Ядовитые шипы рвали мою душу

      Непроглядная ночь. Лениво моргают уличные фонари, подмигивая редким прохожим и провожая единственным глазом тёмную, худощавую фигурку в капюшоне. Порывы холодного воздуха стараются стянуть с неизвестного элемент тонкой ветровки, но попытки обрываются завязыванием капюшона на шнурки. Ветер злится, завывает, грозит сбить с ног хрупкую фигуру и унести далеко-далеко. Вот только помощь в этом не нужна, он сам унесёт себя далеко-далеко, подальше от этого жестокого мира и чёрствых людей.       Хлопает тяжёлая дверь, по тёмным пролётам с разбитыми лампочками мельтешит чёрный силуэт, поднимаясь всё выше и выше. Брякает крышка чердака и всё вокруг затихает, словно погружается в ожидании чего-то… судьбоносного?       Тёмная фигура скользит по крыше дома и останавливается у самого края, снимая капюшон, показав хмурому небу перепутанные, перекрашенные в пепельный цвет волосы. Карие глаза смотрят на расстилающуюся внизу жизнь с отвращением и злобой. Но пухлые губы скривились в гримасе боли и отчаяния. А кулаки сжались в решительности. Как будто всё тело молодого человека противоречило самому себе, каждая часть жила своей жизнью. Голубую ветровку небрежно кинули на холодный бетон — она ему больше не понадобится. Звякнул серебристый браслет, повторив судьбу предыдущей вещи.       Несколько минут парень смотрел куда-то вдаль. Его глаза ни на чём не фокусировались, точно в них потух огонёк жизни. Сердце билось ритмично, не боялось, что через несколько секунд оно замолкнет навсегда.       Сильные порывы ветра бьют по лицу и холодят кожу. Теперь они словно пытаются остановить парня от неминуемой гибели, умоляя одуматься. Однако в голове лишь одна мысль: «Скоро всё закончится». Шаг в бездну и…       — Знаешь, мне всегда было интересно, насколько дерьмово жизнь поступила с некоторыми людьми, что они решаются на такой исход?       Нога замерла. Хозяин конечности не ожидал, что здесь кто-то есть помимо него. Пепельная макушка обернулась на хриплый голос, глаза прищурились, пытаясь выцепить среди мрака человеческую фигуру. Но неизвестный сам вышел к нему, уперев одну руку в бок, а в другой держа телефон со включённым фонариком. Перед пепельноволосым стоял красивый мужчина с ярко-жёлтыми волосами, чем-то похожими на солнце или на один из самый ярких уличных фонарей. На тонких губах играла сочувственная улыбка.       — Раз люди кончают жизнь самоубийством, значит, существует нечто, что хуже чем смерть. Поэтому-то и пробирает до костей, когда читаешь о суициде. Страшен не труп, лежащий в крови на асфальте, а то, что произошло в сердце за мгновение до этого. Так ведь?       Незнакомец ещё раз улыбнулся. Парнишка кивнул и сделал шаг назад, придвигаясь к нему.       — Я не буду говорить что-то вроде: «Хей, одумайся, жизнь прекрасна.» Мы же оба знаем, что это не так. Вместо этого давай сделаем вот что — ты можешь излить мне свою душу, а потом решай сам, что будешь делать дальше. Договорились?       Пепельноволосый кивнул.       — Тогда пойдём на чердак, не мёрзнуть же здесь, вернуться сюда ты всегда успеешь.       Парнишка послушно пошёл за незнакомцем с жёлтыми волосами. Они спустились на чердак и последний указал на две подушки от старого дивана, приглашая сесть. Парень кивнул и сел, поворачиваясь лицом к собеседнику.       — Что ж, как зовут тебя, пепелюшка? — ласково начал неизвестный.       — Галф Канавут. А тебя, ярко солнышко? — ответил в той же манере Галф, только без улыбки.       — О, шутить умеешь, это хорошо, такие люди мне нравятся. Рад знакомству, Галф. Я Мью Суппасит, будем знакомы. Хочешь начать или помолчим сначала?       — Начнём. Некогда ждать. Рассвет скоро наступит.       — Как тебе удобно, — просто пожал плечами Мью и навострил уши.       Галф вздохнул и начал:       — Всё пошло по заднице с шести лет, когда я пошёл в школу. Одноклассники смеялись надо мной из-за моего северного акцента и внешности, называя её женственной. Я рассказал матери, но она объяснила, что дети ещё маленькие и глупенькие, — Галф презрительно хмыкнул. — Но чем старше я был, тем становилось всё хуже и хуже. Я стал предметом для насмешек, меня могли толкнуть или ударить, облить водой или чем-нибудь похуже, в общем, отрывались как могли, — парень говорил пренебрежительно, но глубоко внутри карих глаз плескались боль и обида. — У меня образовались комплексы по поводу своего тела, речи, внешности. Родакам я ничего не рассказывал. Смысл? Всё равно они любят больше младшую сестру, чем меня. Ещё часто срываются на мне из-за проблем на работе или обвиняют меня в своих ссорах. Я… я чувствую себя бесполезным, беспомощным, ничтожным.       Горькая слеза потекла по мягкой щеке, остановилась у подбородка и упала на тёмные джинсы.       Длинные пальцы обхватили его тонкое запястье. Галф удивлённо поднял глаза, встречаясь с нежным взором и поддерживающей улыбкой. На душе потеплело. Его слушают, не игнорируют, не кричат. Он не пустое место.       — У меня начались проблемы с учёбой, — продолжил Канавут, успокоившись. — Из-за проблем в семье и с одноклассниками у меня не оставалось сил на подготовку, из-за чего пошли плохие оценки и выговоры от учителей. Родаков вызвала классная. Домой они пришли в бешенстве. Отец влепил мне пощёчину, а мать наорала, мол, какой я неблагодарный сын, у меня есть крыша над головой, еда, вода, от меня требуется лишь хорошо учиться, но даже этого я не могу сделать. Они посадили меня под домашний арест и наказали, что меня ограничат в пище и прогулках, пока не исправлю оценки. Я жил впроголодь, но оценки постепенно исправил, вот только меня даже не похвалили за это, наоборот, наорали, что я специально пытаюсь завести родную мать в гроб, — Галф тяжело вздохнул и закрыл лицо руками, прошептав:       — Я так устал. От всего. Устал бороться с родаками, устал рваться вон из кожи, дабы всем угодить, устал мысленно кричать, что мне нужна помощь, устал… жить, — последнее слово еле долетело до уха Мью, но он услышал и его сердце болезненно сжалось, горло перехватило от подступающих слёз. Этот мальчик слишком много пережил. Неужели не было ни одного человека, к которому он мог придти?       — Галф… У тебя есть друг, к которому можно придти за помощью?       Парнишка отрицательно покачал головой.       — Спасибо тебе, Галф, что поделился со мной своими переживаниями и мыслями, — Мью положил руку на ледяную ладонь, слегка сжав её.       — Я слабый? — прохрипели в ответ.       — Нет, что ты, нет, нет и ещё раз нет, — Суппасит даже головой замотал из стороны в сторону. — Ты не слабый, наоборот, ты нашёл в себе силы поделиться тем, что тяжёлым грузом лежит у тебя на душе. Так поступают только сильные люди, ведь ты мог просто отмахнуться и спрыгнуть, однако не сделал этого. Ты сильный человек, Галф, помни это, — Мью осторожно поддел чужой подбородок свободной рукой. На него смотрела пара широко раскрытых глаз, чем-то напоминающие диснеевского оленёнка Бемби. Из уголков медленно текли слёзы, а губы скривились в болезненной гримасе. Тёмные омуты будто умоляли помочь их хозяину выбраться из этого запутанного лабиринта. И Мью был готов стать проводником.       — Галф, — обладатель имени сфокусировался на нём, — я горжусь тобой.       Канавут всхлипнул и вдруг бросился к нему на шею, схватившись за кожаную куртку, рыдая в чужое плечо. Мью просто нежно улыбнулся и крепко обнял, молча позволяя выплакаться, по его собственным щекам медленно стекали солёные дорожки.       Несколько минут они просидели в обнимку. Иногда раздавались всхлипы, хриплое дыхание или шёпот. В небольшое окошечко заглядывала луна, вышедшая из-за тёмных туч, освещая два сплетённых силуэта. Если бы луна умела улыбаться, то прямо сейчас на ярко-жёлтом лице играла бы счастливая улыбка, радуясь, что две родственные души наконец нашли друг друга.       Галф неохотно оторвался от чужого плеча и выпрямился, вытирая заплаканное лицо руками.       — Как ты? — донеслось до его ушей шёпот, а тёмные глаза смотрели на него с беспокойством.       — Я никогда не чувствовал себя так хорошо, как будто заново родился. Что это за странное чувство? — прохрипел он в ответ, приложив руку к сердцу.       — Могу предположить, что облегчение или успокоение. Ты снял со своего сердца тяжёлую ношу, рассказав о том, что чувствуешь и что тебя беспокоит.       — У меня словно крылья выросли…       Суппасит улыбнулся на его слова.       — Вот почему рядом должен быть человек, который выслушает, поможет и подставит своё плечо, чтобы опереться на него или поплакать.       Молодые люди встали с пыльных подушек. Мью подал руку Галфу, помогая подняться, но последний руку не отпустил, продолжая сжимать, будто боялся потеряться в вихре эмоций.       — Будешь возвращаться?       Суппасит кивнул в сторону выхода на крышу. Парнишка посмотрел туда и покачал головой.       — Нет, думаю, я нашёл свой смысл жизни.       Мью просеял, поднёс тонкую руку к губам и оставил лёгкий поцелуй на костяшках, на что Галф только тепло улыбнулся, крепче сжимая чужую (нет) ладонь.       — Как ты оказался здесь, именно в этот момент? — спросил он.       — Я ощутил необъяснимую панику, что если я не поспешу, то что-то может случиться. Ноги сами принесли меня сюда. Предполагаю, мы с тобой как-то связаны.       — Знаешь, я тоже так думаю. Теперь я спокоен, пока ты рядом.       Пальцы ловко переплелись между собой и образовали крепкий замок.       — Тогда пойдём, напою тебя горячим чаем с мятой и расскажу о себе, хочешь? — предложила родственная душа с ярко-жёлтыми волосами.       — Озаряй мне путь, мой свет надежды.       Мальчики улыбнулись друг другу и пошли к выходу с чердака, больше никогда сюда не возвращаясь. Галф нашёл своего человека, который надолго, а может и навсегда останется с ним, охраняя и защищая от нежелательных мыслей и людей. У Мью в его одинокой жизни появился самый дорогой мальчик, которого он будет холить, лелеять и обожать.       А на бетонном полу остались лежать серебристые стебли роз, когда-то оплетающие юное сердце острыми, смертоносными шипами.

-Конец-