Конунг

II

Ярлы, конунги и короли

878 г. Ливень заливал окрестности. Под дрожащее пламя зажженной свечи омеги занимались работой, не в силах уснуть. Чимин прял свалянную овечью шерсть, подобрав под бока подушки — его живот уже начал округляться. Омега постоянно поглядывал на обеспокоенного мужа ярла, что не находил себе места. Тэхен то и дело отстранялся от шитья — никак не мог разглядеть в таком малом свете узор, однако это дело помогало ему немного отвлечься хотя бы на время. Длинноногий накрывал едва ощутимо увеличившийся живот ладонью, медленными поглаживаниями успокаивая себя. Благодаря его худобе беременность быстро проявит себя — Тэхен был уверен — как и во времена, когда он вынашивал Джинхена. Тогда живот появился быстро, но ощутимо расти начал лишь ближе к родам. Кхорик спал, накрывшись шерстяным одеялом, в выделенном ему углу комнаты. Рабы дремали, прижавшись спинами друг к другу, на сене недалеко от входной двери и развалившегося рядом воина — из-за ливня сарай был полон стоячей воды, а потому Тэхен позволил рабам переночевать в доме. Джинхен спал в своей комнате на наспех сколоченной кровати, поскольку его постель была перенесена в основную часть дома и отдана Чимину. Внезапно раздался треск, а за ним резкий стук, сопровождающийся птичьим криком. Тэхен отложил платок, что пытался расшить и, набросив на плечи шаль из ситца, которую было легче сушить, чем шерсть, укутал голову и плечи, направляясь к выходу. — Тэхен… — позвал его Чимин своим тонким испуганным голосом, чем тотчас разбудил зашевелившегося Кхорика. — Спи, — приказал ему Тэхен, — я просто выгляну на улицу. Похоже, птица ударилась о крышу. Тэхен открыл дверь и переступил порог. Ледяная вода обжигала обнаженные голени, ветер бил по лицу, кусал руки и щиколотки, залезал под тонкий платок, которым омега пытался укрыться от воды. Прищурившись, Тэхен заметил ворона, запутавшегося в веревках, которые держали брусья у основания крыши. Недолго думая, омега потянулся вызволить птицу. Ворон кричал, царапал когтями дерево, сбивал дерн с крыши, однако лишь сильнее путался. — Тише! — шикнул Тэхен, пытаясь схватить птицу за голову, но ворон несколько раз клюнул омегу в руку, пустив ему кровь. Холодный дождь тотчас прижег раны, отчего муж ярла болезненно скривился. Ворон, тяжело дыша, раскрыл свои маленькие черные глазки, пристально уставившись в лицо омеги. Холодок пробежал по телу. — Я помогу тебе, — сказал Тэхен, будто его голос мог успокоить напуганную птицу. Наконец ему удалось схватить ворона за голову и отвернуть клюв, поспешно высвобождая запутавшееся крыло, затем и тело. Ворон, брыкаясь, только ухудшил свое положение, но что он делал под таким ливнем, Тэхен не мог представить. Вызволив птицу, Тэхен забросил ее в дом, чтобы скрыть от дождя. Ворон несколько секунд стоял неподвижно, будто приходя в себя, после чего встрепенулся, стряхивая с перьев лишнюю влагу, обернулся на Тэхена и издал короткий крик. Тэхен облегченно выдохнул, снял грязные ботинки и босиком прошел вглубь дома. Вызволил из шкафа оставленное на завтра мелко нарезанное мясо, которое омеги хотели пожарить и добавить к каше, и бросил ворону небольшой кусок. Птица не была глупой. Ворон быстро проглотил угощение и, стуча острыми когтями по полу, двинулся ближе к огню свечи. — Выпущу его, когда закончится дождь, — пояснил муж ярла Чимину, что с любопытством наблюдал за действиями умной птицы.

⚔⚔⚔

До Большого Ярла донеслись крики Биргира. Он видел, как мачту драккара, который вел ярл, сорвало, и обломки судна разлетелись по морю. Конунг приказал своим воинам грести в сторону падшего драккара, чтобы успеть собрать людей до момента, как тот разломится окончательно, уйдя на дно вместе с датскими воинами и их главой. Ошарашенный Хосок изо всех сил, практически перегнувшись через боковину судна, старался добросить до ярла веревку, но Чонгука вновь захлестнула волна, и вместе с переломанной напополам мачтой, от которой наплаву остались только паруса, он ушел под воду. Чонгук брыкался, пытаясь разорвать веревки, которые спутали его с хлипкой мачтой, бил по дереву, разрезая руки, намереваясь переломить основание и всплыть, но ледяная вода и скорость течения отнимали у него все силы. Ярл видел, как драккары плывут над его головами, как движутся весла, пытающиеся побороть течение, но глаза жгло из-за соли, голова кружилась, а вода выбивала из легких остатки воздуха. Внезапно над головой что-то вспыхнуло, словно солнечные лучи разрезали волны. Чонгук открыл глаза и обомлел, увидев перед собой лицо собственного мужа. Тэхен был великолепен. Его нежное, красивое лицо обрамляли отросшие темные волосы, обнаженное медовое тело скрывала лишь ткань белоснежного платья, такого легкого, словно оно было сделано из пресловутого шелка, о котором ярл слышал — не найти ткань мягче и приятнее наощупь, прозрачнее и великолепнее, чем шелк. Омега держался в воде так, словно летал по воздуху — вытянув длинные роскошные ноги, ничем не прикрытые, держа руки около груди. Тэхен будто бы светился, разгоняя синеву вод. Омега глядел на Чонгука настолько реальным взглядом, что альфа совсем забыл о том, что тонет, и тотчас начал задыхаться, глотая ледяную соленую воду. «Тише!» — Чонгук замер, когда до ушей донесся голос его мужа. Тэхен, тот Тэхен, что, словно валькирия, пришедшая забрать его в мир Богов, будто был совершенно осязаем. Он говорил с ним, говорил с ярлом! «Я помогу тебе», — в следующее мгновение альфа ощутил прикосновение, и веревки будто сами ослабли, выпуская его тело из своих пут. Ярл удивленно воззрел на мужа, объятого ярким светом, — море несло омегу наверх, к бьющимся о волны драккарам, словно тянуло к солнцу и небесам. Тэхен плавно плыл, протянув мужчине руку и вытянув свои изящные длинные ноги. Чонгук посмотрел на обнаженные стопы, затем на тонкие запястья, умиротворенное и улыбающееся лицо его омеги, и ринулся за ним. Плыть было тяжело, но Тэхен своей улыбкой будто даровал ему воздух, придавал сил, чтобы шевелить руками и ногами и плыть за ним, наверх. Омега протянул ярлу руку, но все также продолжал стремиться к небесам, не отрывая взгляда от мужа. Тело омеги начало растворяться в белой пучине, высвобождаясь из тисков ледяного моря, и Чонгук изо всех сил стал тянуться к руке Тэхена. Но стоило ему только коснуться ледяных пальцев, как, мгновение, и рука альфы зацепилась за короткое толстое бревно с привязанной к нему веревкой, брошенное в воду Большим Ярлом. Чонгук схватился за дерево сначала одной, потом второй рукой и жадно глотнул воздух, выплевывая лишнюю воду. Альфа поднял голову на крики исландских воинов, ухватившихся за веревку в попытках вытянуть датчанина из воды. — Тащите! — крикнул Большой Ярл, глядя на то, как Чонгук едва держится за бревно, чудом не срываясь вслед за течением обратно на глубину. Альфа вытянул дрожащую от холода руку, схватившись за опущенное весло, и воины взревели: «Тяните его! Тяните ярла!». Чонгук выпустил дерево из рук, бросив все силы на то, чтобы удержаться на весле. Намджун перегнулся через боковину драккара и схватил молодого воина за одежду, с рычанием вытягивая из воды. Чонгук ощутил, как другие воины схватили его за руки и за ноги, швырнув на середину ладьи. Оказавшись в безопасности, Чонгук вдруг по-настоящему понял, насколько полны его легкие, и принялся выхаркивать лишнюю воду, стуча себе в грудь. Исландский конунг бросился к нему, несколько раз встряхнув молодого воина. — Меня бы убили не саксы, а один омега с датских земель, — произнес Намджун, растирая Чонгуку спину. Ярл Кровавый наконец-то опомнился и тотчас схватился за браслет из волос, повязанный на запястье. На месте. Облегченно выдохнув, альфа стал подниматься на дрожащие ноги, удержавшись лишь благодаря помощи Большого Ярла. Чонгук взглянул на воду, на бьющие белые волны, но кроме тонущих остатков мачты с оборванными парусами и обломков датского драккара ничего не увидел. Чонгук посмотрел на беспарусное судно, на котором еще остались выжившие, в том числе Хосок, схватившийся за борт судна и кричащий что-то о нем, о Кровавом ярле. — Биргир! — заорал Чонгук, стараясь перекричать шум моря. Хосок затих, после чего раздались радостные крики. Большой Ярл приказал подплыть как можно ближе к едва держащемся наплаву драккару, чтобы успеть спасти оставшихся выживших. — Брат! — Хосок бросился на шею к ярлу, стоило исландским воинам вытянуть его на свою ладью. — Брат, о, Боги! Чонгук слышал оборванное дыхание Биргира, чувствовал, как широко и часто вздымается его грудь, как крепко сжимают его сильные объятия спину и шею, лишая и без того потяжелевшее тело сил. Ярл Кровавый еще долго смотрел на море, туда, где утонула мачта, после чего, уткнувшись лбом в плечо брата, тяжело вздохнул, вспомнив о своем муже.

⚔⚔⚔

Над землей кружил коршун. Ворон опустился на сухую ветку дерева и огляделся, устремив взор в сторону спокойного моря. — Я буду воином! — Нет, я! — возмутился альфа лет восьми, ударив деревянным мечом такого же, как и он, мальчишку, отличающегося от него лишь цветом своих волос — у второго они были светлые. — Ты уже был воином, моя очередь! — взвизгнул светлоголовый альфа, младше первого на пару лет, и ударил мечом в ответ — раздался стук дерева друг о друга. — Я буду принца защищать, а не ты! Ты уже защищал! — Я сильнее, значит я буду! — насупился темноволосый парнишка и, стукнув друга по плечу концом клинка, выбежал из воды. Разъяренные мальчишки сцепились на берегу, повалившись на влажную землю. — Мальчики! — молодой омега вытер пот со лба и поднялся на ноги. Корыто около него было полно влажного белья. Одиннадцатилетний омега с тонкими светлыми косами помогал папе со стиркой, пока младшие братья дрались на берегу за право защищать сына ювелира из хижины в центре поселения. — Прекращайте! Сбегайте к отцу на поле и заберите у него рубашку! Альфы недовольно расцепились и, отвесив друг другу по заслуженному тумаку, наперегонки помчались к дому. Чуть восточнее располагались владения англосаксонского священника, которому принадлежала эта земля, в том числе поле для пашни. Семье в прошлом году удалось выкупить у него право засеивать кусок земли для собственных нужд. Зрелый омега уткнул руки в бока и поморщился от боли в пояснице. После белья его ждал ужин — вернувшегося с полей мужа нужно было накормить горячей похлебкой. — Олли, не устал? — мягким голосом поинтересовался папа, носящий имя Хьюберт, опустив глаза на сына, чьи руки раскраснелись от холодной воды. — Ничего, сейчас отцовскую рубашку состирну и займемся ужином. Получив в ответ на свои слова одобрительный кивок, омега перевел взгляд вдаль, щурясь от лучей яркого солнца, которое вдруг заволокло тучей. Густая тень пролегла над берегом, а с моря потянуло холодным ветром. Над головой пролетели чайки, устремившиеся в сторону селения. Хьюберт с неспокойным сердцем проследил за птицами, мельком глянул на воду, как вдруг дрогнул и прищурился. Через мутные просветы облаков, заполонивших небо, омега увидел качающиеся на послабевших тросах белые паруса. Огромные длинные корабли двигались на Англию. Среди них мелькнуло несколько кораблей поменьше с грязно-серыми парусами. Однако у этих суден было кое-что общее — по одной драконьей голове на носу каждого. — Нет… — ошарашенно ахнул омега, пошатнувшись. — Нет-нет… Только не это, нет… Олли! Дети! Мальчики! — закричал Хьюберт, оборачиваясь и пытаясь выследить глазами мелькающие силуэты детей, но мальчишки, как и папа, замерли на невысоком холме около берега, высматривая чудовищные судна, волнующие море, чей приход сулил Англии лишь одно — смерть. — Мальчики, в дом! Бегите в дом! Викинги! Датчане! — надрывая голос закричал омега, хватая старшего сына под руку. — Пусть звонят в колокол, даны идут! Даны идут! — Хьюберт обернулся на холм, с которого сбежал только один альфа, второй же, унаследовавший темные волосы своего отца, помчался в сторону поля, предупредить его. — Нет, Альфред! Альфред! — надрываясь, завопил Хьюберт. — Не надо! Вернись, Альфред! Через мгновение омега остолбенел. Со стороны моря пролетела едва заметная тень, и старший из сыновей-альф упал, прибитый к земле стрелой. — Нет! — взвизгнул Олли, но первым опомнился и стал дергать на себя старшего омегу. — Папа! Папа! Бежим! Бежим! Хьюберт отмер и мутным взором взглянул на одичалые лица двух оставшихся детей, после чего, схватив обоих за руки, помчался вверх на холмистый берег. Совсем недалеко дом, а там, севернее, куда бегут испуганные люди — церковь. Там мужчины, там воины, там… — Куда собрался? — обрушился со спины на омегу грубый голос. Не различив ни слова, Хьюберт вскрикнул. Корабли викингов остановились в людской рост от берега. Часть дикарей прошла по воде. Там, где омега захлебнулся бы, огромные датские нелюди прошли, замочив лишь часть своей одежды. В нос Хьюберту ударил горький запах феромонов, обнесших голову, за ним последовала вонь от мокрой шкуры, смрад пота, чеснока и соли. — Папа! Папа! — заревел навзрыд Олли, падая на землю. Огромный мужчина закинул зрелого омегу на плечо и оставил на его заднице крепкий шлепок, тотчас залезая под платье широкой и сухой из-за морской воды рукой. Хьюберт начал умолять и биться в чужих тисках, попутно крича сыну, чтобы тот убегал. Олли попытался встать, как вдруг кто-то схватил его за ноги и утянул, после чего вздернул в воздух. Это оказался высокий и худосочный, но вместе с тем гибкий и подвижный альфа со щербинкой между сточенных зубов. Омега зарыдал, умоляя отпустить сына, который был еще слишком молод, чтобы познать мужчину, но его слов никто не разбирал. Хохот, рычание и крики заполонили все вокруг, мешаясь воедино. Воины отловили детей, но не спешили убивать их, выжидая указаний ярла и конунга. Чонгук ступил на берег первым, втянув носом воздух. Пахло морем, землей и морозом. Альфа опустил глаза на корыто с плавающим в нем бельем, а затем перевел взгляд вперед — со всех ног от них мчался мальчишка, на вид еще совсем ребенок. Чонгук кивнул в сторону одного из воинов и коротко приказал: «Убить». — И не жалко тебе эту мелюзгу? — усмехнулся Биргир, глядя на то, как в ребенка прилетела стрела. А со стороны его матери, свисающей с плеча датчанина по имени Хуго, раздался истошный душераздирающий вопль. — Можно было бы взять его с собой, вырастить, как дана. — Дети имеют привычку мстить, — сухо ответил Чонгук, проходя вглубь берега. Альфа кинул безразличный взгляд на альф, которые успели прибрать к рукам нескольких омег, не успевших убраться с берега, — особенно за своих матерей. Чонгук посмотрел на небо. Над его головой пронесся ворон, сделал круг над берегом и улетел в сторону монастыря, что возвышался над землей недалеко от берега. — Что нам делать с людьми? И сколько золота брать? — спросил Гарольд — один из зрелых воинов-данов, остановившись около ярла Чонгука. — Золота берите столько, сколько можете унести в руках. Впереди нас ждет вся Англия, мы успеем награбить столько, сколько не смогут доставить до нашей земли драккары. Детей, которые могут говорить, — убить, молодых омег и зрелых сук берите в плен. — Чонгук осознавал, что им не нужно много пленных: им не прокормить столько голодных ртов в конце зимы, однако его воины, несмотря на тяжелое плаванье, были взбешены и голодны. Они изголодались по мясу скота, огню, жару и сокам омежьего тела. — Но в ограниченном количестве, ровно столько, сколько нужно, чтобы следить за лагерем… Всех мужчин, достигших отроческого возраста, и зрелых — убить. Мы ведь не хотим, чтобы англичане плодились, — Чонгук перевел взгляд на Биргира, а затем на Большого Ярла, после чего усмехнулся, — не многие захотят лечь под стариков. Омега, которого воин продолжал держать на плече, но не переставал тискать, задыхался от собственных слез, стараясь не смотреть по сторонам, потому что там, впереди, его мертвый сын, а на холме — другой. Старшего из детей намерены были лишить чести с той же жадностью, с которой викинги убивали. — Если возьмем эту деревушку и церковь… — спустя недолгое молчание, громко и с таинством в голосе, начал Чонгук, после чего оскалился, — то можете повеселиться с омегами! Радостный вопль пронесся по берегу Англии.

⚔⚔⚔

Местная деревушка располагалась на возвышенности, а прямо за ней виднелась маленькая церковь. Викинги двигались в ее сторону неровным строем, осматривая окрестности. Внезапно до ушей варваров донесся звук — громкий и раскидистый, напоминающий гром, раздающийся, когда Óдин бьет по своей наковальне, но вместе с тем звонкий, даже оглушающе громкий, словно стук стали мечей друг о друга. Несмотря на то, что похожие церквушки даны ранее грабили, они никогда доселе не слышали подобного звона. — Что за звуки? — спросил ярл Кровавый, остановившись в пожухлой траве. Мокрый снег под ногами превращался в грязь. — Колокольный звон, — знающе ответил Большой Ярл, взглянув на молодого викинга. — Так христиане собираются на молитву. Чтобы отдать дань своему Богу, — ухмыльнулся исландский конунг и положил руку на шею, чтобы размять затекшие от долгого плавания в море и гребли веслами суставы. Чонгук проследил за тем, как затворились деревянные ворота, и хмыкнул: — Они не рады нас видеть. Их Бог, видно, тоже. — Пусть они сообщат ему, что мы прибыли, — встрял в разговор Биргир, поглядывая на деревушку. С высоты небольшого холма можно было разглядеть крыши домов и тот самый колокол, звенящий в маленькой церквушке. — Посмотрим, поможет ли им их Бог. Дорога до деревни лежала через узкие тропы, протоптанные местными жителями. Земля застыла от морозов, но грязь лежала сверху, и слой ее был толще снега. Викинги неспешно добрались до ворот, ведущих в деревню, и повынимали оружие из-за пазухи. Чонгук поднял руку, согнутую в локте, призывая к тишине. Там, за деревянным забором, был слышен глухой говор людей — колокол перестал звенеть, и все будто бы замерло. Один из воинов заглянул в щели отсыревшего со временем дерева, завидев сквозь них на расстоянии около пяти вытянутых рук вооруженных мужчин и юношей. Викинг выпрямился и усмехнулся, давая понять, что противники жалкие, как щенки. Биргир приблизился к воротам и пнул их. Древесина прогнила, а потому несколько слоев отсыревшей коры повалились на снег, однако сами бревна были так глубоко засажены в землю, что снести их без тарана не вышло бы, даже если навалиться всем и сразу. Сами ворота выглядели куда более хлипкими и, в отличие от забора, шатались на ветру, скрипело железо, стягивающее дерево. Братья переглянулись, и ярл Кровавый рукой указал всем поставить стену щитов, чтобы укрыться от стрел или оружия, переброшенного через ворота. Хосок сделал несколько шагов назад, после чего, подмигнув брату, разбежался и запрыгнул на забор. Тот был едва ли на голову выше какого-нибудь крепкого воина, ростом с Большого Ярла или Галларда Свирепого. Хосок зацепился за верх и рывком подтянулся, но в то же мгновение нырнул обратно за забор. Все замерли, но выстрелов не последовало — значит, у этих крестьян не было луков и стрел. Биргир расхохотался и, снова подтянувшись, перепрыгнул через забор, приземлившись на ноги. Хосок медленно выпрямился и опустил руку на рукоять топора, оставленного в ножнах. Перед ним стояли зрелые мужчины и молодые альфы, вооруженные топорами, вилами, косами, молотками для рубки мяса, и лишь у единиц были настоящие мечи; кто-то даже сжимал в руках нож для мяса. — Повеселимся? — Биргир вытянул уголки губ и обнажил свой топор. Первыми на варвара бросился молодняк. Их горячая кровь полилась ручьем, окропляя бело-коричневую землю, к цветам которой добавился еще и алый. Хосок бил быстро, четко и не совершал лишних телодвижений. Продвигался вперед тараном, выбивая оружие из рук бросающихся на него людей. Это были не воины. Варвар безжалостно рассекал зрелых мужчин — было достаточно неглубокого удара, чтобы англосакс упал замертво. Молодняк оказался более подвижен, отдаленно напоминая Биргиру его младшего брата, но их удары метили куда попало, в основном, по неопытности, в руки, живот и голову. Никто не додумался ударить в ноги. Биргир перебил англосаксов быстрее, чем успел запыхаться — его тело разгорячилось, изо рта клубнями вырывался горячий воздух. Альфа чувствовал, как кровь бурлила внутри, ведь сражаться с неумелой толпой не всегда легче, чем биться с настоящим мечником. В отличие от мечника, толпа непредсказуема. Биргир огляделся, подсчитывая примерное количество убитых им человек. Их оказалось не более тридцати — практически все, если не полностью все мужское население деревни. «Я заслуживаю выебать десятерых разом, ярл Кровавый», — передразнил у себя в мыслях брата Хосок, разворачиваясь в сторону ворот, намереваясь отворить те и впустить воинов без лишних хлопот, а после сразу же приступить к грабежу города, как вдруг что-то дернуло альфу обернуться. На земле, в двух шагах от последнего упавшего трупа, лежала кукла из тряпок и соломы. Хосок неспешно развернулся, кривя в изумлении лицо: к кукле с широко раскрытыми карими глазами без тени слез тянулась маленькая ручонка. Это был омега, на вид не старше четырех-пяти лет. Внезапно до ушей донесся крик. Альфа тотчас нашел взглядом источник звука — из-под перевернутой лодки, служащей незаметным укрытием, высунулся молодой омега. Лицо его было перепачкано слезами. Вдруг взгляд омеги замер на одном из мужских трупов, и англосаксонская сука в ужасе заткнула рот руками, начиная давиться собственным ужасом и слезами. Хосок, не убирая окровавленного топора в ножны, стал приближаться к ребенку. Омега очнулся и, выглядывая из-под лодки на половину своего худого тела, вытянул дрожащую руку к ребенку, который вышел в самый центр поля боя, куда была заброшена его перепачканная в крови игрушка. Мать закричала, в ужасе глядя на приближение воина к ребенку, забилась, попытавшись вылезти из-под лодки. Биргир наклонился и поднял куклу, оглядев ту — похожие водились у детей в Дании. Альфа взял в руку чистого снега и немного оттер кровь с платья куклы, а затем протянул ту ребенку. Маленький омежка принял ее обеими руками — все это время дитя не сводило остолбенелого, пристального и берущего за душу взгляда с воина, убившего его отца. Биргир выпрямился, наблюдая за тем, как ребенок сначала перевел пустой, ничего не осознающий взгляд на окровавленные трупы, а затем на визжащую мать. Биргир подтолкнул ребенка в спину и подвел к лодке. Омега тотчас затянул сына и прижал к своей припухлой молодой груди, взирая на альфу, нависающего над ними. Хосок оглядел омегу, усмехнулся и прислонил указательный палец к губам, после чего отстранился. Альфа закидал лежащим неподалеку сеном щель, через которую видны были чужие ноги, и направился к воротам. Хосок отворил ворота в англосаксонскую деревню, приветствуя северян, скалящихся от удовольствия и предвкушения новой битвы. — Добро пожаловать в сраную Англию! — заорал Биргир, а его крик поддержали воины, ворвавшиеся в поселение.

⚔⚔⚔

Церквушка была построена из сгнившего дерева. Старая, она покосилась в узорчатой арке, которую поддерживали свежие деревянные балки, кои, если их убрать, позволят всему строению обвалиться окончательно. Биргир выбил дверь ногой — скрепленная металлическими скобами та погнулась и даже не разлетелась в щепки. Альфа скривился и перешагнул через порог святого места, морща нос от неприятных запахов. Этот запах они чувствовали уже не в первый раз. Воины частично зашли внутрь. Ярл Кровавый огляделся: помещение простое, с четырьмя стенами без окон и большим сводом, который держался за счет перекрестно вбитых балок. Свет внутрь не проникал — он лился от зажженных свечей. В глубине церкви на небольшой ступеньке стоял священник, держащий в руках крест. Он, судя по всему, молился своему господу, поскольку его тянущееся заунывное пение продолжилось, даже когда дикари проникли в деревню. Перед священником толпились омеги разных возрастов, прижимающие к себе подросших и новорожденных детей, старики и больные, которые лежали мертвецами в восточной части церкви. Перепуганные, искривленные ужасом лица омег претили ярлу, а потому он перевел взор на золотой подсвечник, взял его, скинув свечи на земляной пол — огонь тотчас потух. Альфа покрутил в пальцах золото и сунул своим людям, после чего сказал: «Убить только тех, кто сопротивляется. Берите золото и драгоценности. Вперед». Дикари с громким воплем принялись разворовывать церковь. Они переворачивали священные писания, срывая золотые углы с книг, монеты, подсвечники, кресты, драгоценности и другие вещи воины толкали в мешки, карманы или забирали в руках. — Во имя Господа! Что же вы творите! — закричал священник на знакомом северянам языке. Чонгук, прошедший мимо забившихся в несколько кучек омег, которые что-то бредили себе под нос и прижимали к себе своих английских выродков, остановился около одной из тучных сук. Крутобедрый, широкий в тазу и пузе омега, одетый в богатое красное платье, сильно отличающийся от всех остальных крестьян. Кажется, таких, как он, называли олдерменами. — Ты знаешь наш язык? — протянул ярл, даже не обернувшись на священника. Чонгук в это время разглядывал украшение на шее одной из омег. Альфа на мгновение поглядел на святого и скривил лицо. «Старый, — подумал Чонгук, — долго не протянет», — и оглядел всех, кто был в церкви, выискивая взглядом мужчин. — Кто еще, кроме тебя, знает наш язык? Скажешь — мы возьмем то, что отныне по праву наше, и уйдем, оставив тебя с твоим… — Чонгук поглядел на крест в чужих руках и с усмешкой добавил, — Богом. Священник дрожащей рукой указал на одного из худосочных мужчин средних лет с жалким видом и бритой на макушке головой. Ярл осклабился и кивнул. — Уходим! — приказал тот воинам, — берите золото. Нас ждет Англия. А тут много таких деревянных молитвенников. Чонгук наклонился и, игнорируя чужой крик, больше напоминающий визг свиньи, нежели голос омеги, сорвал с чужой шеи массивное золотое ожерелье с крупными красными камнями.

⚔⚔⚔

Наступило время собрания в длинном доме. Тэхен открыл сундук с одеждой и драгоценностями, что подарил ему ярл Кровавый. Омега протянул руку за золотым украшением — тяжелое ожерелье с большим красным камнем посредине и каймой из нескольких зеленых — размером поменьше. Все золото, что принадлежало Тэхену, Чонгук раздобыл в Англии, предпочитая срывать украшения прямо с тел саксов или красть из церквей. Это ожерелье Чонгук украл во время своего первого похода в статусе ярла и принес его домой вместе с двумя рабами, которые до сих пор трудились у него в доме. Муж ярла редко наряжался, не питал страсти к золоту или драгоценностями, которые мешали ему вести хозяйство. Чимин скромно сидел на краю кровати и с любопытством косился на сундук. Ему не довелось получить от конунга в подарок драгоценности, но мужчина одаривал его мехами и преподнес несколько платьев, большая часть из которых осталась в Исландии. Платье, в котором омега приехал в Данию, вместе со вторым, более нарядным, уже изрядно износились за пару месяцев упорной работы и ведения хозяйства ярла Кровавого. Тэхен оделся первым в то же, в чем был на прошлом собрании ярла Кровавого. Все это время Чимин с интересом наблюдал за зрелым омегой, иногда поглядывая в сторону сундука. Офейг сидел в своем старом платье и накидке из соболиного меха, что скрывала бедность чужого наряда и была самой роскошной вещью, что дарил омеге конунг из Исландии. Порывшись в одежде, Тэхен вынул со дна голубовато-серебряное платье. Отряхнул его и поднялся на ноги, оценивая со стороны. — Вот, мне оно велико, тебе должно подойти, — спокойно произнес Тэхен, краем глаза заметив, как воодушевился молодой омега конунга. В возрасте Чимина Тэхен тоже любил красивую одежду и был рад любой побрякушке, что дарили ему мужчины, а потому он не мог осуждать омегу за желание выглядеть краше. Омеге не было жалко ничего из своих вещей, а потому, когда платье сошлось на подросшем животе Чимина, Тэхен без всяких сомнений отрезал лишнюю длину. Офейг от неожиданности вскрикнул — ему было жаль такой роскошный наряд, который ему даже не принадлежал. Тэхен его успокоил и сел подшивать подол. Чимин был невысокого роста, отчего пришлось отрезать добрую часть, зато оставшийся кусок пошел на тряпки. Офейг наблюдал со стороны, как быстро и ловко зрелый омега расправился с работой, и совсем скоро пришло время наряжаться для собрания в медовом зале. Первое время Чимин отказывался идти туда вместе с Тэхеном из-за страха перед датскими викингами, но необходимость Кхорика защищать обоих омег вынудила Офейга сопроводить мужа ярла. По словам Тэхена, им придется собираться так еще много раз, чтобы решать насущные вопросы, которые не касаются отвечающего за ополчение Галларда или за покой среди народа Йостейна. — Ты прекрасен, Офейг… — Тэхен убрал выбившуюся из золотистых кос прядь за ухо. Волосы Чимина блестели на солнце и чуть вились на висках, а лучистое, розовощекое лицо придавало омеге особое очарование. Муж ярла вынул из сундука ожерелье с синими камнями и, вопреки отказам Офейга, надел его на тонкую бледную шею. — Забери себе, — мягко произнес Тэхен, по-матерински огладив младшему омеге плечи, — и платье, и украшение. На тебе оно лучше смотрится. Офейга это растрогало. Не зная, чем отплатить, он прижался к груди мужа ярла и всхлипнул, но слезам не дал пролиться Кхорик, постучавшийся в дверь. — Зайди, — уверенным голосом произнес Тэхен. — Красивые, — Кхорик заглянул в дом, не пересекая порог, и вытянул губы при виде омег. — Я словно вижу Фрею в людском обличии… Вы прекраснее валькирий. Хотя мой омега не хуже, — гордо заявил Младший и широко заулыбался. Офейг смущенно рассмеялся. Тэхен с едва заметной улыбкой отмахнулся от Кхорика и попросил того поймать Джинхена, который в это время тренировался стрелять из лука неподалеку. Уже на выходе из дома муж ярла услышал, как Кхорик подгоняет Джинхена идти на собрание в длинный дом и оставить стрельбу. Тэхен, придерживая подол платья, переступил порог. Двое псов с обвисшей грязной шерстью тотчас подбежали к омеге, виляя хвостами. Офейг постепенно привык к соседству с псами ярла, но все равно побаивался их, а потому жался к зрелому омеге и старался не пересекаться с животными взглядами. Тэхен остановился возле колотого забора и громко подозвал к себе Джинхена, который с недовольным видом под надзором воина Младшего собирал стрелы в колчан. Взглянув на папу, Джинхен убрал последнюю стрелу, взял лук и подбежал ближе. — Джинхен, переоденься! — назидательно проговорил омега, осмотрев сына с ног до головы, — что ты с одеждой делаешь? — Да все, папа! — альфа демонстративно вздохнул и закатил глаза, но при этом продолжал терпеть воспитание от матери. Тэхен, недовольно нахмурив брови, осмотрел сына. Одежда уже стала ему мала, хотя Чонгук приобрел новую на рынке недавно. Омега чуть прищурился, всматриваясь в лицо собственного сына. Джинхен мужает — его черты становятся острее, развивается челюсть, растут клыки, а на щеках выступает первый отроческий пушок. — Ты уже становишься мужчиной… — с полуулыбкой проговорил Тэхен, поняв, что на подбородке у сына вовсе не грязь. — Когда отец вернется, попроси его научить тебя брить лицо. Чимин после слов старшего омеги присмотрелся к Джинхену и хихикнул, на что альфа мгновенно смутился и дернулся от рук матери. — Все, пап, отстань! — шикнул Джинхен, отстраняясь, и сделал шаг назад. Развернувшись, альфа поспешно направился в сторону дома, чтобы переодеться. Громкий смех Офейга новым потоком озарил все вокруг. Тэхен проводил сына мягким, любящим взглядом, но тень грусти пролегла на его лице: его ребенок растет, показывает характер, пытается быть похожим на своего неродного отца. Омега опустил глаза на землю, всматриваясь в молодую зеленую траву и ростки одуванчиков, которые на днях должны зацвести. Солнце яркими лучами озарило верхушки гор и неспешно залило долины, низины холмов и просторы зеленеющих равнин, на которых только начинали сходить снега, подбираясь к покрытым дерном крышам домов.

⚔⚔⚔

В длинном доме стоял шум. Омеги готовили на открытом огне, из-за чего запах жареного на чесночном масле мяса разошелся по всему медовому залу, но вонь скота, дерьма и пота было не перебить. Густой дым сгущался под крышей, и лишь открытые с обоих концов двери позволяли ему слабо рассеиваться. Несмотря на самый разгар дня, из-за собравшихся в доме викингов и не прекращающейся готовки внутри зала было темно. Подвесная лампа и факелы разносили по помещению невыносимую вонь жженого сала и жира. Гул, стоящий в длинном доме, враз затих, когда внутрь вбежал молодой альфа, на вид не старше пятнадцати, и крикнул о прибытии мужа ярла с сыном, а также омеги конунга из Исландии. Тэхен Длинноногий переступил порог длинного дома первым. Облаченный в белое платье с расшитыми на нем листьями, наполовину скрытое под теплой накидкой из оленьей шкуры с воротом из лисьего меха, омега выглядел великолепно. Его отросшие волосы ниспадали на плечи, а обрезанная кинжалом прядь отлично проглядывалась на затылке. Омега не скрывал ее. Длинноногий был готов обрить голову и сплести десятки браслетов, если бы это помогло его мужу вернуться из похода живым. Тэхен не менял платьев и не одевался роскошнее, чем тогда, когда его видели с ярлом Кровавым. Омега не был намерен привлекать мужчин или вызывать зависть у омег, но при этом сохранял достоинство, ведь в первую очередь он муж ярла, а уже потом — омега, носящий второе имя — Длинноногий. И единственные глаза, которые омега хотел радовать, принадлежали Чонгуку Кровожадному. Тэхен шел через расступающуюся толпу, гордо приподняв подбородок. Он двигался неспешно, держа руки, сложенные в замок, на уровне своего живота. На лице омеги не было улыбки, а хорошо скрываемую усталость и волнение могли заметить лишь столь же зрелые омеги, находящиеся в стенаниях по своим ушедшим на войну мужьям. Тэхен старался не делать глубоких вдохов, ведь здешний смрад забивал легкие. Чимину было труднее — он пытался уткнуть нос в ворот из меха на своей накидке, подаренной ему конунгом, чтобы перебить дурные запахи альф, чеснока и дыма. Джинхен же двигался на шаг позади папы. Он то и дело отводил глаза и старался ни с кем не пересекаться взглядами. Тонкое хихиканье раздалось по правое плечо альфы, куда тот рефлекторно устремил свой взгляд, и на мгновение его глаза изумленно расширились — двое молодых омег, лет шестнадцати на вид, улыбались, жались друг к другу и горячо что-то шептали, а стоило Джинхену посмотреть на них, как они еще громче засмеялись. Один из двух — с темными, распущенными волосами, длиной доходящими до поясницы с двумя прядями, забранными с висков на затылке крупной золотой заколкой с разноцветными камнями, махнул альфе рукой. Джинхен тотчас отвернулся от омеги, устремив взгляд в пол, а сердце в его груди бешено забилось. Альфа ускорил шаг, практически наступая папе на пятки. Позади раздался беззлобный смешок Кхорика Младшего. Тэхен, приближаясь к трону, слабо кивнул в качестве приветствия улыбающемуся старому Йостейну и его сыну, который сдержанно стоял подле своего отца — молодой, статный и сильный альфа, которого явно ждало великое будущее. Однако сразу после взгляд омеги устремился к стоящему по левую сторону от кресла ярла Галларда, и муж ярла расцепил пальцы, приложив раскрытую ладонь к животу, словно инстинктивно старался защитить свое дитя от опасности. На лице у Свирепого расплылась гаденькая улыбка. — Рады видеть вас в добром здравии, — приветствовал Йостейн и протянул омеге руку, чтобы помочь забраться на несколько ступеней, ведущих к креслу. — Видят Боги, скоро мы станем еще счастливее… Тэхен улыбнулся уголками губ. — Вы правы. Да благословят нас Боги. Сам Йостейн из уважения к ярлу Кровавому не посмел даже стоять с ним на одном уровне. Тэхен же, как муж ярла, был первым человеком в поселении, к чьим словам обязаны прислушиваться, а потому омега спокойно опустился на кресло, поманив Чимина встать по левое плечо. Джинхен же встал по правое, сделав один шаг назад. Альфа вновь устремил взгляд в пол, сцепил руки перед собой и старался выровнять дыхание. Смех омег звоном стоял в его ушах, а щеки, как назло, горели. Джинхен покосился в сторону, встретившись взглядом с широко улыбающимся Кхориком — воин, покачав головой, не сдержал вырвавшийся наружу смешок. — От лица ярла Чонгука Кровожадного, — начал громким, низким голосом омега, окинув затихшую толпу викингов, чьи взгляды были устремлены лишь на стул ярла, на омегу, оставшегося на месте вождя, на молодого чужеземца и двух альф разных возрастов, — я приветствую всех вас. Желаю вам всем здравия, спокойствия и мира. Да благословит Óдин всех мужчин, отправившихся на войну с англосаксами и гнусным Альфредом, который не достоин жизни на этой земле. Видит Óдин — наши воины вернутся к нам живыми. Тэхен сглотнул вязкую слюну. Несмотря на открытый огонь в доме, на пламя множественных свечей и факелов, в медовый зал тянулся холод из распахнутых дверей. Омега оправил накидку, лучше укрывая живот и грудь, когда ощутил на себе один особый липкий взгляд. Тэхен замолк и кинул острый взор лисьих глаз на альфу, находящегося ближе всех к ступеням и креслу ярла — Галлард не сводил с него пристального взора. — Я выслушаю каждого из вас и сделаю все, чтобы решить ваши проблемы и избавить от трудностей. Прошу, по одному. Муж ярла не решал вопросы, что касались большей части законов викингов: краж, убийств и драк, предоставляя разбирать эти дела Йостейну, которого ярл оставил следить за покоем в поселении. Также все, что касалось войны и защиты земель, адресовали Галларду. Многие хранили свои претензии до дня собрания и высказывались наперебой, обращаясь сразу к трем властителям. Тэхен же дозволял отвечать на просьбы, не касающиеся его, мужчинам, иногда вовлекаясь в споры, которые требовали и его участия. — Пьяные разворотили мой сарай, угнали двух овец и украли все мясо, мне нечем кормить моих детей! — сетовал низкорослый мужчина с седыми висками, большими, но добрыми глазами. Его жалостливый голос было тяжело слушать. Однако Тэхен выслушал мужчину до конца, не перебивая, когда тот повторялся, после чего молча кивнул и мягко ответил: — Йостейн, найдите воров и накажите их так, как того требует закон. Спросите с них двойную виру за овец, даже если те живы, а также за украденное мясо. — Омега перевел взгляд на обездоленного мужчину, который бросился на колени и стал кланяться, благодаря омегу за такую щедрость. Тэхен поднял того одним жестом руки. Пока люди решали, кто идет просить следующим, муж ярла подозвал к себе молоденького омегу и шепотом попросил того принести ему воды. Тот согласно кивнул и поспешно убежал к бочке, куда была налита вода из колодца. Пробираясь через толпу усмехающихся мужчин, молодуха вернулась с кружкой воды, протягивая ее мужу ярла. — Может продолжим в другой день? — поинтересовался Кхорик, хмуря густые брови. — Вы выслушали достаточно на сегодня. — Нет, я приму еще, — Тэхен встретился с Кхориком взглядами, но спорить с мужем ярла Младший не стал, лишь шепнул Джинхену приглядывать за матерью, которой явно становилось дурно от шума, феромонов и дыма. Чимин же незаметно держался за локоть Младшего, однако любую попытку присесть или уйти воспринимал как острое проявление неуважения к Тэхену Длинноногому, и остальным датчанам, ведь он был первоначально мужем конунга, а уже потом омегой с речных земель Исландии. Внезапно из толпы появился альфа средних лет, с грубой темной щетиной и короткой косой, что покачивалась на его спине подобно крысиному хвосту. Альфа тащил за собой молодого омегу, на вид не старше восемнадцати, что тихо всхлипывал и прижимал свободной рукой к груди завернутого в полотенце новорожденного сына, который, по счастью, спал, несмотря на гнев его отца. Мужчина остановился напротив Тэхена, а молодого мужа грубо подтолкнул ближе к восседающему в кресле вождя омеге. Лицо воина скривилось, тонкие губы изогнулись волнами, а большие темные и злые глаза источали гнев, как и его горькие, вызывающие тошноту, феромоны ярости. Чимин прикрыл рот рукой, отвернувшись. Тэхен передал тому кружку с водой, но через мгновение омегу вырвало на земельный пол. Кхорик тут же помог Чимину подняться на ноги и рукавом своей рубашки утер омеге рот. Подбежавшие к нему омеги, дабы выслужиться, поспешно все убрали. Офейг выразил им слабым голосом благодарность, а Тэхен подумал, что представшие перед ними люди будут последними на сегодня — им лучше вернуться в дом. — Я слушаю, — строгим голосом проговорил Тэхен. Выражение его лица приобрело острые черты. Мужу ярла было не по душе видеть слезы молодого омеги, которого, судя по всему, вытащили в длинный дом прямо с родов — ребенок был еще совсем красным. — Эта сука родила от другого! — рявкнул альфа, указывая на своего молодого мужа. — Этот ребенок не от меня. Нагуляла, сраная шваль! По медовому залу прошелся шепот. Омега громко всхлипнул, не в силах сдержать подступающую истерику. Чужие округлые и узкие плечи проняла крупная дрожь, спина была согнута, к груди тот прижимал младенца. На платье желтели следы от сгустков молозива. Тэхен ответил холодным тоном: — С чего ты это взял? — Эта сука и без того гуляла, а сейчас родила выродка со светлой башкой! — сорвался на крик альфа, из-за чего у Тэхена начался звон в ушах. Тэхен смотрел на мужчину безотрывно. Казалось, будто вокруг омеги сгущался воздух. Младенец в руках обвиняемого начал визжать. — Хватит драть глотку, как недорезанная свинья. Офейг дрогнул и медленно перевел взор на Тэхена. Тот говорил не своим голосом, в котором из-за гнева начало звучать знакомое ему наречие, которое он ранее не слышал от зрелого омеги. — Это правда? — Длинноногий перевел взор на омегу, у которого сильно дрожали колени, а платье облепило молодое вспотевшее тело, обрамляя вздутый живот. На подоле стала виднеться подсохшая кровь. Муж возмущающегося воина, стараясь сдерживать рыдания, отрицательно замотал головой. — Хватит рыдать! — зрелый альфа встряхнул омегу за плечо, — и заткни ты ему уже рот сиськой! Омега дернулся от мужа, согнулся так, чтобы закрыть младенца всем своим телом. — Не трогай его, — обрушил громкий, неестественный омегам рык Тэхен в сторону альфы, заставив того пошатнуться. Мужчина подчинился и отошел от молодого супруга на шаг. — У тебя были другие мужчины? — Он… Мой… Он мой первый, — задыхаясь, молодуха попытался говорить сквозь слезы. К нему подоспело двое зрелых омег, которые стали придерживать его под руки. При виде этого его муж скривился. — Сын похож на моего папу… — омега приоткрыл ревущему младенцу его красное, еще перепачканное в выделениях лицо, и нежно убрал влажную светлую челку, — у него такие же волосы, нос, губы… Пожалуйста, благословите его. Тэхен несколько секунд глядел на младенца, после чего протянул омеге руки. Тот, шаркая ногами по полу, подошел к ступеням. Муж ярла встал и сам принял из его рук младенца, которого начал укачивать на руках. Ребенок, почувствовав заботу и теплые руки у своего лица, принялся елозить губами по коже, стараясь нащупать грудь. Ребенок мог спать и дальше, не требуя еды, если бы не его орущий и исходящий на дерьмо отец. — Как ты хочешь его назвать? — мягко спросил Тэхен, с легкой улыбкой любуясь дитем в своих руках. Недавно родивший омега стал успокаиваться и с ответной улыбкой ответил: — Ивар. — Какой нахер Ивар?! — заорал альфа, сжав руки в кулаки. — Я тебе сказал, сука, что его зовут Оддмар! — Ты же сказал, что это не твой сын, — холодно отрезал Тэхен, воззрев с высоты места ярла на раскрасневшегося от гнева мужчину. — Так какое право ты имеешь давать ему имя? Полумужи, подобные тебе, не попадают в чертог Богов. — Тэхен был непреклонен. Голос его не повысился ни на тон, но при этом резал, как сталь. — Ах, ты… — альфа, обозлившись, дернулся в сторону омеги, но резко замер, стоило Кхорику обнажить свой меч. — Засунь язык себе в задницу, пока я не вырвал его тебе. Ты говоришь с мужем ярла Кровавого, дерьмовый выродок. Тэхен, будто потеряв всякий интерес к одичавшему мужчине, перевел мягкий взгляд на ребенка. — Ивар… Да благословит тебя Óдин и все наши Боги. Ты — сын прекраснейшей матери, должен вырасти сильным, унаследовать его ум… Да благословит тебя Фрея, — обратился Тэхен к омеге, передавая тому ребенка, — у тебя будет еще много здоровых сыновей. Омега благодарно кивнул и прильнул к руке Тэхена, прижимаясь к ней губами. Тэхен слабо улыбнулся и пригладил омеге волосы, после чего голос его резко огрубел при обращении к Йостейну, что все это время наблюдал за ситуацией, готовый вступиться на защиту мужа ярла. Его сын в это время не спускал руки с рукояти меча и пристально наблюдал за гневающимся альфой, который глухо пыхтел перед видом стали исландского воина. — Йостейн, пусть твой сын отведет омегу обратно к повитухе. Пусть повитуха проследит за тем, чтобы омеге не стало плохо. А ты, — Тэхен резко глянул на мужчину, — если я узнаю, что ты еще раз поднял руку на этого омегу или что-то сделал своему сыну, за которого ты должен благодарить Фрею на коленях, я прикажу отрубить тебе обе руки. Если омега говорит, что это твой сын, значит он твой. Не позорься и уходи. Я приказываю тебе заботиться о своей семье, иначе в моих силах сделать так, что ты больше не приблизишься ни к одному омеге в этом поселении. — Ты, сука, неправильно судишь, — процедил сквозь зубы мужчина, чьи глаза раскраснелись вместе с лицом, — и ты не запретишь мне ничего, сраная подстилка ярла. Сам наебал, раздвинув ноги перед другим мужиком, и смеешь запрещать мне воспитывать моего мужа?! Я пришел к тебе с проблемой, и ты должен был ее решить, как ярл. — Ты хочешь, чтобы я решил ее как ярл? — негромким, пронзающим до глубины души голосом проговорил Тэхен. Взгляд его был нечитаемым, острым, резал лучше ножа. Толпа вновь погрузилась в тишину. — Кхорик, отруби ему руку, которой он ударил этого омегу. Молодого омегу, по счастью, уже увели, а потому никто не препятствовал приказу мужа ярла, лишь короткие голоса пронеслись по залу и вновь стихли. Когда Кхорик сделал шаг, мужчина завопил. — Кхорик, не нужно, — Тэхен переглянулся с исландцем, который согласно кивнул, но меч в ножны возвращать не стал. — Именно так поступил бы ваш ярл. В медовой зале поднялся гул, но через считанные мгновения все заглохло. — А чего вы все ожидали? — раздался знакомый голос со стороны. Тэхен резко перевел взгляд на Галларда, который стоял, скрестив руки на широкой груди, с ухмылкой наблюдавший за происходящим. Свирепый ехидно посмотрел на мужа ярла и, не разрывая с ним зрительного контакта, продолжил: — Никогда бы не подумал, что Чонгук свят, как саксонский праведник. Галлард скучающе посмотрел на конец клинка, что направил на него глухо рычащий Кхорик. — Какой великодушный ярл… Дает омеге говорить от своего имени, защищает шлюх, — альфа растянул губы в самодовольной ухмылке, — не ему ли, действительно, закрывать на такие конфузы глаза… Тэхен долго молчал, нечитаемым взглядом взирая на воина, носящего второе имя Свирепый. Тот был только рад воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы подорвать авторитет нынешнего ярла. — Думай, с кем говоришь, Галлард, — раздался твердый, не дрогнувший голос мужа ярла Кровавого. — Ты говоришь с тем, кто носит под сердцем ребенка ярла! — процедил сквозь зубы Кхорик, — совсем разум потерял, идиот?! — Да? — Галлард сделал удивленное выражение лица, — ты им свечку держал? Скажи, Биргир успел, или у них на очереди ярл? — осклабился Свирепый, развернувшись к Тэхену всем телом. Внезапно толпа заглохла, как только первенец мужа ярла сделал два шага вперед. — Я вырву твой язык!.. — глухо зарычал сжавший руки в кулаки Джинхен. Голос альфы стал грубеть, ему поддался первый настоящий рык, прозвучавший как предупреждение. — О, мне кажется, или кто-то тявкнул? — заулыбался шире прежнего Свирепый, обратив внимание на искривленное нахлынувшей яростью лицо Джинхена. — Давай, попробуй. Подойди и вырви. — Я убью тебя! — крикнул Джинхен, дернувшись, но рука Тэхена осадила его гнев. Омега прислонил ладонь к плечу сына, прекрасно осознав игру, которую вел Свирепый. — Ты забываешься, Галлард, — подал голос Йостейн, который порядком устал наблюдать за бесконтрольным неуважением в сторону мужа ярла со стороны воина, коего Чонгук Кровожадный поставил во главе защитников поселения. — Придержи язык за зубами, перед тобой в действительности муж ярла. Прояви уважение. — Да! — вступились за омегу старые воины, — ты говоришь с мужем нашего ярла, который еще и носит в себе его ребенка, Галлард! «Ты бы постыдился за свои слова, как бы гнев Чонгука Кровавого не настиг тебя», — донеслось со стороны. «Бесстыдство. Да кто ты такой, чтобы обвинять мужа нашего ярла? Языка тебя надо лишить!» «Как был сын шлюхи и предателя, так и остался ублюдком!» Под пристальными взглядами Галлард глухо зарычал. Он не был в силе противостоять зрелым воинам, которым начали в один голос вторить омеги, а затем и молодняк. Свирепый поспешил затеряться в толпе, попятившись назад. Тэхен проводил альфу острым, нечитаемым взором светло-карих глаз, с едва скрываемым отвращением, что можно было разглядеть по поджатым в тонкую полоску губам. Тэхен поднял руку, обнажив перед толпой ладонь, привлекая тем самым к себе внимание и останавливая гул. — Остальных я выслушаю позже. Обратитесь к Йостейну, если ваш вопрос срочный, — объявил людям Тэхен, намереваясь завершить собрание. Галлард, замерший в сердце толпы, пристально наблюдал за омегой, занявшим кресло ярла, не сводя взгляда с острых скул, сурового взгляда лисьих глаз и пухлых губ, обрамленных маленькой родинкой.

⚔⚔⚔

Небо заволокло тучами. Похолодало. Лишь редкие лучи солнца пробивались сквозь них, освещая узкие пространства Долин и огибая верхушки гор. Тэхен вынул из таза выстиранное белье и хорошенько встряхнул его, осмотрев со всех сторон. Любимое платье совсем потаскалось, и во многих местах не поможет его восстановить даже шитье. Омега вздохнул и стал развешивать одежду на веревку, натянутую меж двух деревянных столбов, вырезанных из тонкой осины. Следом Тэхен вывесил одежду Чонгука, позволив себе несколько минут вдыхать с рубашки родной запах, что не смылся речной водой. Прошло уже больше месяца с момента отбытия датского ярла и исландского конунга в Англию, но хозяйство, что осталось на плечах омеги, не давало ему скучать. Рабы копали поле и сеяли, смотрели за скотом. Тэхен оградил себя от работ в поле и уборки за животиной, поскольку запах сарая был невыносим. Чимин помогал Тэхену по дому, прибирался и иногда готовил еду, внимательно слушая советы от уже зрелого омеги. Готовил Чимин неплохо, особенно рыбу, а мясо у него постоянно подгорало, как и овощи, но Офейг охотно учился новому. Они оба выходцы с речных земель, а потому работу с рыбой делили пополам, однако в последнее время Чимина начинало тошнить от ее запаха, а потому заниматься сушкой и ее разделыванием по большей части приходилось Тэхену. Джинхен тоже не оставался в стороне и, как подобает мужчине, пусть еще совсем недорослю, взял на себя часть работы отца: старался рубить дрова, таскать воду из колодца и речки, выносить тяжелые тазы с одеждой, через слезы свежевал пойманные Кхориком тушки птиц. Посланный конунгом защищать Офейга и дом ярла воин оказался рукастым мужчиной, не боялся работы. Он ходил на короткую охоту, чаще всего принося фазанов или же зайцев, поскольку охота на крупного зверя могла затянуться и требовала куда больше сил, рук и времени — оставлять омег одних надолго исландский воин отказывался и вел промысел в тех местах, откуда был виден дом ярла. Также Младший оказался очень веселым молодым воином, не дававшим омегам повода думать о своих альфах, ушедших на войну. Он отлично поладил с Джинхеном, который после отбытия ярла Кровавого из дома стал ворчливым, намеренно делал злобное выражение лица, и старался во всем уподобиться отцу. Тэхен заметил сильные изменения в сыне после той ночи — хотел узнать, что такого он обсудил со зрелыми альфами, что так на него повлияло, однако мудро рассудил оставить это между сыном и мужчинами. У отца и сына должны быть свои тайны. Тэхен занес пустую корзину в дом. Чимин вышивал цветной пояс для конунга, чтобы чем-то занять руки, и одновременно наблюдал за тем, как Джинхен свежевал тушу пойманных с утра кроликов. — Кхорик сказал, что он специально корчит суровое лицо, — хихикнул Офейг, наклонив голову чуть в бок. — Ярл Кровавый и Биргир не будут в восторге, если Джинхен будет воротить нос от работы… Мужчины после походов часто бывают агрессивны, Офейг… Они пролили кровь, и будут не против пролить ее снова. Джинхен рискует попасть под горячую руку отца, если не начнет учиться, — тяжело вздохнул Тэхен, уткнув руки в поясницу. Он начал быстрее уставать от работы, хотя при первой беременности мог выполнять дел в разы больше. Чимин тихо отшучивался, что обо всем говорит его возраст, на что Тэхен закатывал глаза и угрожал омеге, что посадит его чистить рыбу за такие слова. — Пусть стремится быть похожим на ярла… Чонгук достойный мужчина. — Он ведь ребенок… — неуверенно произнес Офейг и перевел взгляд на открытую дверь. Через небольшую щель можно было увидеть, как Кхорик и Джинхен занимались работой. — Едва ли младше тебя, — сухо подметил Тэхен, оглядев нечитаемым взглядом ясное лицо исландского омеги. — Скоро начнет зубы скалить, на отца уже начал. Им будет трудно ужиться в одном доме, когда Джинхен поймет, что становится мужчиной. Помолчав, муж ярла добавил: — Мне тяжело, но вместе с тем я рад видеть, что он мужает. Но, как и любая мать, — острый взгляд омеги зацепился за Чимина, — я буду защищать его до самой своей смерти. Никакой мужчина не будет дороже ребенка, и не каждого мужчину можно назвать отцом. Ты понимаешь это, Офейг? Чимин молчаливо кивнул и накрыл ладонью чуть округлившийся живот. Его еще не видно через одежду, но он был ощутим самим омегой. Выдержав недолгое молчание, Офейг задал вопрос, что томил его душу достаточно долго: — Тэхен, ты любишь ярла?.. Длинноногий перевел нечитаемый взгляд на молодого омегу и задумался. Муж ярла открыл рот, чтобы ответить, как Офейг вдруг нервно дернулся и издал булькающий звук, после чего попытался сползти с кровати. Тэхен поспешно помог Чимину слезть и не стал удерживать, когда тот побежал к выходу из дома — на столь раннем сроке Офейга постоянно мутило, он практически перестал есть и отказывался от всего, что Длинноногий жарил на масле. Чимин толкнул дверь и упал на колени за порог, на тающий снег, после чего опустошил желудок. Последнюю неделю ребенок не давал омеге покоя, хотя до этого Чимин думал, что в силах перенести беременность спокойно. Офейг, тяжело дыша и отплевываясь, внезапно дрогнул. В нос ударил резкий запах гнили и горечи, из-за чего омега не выдержал и ему вновь вывернуло желудок, на этот раз сопровождая все невыносимым жжением, из-за которого у Чимина на мгновение перехватило дыхание. — Какая красота, — раздался над головой саркастичный голос, звучащий столь отвратительно и грубо, словно Óдин ударял по своей наковальне, что молодому любовнику Большого Ярла не составило труда понять, кто перед ним. Чимин вскинул голову и охнул, вжавшись в землю и игнорируя исходящий от нее холод. Губы затряслись, но Офейг не в силах был вымолвить и слова, как вдруг за его спиной раздался лязг металла — Кхорик вернулся с охоты вовремя. Двое зайцев валялись около входа в дом, в двух шагах от омеги. Лицо Кхорика искривил гнев, в раскрасневшихся от холода руках твердо лежала рукоять меча, направленная прямо на Галларда. Глухой рык вырвался из чужой груди, после чего на шум вышел из дома Тэхен. — Что происходит? — задал вопрос омега, окинув взглядом незваных гостей. — Галлард? Кхорик, уведи Чимина, — приказал огрубевшим голосом Тэхен, жалея, что не взял с собой ничего для защиты. В это время воин из Исландии помогал одной рукой Офейгу встать, а во второй продолжал держать меч. — Что ты забыл здесь, Свирепый? — Ну-у, — протянул Галлард, улыбнувшись во все зубы и явив на свет крупные сильные клыки, — не надо ссор. Мы ведь не воевать сюда пришли… Кхорик, — выделил насмешливым голосом Свирепый, глянув на стремительно начавшего гневаться Кхорика. — Я пришел к тебе, Тэхен, — игнорируя предупреждающий рык со стороны исландца, альфа перевел заинтересованный взгляд на мужа датского ярла, с любопытством оглядев черты чужого тела через ткань потрепанного серого платья. Облизнувшись, благодаря чему клыки заблестели от слюны, оставленный отвечать за ополчение Галлард вдруг сунул руку в ножны для клинка и вынул оттуда звенящую тонкую цепочку золотого браслета. — У меня для тебя подарок. Прими его. — Мне ничего не нужно от тебя, Галлард, — холодно отозвался Тэхен, не разрывая зрительного контакта. Любуясь свирепостью во взгляде светло-карих глаз, мужчина дотянулся до сжатой в кулак руки Тэхена, силой разжал пальцы и вложил в теплую ладонь украшение. — Забудем о том, что было в длинном доме. Важно то, что твой муж тебе такого не дарит. Тэхен опустил взгляд на ладонь, оценивающе осмотрев тонкое украшение. Он намеренно держал длительное молчание. — Любое украшение из твоих рук теряет свою ценность, — бесстрастно отозвался Длинноногий, сжал в ладони цепочку и швырнул браслет в сторону забора, где лежала кучка собачьих фекалий, которые убирали рабы, — и золото становится подобным дерьму. Убирайся из этого дома, Галлард. Свирепый проследил за тем, как омега выбрасывает браслет, и через мгновение его лицо потеряло ставшее привычным насмешливое выражение. — Вот как… Дерьмо, значит? — Галлард вдруг опустил руку на ножны, в коих покоилось оружие. Тэхен все понял сразу и было бросился в дом, успев лишь выкрикнуть имя исландского воина, как вдруг пятеро датских мужей набросились на Кхорика со спины, повалив того наземь, выбив из руки меч. Тэхен забежал в дом. Чимин стоял, взяв за руку ошарашенного Джинхена. Муж ярла огляделся и схватил первое, что попалось под руку — кочергу, но тут дверь резко распахнулась и ударилась о деревянную стену. Галлард пересек порог, злобно скалясь. Тэхен краем глаза увидел, как брыкается на улице Кхорик, пока двое воинов крепко держали его за руки и ноги, а третий душил бельевой веревкой. Они взяли исландца количеством. Двое оставшихся датских мужей проследовали в дом за Галлардом. — Уведи их, — приказал колченогому рабу Тэхен, заслонив собой Чимина и сына. — Не хочешь по-хорошему, Тэхен? — Свирепый вскинул бровь, оглядев омегу, что готовился защищаться. — Ты ведь не глупый омега, еще какой не глупый… Мы ведь можем договориться без… рукоприкладства, — осклабился Галлард, сделав несколько шагов навстречу кочерге, которой Тэхен замахнулся в ответ на приближение. Первый удар прошел мимо легко увернувшегося альфы, со вторым омега не спешил. Он неспешно двигался к кровати, где под подушкой был запрятан нож, что не укрылось от ни раз бывавшего в бою воина. Воина, что проиграл за всю свою жизнь только одному мужу — ярлу Кровожадному, из-за чего коса Галларда была обрублена и за прошедшие четыре года отросла лишь по лопатки. — Галлард… Уходи отсюда. Когда Чонгук вернется, он обо всем узнает, но, если ты уйдешь сейчас, я ничего ему не скажу, — соврал омега, стараясь выглядеть уверенно. Хрипы и рыки Кхорика, что изо всех сил старался вырваться, совсем не успокаивали. Галлард та еще псина, которая, как и его отец, любила бить в спину. — Думаешь, я его боюсь? — усмехнулся Галлард, косясь на кочергу, зажатую в руках омеги. До кровати оставалось два небольших шага. — Я удивлюсь, если он не сдохнет в этом походе вместе со своей сучкой Биргиром, — он скривился, с прищуром глядя на омегу, — и с этим Большим Ярлом. Старикашка, от которого нет толку. — Не боялся бы, в тот день мой муж не обрил бы тебя, как раба, — не сдержал отвращение Тэхен, о чем сразу пожалел. Когда в борьбе за кресло ярла Галлард проиграл Чонгуку, новый ярл отсек мечом чужую косу в знак поражения, которое тенью преследовало столь холеного мужчину, как Галлард, и не давало ему спать по ночам. Галлард был крепким, сильным, в разы превосходящим Чонгука по мощи и весу, но жадность и жажда власти, порожденная в альфе его отцом-предателем, убившим правившего до Сигмунда ярла Жестокого, сделала из него жалкого скота. Омега умело задел за живое, на что Галлард лишь сильнее разозлился, издав предупреждающий рык. Галлард бросился на омегу. Тэхен замахнулся на воина второй раз и вновь промахнулся, третий удар пришелся по касательной к чужой щеке, оставив неглубокую рану. Однако сразу после Галлард схватил кочергу рукой и дернул на себя. Тэхен успел отпустить, но в следующее мгновение мужчина резко толкнул омегу на кровать. Больно ударившись о край кровати, муж ярла дернулся за кинжалом, но тотчас оказался придавлен к постели весом альфы. Тэхен издал болезненный стон, окончившийся хрипом, и зажмурился, не в силах вдохнуть полной грудью. Галлард оказался неимоверно тяжелым, способным одним весом переломить омеге ребра. — Вот же сука, — зарычал Свирепый, хватая омегу за руку и рывком переворачивая того на живот. Внезапно сбоку раздался короткий мужской стон, а затем оглушительный рык. Чимин, до этого прятавшийся вместе с Джинхеном и рабом в подвале дома, рядом с которым в землю опускали засушенную рыбу и засоленное мясо, бесшумно подкрался к альфам со спины и схватил с земли упавшую кочергу. Приложив все усилия, омега разорвал одному из людей Галларда кожу на плече через одежду, но на второй удар его не хватило. Альфа отшвырнул омегу, с глухим стуком грохнувшегося на пол. — Дрянь! — рыкнул темноволосый альфа с опущенными двумя маленькими косичками из бороды. Это тотчас привлекло внимание второго воина, который с хищным оскалом отметил вслух великолепные золотистые волосы и кожу, на вид бархатную и мягкую, словно у ребенка. Перепугавшись за Чимина, Тэхен за мгновение замер. Омега упал на бок, но сумел защитить живот. Локоть омеги был разбит в кровь, а на платье виднелись темные кровавые разводы, перемешанные с землей и сеном, которым был утрамбован пол. Чимин тяжело дышал, пытаясь отползти от альф к стене дома. Чимин дал Тэхену шанс. Отвлекшийся на омегу Большого Ярла, а также на своих людей Галлард на мгновение ослабил хватку на руке мужа датского ярла. Тэхену удалось вырваться и выхватить из-под подушки остро заточенный кинжал. Громко зарычав, Тэхен с размаха вознес оружие над Галлардом, целясь в грудь, но рука омеги замерла на полпути к сердцу бывалого воина. Свирепый перехватил тонкое запястье и с усилием стиснул, на что омега не смог сдержать крика боли. Кинжал выпал из разжатых пальцев. — Второй раз не так впечатляет, — осклабился Галлард и наотмашь ударил омегу по лицу тыльной стороной ладони. Удар был оглушительным. Тэхен скривился, издав короткий болезненный хрип — перед глазами все поплыло, нос и щеку засаднило, нижняя губа лопнула — Галлард носил на пальцах краденные золотые кольца и совершенно не рассчитывал силу, когда имел дело с омегами. Особенно с теми, кто говорил ему «нет». — Дура, я лучше твоего гребаного муженька, — прорычал Галлард, задрав омеге подол платья и сдернув белье до колен, затем жадно огладил огрубевшей ладонью нежную ягодицу. — У меня и хер будет побольше, тебе понравится, — голос воина резал слух. Рыча, Тэхен пытался сопротивляться, но прижатый лицом в постель омега не мог ни кусаться, ни царапаться, а чем ярче он демонстрировал отказ, тем сильнее мужчина закручивал его руку, из-за чего практически сразу омега начал орать от боли. — Твой хер никогда не сделает тебя мужиком, ублюдок! — прохрипел Тэхен и, извернувшись, харкнул в лицо Галларду, на что получил еще один удар, на этот раз по затылку, на считанные мгновение заставивший омегу затихнуть. — Тэхен, — воин склонился над мужем ярла — омега ошалел от боли в руке и от давления, оказываемого на все тело, в том числе на живот. Широко распахнув глаза, Тэхен вновь закричал. — Хочешь быть со мной? Я… — Галлард замолчал на мгновение, после чего уголки его губ поползли вверх, — воспитаю твоего наебыша, и второго выродка тоже… Обещаю. — Никогда, — зарычал Тэхен, решив больше не совершать резких движений и не усложнять свое положение, — ты не мужчина… ты хуже немужа, — проговорил вполголоса омега, что уже начинал задыхаться. — Моих детей ты не получишь. — Да? — Галлард отстранился, дав омеге сделать глубокий вдох. — Тогда… Убейте мальчишку, — приказал своим людям Галлард. Они отвлеклись от созерцания дрожащего на полу омеги, от которого их удерживала лишь необходимость подчиняться главарю — оставаться начеку из-за исландского воина на улице, что продолжал оказывать сопротивление, даже когда по его шее струились капли густой крови, а также предупредить в случае приближения кого-либо к дому ярла Кровавого. Один из воинов тотчас двинулся в комнату Джинхена, из которой можно было выбраться в подвал. Реакция омеги не заставила себя долго ждать… чего Галлард и добивался. — Нет! — вскрикнул Тэхен, из глаз которого хлынули слезы, — нет, Галлард! Не трогай! Не трогай сына! Прошу тебя! — омега посмотрел на альфу через плечо, а затем бросил испуганный взор на воина, что переворачивал вверх дном комнату Джинхена. — Хорошо! Хорошо! — сдался муж ярла, не жалея себя. Галлард знал, на что давить. И он победил. — Нет ничего прелестнее любящей матери… — протянул довольно скользким голосом Свирепый, довольно улыбаясь. — Возьмите этого сосунка, но не убивайте… — воин ненадолго задумался, после чего победоносно добавил, — тащите сюда, пусть смотрит. Этому идиоту не хватило ума сделать из него мужчину, значит я его воспитаю. Губы омеги задрожали. Тэхен опал без сил на кровать, молясь богам, чтобы раб сумел спрятать его сына. — Галлард, ребенок… Дай мне лечь на спину, прошу тебя, — проговорил на тяжелом вздохе омега, на что Галлард сжал в кулак его отросшие темные волосы и накрутил на руку, вдавливая омегу щекой в подушку. — Я твою просьбу уже выполнил, — проурчал Галлард, оттянув ягодицу омеги и густо сплюнув на нее. Ладонь жадно огладила округлое бедро, большим пальцем альфа растер слюну по узкой дырке, и внезапно склонился над омегой, горячо прошептав тому на ухо: — А на твоего выродка мне посрать, будет просто прекрасно, если ты его не выносишь. — Тварь, — выругался омега, стиснув зубы, — какая же ты тварь… Обделенный мальчишка. Ты никто по сравнению с Чонгуком. Сам Óдин сделал его ярлом, его волей у власти он, а не ты! — вскрикнул Тэхен, чувствуя, как лицо обжигают слезы. — Только попробуй навредить моему сыну, я тебя уничтожу. — Мой сын, мы ведь договорились, — голос воина сменился, одно лишь упоминание Чонгука начало выводить того из себя. Зрачки альфы расширились, — только посмотрит на то, как я имею его мать. Тебе ведь не привыкать менять ему отцов! — рассмеялся Галлард, — не так ли? Так какая разница, Тэхен? Каким я буду по счету? Тэхен замер. Он в ужасе распахнул глаза, не веря своим ушам. Галлард продолжил: — Конечно, новый ярл получше: у него есть все! Молодой хер, власть, поддержка этого говнюка Большого, чтоб его, Ярла… а еще… — взгляд мужчины потемнел, и Тэхен почувствовал, как от горьких феромонов Галларда снова начинает задыхаться, как гниль распространяется по всему дому, кружа голову. Чимин плакал, пока еще один воин держал его лицо повернутым на происходящее, — уже как несколько лет у него есть такая выхоженная гордая сука, как ты, — рыкнул Галлард, больно сжав бедро омеги, впившись в него короткими ногтями и оставив следы. — Он всего этого недостоин. Ни его сраный отец, ни он — недостойны! Альфа выпрямился, пустив руку к штанам, дабы высвободить пока еще опавший член. Громкий крик раздался откуда-то сверху. Из-под крыши стремительно вылетел ворон, впившись длинными когтями в лицо Галларда. Воин рыкнул, попытавшись сбросить его с себя, но вместо этого послышался его отчаянный крик — птица целилась в глаза клювом, разорвала когтями щеку и взлетела. Кровь залила лицо воина. Ощутив легкость, Тэхен вынырнул из-под тела Свирепого и пнул того ногой в грудь, но альфа сумел удержать равновесие. Тэхен ошарашенно проводил взглядом улетевшего через распахнутые двери ворона. С того дня, как муж ярла помог ему выпутаться из веревок и накормил, ворон периодически улетал и возвращался, требуя мяса. Умная птица прилетала раз в несколько дней, кормилась, осматривалась и покидала дом, но иногда ворон оставался на ночь и спал на доске под крышей. — Убери от него руки, — послышался голос со стороны комнаты Джинхена. Тэхен обернулся и изумленно раскрыл рот. Джинхен стоял и, натянув тетиву, целился в Галларда. За его спиной валялся обездвиженный воин с пробитым черепом. Колченогий раб возвышался над трупом с топориком для мяса в руках, который успел прихватить с собой. На улице, поваленный на землю около порога Кхорик боролся за жизнь с тремя альфами, пытающимися сдержать его. Пальцы разрезало в кровь натянутой на шее бельевой веревкой, но воин так и не отпустил ее, не давая себе задохнуться. Альфа не отрывал взгляда от того, что происходило внутри дома. Он услышал глухой стук, а после раздавшийся плач омеги Большого Ярла, наблюдал за тем, как мужа ярла насилует один из доверенных людей датчанина. Но Кхорик выжидал. Задыхаясь, он делал вид, что продолжает яростное сопротивление, пока в конце концов держащий веревку воин не ослаб — руки его начали мелко дрожать. Второй из людей Галларда отпустил руки Кхорика, которые пытался оттянуть от его шеи, и бросился помочь тому, кто тщетно пытался задушить исландца. Младший выпустил веревку, впившуюся в его шею до мяса, и сделал резкий выпад — он давно завидел припрятанный в ботинке одного из альф нож. Выхватив его, исландский воин подсек альфу под голень, а второму хлестнул по рукам, разрезав запястья. Веревка на шее ослабла. Держащий его ноги прихвостень датского предателя бросился было задушить воина Младшего голыми руками, но альфа пнул его в живот, а затем вонзил нож в шею. Не давая себе время на передышку, Кхорик подхватил окровавленной рукой упавший меч и с разворота отсек датчанину, которого ранил в голень, голову, а затем пронзил насквозь второго. Три трупа остались истекать кровью — она хлестала, будто вода из горного источника. Галлард замер и перевел взгляд на мальчишку. Мужчина зажимал одной рукой кровоточащее веко, здоровым глазом осматривая оружие в руках неродного сына ярла Кровавого. Тотчас губы альфы растянулись в жестокой улыбке, следом раздался громкий хохот. — Какой грозный щенок у этого пса! Неужто гусиный пушок на яйцах оброс, что научился лук и стрелы держать? Не великовато оружие-то будет? — усмехнулся Галлард, — тебя отец не учил, что с такого близкого расстояния стрелы не пускают? Возьми ты нож, побольше бы шансов было пощекотать меня, — воин покосился на омегу, который пытался незаметно дотянуться до упавшего на пол кинжала. Губы растянулись в гнусной улыбке. — Ручонки-то трясутся, как у омеги. Ну, давай, стреляй… — хитро протянул Галлард, краем глаза заметив то, как воин, стороживший омегу исландского конунга, потянулся за кинжалом. — Учил, — холодно отозвался Джинхен. Воин дрогнул, готовый увернуться от стрелы, как вдруг сын самопровозглашенного ярла сместил прицел, и стрела прилетела прямо в бедро попытавшегося наброситься на него викинга. Второй из шайки псов Галларда грохнулся на пол, обронив оружие. За спиной альфы раздался рык и шум, будто схватка с исландцем возобновилась. Хрипы и стоны донеслись до его ушей, но, не тратя время на своих людей, Галлард дернулся к Тэхену, который дотянулся до кинжала. Но не успел Свирепый достать до чужих волос, как Джинхен пустил вторую стрелу, вынутую и поданную ему рабом из колчана отца. Стрела вонзилась в плечо предателя. Галлард, рыча, пошатнулся и схватился было за рукоять меча, как вдруг ощутил на загривке холод металла. Альфа замер и медленно повернул голову назад, с нескрываемым ужасом глядя на Кхорика, который будто вышел с поля боя, где сражался один. Шея исландского воина была прорезана до мяса, руки по локоть перепачканы в крови, которая стекала с израненных пальцев по клинку и рукояти. — Не убивай его! — прохрипел Тэхен, вооружившись клинком на случай, если Галларду хватит смелости броситься на него и отомстить. — Кхорик! Отпусти его. Кхорик скривился. Его лицо, доселе веселое и светящееся добротой, было похоже на лицо зверя. Клыки обнажены вместе с деснами, он рычал, желая убить скот, возомнивший себя хищником. Один лишь косой взгляд в сторону омеги Большого Ярла, и Кхорик был готов убить любого, кто заставил Офейга, носящего под сердцем самое ценное, что есть у конунга Исландии, умыться в слезах. Кхорик издал громкий, полный недовольства рык и гаркнул на Галларда. — Пошли! — Слабак… — растянул губы в улыбке Галлард, являя всем перепачканные в собственной крови зубы, рассеченное веко и разорванное когтями ворона лицо с правой стороны, — мальчишка и то сделал больше тебя. Исландский воин зарычал, вдавив острие меча в шею обернувшегося на него Свирепого. — Кхорик! — настойчиво крикнул Тэхен, лицо его обрело строгое выражение, — уведи ублюдка и его пса. Выброси их в длинный дом и приведи сюда доверенных людей моего мужа. Послушавшись омегу, Кхорик сумел сдержать свой гнев. Он схватил Галларда за волосы, а подстреленного в бедро альфу за шкирку, и потащил на выход из дома ярла. Исландец вернулся достаточно скоро. По его словам, Йостейн, услышав о нападении на омегу ярла, принял решение удерживать Галлард Свирепого вместе с единственным выжившим из ближайшей шайки прихвостней, взаперти до возвращения ярла Кровавого и конунга Большого Ярла, а на место Свирепого поставил своего собственного сына. Кхорик посоветовал Йостейну и остальным людям, в том числе омегам, не беспокоить мужа ярла вместе с его любовником до наступления вечера, чтобы дать тем время прийти в себя. — Оттащите трупы подальше от дома, — приказал омега рабам. За время, которое Кхорик разбирался в длинном доме, он пытался отдышаться. Омегу пробрала мелкая дрожь, но, несмотря на свое состояние, он обрабатывал ссадины на теле Чимина, которому запретил что-либо говорить про себя и лишний раз двигаться. Взять управление домом в свои руки был обязан Тэхен. Главное, чтобы Чимин по молодости и исходящей из нее чувствительности не потерял ребенка. Тэхен понимал, что в случае смерти Галларда его люди не будут ждать с отмщением. Пока Галлард дышит, псы, преследующие его идеи и идеи покойного Сигмунда, будут ждать возвращения Кровожадного в Данию. Оставшиеся в поселении воины не могут защитить его, поскольку поголовно боятся Галларда, словно олени волка, пусть даже израненного. Пока Чонгука нет, Тэхен не может так рисковать. Йостейну удастся сдержать волнения среди людей на какое-то время, и, кроме старого воина и его сына, а также Кхорика, оставленного править наравне с мужчинами, омеге не на кого надеяться. — Джинхен, маленький, не выходи на улицу… Ты зачем показался на глаза Га… — Тэхен вскрикнул, схватившись за живот. Чимин подскочил на месте и тотчас помог Тэхену прилечь. Как только тело коснулось постели, муж ярла скрутился, как младенец, заскулив от боли. — Тэхен! — взвизгнул Офейг, ощупывая старшего омегу, заменившего ему папу. — Тэхен! Что болит? Живот? — Ребенок… — прохрипел Тэхен, постаравшись сделать голос как можно тверже, чтобы Чимин не начал визжать от ужаса. Офейга уже бросило в крупную дрожь, и на глаза стали наворачиваться слезы. — Приведите повитуху. — Но… но еще рано рожать!.. — всхлипнул Чимин, не веря в происходящее. — Не бойся, я не рожаю ребенка, Офейг… — слабо улыбнулся Тэхен, накрыв дрожащей рукой ладонь Чимина, которого уже успел отчитать за его безрассудство и попытку защитить его от воинов мужа. «Я его теряю…», — пронеслось в голове у омеги. Джинхен бросился в центр поселения в поисках повитухи, сбивая ноги. Он забывал дышать, пока бежал, из-за чего легкие горели огнем. Он думал лишь о папе. Небо затягивали грозовые тучи. Темнело. Тэхен покосился на порог, на который опустился ворон, держащий в клюве цветок красного мака.

⚔⚔⚔

Через несколько недель датское и исландское войско достигло берегов Северны, что на землях Западной Мерсии. Совместными усилиями Большого Ярла и ярла Кровожадного северяне взяли Честер и намеревались осадить территорию всей Западной Мерсии, после чего напролом двинуться в Уэссекс. Когда Уэссекс падет, викинги планировали взять Лондон. Ярл и конунг разбили лагерь недалеко от берегов реки, дабы отдохнуть и набраться сил перед большим походом на юг. Несмотря на успешное взятие Честера и близлежащих деревень, северянам пришлось отбиваться от нескольких нападений со стороны англосаксов, выдвинувших на данов и исландцев основную силу мужей армии всех частей Мерсии. Под командованием Кровожадного викинги одержали победу во всех сражениях и стычках, но понесли потери, многие воины были тяжело ранены. На восстановление и сожжение павших требовалось несколько долгих дней. Хоронить воинов было решено на земле, сжигая до костей и пепла, а недогоревшие остатки сбросить в реку. Пустить суда или тратить время на постройку нескольких десятков плотов было опрометчивым решением — высок риск остаться замеченными и истратить оставшиеся у воинов силы. Было решено отпеть павших после взятия западной территории Мерсии. Чонгук сидел на булыжнике и чистил меч от крови, чтобы не дать лезвию быстро испортиться. Плененные омеги вместе с другими воинами готовили на кострах мясо пойманных кроликов и белок, викинги доедали то, что унесли из прибрежных деревушек. Ярл обвел взглядом своих людей, лениво отдыхающих на земле. Где-то под деревом альфы делили одну омегу на двоих, невдалеке рыдал новорожденный у одной из сучек англов младенец, которого было решено оставить — помрет сам, а если выживет, то будет выращен на завоеванной земле, как викинг. Чонгук протер клинок и приподнял оружие, осматривая его — глубокие царапины свидетельствовали о множестве боев, но этот меч Чонгук выковал сам, и, несмотря на все сражения, он лишь местами затупился. Взяв точильный камень, альфа принялся натачивать лезвие для будущего боя. Краем глаза ярл посмотрел вперед себя — в нескольких длинных шагах от него под раскидистым кустом рябины спал Биргир. Голая земля служила ему постелью, а трава — периной. Чонгук опустил глаза на меч, как до ушей донеслась тишина. Именно тишина — мертвая и неестественная. Крики и стоны омеги, который успокоился на груди одного из воинов, умываемый собственными слезами, заглохли; искры костра и стремящиеся на землю огоньки шумели так тихо, словно огонь не горел вовсе; разговоры воинов между собой были ленивы и глухи; Чонгук поднял голову и устремил свой взгляд в небо, наблюдая за вороном, который прилетел с запада. Ворон немного покружил и скрылся вдалеке, затерявшись в кучевых облаках. Чонгук нахмурился и приподнялся. Настала необходимость переговорить с Большим Ярлом. — Англосаксы! Англосаксы! — донесся крик одного из исландских разведчиков, посланных конунгом на территорию ближайшего замка в Западной Мерсии. Ярл выпрямился и оглянулся — навстречу к запыхавшемуся воину, чье лицо было все в мыле, а одежда местами перепачкана в земле и траве, двинулся Большой Ярл. — Конунг, — обратился к Намджуну среднего роста мужчина с худым, но гибким телом и таким же живеньким лицом, — англосаксы на подступи к реке. Они уже совсем близко. — Они заметили тебя? — Да, — разочарованно вздохнул воин, — они пытались подстрелить меня. Я заметил их по возвращении в лагерь, когда они уже были в двух днях ходьбы от замка. Каждый второй вооружен луком, каждый первый — мечом. Несколько десятков из них верхом на лошадях. Намджун нахмурился и обернулся на Чонгука. Мужчины поняли друг друга без слов. Чонгук снял с себя ножны, вооружившись лишь начищенным до блеска мечом, и поднял с земли щит. — Брат, проснись. Англосаксы идут. Биргир резко открыл глаза, как только раздался голос ярла. Альфа будто бы и не спал вовсе. Услышав про наступление, Биргир лениво перевел взор на брата — недовольство скривило его лицо. Громко и тяжело вздохнув, Хосок неспешно поднялся с земли и потянулся, начиная разминать плечи и шею. — Сраные англичане… Я видел такой хороший сон… И омега в нем стонал так, как не стонет ни один муж, брат. Чонгук скептически оглядел брата, выгнув бровь, после чего решил поддеть Биргира: — И как выглядел этот омега? Хосок растянул губы в довольной и ехидной ухмылке, но, видя, как темнеют чужие зрачки, поспешно ответил: — У него были великолепные зеленые глаза. Ярл вздохнул и осуждающе покачал головой, а затем двинулся в сторону Большого Ярла, который руководил войском. Намджун коротко обговорил с Кровожадным план действий, и было решено отправить часть людей к низинам реки, в овраги, откуда их не будет видно из-за раскидистых кусов. Несмотря на все еще лежащий на земле снег и изморозь с инеем, покрывающие голые ветки деревьев, обилие растительности, земля и грязь скроет из виду любого, даже самого заметного воина. Оставшихся людей, которые визуально составили одно целостное войско, приблизительно равное одной армии данов, некогда осаждавших местные церкви, было решено вывести из леса на поляну. Ослабевшие, но все еще способные воевать воины остались, чтобы защищать лагерь на случай, если англосаксам удастся создать брешь в стене варварского войска. Викинги встретились с мерсийским войском лицом к лицу на поле, заблокировав собой подступ к лесу. Войско короля Мерсии визуально численно превышало данов втрое, а особой движущей силой англов было несколько боевых лошадей. Возвышаясь над варварами, англосаксонский командующий будто выжидал, когда кучка врагов остановится перед ними. — Куча дерьма, такая же мерзкая и вонючая, как и варварское войско… Или я перепутал? — усмехнулся мужчина с бледной кожей и короткой, задетой сединой щетиной, обернувшись на своего сквайра, который вторил ему зубастой улыбкой. Крупные морщины исполосовали лицо командующего, а маленькие серо-голубые глазки смотрели прямо вглубь, на ощетинившихся датских воинов. По данным англосаксов, ярлом северян был молодой воин по имени Чонгук Кровожадный, чьи корабли были прибиты на севере страны. Несколько сотен данов выглядели жалко по сравнению с войском короля Мерсии. Был отдан приказ — покончить с проклятыми данами раз и навсегда и выжить эту чуму со священной христианской земли. — Мы заставим этих грязных, словно облезлые крысы, дикарей-данов плыть на своих лодках обратно, в свою нору… И лодки будут гореть, — оскалился командующий Хлодвиг, распрямив узкие костлявые плечи, накрытые кожей и украшенные серебром. — Проклятые язычники… Их так мало, что, похоже, одна лишь взятая крепость иссушила этих дикарей, они выглядят хуже побитых псов. — Вы правы, мой лорд, сир, — сквайр по имени Сиолл перевел взор на командующего, а затем на замершее войско данов, которое, вооружившись круглыми щитами и совершенно разношерстным оружием — от мечей до топоров, ожидало нападения со стороны мерсийской армии. — Когда вы прикажете действовать? Даны должны быть перебиты, и чем раньше это случится, тем скорее наступит в Англии покой. — Не учи меня командовать воинами, щенок, — скривился Хлодвиг и поджал тонкие сухие губы, рассматривая войско данов. — Я решу, когда мы будем наступать. — Да, мой лорд.

⚔⚔⚔

Затишье. Викинги не спешили наступать на войско Мерсии и придерживались плана. Чонгук прищурился, глянув на солнце — туча на мгновение закрыла собою его лучи, и все вокруг погрязло во тьме. Они просчитались. Чонгук нахмурился и напрягся, сжимая в руке ручку своего щита. Ветер унес тучу, и первые лучи тронули глаза викингов. Ослепленные, воины не двигались, слыша лишь голос ярла и видя лишь его корпус. — Стена щитов! — крикнул Чонгук, когда заметил, как дрогнуло войско англосаксов. Их командующий, вероятно, рассчитывал не только застать северян врасплох количеством луков и стрел, клинков и лошадей, но еще и заставить пеших воинов быть ослеплёнными солнцем, расположенным в такой час на западе, со стороны Мерсии. Даны и исландцы в один миг образовали полукруг — их хаотичное построение вовсе не было случайным, на деле оно имело порядок — самые высокие держали над головами других щиты, самые сильные удерживали их на уровне чужих рук, а юркие и гибкие прикрывали ноги. Стрелы вонзились в щиты, пробивая их с намеренно выдержанного расстояния. Воины старались сберечь лицо, но некоторые стрелы задевали плечи или щеки. Глухое рычание и боль северян ни на мгновение не вынудили их ослабить стену, пока ярл молчал. — Держать! — заорал Биргир, первым увидев, как второй заход выстрелов посыпался на викингов с неба. Чонгук сидел на корточках, выглядывая в щель между щитами, и щурился. Вновь тишина. — Третий залп! — шикнул Чонгук, сжимая меч, — падайте! От третьего захода выпущенных стрел викинги начали падать на землю, сбиваясь с ног и валясь кто на спину, кто на зад, а кто на колени. Крик со стороны англосаксов и топот раздался спустя мгновение — повелись. — Добейте этих уродов! Англия станет язычникам могилой! — закричал Хлодвиг, посылая мужей добить данов. — Всем встать! — крикнул Чонгук, когда англосаксы наполовину преодолели расстояние на поле, разделяющие мерсийское и варварское войско. — Стена щито-ов! Викинги повскакивали с земли, ничуть не ослабев. Их падение лишь выглядело натурально, но оказалось поддельным. Вновь могучая стена из щитов выстроилась перед несущимися на них ошарашенными англосаксами, но толпа, даже если первый ряд войска остановится, будет подбиваться серединой и замыкающим рядом. Беспорядочная куча англосаксов, которая до этого была строем, столь же хаотична, как и глуп их собственный командующий. — Держать! — зарычал Чонгук, наваливаясь на щит, когда первый удар пришелся по их деревянной стене. Англосаксы налетели на них гурьбой и стали пытаться просунуть мечи в зазоры между круглыми щитами, чтобы пустить кровь варварам. Некоторым это даже удалось. — Держать, не двигаться! — командовал ярл Кровожадный, дожидаясь нужного момента. Когда воины Мерсии насели на них всей частью своего войска, Чонгук услышал заветный крик. Войско исландцев вперемешку с данами, которое таилось в овраге за множеством кустов и деревьев, по приказу Большого Ярла вырвалось из засады. Викинги орали так, что глохли на небе птицы. Северяне взяли опешивших англичан в кольцо. Когда англосаксы на мгновение растерялись, обратив свое внимание на войско исландского конунга, Чонгук бросился на собственный щит и крикнул: — Впере-ед! Убейте их! Крики варваров-данов заполонили округу, оглушая мерсийских воинов. Альфы раскрыли свои щиты, выбрасывая вперед мечи, копья и умело орудуя топорами. Ярл схватился с одним из мечников. Чтобы освободить вторую руку и начать свободно биться, ярл с размаха ударил щитом противника и рассек тому лицо, затем второго и третьего, напавших на него со спины. Бросив треснувший щит, Чонгук схватился за рукоять меча двумя руками и, крича, столкнулся клинками с одним из англосаксов. Тот оказался выше и крупнее дана и принялся давить ярла своей силой. Чонгук же перераспределил силу меча и резанул его острием чужой бок, пустив воину кровь, а затем проткнув его грудь прямо через сердце. — Что?.. Но, как, если их всего… — изумленно проговорил Хлодвиг, с ужасом глядя на то, как его людей взяли в мертвое кольцо и добивали другие воины. — Их изначально было больше, сир! Но… по нашим сведениям, войско данов не настолько многочисленно… — торопливо проговорил сквайр, не стараясь спешиться с лошади и броситься в бой, чтобы поддержать мужей Англии. — А это и не даны… — севшим голосом ответил Хлодвиг, остановив свой взгляд на одном из воинов, который мчался вместе с дюжиной исландцев на поле. Седоголовый альфа внезапно коснулся пальцами собственной щеки, на которой розовел старый шрам, глубокий, будто пес погрыз кусок плоти, изуродовавший его лицо. Этот шрам был оставлен цепью. Точно такие же исполосовали всю правую половину тела командующего, от лица до колен. Высокий и крепкий воин с длинной косой, опущенный ниже лопаток, внезапно остановился посредине поля и приветственно махнул оставшемуся наедине со своей мелочной свитой и сквайром Хлодвигу. — Чтоб этот ублюдок сдох! Чтоб его сожрали черви! — зашипел командующий, провожая взглядом Большого Ярла, который устремился к своим воинам, чтобы поучаствовать в победоносной битве лично. — Сир, вы же слуга Господа! — начал сквайр, на что Хлодвиг предупреждающе сипло зарычал, устремив свой взгляд на варварскую толпу. Командующий стал выискивать острым, как у орла, взглядом слабое место дикарей. Шанс подавить могущество викингов у них еще был. — Кто из них главный… Среди них есть еще одна падаль, — проговорил себе под нос Хлодвиг, как вдруг замер, завидев воинов, что время от времени выбивались из-за стены щитов и сражались, после чего вновь становились частью неделимого ряда. — Он, — Хлодвиг выпрямился и оскалился, демонстрируя тонкие и острые клыки, — молодой воин с длинной косой, приземистый. Около него сайгаком скачет еще один — покрупнее. Отбейте того, что вооружен топором, он защищает их чертова ярла. Отбейте ублюдка и пусть ярл останется один! Ярл бился быстро, ловко и резко, понимая, что лучше тратить силы на то, чтобы задеть как можно больше противников, оставить множество ран, от которых враг сам падет, нежели вложить все силы в один удар. Биргир был рядом, ни на мгновение не оставляя брата одного. Сила Биргира была недюжинной — за счет своей меньшей подвижности, Хосок отсекал конечности и срубал головы топором, а когда хватал меч, то протыкал противника насквозь. Любого воина, что был крупнее его названного брата, Биргир убивал, позволяя Чонгуку защищать ему спину. Та часть войска, что оставалась на лошадях, помчалась со склона прямо на человеческое месиво. Кони давили под своими копытами всех, не разбирая, давят они англа, сакса, дана или исландца. Конница разрушила стену щитов, оставив в ней широкую брешь. Хосок повалился на землю, едва не попав под копыта одной из лошадей. Рыча, альфа потянулся за оружием, но на него набросились другие воины, подгоняемые криками тех, кто восседал в седле. Видно они передали выжившим новый план, целью которого оказались два датчанина. На Биргира стали нападать по трое, а то и по пять человек разом, образуя между ним и ярлом живую стену. Чонгук запыхался — слишком близкое расстояние не давало ему спокойно размахнуться мечом, а для клинка у англов были слишком толстые доспехи из кожи, металл кольчуги и не менее толстые рубахи. Альфа запнулся об один из трупов и повалился на землю, едва увернувшись от колотого удара — сакс вонзил меч в землю в полуметре от чужой головы. — Ярла! — закричал Биргир, проследивший за порядком чужих действий. — Защищайте ярла! Защищайте ярла! — Хосока повалил на землю один из воинов, желая придушить в попытках сдавить горло деревом копья. Чонгук рывком поднялся с земли, вооружившись брошенным топором, и отсек воину руку. Чей-то меч со спины резанул ему по правому предплечью, и альфа выронил топор, инстинктивно подавшись в бок, чтобы избежать колотого удара. Увернувшись от меча, альфа пнул противника в живот и отнял его меч — свой он обронил, когда был повален на землю. Ярл Кровожадный с размаху резанул одного из саксов в шею, а второго в плечо и в бок. Подпрыгнув, с разворота альфа вогнал лезвие в шею мужчины, который замахнулся на него сзади. Ярл сглотнул слюну и вкус чужой крови, который комком застрял поперек глотки — легкие жгло, руки начинали трястись от напряжения, а свежая рана горела так, словно ее опалили огнем. Порез оказался неглубоким, однако боль, словно тонкая нить, пронзила ему всю руку. Альфа открыл рот, чтобы сделать вдох, как вдруг на него с бешеной силой замахнулся крупный саксонский воин, вооруженный двуручным мечом. Чонгук успел лишь переставить ноги и блокировать удар, удерживая меч в горизонтальном положении. Но силы в правой руке недоставало, отчего последующий удар отразить так же удачно не удалось — грузный и тяжелый мужчина, вдвое превосходящий коренастого дана по росту и весу, обрушил свой удар в то же место, и ярл на мгновение потерял равновесие, а в его глазах потемнело от боли. Чонгук болезненно вскрикнул и зарычал. Под натиском чужого веса альфа повалился на землю, запнувшись о поваленный лошадью труп сакса. Ударившись спиной о заледеневшую, твердую, будто камень, землю, ярл раскрыл рот в немом стоне. Второй рукой он схватился за лезвие, игнорируя то, как оно рассекло ему ладонь. В это же мгновение перед глазами Чонгука возник сокол, который спустился с небес и вонзил свои длинные острые когти в лицо сакса. Разодрав тому кожу, птица вновь устремилась в серое небо. Альфа тотчас попытался удержать меч, находящийся в опасной близости от его лица, как вдруг чужое давление на мгновение ослабло — Большой Ярл ударил воина со спины топором, прямо в толстую шею, но это не умертвило сакса, поскольку лезвие из-за неудачного угла скользнуло по кольчуге и лишь счесало кожу. Большой Ярл нанес второй удар, на этот раз в плечо. — Сзади! — хрипло крикнул Чонгук и внезапно понял, что его крик оказался совершенно глухим — от боли у него сжалось горло и вместо крика выдался хрип. Англа, который намеревался забить конунга со спины, одним ударом убил Биргир. Лицо Хосока было омыто кровью, как и его руки, но альфа продолжал драться, подобно одичавшему животному, словно и не чувствовал боли. В это время Чонгук предпринял попытку резко встать, но голова его закружилась, а через пелену, застелившую глаза, он увидел меч, что вновь был занесен над ним. Чонгук выставил перед собой оружие, как в предыдущий раз, дабы блокировать удар, но сбитый с дрожащих ног преобладающим весом противника ярл выбил из легких единственно удавшийся крик — сакс рассек кожу, нанеся удар поперек его груди, а меч, удерживаемый самим ярлом, сделал эту рану еще глубже. — Брат! — крикнул Хосок и, ослепленный яростью, зарубил сакса, обрушив на его голову несколько ударов, в результате чего расколол чужой череп надвое и прорубил шею. — Ярл! Защищайте ярла! Стена щитов! — заорал Большой Ярл, заступая за щиты, которые начали постепенно окружать ярла со всех сторон. Воины добивали противников и бежали, чтобы создать стену лишь в одном месте и над одним человеком. — Брат! Брат, очнись! Брат! — закричал Хосок и стал прощупывать через кожу, бьется ли чужое сердце. Чонгук лежал неподвижно, устремив немигающий взгляд в серое небо, которое закрыли от него множество круглых щитов один за другим. Кровь, что хлестала из глубокой раны, заливала одежду, образуя под ярлом алую лужу. — Бра-ат! Было тихо. Все вокруг заполонил бледно-молочный туман. Чонгук открыл глаза и огляделся: вокруг была пустота, все будто бы намеренно скрыто от глаз. В небе, на севере, юге, западе и востоке — один лишь туман. Альфа ощутил свое тело и опустил глаза на руки — чистые, одежды на нем не испачканы в крови. Они выглядели такими же, какими были, когда ярл отплывал от берегов Дании. Чонгук проморгался и напряг ноги, дрогнув от неожиданности: под ним ощущались круглые и горячие бока лошади, в чью гриву были вплетены серебряные колечки и колокольчики, сбруя выполнена из хорошей плотной кожи, а седло, в котором сидел Чонгук, украшено золотыми драконами и рунами. Лошадь была спокойна. До ушей ярла донесся громкий, раскатистый звук, словно гром, пронизывающий все небо — звук напоминал удар молота. Чонгук вздернул подбородок и увидел, как белые искры летят по небу, а среди туманных туч виднеется силуэт молота, бьющего по наковальне. Это был сам Óдин. У альфы перехватило дыхание, а через мгновение он зажмурился от яркой вспышки света, ослепившей его на несколько считанных ударов сердца. Когда Чонгуку удалось открыть глаза, через прищур он увидел, как перед ним раскрываются массивные двери из великого дуба и железа, высотой ворота устремляются в небо и там же исчезают, а через открывшуюся перед ним щель льет яркий бело-желтый свет, что был ярче солнца. Ворота распахнулись окончательно с новым, отмеренным ударом молота, и Чонгук увидел лестницу, проявившуюся сквозь туман. Лошадь двинулась вперед. Вальхалла. Чертог Богов, где павшие воины могут пить и есть наравне с Óдином и другими Богами, а после выйдут вместе с ним биться бок о бок в страшнейшую из битв — в Рангарек. Чонгук забывал дышать, а до ушей начали доноситься звуки громкого хохота, звонкое пение птиц, стук ковки металла, топот копыт лошадей, тонкое пение омег и их заливистый смех. Чонгук ощутил облегчение, которое не даровала ему жизнь. Когда лошадь оказалась около ступеней, ярл Кровожадный внезапно остановил ее. Все замерло, смех и разговоры стихли. Óдин ударил в свой молот. — Ты не заберешь меня! — крикнул Чонгук, а голос его эхом разнес туман. — Не сегодня! Я не пройду через ворота Вальхаллы сейчас! Я должен увидеть сына! Удар молота о наковальню, последовавший за словами альфы, был громче и сильнее предыдущих. — Я должен увидеть сына! — заорал альфа и зарычал, крепко сжав в руках поводья. — Меня ждет семья! Ты не заберешь меня, Óдин! Не сегодня. Последующий удар заставил все вокруг содрогнуться, земля затряслась под ногами, лошадь заржала, выдавая свой страх. Чонгук рыкнул и дернул за поводья, разворачивая лошадь крупом к воротам Вальхаллы. Он двинул ее назад, в туман и темноту. Удары молота стали грознее, громче, сильнее, страшнее. Óдин начал бить по наковальне так, что лошадь, перепугавшись, попыталась встать на дыбы. — Пошла! — крикнул Чонгук, — пошла! Ярл погнал животное вперед, в темноту, а земля под ним начала раскалываться на огромные куски и осыпаться в черную пропасть. Альфа обернулся и широко распахнул глаза от изумления: ворота надвигались на него с бешеной скоростью, будто бы желая поглотить и воина, и его лошадь. — Я обещал взять на руки сына, Óдин! Я сражался ради тебя и буду сражаться! Ты заберешь меня, но не сейчас! — кричал Чонгук, загоняя лошадь до мыльных боков. Та задыхалась и неслась, легкие ее горели от скорости, но ворота и их ослепляющий свет двигались все быстрее. Ярл спиной ощущал, как Чертог желает поглотить его. Внезапно впереди вспыхнул яркий желто-белый свет, будто открылись вторые ворота в Вальхаллу. Чонгук не замедлил лошадь, но опешил от увиденного: перед ним явилось существо, раскрывшее свои крылья со светящимся золотом оперением. Тело у этого существа принадлежало соколу, а голова… Ярл ощутил, как слезы хлынули из его глаз — на него смотрел Тэхен. Его лик светился так же ярко и чисто, как тогда, в воде, но на этот раз омега был больше, величественнее. Будто сама Фрея явилась, чтобы… спасти его из Чертога Богов. — Дай мне руку… — проговорил Тэхен, протягивая альфе ладонь, которая была единым целым с его крылом. — Дай мне руку! Я выведу тебя! Твое место в мире живых! Тебе рано умирать! Чонгук начал гнать лошадь. Та запнулась и едва не повалилась всем своим весом на землю, но чудом смогла выровнять бег. Альфа стал изо всех сил тянуть руку вперед, но Тэхен не становился ближе, как бы быстро ни бежала его лошадь. Лицо омеги вдруг изменилось — его искривила гримаса ярости и боли. Птица вновь раскинула свои крылья и взлетела, устремившись вперед, навстречу ярлу и воротам, преследующим его по пятам. — Ты не заберешь его у меня! — крикнула птица Óдину, вызвав у того рык, полный ярости, звучащий, как сама смерть. — Он — мой! Сокол накрыл своими огромными крыльями ярла, закрывая от ворот и ослепляя своим собственным светом. «Вернись ко мне живым», — шептала ему птица. Чонгук услышал голос своего мужа, крупные слезы катились по его щекам. — Брат! — ярл услышал знакомый голос, что донесся до него словно сквозь толщу воды. — Брат, вставай! Чонгук резко открыл глаза, сделав глубокий, обжигающий легкие, вдох. Мутная картина предстала перед ним — лицо брата склонилось над ним, отражая сильнейшую гримасу боли и страха, а над ними — куча круглых щитов, накрывшая их, словно купол. Биргир обмер, когда брат открыл глаза. Через считанные мгновения он схватился за поданную ему руку и помог ярлу встать. В Чонгуке вдруг нашлась невероятная сила, чтобы подняться, несмотря на раны. Альфа выпрямился и первым делом присел около щитов, высматривая через щель положение на поле. — Ты прилег отдохнуть, болван?! — гаркнул Хосок, не в силах осознать происходящее — сердце брата не билось мгновение назад. — Какова ситуация? — спросил Чонгук Большого Ярла, который смотрел на него отстранённым, диким взглядом, но при этом сумел четко ответить, обозначая положение данов и исландцев против англосаксов. — Кто из них главный? — ярл прищурился, высматривая мерсийское войско: всадники на лошадях вернулись на сторону западных отрядов и выстроились, вооружившись луками. Они стреляли по команде человека, облаченного в лучшие одежды, с седой головой и уродливым тощим лицом, белым, как скисшее молоко. — Тот, что посередине. Седая башка, — скривил губы Намджун, — это Хлодвиг, их командующий. Пока он отдает приказы, англосаксы борются, но, если мы его убьем… эти ублюдки растеряются, как слепые щенки. — Хорошо, — сухо отозвался Чонгук, — дайте мне лук! Через руки и ноги толпа передала ярлу лук и две стрелы. Альфа нащупал тетиву. Ему нужно встать, чтобы выстрелить на такое расстояние. — Когда я скажу открыться — откройтесь. Закройте стену только после приказа! Хлодвиг предвкушал победу. Он ликовал, широко улыбался своей тонкогубой улыбкой и уже мысленно выплачивал себе мешок золотых монет, выбирал молодого омегу из слуг короля на пиру и даровал себе новый титул — выше предыдущего. Альфа отдавал приказы стрелять до тех пор, пока викинги не раскроются. Из-за того, что все воины собрались, чтобы закрыть щитами один труп — поле боя оказалось пустым. Выжившие и еще способные сражаться англосаксы отбежали на расстояние, к лошадям, чтобы стрелы не тронули их. После приказа, как только в стене щитов дикарей образуется брешь, они добьют оставшихся варваров и будут праздновать свою победу еще до заката. Небо становилось красным, солнце намеревалось опуститься за горизонт. — Лучники! — победоносно приказал Хлодвиг, облизывая пересохшие губы и смакуя на устах мнимый вкус вина и победы. — Стрелы! Мы добьем этих грязных крыс, убережем нашу любимую Англию от этой чумы! Варвары будут гнить на солнце, пока их глаза не сожрут падальщики, а тела на радостях не разнесут по этому полю хищники, — Хлодвиг явно желал, чтобы слова, предшествующие победе, были записаны летописцем с уст его сквайров и им самим. — Давай-давай… — шептал Большой Ярл, ожидая, когда Хлодвиг прикажет стрелять. Тот оттягивал момент, и нервозность командира выдавала его неспокойно переступающая с ноги на ногу лошадь. — Откройтесь! — гаркнул Чонгук, когда стрелы полетели прямо в щиты. — Идиоты! — расхохотался Хлодвиг, видя, как стена викингов посыпалась прямо тогда, когда в них полетели новые стрелы. — Грязные язычники! Настоящие крети… — Хлодвиг заглох и сбил брови к переносице, вдруг увидев, как там, вдалеке, посредине разрушенной стены варваров стоит человек. Его длинная коса с вплетенными в нее серебряными колечками и колокольчиками колыхалась на слабом ветру. Несмотря на расстояние между армиями, при котором обычный человек не разглядит даже одежд своих противников, далеко видящий Хлодвиг мог поклясться сам себе, что в черных глазах этого человека не было зрачка. И в отражении он видел лишь себя и стрелы, летящие, как стая мух, прямо на викингов. Чонгук прищурился, выжидая момент, и резко выпустил стрелу. Альфа не сводил взгляда с седоволосого англосакса, намереваясь убить его здесь и сейчас. И для этого ему понадобится только одна стрела. — Стена щитов! — гаркнул Чонгук, и дерево ударилось друг о друга. Воины зарычали и закричали, пытаясь удержать натиск пробивающих древесину стрел. Большой Ярл вдруг издал болезненный крик — стрела пробила ему правое плечо, но альфа при этом продолжал прикрывать щитом голову ярла Кровавого. Стрела, выпущенная в ворох мерсийских стрел, осталась среди них незамеченной до тех пор, пока не пробила шею англосаксонского командующего армии Мерсии Хлодвига. — Убейте их всех, — выдохнул Чонгук, и викинги, издавая зверские крики, понеслись на ошарашенных англосаксов, которые, при виде грохнувшегося с лошади командующего, потеряли бдительность. Солнце встало на востоке, а село на западе, озарив трупы побежденных ярлом Кровавым и Большим Ярлом воинов армии короля Мерсии.

⚔⚔⚔

Полная луна осветила лагерь. Даны и исландцы переводили дух и ликовали. Плененные англосаксонские омеги обмывали тела воинов и зашивали им раны, другие же готовили еду и ублажали альф, окончательно пришедших в себя после битвы. — Ты и брат спасли мне жизнь, — сказал Чонгук, наконец-то найдя в себе силы произнести слова благодарности. Большой ярл сидел на поваленном дереве, стискивая зубы, когда омега дрожащими руками пытался вынуть из его раны обломки стрелы. — Уйди, маленький, — Намджун отпихнул от себя молоденького омегу небрежным жестом и, сунув себе в рот собственную рубашку, принялся ковырять пальцами рану и вынимать из нее дерево. Наконец осколок оказался в его окровавленных пальцах. Крупные капли пота скатились по лицу исландского конунга и тот облегченно выдохнул. — Давай, промывай, чего глазки вылупил? Я кровью истеку, ты будешь перед моими воинами отвечать, — ярл говорил на непонятном омеге языке, и чужое недоумение на светлом личике лишь сильнее забавляло Намджуна. Омега поспешно стал промывать рану водой, взятой из ближайшего колодца из разграбленной ранее деревушки. — Сам подумай, — выдохнул Большой Ярл, смотря на Чонгука, — ты и Биргир молоды, а я лет через десять буду седым старикашкой. Эта война — моя последняя. Если мы победим, я сяду в Исландии и буду греть яйца в тепле, пиве и утопленных в нем рыбках, — хрипло, сквозь боль, посмеялся Намджун. — А у тебя еще вся жизнь впереди. Однако я не очень-то горю желанием сдохнуть на поле боя, — заявил альфа, усмехаясь, — вы, сосунки, недавно от омежьей сиськи только оторвались и жаждете войны — вот и воюйте. А я лучше сдохну пусть не героем, зато в объятиях молоденькой омеги, — исландец отмахнулся, на что Чонгук и Биргир негромко рассмеялись. Однако эти слова не заставили черты Биргира смягчиться. — Я думал, что ты умер сегодня на поле, — сухо, негромко начал Хосок, обратившись к брату. Большой Ярл, хоть и слышал разговор, все же обратил свое внимание на молодого омегу, который начал зашивать ему рану. — Твое сердце не билось. И мне не померещилось, брат. Ты никогда не получал столько серьезных ран ни в одном из походов, в которые мы ходили. Никогда не был так близок со смертью… — Хосок помолчал, опустив взгляд на темную землю под ногами. — Óдин не хочет, чтобы ты вернулся с этой войны. — Я сказал Óдину, — отрезал Чонгук, ощупывая пальцами потрепанный браслет из пряди волос его мужа, после чего устремил взор на брата — Хосок выглядел болезненно, его руки дрожали, а лицо было измученным. Таким его ярл видел впервые, — что он не заберет меня. Я не умру в Англии, брат. Потому что я обещал Тэхену. — Что ты ему обещал? — вздохнул Хосок, но в словах его слышалась грустная насмешка. — Я обещал, что возьму на руки нашего сына, — ответил Чонгук. Биргир усмехнулся, но ничего не сказал. К ярлу Кровавому подошел омега, который закончил с раной Большого Ярла. Альфа едва избавился от одежды, которая прилипла к глубокой ране, прорезывающей ему под наклоном всю грудь. Биргир сунул брату в зубы кожаный ремень, и Чонгук болезненно зарычал, вцепившись в свои ноги пальцами, когда омега дрожащими руками попытался промыть ему рану. Молодой плененный англосакс дрожал, как лист на ветру, едва стоял на трясущихся коленках, а вода расплескивалась из ослабевших рук. Чонгук вырвал у него самодельную толстую иглу и нить и, указав жестом, чтобы тот продолжал лить воду, промыл рану, не сдерживая сдавленных криков боли. Ярла крупно трясло, вены проступили на руках и шее, а все лицо заливали крупные капли пота. Чонгук стал сам зашивать себе рану.

⚔⚔⚔

Викинги на подступи к Уэссексу. Войску данов и исландцев удалось продвинуться вдоль течения реки Северны к королевским землям и окончательно подавить восстание Западной Мерсии, осадив крепость, где какое-то время варвары задержались, чтобы восстановить силы и сжечь павших в бою воинов. Потери были не так велики, как потери мужей Англии — викинги схоронили несколько десятков человек в огне костров, а кости и остатки недогоревшей плоти сбросили в реку. До земель Уэссекского короля оставались считанные дни пути, а ярл вместе с конунгом в это время поднимали боевой дух своих людей, позволяя им грабить прибрежные деревеньки и селения, насиловать омег и избавляться от остатков зимних запасов, которые приберегли англосаксы. После того, как амбары опустошались, варвары сжигали их, чтобы англосаксы вымерли с голоду или сами схоронили себя от отчаяния. К тому моменту, как викинги разбили очередной лагерь в разграбленной деревне около раскидистого поля, которое предназначалось для засевания пшеницы, природа в Англии ожила: зеленели луга, раскидывали свои тяжелые ветки деревья, начинали подниматься нераскрывшиеся бутоны цветов. Живности стало больше, оттого охота викингов стала проходить чаще и эффективнее, а главное — еда и омеги позволяли воинам набраться сил перед главной битвой. Ярл считал, что, если они возьмут Уэссекс, то Лондон сдастся им сразу, как только они спустят корабли на воду. Биргир наблюдал за тем, как взятый в плен молоденький омега лет семнадцати на вид штопал ему одежду. Альфа ковырялся кончиком ножа в клыках, выковыривая застрявшие осколки костей кролика, которого он разделил на двоих с братом. Периодически он поддевал пальцами кучерявые прядки омеги, но настроения вкусить его тело у брата ярла не было. Хосок скучающе убрал нож в ножны, закрепленные поперек его груди, и лениво перевел взор на Кровожадного. Чонгук дремал, откинувшись спиной на поваленное дерево и скрестив руки на груди. Хосок скривил губы — брат почти не спал, несмотря на воинов, которых оставляли дежурить, ярл не расслаблялся. За все те походы, которые они успели совершить, Чонгук никогда не был так насторожен, а полученные им ранения не были столь страшными и глубокими; Биргир боялся, что брат не переживет эту войну. Полученная им рана кровоточила, тяжело зарастала, и ярл угасал на глазах, но при этом продолжал держаться стойко и не жаловаться на боль. Никто, кроме Биргира и Большого Ярла, казалось, и не замечал чужой слабости. Прибывший в лагерь разведчик сообщил о том, что воины Намджуна ведут в лагерь двух англосаксов. Никто из воинов не понимал, что пытались донести до них англичане, поскольку взятый в плен монах, знающий много языков, оставался при ярлах. В лагерь прибыли двое англосаксонских мужей, одетых в королевские цвета; так окрестил их монах. Двух альф — один из которых был помоложе и даже не отрастил бороды, спешили с их лошадей и привели прямо в руки ярлов. Биргир разбудил брата. Чонгук поднялся на ноги, едва заметно скривившись от тупой боли, пронзившей грудь и плечо, и положил руку на рукоять меча. Хосок же свой меч обнажил. Нужно быть настороже даже с двумя, на вид хлипкими альфами, поскольку даже самому мелкому клинку плевать, кому наносить рану и насколько толстой окажется чужая кожа. Один из послов передал в руки ярлу Кровожадному послание — письмо, запечатанное королевской печатью. Сломав его, альфа пробежался глазами по тексту, но не понял ни слова. Чонгук усмехнулся — англосаксы, видать, прознали о том, что у викингов имелся в пленных собственный переводчик. Ярл протянул письмо монаху. Тощий невысокий альфа с выбритой макушкой изучил бумагу, после чего огласил ее содержимое. Мир. Король Уэссекса просил мира. Послы, которые безотрывно глядели на священника, не скрывали своего разочарования, но вместе с тем, тревожного напряжения — их лица искривила гримаса легкого страха. Святой человек, голодный и бледный, замученный викингами, оставался в их плену все эти недели. Они сразу узнали на монахе одежды, которые носят святые помазанники в монастыре у берегов северной Мерсии. — Король хочет заключить с данами и… исландцами мир, — Чонгук прищурился, увидев, как один из послов перевел взгляд на Большого Ярла, стоящего около датчанина. Видно, в той битве у подступи к мерсийскому замку, викинги не всех добили, а кого-то даже упустили — крыса сбежала с поля боя. Или, эти христиане, собирая на поле павших, сумели кого-то воскресить. Другой посол пристально глядел на воинов, которые находились в лагере — он считал. Ярл Кровавый переглянулся с братом — Биргир увидел то же, что и Чонгук. Хосок поймал на себе взгляд считавшего людей варваров и оскалился, демонстрируя острые и устрашающе крупные клыки. Посол содрогнулся. — Нас отправили сопроводить ярла Дании и Исландии в замок короля Альфреда Уэссекского. Для переговоров. О мире, — добавил посол, а его кадык нервно поднялся и опустился. Чонгук усмехнулся: — Кто вам сообщил, что ярл Исландии здесь, со мной? Священник перевел слова варвара. — Один из наших людей, который… — посол начал было отвечать, как вдруг его прервал другой, заметно одернув молодого альфу за одежду, но, видя ехидный взгляд ярла Кровожадного, старшему из послов пришлось опустить голову и позволить другому продолжить. — Который добрался до замка наместника Мерсии… ярл. — Ярл Кровожадный, — исправил посла Чонгук, — хотя, можете звать и королем, как вам всем, англам и… — альфа перевел взор на зрелого посла, который больше всего смахивал на сакса, — и саксам, — осклабился, — привычнее. — Королем может называться только христианин, — возмутился молодой посол, но завидев, как дрогнула рука с мечом у одного из воинов — Биргира, он пошатнулся. — Да хоть королем-язычником зовите, мне плевать. Мир вымаливаю не я — ярл, а ваш правитель, будучи королем. Посланники короля замолкли, нервно оглядывая людей и задевая пальцами края своей одежды. Окруженные кучей дикарей-язычников, мужи Англии были больше похожи не на людей короля, а на испуганных детей. — И что с тем человеком сейчас? — продолжил Чонгук, наклонив голову чуть вбок — он открыто насмехался над англичанами, но те не различали ноты его насмешки из-за ровного голоса монаха, который переводил на английский все, что говорил ярл. — Он мертв. — Значит, вы поверили бреду полуживого, — заулыбался ярл Кровожадный, обнажив блестящие от слюны зубы. — Ярла Исландии здесь нет, — сообщил им Чонгук и перевел взгляд на Намджуна, — но конунг Исландии — есть. — Альфа тотчас взглянул на монаха, который по глазам понял, что дополнения с его слов переводить не стоит. Чонгук и Намджун переговорили, решив оставить часть воинов в лагере. Викинги еще до того, как осадить замок в Мерсии, распределились на лагеря, чтобы запутать англичан. То же самое было решено сделать и сейчас. Священник умудренно предпочел молчать, какими бы требовательными не были взгляды королевских послов. «Если в результате переговоров будет мир — к наступлению сумерек мы пустим в небо две горящих, если же грядет война — одну. Если стрел не будет к ночи — собери и похорони этих ублюдков в их же чертовом замке», — сказал ярл Кровожадный Намджуну. Ярл Кровавый выразил свое согласие прибыть в замок к королю. Викинги начали сборы. Послов в это время посадили на павшее дерево, и стерегли несколько датских воинов. — Если я умру, — начал вдруг Чонгук, проводя большим пальцем по браслету из волос омеги на запястье, — скажи Тэхену, что я утонул в море. Если же мы оба не выживем, — молодой альфа поднял глаза на Большого Ярла и с полной уверенностью в голосе сказал, — то я и мой брат утонули в море. Не хороните мое тело в Дании, но сожгите его, когда будете подплывать к ее берегам. — И с моим телом то же самое, — сухо отозвался Биргир и вдруг заметил, что на собственной руке нет браслета. Но потеря не вызывала у мужчины ни капли сердечных мук. — Почему вы не хотите быть похоронены как полагается? — спросил Намджун, хмуря брови, — Чтобы омеги отпели вас, чтобы они видели ваши тела. — Тэхен этого не переживет, — коротко ответил Чонгук и, четко дав понять, что разговор на этом завершен, развернулся на носках и двинулся прочь от конунга. Ярл оседлал коня и вместе с большей частью датских и исландских воинов выдвинулся в сторону замка, в котором грел свои поджавшиеся от страха яйца король Англии Альфред Уэссекский.

⚔⚔⚔

Королевская зала была украшена роскошными гобеленами, атласом и золотом. Ее разрезал надвое длинный дубовый стол, способный уместить всех воинов датского ярла, прибывших на переговоры в англо-саксонский замок. Однажды Чонгуку уже доводилось видеть такой, но не удавалось сесть и устроить пир. Северяне разошлись по всей зале, занимая места на длинных скамьях, напоминающих те, что стояли в медовых залах викингов. Поперек основного стола располагался второй — короткий, но широкий, способный вместить за себя троих человек — короля, его мужа, сидящего по его правую руку, и сына. Чонгук сел на самое близкое к королю место, сразу же воззрев на того своими черными, словно воронье крыло, глазами. По левую руку от него уселся Биргир, что продолжал держать за шкирку монаха, сразу же впившись взглядом в омег подле короля. Пока воины рассаживались по скамьям, омеги разных возрастов, одетые в легкие бедные платья, разносили еду, с опаской поглядывая на чужаков. Один из омег вскрикнул, выронив из рук серебряный поднос, увидев оскал одного из мужчин, на зубах которого виднелись ужасающие заточки, а лицо было наполовину раскрашено краской, в особенности выделялись дикие глаза. Чонгук без интереса обвел зал взглядом, оторвавшись от переглядок с английским королем — жирным стариком с проплешиной на макушке, скрытой под железной короной. Однако, в отличие от большинства данов, что крепко шлепали омег по задницам и бедрам и не упускали шанса потискать за груди, ярл не испытывал к слугам ни капли интереса, оставаясь настороже. От его взора будто ничто не могло скрыться. Внезапно над головами раздался громкий крик охотничьей птицы, которая влетела в королевскую залу и уселась на деревянные брусья под потолком. Сокол оглядел комнату своими маленькими карими глазками и остановил свой взор на ярле. Чонгук наблюдал за птицей в ответ. Сокол громко крикнул и будто бы вмиг потерял интерес. — Охотничья птица, — пояснил король, попытавшись создать дружественную обстановку. — Птица для охоты, — перевел дрожащий монах, которого Биргир отпустил, рыкнув, чтобы тот ни на шаг не отходил от него, иначе останется с переломанными ногами. — Сокол — символ богини Фреи, — сухо ответил Чонгук, дождавшись, когда монах переведет. Альфа не знал языка саксов, но по эмоциям короля определял, правду ли говорит тому саксонский святой, и по лицу короля заметил, что тот очевидно пребывает не в восторге от всякого упоминания религии язычников. Альфред прочистил горло и оглядел залу. Слуги уже завершали свою работу, и дубовый стол ломился от яств, свежеприготовленного кабана, зарезанных этим утром свиней в меде, а также куриц, их яиц со шпинатом, лимонного пирога, пирогов с голубями и сладостей из ягод. Однако все эти угощения не были предназначены для чужаков — переговоры совпали с пиром, что назначен через два дня в честь свадьбы молодого и единственного сына английского короля — Юнги Уэссекского. — Хочу представить вам моего мужа — Уильяма, и моего сына — Юнги. Окажите мне честь, отведайте наши угощения, ярл, ваши воины устали. Выпейте нашего вина, оно взбодрит любого мужчину, придаст силы даже старику, — начал с натянутой улыбкой король, а Чонгук нечитаемым взглядом покосился на переводчика, который дрожащим голосом блеял то, что передал им правитель. Биргир не мог оторвать взгляда от омеги, сидящего по левое плечо от короля. Молодой английский принц, чья кожа словно сплетена из морской пены, невероятно бледная. Тонкие гладкие руки никогда не знали работы. На коже не было ни единой ранки — это были далеко не те руки, которые говорят: «Возьми этого омегу в мужья и будешь всегда сыт», эти руки говорили: «Заполучи этого омегу и познаешь небывалое удовольствие». Лицо омеги аккуратное, с тонкими розовыми губами, что чуть размыкались и сразу же плотно сжимались, выдавая чужое беспокойство; тонкие брови чуть нахмурены — омега ни на ком не задерживал взор, но даже его самого короткого взгляда было достаточно для того, чтобы обмереть. И Хосок жаждал заполучить этот взгляд. Безотрывно глядел на худые щеки, обрамленные острыми скулами — подбородок был по-детски круглым, как и маленький, чуть вздернутый нос… Молод и безбожно красив. В одно мгновение Биргир замер, встретившись взглядами с принцем. Лисьи глаза воззрели на альфу с плохо скрытым страхом — зеленые, яркие настолько, что викинг не мог пошевелиться от восхищения. Омега беспокойно покосился на ярла, а затем на монаха, стоящего за спиной у Хосока, чем вызвал мгновенное недовольство у альфы. Биргир скривил губы, обнажив наполовину крупные клыки — этот взгляд должен быть обращен только на него. Он ради этих глаз всю Англию омеге в ноги положит, отрубит голову любому, на кого укажет тонкий пальчик, уничтожит любого, кто посмеет подумать то же, о чем думает сам викинг. Юнги перестал смотреть на него, как только датский ярл заговорил. Воины не притронулись к еде. Все до единого смотрели на ярла, ожидая его распоряжений. Чонгук перевел взгляд на бокал из серебра и взял тот в руку, осмотрев. Похожие они привозили с прошлого похода, когда грабили церковь на берегу. Красная, дурно пахнущая сбродившими ягодами жидкость плескалась внутри бокала, вызывая сомнения у всех северян. Однако на лице датского ярла не отразилась ни одна эмоция, оставляя его черты и взор нечитаемыми. — Ты же понимаешь, — холодно начал мужчина, — что даже если ты отравишь хоть всех нас, то навлечешь на себя куда больший гнев? На твоей земле остались еще сотни воинов, которые придут сюда… в случае, если ты решишь совершить глупость, Альфред, — Чонгук крутанул в пальцах бокал, — и твой деревянный замок на холме будет полыхать ярче заката вместе с тобой и всеми твоими людьми, твоим мужем и сыном, — альфа говорил, одновременно с этим Биргир оставался настороже, не сводя взора с воинов, укутанных в кожу, зовущимися на этих землях рыцарями, готовый в любую секунду подставиться под удар меча. Чонгук замолчал, дав возможность монаху перевести. Однако полумуж молчал и весь побелел, словно вот-вот, будто омега на сносях, обвалится наземь. Биргир предупреждающе зарычал, отчего священник заговорил, а губы его соприкасались так часто, что слова повторяли друг друга, прежде чем выходило произнести что-то внятное. С трудом выслушав прислужника церкви, король напрягся. Увы, но выбирать не приходится — в замке едва ли нашелся человек столь же образованный, сколь священнослужитель, путешествовавший по миру и читавший множество книг. Значит, приходилось верить всему тому, что говорит монах, и вряд ли последователь Христа способен угрожать королю. — Уверяю, — начал король. Его кадык дернулся, голубые маленькие глазки на мгновение забегали, выдавая его страх, — что вино не отравлено, как и еда. — Король махнул рукой, велев одному из слуг подлить ему в бокал вина. Воины завороженно наблюдали за тем, как с плеском льется из серебряного кувшина в бокал красная жидкость, которой саксы заменяли себе воду, в особенности, если были королями. Старый король обхватил толстыми пальцами бокал и поднес к тонким губам, сделав несколько глотков, затем отрезал небольшой кусок курицы и отправил его в рот. То же самое за ним повторил его супруг — омега, на вид не старше тридцати лет. С темными, отросшими по плечи волосами, но совсем тонкими, с ярко-зелеными глазами с лисьим разрезом и тонкими губами, а также маленьким, чуть вздернутым носом. Он был миловиден, красив и свеж, разве что мелкие морщины были заметны в уголках его глаз и рта. Биргир первым взял бокал, после чего рывком схватил монаха за отросшие на затылке волосы и дернул на себя, влив тому в рот незнакомое ранее вино. Священник, давясь от неожиданности, закашлялся, но послушно все выпил. До ушей Хосока донесся тихий вскрик, и острый взгляд альфы зацепился за бледное личико молодого принца, который взирал на происходящее, раскрыв в изумлении рот. Однако зрелый омега что-то негромко прошипел сыну — Юнги тотчас отвернулся, и, припав сладко-влажными губами к краю бокала, жадно опустошил тот наполовину. Воины принялись за еду и вино. Долгое время король и ярл не разговаривали. Воины съедали подчистую все, что лежало у них на тарелках, и быстрее всего ушло со стола мясо. Альфы ели его с костями, когда как король откладывал кости и хрящи в сторону. У северян был безумный, нескончаемый аппетит и абсолютно дикие нравы. Юнги не был готов к тому, что его выдернет из постели папа и будет кричать: «Быстро надень платье!». Он знал о войне, которую вел отец, знал о северянах, прибывших на берега Англии и разворотивших местные церкви. Он уже не раз слышал о появлении на англо-саксонских землях чужаков, прозванных викингами, что грабили берега, небольшие деревушки и вновь отплывали на своих ладьях с головами драконов с награбленным золотом и плененными людьми. Все их визиты проходили одинаково, менялся лишь дракон на носах судна. Однако три года назад викинг из Дании, по слухам носящий имя Кровожадный, убил королей Восточной Англии и Мерсии, а после, обокрав их замки и близлежащие города, вернулся на свои земли. И вот он прибыл вновь. Викинги успешно завоевали всю Западную часть Мерсии и грезят покорить Лондон, первоначально двинувшись на юг, чтобы взять Уэссекс и убить короля. «Эти дикари решили брать Англию, как оголодавшие жадные псы — начали не с малого, а с самого большого куска. Я слышал, что после взятия Уэссекса ярл Кровожадный намерен двинуться в Лондон и взять город. Если датчане возьмут Мерсию и ваше королевство, Ваше Величество… Англия падет, — шептал Альфреду его советник. Было решено оградить короля от гибели любым образом и сделать все возможное для того, чтобы англосаксы, как народ, остался в Англии, и объединенные королевства продолжили существовать, пусть и под нежеланным натиском викингов. — Вы обрушите на них свой гнев, когда накопите силы, мой король, когда варвары потеряют бдительность. Дайте им то, чего они хотят — землю, а после убейте на месте». По словам папы, ярл Кровожадный прибыл к замку с пленником — молодым служителем из монастыря, пребывавшего в роковой час в прибрежной церкви близ Честера, — и велел королю принять решение. Отец отступил и велел слугам готовиться к пиру, мужу и сыну одеться, а рыцарям вернуться в свои замки и разойтись к смотровым башням. Омега видел северян впервые. Викинги оказались истинными дикарями, как их описывал отец — одетые в кожу и мех, обвешанные оружием, с устрашающими зубами, изуродованными шрамами лицами, огромные, сильные. Им не нашлось бы равных среди англосаксонских рыцарей, даже если призвать на бой всю Англию. Мерсия в шаге от краха, викинги намерены взять Лондон. За какие-то считанные месяцы они побороли большую часть благородных мужей Англии, уничтожили добрую часть рыцарей, находящихся на службе короля. Несмотря на то, что северяне бились пешими, они наводили ужас одними своими безумными криками, словно сама смерть пришла в Уэссекс. Юнги увидел Чонгука Кровавого. Ярл был не самым высоким и крупным среди северян, но его лицо оставалось чистым, веки не были подведены черной краской, вместо этого чернота присутствовала в самих глазах. Тяжелый и острый взгляд, режущий, словно сталь лучшего клинка, холодный и агрессивный. Лицо мужчины не было уродливым, а длинные волосы над сбритыми висками длинной опускались ниже лопаток и были заплетены в лохматую косу, украшенную драгоценностями — маленькими кольцами и колокольчиками из серебра и золота, которые будто бы придавали мужчине особого очарования, однако Юнги не нашел в себе силы смотреть на него дольше. Следующий за ярлом по пятам, словно тень, пресловуто известный Биргир сумел вселить в душу Юнги самый настоящий животный ужас: альфа тащил за собой скулящего от боли обездоленного монаха в оборванной одежде, что была перепачкана в крови — и неизвестно, чужой или его собственной. «Тень ярла — смерть для любого», — подумал омега, глядя на то, как мужчина на время отпускает от себя священника. В одно мгновение омега обмер. Его любопытство едва не сгубило его — Юнги встретился взглядом с самим Биргиром, с самой тенью ужасающего ярла Кровавого, с тем, в чьих руках любая омега сгорит, подобно однодневно живущей бабочке. Превратится в пепел и смешается с землей под его ногами. Пронзительный, дикий взгляд узких карих глаз впился в английского принца, и Юнги забыл, что должен вдыхать. Голова закружилась, и на мгновение омега подумал, что лишится чувств. — Я предлагаю перемирие, — начал король, собравшись с силами. — Но на наших условиях. — Перемирия хотите вы, а не мы, — оборвал Чонгук, как только монах перевел, — и кто здесь должен выдвигать условия? — спросил он, выгнув бровь. — Вы отдаете нам свои земли, и мы соседствуем с миром. Тебе остается твой родной Уэссекс. — И его сын, — добавил Биргир, обратив на себя внимание ярла. — На кой хер нам его сын, — негромко спросил Чонгук, рыкнув на монаха, который вздумал перевести его разговор с братом, — это переводить не надо, идиот. Взгляд Хосока потемнел. Чонгук напрягся. — Этот омега тоже будет частью договора, и принадлежать он будет мне. — Возьми любую блядь с этих земель, хоть сразу троих. Сдался тебе этот задохлик? Нам земли нужны, а не выродки королевские. — Мне любого не надо, мне нужен этот, — рыкнул Хосок, предупреждающе обнажив на брата клыки. — Тебе так трудно сделать для меня это? Мы отплывем отсюда, — начал по словам чеканить Биргир, — с землями, золотом, рабами и этим омегой, иначе война продолжится. Чонгук скривился, недовольный столь внезапной перемене настроений Биргира. — Тебе можно трахать омег, которых ты хочешь, а мне нельзя? Брат, мы либо забираем его, либо я снесу этому королю башку, и обойдемся мы без всякого перемирия. Уэссекс будет наш, как мы и хотели. Силы викингов иссякли, и Чонгук это понимал. Они могли дать бой еще несколько недель кряду, после чего их ряды значительно поредеют, если они не подлечат раненных и не вернутся в Данию как можно скорее. Этот мир — один из лучших вариантов, одобренных конунгом и поддерживаемых самим Чонгуком. Пусть большая часть воинов была с этим не согласна, но ярл пообещал не возвращаться на родину, пока Англия не станет им вторым домом. Чонгук дал себе время подумать. Биргир не шутил. И, тем не менее, никогда ранее он не был так заинтересован хоть в каком-то из омег. Ярл сразу заметил его косые взгляды на королевскую чету, но не придавал этому большого значения. Однако стоило сделать это с самого начала. Выдохнув, Чонгук рыкнул и обернулся, воззрев острым взглядом на короля, а затем на молодого, тощего сына короля. Ярл не находил в омеге ничего привлекательного — угловатый, болезненно бледный, низкорослый и тонкокостный. Но именно этот омега был нужен Биргиру. — Восточная Англия, Нортумбрия, Эссекс, Лондон и часть Мерсии будет ваша, — сдался король, выслушав то, что ему сказал его советник. — Уэссекс и вторая половина Мерсии останется мне. — Хорошо, — согласился Чонгук, кинув короткий взгляд на принца, — и этот омега. Король широко распахнул глаза, как только монах перевел ему слова ярла. Юнги подавился вином и начал кашлять. — Мой сын… Увы, но это невозможно, — нахмурился король, прочистив горло и ожесточив свой тон, пытаясь звучать убедительнее, — у моего сына свадьба через пару дней. Он выходит замуж за олдермена Кента, ярл. Они уже помолвлены. Выслушав переводчика, Чонгук перевел взгляд на Биргира. Ему потребовалось мгновение, чтобы вновь обратиться к Альфреду. — Восточная Англия, Нортумбрия, Эссекс, Лондон и часть Мерсии, и принц. Или будет война. Король замер, потерявшись. Советник склонился над его ухом и начал что-то горячо шептать. Ошарашенный муж короля вслушивался то в слова старой десницы, то глядел на испуганное лицо сына. Ярл терпеливо ждал ответа. Биргиру показалось, что прошла вечность, прежде чем король заговорил: — Ты хочешь взять в мужья моего сына?.. Тогда это может стать символом нашего вечного мира, ярл. Ты пообещаешь, что нападения на эти земли навсегда прекратятся, и ваши дети продолжат этот мир, и это же сделают их дети. — Отец! — вскрикнул на языке англов Юнги, вцепившись в полную руку короля. В его взгляде читалось настоящее отчаяние, граничащее с ужасом. — У меня есть муж и сыновья, — бесстрастно ответил Чонгук, — этот омега достанется не мне, а моему брату. — Твоему брату? Твоему названному брату, я верно понимаю? И имя ему… — с сомнениями проговорил король, не зная, стоит ли верить слухам, что дошли до него. — Отец, нет! — вскрикнул Юнги, а из изумрудно-зеленых глаз хлынули слезы, но руки старого советника резко усадили омегу обратно на его стул, удерживая на месте. Хосок взбесился, обнажив клыки и предупреждающе зарычав на зрелого сакса. Рыцари повынимали мечи из ножен, и в этот же момент вскочили из-за стола даны. По залу пронесся оглушающий крик сокола. Чонгук покосился на брата спокойным, сдержанным взглядом, не двинувшись с места. Ярл перевел взор на короля, и, прожигая в его лбу и железной короне сквозные дыры, ответил: — Биргир.