Arranged | Fred Weasley

«Мой каменный дом, твой плющ растет, и теперь я весь в тебе»

– Тэйлор Свифт.

***

В течение следующих дней Лилит проводила время после работы, ухаживая за больным Фредом. Как она и предполагала, ее мать отравила его специальным ядом, вызвавшим грипп, и даже если она уже несколько раз заверяла его, что он на самом деле не умрет, Фред все равно слишком драматизировал ситуацию в свою пользу. Однако, они оба также устанавливали некоторую дистанцию между собой, чтобы защитить себя от очевидного пламени влечения, которое они чувствовали. Фред все еще колебался всякий раз, когда Лилит обращалась к нему с нежеланием причинить ему вред, потому что, в конце концов, в своем нынешнем состоянии уязвимости он отдавал свою жизнь в руки врага, а Лилит отбрасывала свое собственное эго и заботилась о человеке, который все свои подростковые годы невероятно стремился выставить их соперниками. Если бы, кто-нибудь сказал, кому-нибудь из них, что Лилит Арамбелла будет готовить супы и давать лекарства истощенному Фреду Уизли, который едва мог самостоятельно стоять на ногах, оба, вероятно, подумали бы, что этот человек сошел с ума, и такая ситуация никогда не могла случиться даже в их самых смелых мечтах – правда заключалась в том, что этот новый мир, в котором они жили, раскрывал те их грани самих себя, о которых даже они сами раньше не подозревали. Фред, для которого пребывание в постели весь день вынуждало его развлекаться размышлением, думая снова и снова, счел эту ситуацию какой-то даже меланхоличной. Все эти годы он заставлял себя ненавидеть Лилит, возводить все возможные барьеры между ними двумя – сначала из-за глубокой ненависти, которую семья Пруэтт испытывала ко всем Снейпам, а затем из-за ее предательства, заставляя себя идти против всего, чего он желал больше всего на свете. Он никогда не влюблялся, он всегда был слишком свободной душой, чтобы делать это, слишком сосредоточен на веселье и наслаждении настоящим днем, чтобы даже думать о том, чтобы отдать кому-то свое сердце, которое все еще училось биться, но он встретил одержимость и страсть с Лилит Арамбеллой самым глубоким и диким способом, который только можно себе представить. Меланхолия захлестывала его сердце всякий раз, когда он смотрел в глаза Лилит и думал обо всем, что, если бы это приходило ему в голову – что, если бы я не заставлял себя ненавидеть тебя? Что, если бы я раскрыл тебе объятия до начала войны, ты бы все равно сломала меня? Что, если бы Волдеморт не победил, решил бы я, наконец, стать свободным и полюбить тебя? Что, если бы я был кем-то другим, и ты была бы кем-то другим, в другом мире, без обязательств, без груза на наших спинах, без прошлого, только ты и я? Он даже не заболел, его разум дал ему отдых. Он больше не был тем пятнадцатилетним мальчиком, который любил возиться с Лилит только ради того, чтобы увидеть ее злой и угодить тому голосу в своей голове, который говорил ему ненавидеть ее, теперь он был двадцатилетним мужчиной, который не знал, что делать с женщиной перед ним, с чувствами, которые она вызывала в нем, с этим всепоглощающим и тяжелым ощущением в его сердце всякий раз, когда он был вынужден напоминать себе, кто она и кто он. Пока он был в своей комнате, смотрел в потолок и чесал живот, будучи без рубашки, из-за чертовски жаркой обстановки в этой комнате. Он знал, что в комнате, на самом деле, не было тепло, это был просто результат гриппа, и он также знал, что Лилит отчитала бы его, если бы увидела, что он не под одеялом. Словно он призвал ее своими мыслями, дверь его спальни открылась, и появилась Лилит с парой таблеток, бутылкой воды и маленькой миской с нарезанными свежими фруктами. Она ступила прямо на порог, когда заметила, что он лежит на кровати, подвергая свое уязвимое состояние здоровья воздействию холода в комнате. Она моргнула и вздохнула. – Я отказываюсь тебе что-либо говорить, если ты все равно собираешься делать все, что, черт возьми, захочешь, – пробормотала она, входя в спальню, закрывая за собой дверь и оставляя миску на тумбочке рядом с кроватью. Фред фыркнул. – В этой комнате невероятно жарко, Арамбелла. Дай мне умереть счастливым. – Да, может быть, потому, что у тебя гребаная температура? На самом деле на улице три градуса, Уизли, но если ты хочешь получить осложнения, то это твоя проблема, а не моя, – ответила Лилит, хватая несколько одеял с кресла перед кроватью Фреда, чтобы привести их в порядок и разложить по местам. – Я все равно умираю, – пожал он плечами, глядя в окно на дождливый и слегка заснеженный пейзаж. Лилит закатила глаза. – В миллионный раз повторяю, ты не умираешь. Она была не против позаботиться о нем, даже если это делало ее график еще более плотным, чем обычно, но это противоречило тому, что подсказывал ей разум, потому что она чувствовала себя точно так же, как Фред. Из-за своей истории, из-за того, что ее прошлое всегда было для нее кровоточащей раной, которая заставляла ее возводить эмоциональный щит вокруг своих чувств, Лилит не позволила себе ещё больше открыться Фреду. Это было непросто, Фред медленно разрастался в ней, как плющ на камне. Но, всякий раз, когда Лилит смотрела на него, она не могла не вспоминать, что между ними ничего не должно было быть, ни дружбы, ни тем более чувств, только соперничество и презрение. Она должна была хотеть ненавидеть его, держать подальше от себя, причинить ему столько же вреда, сколько он причинил ей в прошлом, но правда была в том, что единсивенное, чего хотела Лилит – это перерезать нити вокруг нее, сорвать этот эмоциональный щит и вдохнуть хоть раз, вдохнуть его, почувствовать его. Как и он, Лилит не могла не перебирать в уме все "что, если" – что, если бы ты знал правду обо мне? Что, если бы мы могли начать все сначала? Что, если бы я никогда не была Лилит Арамбеллой, дочерью Снейп, а ты никогда не был бы Фредом Уизли, сыном Пруэтт, влюбился бы ты в меня так, как я почти влюбилась в тебя? Что, если бы ты был кем-то другим, и я была бы кем-то другим, в другом мире, без обязательств, без груза на наших спинах, без прошлого, только ты и я? Но Лилит глубоко ненавидела эти мысли за их невозможность и не сосредотачивалась на действительном в своей реальности, в своей жизни, потому что это была просто душевная пытка, скрытая как форма бегства от этой же самой жизни. Взгляд Фреда переместился с нее на короткую темно-красную юбку, которую она носила вместе с черным джемпером с высоким воротом, и он тут же ухмыльнулся. – Тебе не холодно? – он поддразнил ее. – Я надела колготки, – сказала она, ущипнув ткань на ногах, чтобы Фред мог видеть тонкую ткань, соответствующую цвету ее кожи. Но он не мог не смотреть на ее ноги – даже пытаясь увеличить расстояние между ними, Фред не мог отрицать, насколько сильно он желал ее, насколько чертовски красивой была каждая частичка ее тела в его глазах. Фред считал Лилит настолько красивой, что был уверен, что если бы она родилась в средневековье или древности, ее лицо было бы запечатлено на одном из этих классических и неподвластных времени произведений искусства какого-нибудь влюбленного художника, за которым охотятся, чтобы будущие поколения, столетия спустя, почитали и восхищались им, чтобы мир никогда не забыл, что нечто столь прекрасное когда-либо существовало. – Мои глаза здесь, наверху, ты знаешь? – Лилит снова заговорила, с игривой ноткой в голосе, заставив Фреда снова посмотреть на нее. На ее лице была озорная ухмылка, а в лесных зеленых глазах был странный любопытный и ожесточенный взгляд. – Я не смотрел на тебя, – притворился он, только чтобы подзадорить ee. – Конечно, приятель, как скажешь, но вытри слюни со своего подбородка, – сказала Лилит. – Ты не возражаешь, если я включу музыку, пока буду читать? Наблюдая за Фредом и убеждаясь, что с ним все в порядке, Лилит обычно приносила несколько книг, чтобы развлечь их двоих. – Включай, чтобы мне не пришлось продолжать слушать твой ужасный голос, – пробормотал он, все еще улыбаясь. Она просто фыркнула, снова закатив глаза. Подойдя к тому месту, где стоял граммофон Фреда, она поставила одну из пластинок, которые раньше хранила в своей комнате, но оставила их тут вчера, по просьбе Фреда, чтобы он мог послушать «Wonderwall» Oasis, песню, о которой он слышал, как она говорила, много лет назад, когда они учились в Хогвартсе, и с тех пор она стала одной из его любимых песен. Почти сразу же тихая мелодия, соответствующая холодному, дождливому и осеннему виду из их окна, наполнила комнату. Фред сразу узнал голос одной из любимых певиц Лилит; американской блондинки-магглы, имя которой Фред забыл, но которая оставила в нем след, не только из-за ее голоса, но и легкой улыбки, появлявшейся на губах Лилит, и тем, как расслаблялись плечи девушки – как будто она сбросила с них тяжесть – всякий раз, когда она слушала эту певицу. Он был удивлен, узнав, что Лилит слушает маггловскую музыку, но, судя по тому, в каком секрете она хранила эти записи, и, как она включала их только тогда, когда они были вдвоем, Фред предположил, что ей приходилось слушать это в тени и скрытно, в моменты, когда она могла быть собой. Лилит села в кресло рядом с большим окном, занимавшим почти всю стену, и, свернувшись калачиком на своем месте, открыла книгу, довольно быстро погрузившись в нее, пока музыка лилась вокруг нее. Фред не мог отвести от нее глаз, хотя и пытался игнорировать теплое чувство в груди при виде нее. Не будучи в состоянии сосредоточиться на своей собственной книге – загадочной, которую ему порекомендовала Лилит и которая ему, по сути, начала нравиться, если не считать его талант не сосредотачиваться ни на чем более трех минут, – он притворился, что кашляет, привлекая внимание Лилит и заставляя ее встать и посмотреть на него, как он и планировал. – Ты в порядке? Хочешь воды? – предложила она ему, подходя ближе с обеспокоенным выражением лица. – Я умираю, Лилит. Я же говорил тебе, – сумел выдавить он. – Выпей немного воды и прими лекарства, которые я тебе принесла, это самые эффективные из тех, что я смогла достать, – ответила она, смягчая тон. – Они не работают, – Фред сделал вид, что надулся. – Тогда могу ли я чем-нибудь помочь тебе? – искренне спросила она невинным тоном, который растопил сердце Фреда. Продолжая свой маленький план, чтобы, по крайней мере, немного ощутить, на что должно быть похоже счастье, он схватил ее за запястье и потащил к себе на кровать, перекатившись, чтобы уложить ее под собой. Его грудь прижалась к ее груди, одна его нога оказалась между ее ног, а другая рядом с ее бедром, загоняя ее в угол. Фред ухмыльнулся, лаская ее локоны, рассыпавшиеся по его подушке, когда их носы соприкоснулись, и он с удовольствием заметил удивление на лице Лилит. Она фыркнула, мягко покачав головой, не в силах сдержать собственную улыбку. – Разве ты не был болен? – И я рад, что уже нет, – кивнул Фред низким шепчущим голосом. – Но есть есть кое-что, что ты можешь сделать. Лилит коснулась его губ своими, игриво, улыбаясь и заставляя их обоих почувствовать, как бабочки в их животах превращаются в ураган. Но именно Фред сократил расстояние, запечатлев ее губы в мягком, медленном и невинном поцелуе. И Фред мог поклясться, что никогда раньше не испытывал ничего подобного фейерверку, происходящему в тот момент в его сердце. В этот момент он узнал кое-что новое. Расстояние только подпитывало его чувства.