Конунг

Дания, 874 г. Посланник не знал, кто они такие, и поспешил на берег — пригласить их в королевские имения. Дикари убили его. Так Англия впервые узнала о викингах. Воздух наполнился ароматами жареного мяса, сала, пота и тушеных овощей. Его пресыщал запах бараньего дерьма, шерсти и свежезаколотой туши свиньи. Гул разрастался, глушимый деревянными стенами дома, где каждая щель была наглухо забита. Воздух сгущался и темнел дымом от огня над головами мужчин, чьи крики глушили, а грубый говор, похожий на рычание зверя, резал уши. Пламя от свечи покачивалось на стенах, то удлиняясь, то укорачиваясь, время от времени подрагивая вместе с разразившимся хохотом дикарей. Тучный мужчина, крепкий и сильно пахнущий мясом, говорил громче всех, вознося над собой кружку с горячим напитком, от которого несло медом и чем-то пряным. Его густой запах насыщался потом и отдушиной, исходящей от дорогой соболиной шкуры на его плечах. На груди, покачиваясь, блестел золотой медальон, размером с омежью руку. Лицо альфы имело черты скорее бычьи, а густая борода с двумя маленькими косами, торчащими, как козьи отростки, вниз, делала лицо грубее и страшнее. По сторонам мелькали фигуры, чьи лица мешались воедино: цвет волос казался неразличимо серым, а лица — в особенности дикие, подведенные краской глаза, — все это обрастало жутким видом и обращалось в единое черное пятно. Дикие, пьяные зрачки увеличивались, поглощая радужку, блестели от пива и огня, а нарастающее чувство страха приближалось, застывая колом в груди и обрастая наконечниками стрел, вбитых в кровавые внутренности изнутри. Омега широко огляделся, снизу вверх лицезрея лица, раскрытые рты с мерзкими зубами, на коих мелькала глубокая заточка, делавшая людей похожими на животных. Ярл — альфа с заплетенной бородой, опустошивший свою кружку до дна, с громким стуком опустил ее подле левого тонкого плеча поваленного на стол омеги. Его сухие, жесткие руки, пропитанные салом съеденной туши, ухватились за талию. Омега захрипел от того, как короткие пальцы сжали его под ребрами до острой боли. Черновласый ободрал спину о стол, когда ярл сдвинул его ближе к себе, свободной рукой раздвинув длинные ноги. Рубашка из скатавшейся и тонкой шерсти порвалась, ошметками свисая с рук, оголив один бок. — Длинноногая сучка, — зарычал мужчина, но рык его обратился в хрип, когда крепкий толчок ногой в живот заставил его покачнуться назад. Омега, именуемый Тэхеном, зарычал мелким зверьком, скаля ровные зубы, и забился, короткими ногтями царапая чужие руки под хорошей тканью и гладкой оленьей кожей, покрывавшей практически все тело бывалого воина. Тэхен захрипел от боли, когда его руки вжали в стол, разрезая нежную кожу краденным столовым золотом. Кровь окропила рукав, и омега забился сильнее. Черные грязные волосы, ниспадающие на плечи и лицо, путались, делая точеные черты дикими. Узкие глаза, похожие на глаза хищника, с расширившимися зрачками, взирали на дикаря, желающего отодрать его на столе, как пойманного на землях соседей раба. Ярость возгорелась в груди взбушевавшегося северянина. Сигманд Большебокий — грозный ярл, владеющий лучшими пахотными землями в округе, богатый не только землей, но и деньгами, известный также, как викинг, не идущий на переговоры. Жестокий, самодовольный кабан, глубоко пустивший корни. На глазах у своего же мужа, — зрелой омеги с серо-русыми волосами и ясным, но покрытым ранними морщинами лицом, — и двух сыновей, одному из которых уже исполнилось десять лет, желал вкусить плод дикой суки под собой. — Сломать? — гаркнул ярл, хватая здоровую руку за тонкое запястье. Через мгновение рука переместилась на ткань, стягивающую и изгибающуюся, на широко вздымающуюся омежью грудь, и, с силой оторвав от стола, прижала обратно. От боли, пронзившей позвоночник, у Тэхена заложило уши. Он смог издать лишь покорный тихий писк. Полные алые губы, сухие от жажды, раскрылись, а глаза на секунду закатились под веки, обнажая вид на блестящие белки и тянущиеся до радужки маленькие кровавые змейки. Ярл потянул с ног омеги штаны, разорвав их из-за не рассчитанной силы, а розовая рука огладила тонкие, со светлеющей кожей, красивые бедра. Левой рукой альфа продолжал вжимать омегу в стол за талию; другой, гуляя от чужих бедер к своему собственному телу, сжимал через ткань член. Мужчины толпились около стола, стараясь лучше разглядеть длинные омежьи ноги и сладко пахнущую телом кожу. От смеси дурных ароматов Тэхен дернулся, смазанным взглядом скользя по телу и движениям ярла. На щиколотке повисла ободранная ткань, а пред глазами, под тяжелым животом, возникла густеющая от крови алая головка члена, опоясанная длинным черным волосом, торчащим в стороны. Ярл жадно щупал молодое тело везде, где мог дотянуться рукой, потирая скрытый под тканью белья член и дырку. Левую руку альфа переместил с талии выше, трогая грудь и шею, где под пальцами быстро пульсировала артерия. Тэхен дернулся, впиваясь зубами в ребро чужой ладони, пустив мужчине кровь. Ярл взвыл, и следующий — кривой — удар пришелся на лицо, на остро очерченные скулы омеги. Щека загорелась, а челюсть онемела от приложенной мужской силы. Гнев в омеге разросся, разрывая его грудь и глотку. Альфа опустил взгляд на бедра, потираясь коротким членом с тяжелыми сморщенными яйцами о здоровую кожу. Тэхен скользнул окровавленной рукой по столу, нащупав под локтем нож. Тонкие пальцы перехватили лезвие, а затем рукоять. Омега вскрикнул, поддавшись грудью вперед, и всадил в глаз ярла клинок. Кровь всплеском хлынула на омегу, на теплую шкуру Сигманда-Ярла. Омега глухо зарычал и отопнул тяжелое тело от себя, что тотчас повалилось назад, на высокое кресло, вместе с ним падая на земельный пол. Омега обернулся, воззрев на замерших мужчин. Те, кто стоял к нему ближе всего, потянулись к поясам, где были закреплены ножи и мечи. Один из мужчин, чьи волосы отливали рыжиной огня, дернулся, но между ним и омегой блеснула сталь меча. Тэхен проследил за металлом и рукой, держащей оружие. Лицо мужчины было холодным, преисполненным уверенностью закаленного воина. Меч, словно продолжение его руки, не дрогнул, когда толпа возжелала броситься на него. — Он не умрет, — хриплый голос разрезал тишину. Черты воина ласково целовал огонь, освещая, будто лицо Спасителя, для всех, кто смотрел на него. Крепкий, высокий викинг с благородно опущенной по спине густой черной косой и выбритыми висками являл миру узкий шрам на щеке. Густые брови заломлены к переносице, а маленькие красивые губы скупо разжимались на слова, — я заберу его себе. — Эта сука убила ярла! — заорал рыжеволосый дикарь, и толпа вторила ему. Но никто не допускал попытки убить омегу. Они боялись черноокого воина. Боялись и уважали, держа дистанцию. — Она убила вождя! — Зарежьте шлюху, и дело с концом! — Теперь он мой, — воин продолжал говорить с естественным спокойствием, звуча, как волчий вожак: строго и рассудительно. — Отныне, после смерти Сигманда Большебокого, я новый ярл. Несколько мужчин бросилось на него. Альфа отразил удар первого боковой стороной меча, выбив силой клинок из чужих рук, а после разрубив воина от шеи до середины груди. Викинг пал замертво. Молодой черноволосый воин легко бросил на землю меч, вынув кинжал из-под кожаного пояса. Альфа наклонился, увернувшись от колотого удара, и отточенным движением вонзил острие в глотку своего собрата. Налетевшего со спины он перехватил под руку, неуклюже сжимающую топор, которым воин промахнулся, стараясь нанести удар прямо в голову подвижного молодого воина. Черноокий перерезал ему глотку, отчего кровь хлынула, окропив тело рыжеволосого, на которого скинули труп. Более никто не вступал в бой. — Чонгук, — дрогнувший, но все такой же громкий и тонкий голос светловолосого омеги, чье лицо исказил болезненный, измученный адскими муками страх, и легкая тень уверенности, подпитанной гордостью, звучала в тоне, — у Сигманда есть сыновья. И его старший сын теперь новый ярл. Тебя не выбрали, ты не можешь быть вождем. Тэхен дрогнул, чувствуя прилив страха, холодными каплями скользнувшего по спине. Глаза воина, коего муж умертвленного ярла назвал Чонгуком, взглянули на омегу по-звериному, словно волк взирает на свою добычу. Омега приобнимал за плечи своих сыновей, младший из которых глядел оленьими глазами на воина, убившего троих в святой зале. Старший источал уверенность после слов своей матери. Старый олень и два кривоногих олененка. Чонгук двинулся вперед, отчего толпа расступилась. Омега поздно опомнился и завопил, когда крепкая рука схватила старшего ребенка и прижала к себе. Резким движением, лишив мучений, альфа перерезал наследнику глотку. Викинг дернулся за вторым, но мать бросилась на защиту. Чонгук оттолкнул омегу, схватив последнего сына Сигманда, лишив света в невинном лице. Кучерявый мальчишка упал наземь подле брата. — Теперь у него нет сыновей. Тэхен почувствовал, как к горлу подступает тошнота, а голову обнесло резкой болью. У него от груди отняли собственного сына, прежде чем привести сюда, дабы по желанию ярла подложить под его член. Мысль о том, что его сына убили таким же образом, умертвляла все внутри омеги. Пересилив себя, Тэхен поднял глаза на воина. Он стоял, не взирая на тела у своих ног, и продолжал говорить. — Кто еще не хочет видеть меня ярлом? Люди молчали. Омеги тихо плакали, всхлипывая над мужьями и бедными детьми. Светлоголовый муж Сигманда рухнул без чувств, заставив обступить себя зрелых омег. — Чонгук… — раздался неуверенный голос одного из молодых парней, стоящих в толпе. — Чонгук Кровожадный… — Чонгук Кровожадный! Чонгук Кровожадный! — голоса смешивались воедино, образовывая дикий шум. Сквозь слезы омеги кричали, воины били друг о друга свое оружие, приветствуя нового ярла. Воин медленно оглядел толпу, встречаясь со взглядами, полными боли, страха и уважения. Но голоса мгновенно стихли, подарив дому, пропахшему дерьмом, мясом и людскими кишками, обреченное молчание, как только Чонгук потерял к люду всякий интерес. Свое внимание мужчина обратил на омегу, скользнув черным взором по светлым бедрам, округлым коленям, подмечая, какие стройные у омеги ноги; глаза метнулись по стройному стану, тонкой шее и встретились с лицом, полным настороженности и одновременно стойкости, с которым столкнулся валяющийся под его ногами ярл. Альфа двинулся к нему, что омега сразу осознал. Тэхен сжал нож крепче, до побеления пальцев, и взгляд его ожесточился. Толика страха залегла на самом дне светло-карих глаз. Чонгук остановился подле него, разглядывая превосходные черты, испачканные чужой кровью, потом и грязью, но не потерявшие своего великолепия: кожа, покрытая салом из-за невозможности умыться; сухие, невероятно алые губы, потрескавшиеся крупными ранками; прямой нос с маленькой родинкой и еще одна темная точка прямо под глазом; густые, слипнувшиеся от нежеланных слез, выступивших из-за тошноты, ресницы делали глаза омеги завораживающими, как у орла. От пленника пахло отлично раскрывшимся феромоном уже родившего омеги, перемешанным с запахом убитого ярла, когда-то трахавшего омегу мужа, солью и потом. — Брось нож, — проговорил Чонгук на языке, знакомом омеге. Тэхен не скрыл своего изумления, когда услышал знакомое наречие. Он понимал речь викингов с территории Сигманда Большебокого лишь отчасти: языки северян были похожи. Он привезен с последнего набега викингов на земли ярла Одрика, на устье реки. Но Тэхен продолжал сжимать рукоять, готовый в любую секунду наброситься, даже если это будет стоить ему жизни. — Брось нож, если хочешь, чтобы твой выродок остался в живых. Тэхен задрожал, услышав про сына. Воин видел или чувствовал, что у него отняли дитя. Подождав с два мгновения, омега выбросил нож на пол, не решаясь размениваться жизнью сына. Если он жив, то он вытерпит все. Тэхен видел, как люди умершего ярла убивали омег вместе с младенцами на их руках, убивали мужчин. Материнское сердце, даже если разум терзаем сомнениями, чувствовало, что воин не врет. — Иди за мной, — Чонгук кивнул в сторону двери, из щелей которой лился свет. Тонкий, но достаточно яркий, белый. Тэхен потянулся к штанам, замерев на секунду. Он смотрел на труп ярла, из лица которого торчал нож. Сдержав рвотный позыв, омега плотно сжал губы и натянул на себя штаны, порванные наполовину, и легко спрыгнул около крупного тела. Тэхен вышел к Чонгуку, поднимая на того полные недоверия глаза, но покорно опустив руки. Воин одарил его коротким взглядом и скинул со своих плеч шкуру, что была заметно легче и беднее одеяний Сигмунда. Омега покорно принял ее, укутав свою наготу и кровь, растекающуюся пятном на руке, тонкой полоской тянущейся по боку и бедру. Шкура пахла свежей, еще чистой шерстью животного, несла в себе густой, тяжелый и расходящийся горечью на языке запах мужчины с ноткой чего-то кислого, как вяжущие рот дикие ягоды. Чонгук покинул длинный дом первым, а омега перешагнул порог следом, напоследок оглянувшись. Люди смотрели им вслед с ненавистью, но не спешили мстить, боялись чужого гнева. «Насколько ты жесток, Чонгук?», — подумал Тэхен, смотря в широкую спину мужчины, скрытую под тканью хлопковой рубашки. На руке у альфы поблескивал золотой браслет с изысканным плетением, украденный после разорения одного из монастырей этой осенью. Омега бесшумно выдохнул, пуская клубок пара изо рта: воздух сгущался, насыщаясь приближающимися холодами. Только сейчас Тэхен осознал, с какой силой болят его раны, как рука немеет и едва сгибаются пальцы, как ноют позвоночник и затылок. Омега ступал по темно-зеленой траве, сырой и холодной, вслушиваясь в бешеный стук собственного сердца. Чонгук спас ему жизнь. Тэхен огляделся, увидев по правую руку тонкую полоску реки, а по левую — зеленые и серо-каменные горы, спускающиеся своими склонами в долины. Небо над головой серело, а солнце горело так тускло, что вокруг все погружалось в едва заметную темноту, вторив осени. В горах воздух ощущался иначе: куда холоднее, резче; наполнял мешки легких своими потоками и свежестью. Помимо холода ощущалась влажность, от которой вились спутанные волосы, и невидимая вода окутывала раны и стягивала кожу. Они шли долго, наконец поднявшись на небольшой холм, где стоял деревянный дом с остроконечной крышей. Под ее стыком сходились два деревянных бруска с косыми краями, а над дверью висел черно-синий щит. Дом был небольшой, а сам участок огражден невысоким колотым забором. Жилище не богатое, но и не бедное: с восточной стороны возвышался сарай, где, судя по запаху и тихому шуму, стояли овцы и козы. Около ограды бегали прикормленные собаки с нестриженной грязной шерстью. Сам дом был убран чисто, но около него была разбросана мужская утварь, недалеко были свеже-нарубленные дрова. Тэхен аккуратно вошел вовнутрь, воззрев глаза на щит, висящий над его головой. Он жил в похожем доме, но тот был куда меньше и разваливался на глазах, ведь его бывший муж не был приспособлен к работе, а лишь жаждал крови, при этом неуклюже работая топором и унизительно держа в руке меч. Внутри темно, но сухо. Омега ощутил запах свежего дерева и пыли, а под ногами — старый, но еще целый ковер, на котором сложно было разглядеть узор. Земельный пол хорошо утрамбован, но чист: не было харчков, отсутствовал запах мочи или дерьма, как в большинстве домов у устья реки. Дом изнутри освещался лишь одной свечей, горящей на масле, с помощью которой альфа зажег остальные. — Будешь жить здесь, — хрипло проговорил Чонгук, обернувшись. Тэхен нервно облизал губы, остановившись в центре дома. — Мой сын, — напомнил он, с надеждой и плохо скрываемым волнением глядя в лицо воина. Только сейчас он увидел, что кожа у альфы тоже светлая, не загорелая, хотя крепким рукам не чужда работа, и им же знакомы сражения. На вид викингу было около двадцати-двадцати пяти. Взгляд у мужчины все такой же тяжелый, предупреждающий, отчего Тэхен старался не говорить лишнего и не делать резких движений, но вместе со страхом Чонгук внушал доверие, вынуждая чувствовать себя рядом с ним защищенным. Он был сильным воином. А лишь сильный мужчина способен защитить свою семью. Но семьи у него не было, и Тэхен сразу понял это. В доме не ощущалось всякое присутствие омеги. Чонгук ответил, недолго помолчав: — Я приведу тебе его. Мы оставили в живых всех, кого привезли сюда. Тэхен слабо кивнул, повторив это еще несколько раз. Он почувствовал облегчение, но укол волнения все еще больно ранил в грудь. — Отпусти нас. Мы уйдем и больше не вернемся. — Нет. — Голос резкий, в нем прозвучала сталь. — Ты не уйдешь отсюда. — Прошу… — Ты убил ярла, — Чонгук вновь обратил на него свой острый взгляд полностью черных глаз, но теперь белки хорошо виднелись в его глазницах. — Тебя захочет убить каждый, кто увидит. Ты не доберешься до дома. У тебя есть семья? — Нет. — В таком случае, тебе и не нужно возвращаться. Тэхен опустил глаза, но лишь на секунду, после чего обратил свой спокойный взгляд на мужчину. — Что с твоим мужем? — Его убили. — Жалеешь об этом? — Я рад, что вы сделали это, — без раздумий ответил Тэхен. Теперь мысль вернуться спешно покидала его, уступая место разуму. Здесь, в теплом доме, рядом с сильным мужчиной, у него и его сына есть шанс на выживание, нежели там, у реки, в полуразрушенном доме и в полном одиночестве, без защиты. — Что будет со мной и сыном? Чонгук вновь замолчал, одарив омегу длительным изучающим взором: — Будешь следить за домом, — альфа отвернулся, вынимая из-под кожаного ремня еще один клинок, — и воспитывать свое отродье, пока я в море. Если не хочешь, то уходи и ищи своего сына сам. Получишь стрелу в спину или клинок в глотку, но не моей рукой. Тэхен вновь опустил глаза, позволив себе немного подумать. Его молчание оказалось короче, чем он думал, ведь практически сразу омега устремил на воина полный решительности взгляд: — Я согласен. Верни мне сына. — Как он выглядит? — Он похож на меня. И у него маленькая родинка под глазом. Чонгук кивнул, протянув омеге кинжал. — Запрись изнутри и не выходи из дома, пока я не вернусь. Тэхен проводил мужчину молчанием. Перед тем, как дверь за Чонгуком закрылась, омега спросил: — Почему я? — А ты как думаешь? Ты убил ярла. Не каждый омега способен это сделать, даже я не смог.

⚔⚔⚔

Чонгук направлялся в сторону длинного дома. Празднование последнего набега завершилось: крики сменились размеренными голосами, стонами и слезами. Стоящие у входа воины проводили Чонгука пристальными говорящими взглядами, ограничивая себя в резких движениях. Альфа проигнорировал их, двигаясь на восток, где в нескольких десятках метров от гостевой залы и дома ярла Сигмунда расположился сарай с продовольствием. Возле него, в одной людской куче, прижимаясь друг к другу спинами и боками, были согнаны рабы. Омеги разных возрастов, преимущественно молодые, тихо плакали, скулили и просили, затихая при виде приближающегося к ним воина. Беременные омеги крепче обхватили свои животы, словно это могло спасти их дитя от гнева варвара. Их мужей — соседствующих викингов с устья реки, где правил слабый и нерасчетливый ярл Одрик, — убили на месте, взяв в плен лишь омег и их детей. Лишь юнцы не старше тринадцати жались к собственным и чужим матерям, безотрывно взирая на северянина. Мужчина оглядел толпу, которую уже не освещало солнце. Серое небо, темнеющее с приближением ночи, лишило омег света. Теперь их тела казались одинаковыми, смешиваясь в единое чернеющее пятно. Чонгук молча изучал толпу, остановив свой острый взор на зрелом крупнотелом омеге, прижимающем к себе несколько детей разом, и большая часть не принадлежала ему. Альфа прищурился, выискивая среди них нужного ему выродка, резко остановившись на мальчишке, что жался к омеге по правую руку. Тонкокостный, зашуганный, оголодавший и слабый он глядел на воина пристально своими светло-карими глазами, что на маленьком лице выделялись своей непоколебимой уверенностью и силой, подражая матери. Викинг потянулся к мальчишке, дабы вытащить его из общей кучи, как вдруг омега завизжал, хватая воина за руку, стараясь защитить дитя. Чонгук глухо зарычал, отвесив омеге удар тыльной стороной ладони по лицу. Голова омеги отлетела, потащив за собой тело. Альфа схватил за плечо мальчишку, заставляя того встать на ноги и отцепиться от остальных пленников. Ребенок очнулся от сковавшего его страха и забрыкался, но стальная хватка на тоненьком плече обрубала все пути к отступлению. — Я отведу тебя к матери. Мальчик замер, воззрев на мужчину свои вдруг наполнившиеся доверием глаза. Казалось, ребенок готов броситься на мужчину с искренней благодарностью, но вовремя сдержал себя, с выученной предосторожностью тихо сказав: — Правда? Чонгук промолчал. Этот ребенок не вызывал у него никаких чувств, лишь полное равнодушие и отвращение. Он легко бы мог убить его, как и детей ярла, но привык держать свои обещания. Глаза альфы чуть двигались, рассматривая то одни, то другие черты лица ребенка — несмотря на слова омеги, ребенок не был похож на свою мать. Разве что глазами и пресловутой родинкой под глазом. Воин чуть подтолкнул мальчишку в спину, направляя в противоположную от пленников сторону. Тэхен опустился на лавку около небольшой кровати, предавшись мыслям о грядущем будущем и своем сыне. Он родил Джинхена от незавидного воина по глупости, прожив с ним восемь лет. Мужа убили у него на глазах, прежде чем вытащить омегу, смертельной хваткой прижимающего к себе своего сына, из дома. Но слез не было, одно лишь равнодушие к убитому мужу. Альфа был бестолковым воином, криво орудующим топором и унизительно держащим меч. Чонгук же спас его от смерти. Из мыслей омегу выдернул стук в дверь и звонкий голос его сына. Тэхен бросился ко входу, отворяя замок. Дверь распахнулась, впуская внутрь запах сырости, травы и земли. — Папа! — мальчишка бросился на шею к матери. Тэхен упал на колени, впуская сына в сильные, душащие объятия. Длинными пальцами омега огладил маленький затылок, нежными движениями забирая черные, отросшие ниже ушей волосы, за раскрасневшиеся ушки. Чонгук стоял в дверях, наблюдая за тем, как прижимает к себе мать сына. Лицо омеги засияло, игнорируя слой грязи, выступившей на его коже. Алые губы тронула счастливая улыбка, сделавшая его лицо теплым даже без касающегося красивых черт света от масляного пламени. — Спасибо… — до ушей викинга донесся спокойный, полный благодарности голос омеги.

Конунг. Начало.