможно, удача покинула его, но ведь вторые сутки подряд парень застревает невесть где не один, так что можно ли считать это за невезение? Вопрос спорный. — Знаешь, Сатору, я хотел перед тобой извиниться? — Вопросительная интонация горечью оседает на кончике языка, зеркалится непониманием в глазах напротив. — Ну, когда мы увиделись в парке. С моей стороны было неправильно сбегать сразу после приветствия, но с тобой кто-то был и я подумал, что мог вам помешать. — Правда вылетает из горла пусть не в чистом виде, но близком к нему. Безобидные недомолвки не равняются вранью, а значит не несут в себе разрушения. Молчание, подобное цветному хрупкому витражу, разбирается стекольной крошкой резко, со звоном, выставляя виновником скучающе развалившегося на водительском кресле мужчину. Тот, откинув шею назад, повернут лицом к собеседнику. В очах брюнета плещется море вины, облизывает пенящимися волнами фиолетовую радужку, но не переходит в цунами, только тревожно бьется о прибой. Сатору не может найтись с ответом, он растерянно смотрит вперед, не в силах подобрать слова. Сказать что-то вроде "ой, ничего страшного, меня потом просто отпиздил один мудак!" или "лучше бы ты остался", а еще лучше - "правильно, что ушел, могло быть хуже" совершенно не является лучшим продолжением диалога. Цепочки вероятностей возможных исходов разговора складываются в разуме быстро, пролетают скоростным поездом, заставляя мозги работать усердно, чтобы учесть максимум обстоятельств. Одно единственное решение кажется верным. — Ничего страшного, я тогда даже не успел обдумать произошедшее. — Годжо тупит взгляд, но, собравшись, поднимает лицо, спокойно улыбаясь и щуря глаза. — Просто прошелся со своим старым знакомым. Ложь режет слух. И Сугуру знает, что блондин сейчас врет, намеренно скрывая детали своих отношений. Но мотивы разобрать не может, слегка напрягается. Однако в глубинах души довольно рычит зверь-собственник, тянет когтистые лапы и заточенные клыки к духу этого светлого паренька, желая вгрызться в шею, чтобы остался след. Желает отпугнуть всех запахом, оставшимся на блондине, не подпускать никого и никогда. А Сатору, пусть и неосознанно, но тешит это порочное чувство своими недоговоренностями, хотя и заставляет рациональную часть разума бесконечно размышлять. И Гето просто чувствует себя сумасшедше бестактным, понимает, что если видел бы со стороны эту сцену - давно бы отпиздил свое же тело, вдолбил бы в голову то, насколько он ужасно себя ведет, переступая через давно выстроенные принципы личных границ и долгих путей к доверию перед тем, как подползти к таким разговорам. — Вот как! — Темноволосый медленным движением чешет шею, оттягивает воротник рубашки ненавязчиво, быстро кладет руку обратно на свое колено, но ни разу не сводит взгляда с ярких потусторонне-голубых радужек секретаря. — Подумал, что это может быть твой партнер, а я вероломно вклиниваюсь в ваше свидание. Показалось, что заметил между вами переживание. — Колония машин впереди движется на пару метров, поэтому Гето слегка отвлекается, чтобы подвинуть транспортное средство и снова зависнуть в строю на неопределенный срок. Не замечает, какой паникой сверкнул взгляд Годжо, на секунду забрав с лица всю выдержку и оставив полную растерянность на этот момент. — Нет, я... У меня никого нет. — Сатору говорит полушепотом, слегка смущается от таких слов, они кажутся непривычными, но плывут по воздуху правильно, достигая ушей чуть ухмыляющегося водителя. — И у меня. — Сугуру чуть пугается, когда с языка срывается неконтролируемая реплика, которую он вообще не собирался произносить. Просто подумал, а в итоге высказал мысли в пространство. Годжо еле заметно встрепенулся, поворачивая голову к окну и сжимая взмокшие ладони меж колен. Никто из двоих не решается что-то говорить, ведь любая фраза может стать лишней, нагоняющей еще большую неловкость. Тем более, процессия впереди начинает совершать продвижения все чаще, а вскоре возвращается более-менее стабильное движение. Остаток пути проходит молчаливо, слышится лишь тихая музыка из радио и всплывающее моментами щелканье поворотников. Каждый прибывает в своих мыслях, глотает их подобно мутной воде, соглашается с пороками своей души и мыслит над дальнейшим будущим. Хотя бы ближайшем. Под мерное гудение мотора Сугуру пытается понять поступки белобрысого вихря, но осознает, что у того в голове вообще отдельный мир, будто бы, который хрен разберешь даже за год. Он не злится, не опускает руки, ощущает лишь зарождающееся в груди чувство соперничества с неизвестным собеседником из бара. Гето уверен, что из этой битвы он выйдет победителем.

***

Покинуть затягивающие щупальца своих дум приходится лишь тогда, когда полностью заглушается любое гудение уже не работающего авто. Прекращается легкое покачивание, из радио больше не поют, ворчание двигателя больше не доносится до ушей. Все прекращается с маленькой тучкой поднявшейся от торможения пыли. За пределами машины блестят панорамными окнами деловые здания, приветливо отражает солнечные лучи и то, куда двое мужчин идут неторопливыми шагами. Сатору следует рядом с Гето, все еще оглядывается по сторонам слегка завороженно, знает, что надо привыкнуть буквально ко всему. В этот раз человек за постом охраны не косит подозрительные взгляды, не вскидывает брови с напрягающим выражением лица. Он спокойно отрывается от какой-то утренней газетенки с занудными кроссвордами и уважительно кивает, позволив себе что-то вроде вежливой, но ленивой улыбки. Сугуру пропускает блондина вперед, удовлетворенно поднимает подбородок, когда турникет без проблем считывает пропуск нового сотрудника и распахивает пластиковые створки. На этот раз они будто бы мысленно договариваются, решив пройтись по лестнице до нужного восьмого этажа. Может и высоко и муторно, но второй день подряд забегать в лифт, который успел обрасти ассоциациями с камерой заключения, не хочется. Поэтому они спокойно бредут по мраморным ступеням в полной тишине. Брюнет не задает вопросов и, кажется, не считает нужным что-либо говорить, а Годжо просто не хочет разрушить хрустальные замки спокойствия каким-нибудь неосторожным словом, тем более сейчас оно и не нужно. Поэтому он просто подмечает, как мужчина справа ведет рукой по железному перилу, почти не прикладывая ладонь, касаясь невесомо, будто только из-за каких-то своих убеждений. Ближе к концу подъема колени отдаются едва заметным напряженным откликом, но к тому моменту двое офисников уже стоят около дверей, ведущих с лестничной клетки на основную часть этажа. Неожиданно, Гето осторожным жестом кладет руку на плечо секретаря, держит ее там буквально секунды две, а потом убирает, проходя вперед и придерживая для Сатору дверь. Сам блондин перетаптывается с ноги на ногу, но решает не реагировать заметно, не позволять этому маленькому замешательству просочиться из внутреннего в реальный мир. Работники продолжают свой путь по скучным серым коридорам. Голубые глаза изучающе осматривают самые обычные стены, которые изредка украшены картинами для разбавления обстановки. Конечно, он был здесь в самый-самый первый день знакомства с начальством, но у него и не возникло мысли осмотреться, чтобы запомнить место, где, если повезет, он будет работать. Единственное, что отложилось в памяти Годжо, это множество людей, преимущественно девушек. Сейчас же этаж был абсолютно пуст, а потому возникла догадка - все эти прекрасные создания были его конкурентками, а не работницами компании. По спине проползали чуткие клешни паники при мысли, что каждый день он будет один бродить по этим коридорам, секретари же вроде постоянно снуют туда-сюда, выполняя просьбы босса? А быть одному в этих лабиринтах было жутко до капли холодного пота на лбу. Казалось, что за любым поворотом парня может поджидать что угодно. В таких пространствах интуиция шалила против своего хозяина, срывалась, как бешенная стрелка часов, бегущая то в верном, то в противоположном направлении, выдавала ложные предчувствия. Но путь до кабинета с серебряной табличкой и каллиграфической надписью "Сугуру Гето" занял куда меньше времени, чем показалось голубоглазому. Поворотов и путей тоже было не так много, всего лишь несколько метров вперед и несколько шагов за угол, а теперь они стоят точно у цели, пока брюнет проворачивает ключ в замке и распахивает кабинет. Проходит, отточенным движением цепляет пальто на вешалку, замечает вздрогнувшего от свежей прохлады Сатору краем глаза и прикрывает форточку, оставленную на ночь. Все происходит в полной тишине и голубоглазый чувствует на сердце тепло, ведь сейчас он точно наблюдает какой-то маленький, понятный только Сугуру, ритуал, без которого рабочий день не начнется правильно, а вселенная обязательно схлопнется. Мужчина аккуратными движениями открывает ящики стола, достает какие-то бумаги и с завидным вниманием осматривает печатные строчки, мелко кивает своим мыслям. Нельзя сказать, что, например, те же последние сутки Гето не думал о работе для своего нового помощника. Несомненно, много времени он провел в своих мыслях и теориях, но ограждать дела офисные и личные Сугуру научился уже давно, примерно тогда, когда впервые пришлось перестать притягивать глупые причины для увольнения крайне неприятного коллеги, который, увы, являлся слишком ценным сотрудником и специалистом своего дела. Поэтому брюнет решает, что после девяти утра каждого буднего дня он будет переключать тумблер на режим "дотошный начальник" даже в отношении Сатору. Никаких исключений. Гето бросает быстрый взгляд на бумаги, еще раз удостоверяется в том, что выбрал нужные документы. Он плавным шагом проскальзывает мимо блондина к выходу из кабинета, оборачивается, смотрит серьезно, наклоняет голову в сторону коридора, показывая, что пора идти дальше. Годжо его понимает и без сомнений делает пару шагов в сторону длинного прохода, готовясь идти дальше. Но Сугуру лишь тихо хихикает, заставляя того обернуться с вопросом в глубоких голубых глазах. — Далеко же ты собрался. — Лицо мужчины выражает неприкрытую насмешку, но не грубую или издевательскую, а какую-то нежную, от которой хочется смеяться над своими косяками вместе. — Далеко от меня тебе сидеть не надо, нам сюда. — Большим пальцем правой руки он показывает на стеклянную дверь чуть левее, чем ровно напротив своей собственной. На ней не виднеется каких-либо табличек, лишь холодным отблеском металла бросается в глаза продолговатая овальная ручка. Также заметны закрытые с той стороны жалюзи, видимо, чтобы прозрачность стекла не показывала всем и каждому происходящее в кабинете. Сатору немного содрогается при мысли, что единственный защитный механизм может потребоваться поднять в любой момент, ведь в таком случае он точно почувствует себя запертым в пузатом телевизоре, который еще и выставлен на витрине магазина на самой шумной улице города. Он немножко мнется, ведь факт наличия собственного рабочего помещения повышает градус неуверенности достаточно значимо, случаясь впервые. Но Годжо несколькими неторопливыми шагами приближается к двери, осторожно жмет на ручку, распахивая ее. Скудное, но светлое оформление приятным мазком отпечатывается в мозгу, откликается тихим "слава богам не желтое" и мыслями о том, что в будущем стоит прикупить каких-нибудь декоративных штуковин для закомфорчивания своего нового рабочего пространства. Перед глазами будто возникают образы стоящего в углу горшка с высоким папоротником и множественные мотивационные плакаты с котиками на стенах. Гнусным перезвоном всплывает понимание того, что большую часть своей зарплаты придется отдать на ставки, при этом отложив крохи денег на еду. Однако, пусть это и удручает, но совершенно не отбивает желание мечтать и прикидывать возможные апгрейды кабинета. Выходя из транса дизайнера-любителя, парень подходит к рабочему столу, с восторгом оглядывает монитор компьютера, прощелкивает пару клавиш черной прямоугольной клавиатуры, тянется к системнику, включая устройство. Перед глазами разворачивается рабочий стол, выглядящий совершенно пустым, но при этом мелькающий дружелюбным "добро пожаловать!" Про себя Сатору замечает, что пусть васильки на обоях смотрятся чудесно, но заменить их надо будет на что-то менее серьезное и скучное. Из приложений имеются только самые обычные рабочие программы из линейки microsoft и парочка браузеров на выбор, одним словом - стандартная офисная скукота, включая пустые папки с лаконичными названиями вроде "отчеты", "копии", "статистика" и далее по бесконечному серому списку. Осмотревшись вокруг и подметив каждый миллиметр своего нового кабинета, Годжо обратил внимание за стоящего напротив стола мужчину, который все это время спокойно молчал и наблюдал за любопытством секретаря. Беловолосый неловко улыбается и кивает, показывая, что он закончил изучать пространство, а потому готов слушать указания внимательно. Сугуру же легким движением отправляет документы на поверхность стола, пододвигая их ближе к собеседнику. — Смотри, там выписаны стандартные зарплаты всех сотрудников за прошедший месяц, а также вычеты за пропавшие дни и надбавки за дополнительные часы. — Сугуру трет переносицу, чуть хмурится, явно ощущая трудности от необходимости объяснять то, чем ранее занимался сам. — Всякие премии тем, кто в топ попал... Вот. Тебе нужно все это перенести в табличку к концу сегодняшнего дня, вывести там итоговые выплаты. — Он немного смущенно кашляет в кулак, стыдится своей топорности, но все же старается накинуть серьезного вида, поднимает взгляд на рассматривающего бумаги парня. Сатору неопределенно мычит. — Да, понял. — Годжо понятливо раскладывает учеты на столе, подмечая, что большая их часть вообще написана от руки. Его глаза теряются в рамках монитора, мышка в руках издает щелчки в такт хаотичным движениям пальцев по клавиатуре. Парень на секунду поднимает взгляд и учтиво улыбается, снова теряясь в пиксельном свете перед глазами. — Я успею к вечеру, без проблем. И Сугуру ушел. А вместе с ним, казалось бы, за двери кабинета улетучились как оставшиеся утренние, так дневные часы офисных суток. Годжо знал себя, а потому не удивился, когда по окончанию кровавых сражений с экселевской таблицей на компьютерных часах пробило пять, а в голове при виде заветных цифр будто бы повзрывались маленькие хлопушки, засыпав белые волосы цветными конфетти. Когда Сатору дописывал последнюю формулу, что точно пожрала его оставшиеся нервные клетки, а также чудесным нажатием выносил вердикт по зарплате для какого-то неизвестного сотрудника, до ушей долетел осторожный шум открывающейся двери, за которым последовали шуршащие шаги. — Сатору, ты закончил? Я вспомнил, что ты не знаешь, куда все это чудо отправлять. — Мужчина обходит мебель, становится за спиной и чуть нагибается к правой стороне, рассматривая цифры на экране. — Я покажу? — Конечно! Беловолосый смущается от чужой близости и заметно краснеет, когда улавливает носом уже знакомый, выбивающий из колеи хвойный запах. Годжо не придумывает ничего лучше, чем прикрыть ребром ладони нижнюю часть лица, изобразить глубокую задумчивость, параллельно надеясь, что это поможет скрыть румянец. Гето же так и стоит, невозмутимо щелкает мышкой, наклоняется еще ближе, когда щелкает на клавиатуре адрес своей рабочей электронной почты, бегло оглядывает монитор, все же отправляя файл. Когда мужчина отдаляется, блондин чувствует противоречащие друг другу облегчение и сожаление, сглатывает ком в горле, поднимая взгляд, чтобы выглядеть увереннее. — Ну, теперь точно найдешь что и куда. — Сугуру снова хитро улыбается, его аметистовые глаза источают полное довольство собой. — Я подожду тебя на улице. Сатору шокировано смотрит на чужую удаляющуюся спину, на болтающийся в руках брелок с ключами от машины и на разлетающиеся при ходьбе полы верхней одежды. Сердце все еще бешено колотится, когда дверь издает хлопок, уведомляющий о накатившем одиночестве. Собирается он быстро - собирать толком нечего. Выключает компьютер, гасит свет, закрывает кабинет, пару секунд пялит на ключ в руке и, борясь с непривычным волнением, закидывает его в карман пиджака. Отточенным движением цепляет на переносицу темные очки, ведь до автомобиля нужно добраться так. Ведь мало ли что. Может быть опасно. Во время ходьбы по коридорам, во время вглядываний в пустые двери, во время спуска по лестнице, вплоть до выхода на улицу его пожирает тревога. Охранник прощается мило, дежурно улыбаясь и бросая "до завтра", что Сатору тут же зеркалит, машет рукой наивно, выходя из здания и вдыхая бодрящую прохладу осеннего вечера. Нос тут же немного краснеет, подмерзает нежная кожа от исчезновения тепла, что царит в границах стеклянного здания. Он находит Сугуру буквально у входа, около незаметной черной урны, куда тот выбрасывает докуренную сигарету. Рецепторы чуть сводит от концентрации табачного дыма, потому беловолосый едва заметно морщится, но все же улыбается, наверняка сверкая своими лазурными очами за стеклами аксессуара. По пути до дома парня они уютно молчат, постукивая ступнями или пощелкивая пальцами в такт мелодии, льющейся из радио. Прощаются обычно, но видят приятные эмоции друг друга до тех пор, пока Годжо не скрывает взгляд под непроницаемыми линзами очков, хотя во время поездки они мирно покоились на воротнике. Сугуру думает, что это странно, ведь солнце уже не светит так ярко, чтобы приходилось от него защищаться.