Of Bookshelves and Baby Carriers

В течение следующей недели Ремус откровенно грустит, думая о Сириусе. Он думает о нем на работе и дома, и говорит о нем с Питером практически каждый раз, когда они разговаривают (бедный Питер выглядит измученным). Просто… да, он до смешного красив, но он еще и такой… милый? И он действительно хорошо относится к Гарри и явно чертовски заботится об этом ребенке. Дело в том, что когда он в последний раз видел Сириуса, он понял, что сделал много предположений. Когда Сириус и Гарри пришли в первый раз, как только он увидел ребенка, он сразу же сделал вывод, что у Сириуса есть жена или, по крайней мере, подружка, что очень гетеронормативно. Ремус должен знать лучше. И он также предполагал, что Сириус – отец Гарри, хотя, насколько Ремус знает, он может быть дядей Гарри, нянькой или кем-то еще. А потом был еще и тот момент с «как папа»… Дело в том, что Ремус понятия не имеет, какова реальная ситуация с этими двумя. Он решает найти способ деликатно спросить об этом, когда они придут в следующий раз. Вот только эти двое не приходят всю неделю. По правде говоря, Ремус очень зол на себя за то, что чувствует разочарование. Он постоянно пытается напомнить себе, что даже если Сириус просто нянька Гарри или что-то в этом роде, и даже если он каким-то образом одинок, он все равно слишком не в лиге Ремуса; но это мало помогает остановить его подсознание, которое улетает слишком далеко. К воскресенью ему становится лучше. Он практически забыл обо всем этом. (Ладно, нет, не забыл, это лишь наглая ложь, которую он говорит себе, чтобы почувствовать себя лучше). В отличие от предыдущего воскресенья, у него есть дела: лекарства, которые нужно забрать, и продукты, которые нужно купить, так что он не сможет провести весь день, сидя и размышляя. Так что все хорошо, и он в порядке, и не важно, что он может никогда больше не увидеть Сириуса, потому что почему это должно иметь значение… Господи, он накручивает себя, а еще нет и десяти утра. Но он собирает несколько сумок и выходит за дверь. Накручивает он себя или нет, но сегодня ему действительно есть чем заняться. Примерно через полчаса он оказывается в местном магазине Asda; он берет листовку недели и тележку (его список не так уж и велик, просто он не уверен, что сможет сегодня справиться с тяжелой корзиной) и направляется к проходу с продуктами. Он рассматривает пакет с яблоками по сниженной цене – цена привлекательная, но срок годности не совсем, как вдруг рядом с ним раздается удивленный и довольно знакомый голос: — Хэй! Он пугается и чуть не роняет пакет с яблоками (слава богу, ему удается удержать его, они и так достаточно помяты); он поднимает голову, чтобы посмотреть на говорящего, и тут у него практически сбивается дыхание. Конечно же, Сириус в его продуктовом магазине. Конечно. — Прости, — говорит Сириус, его щеки слегка розовеют. — Я не хотел напугать. — Нет, все… все в порядке, — поспешно отвечает Ремус. — Все в порядке. Хэй. Привет, Гарри. Сириус прижимает Гарри к своему бедру, и на них одинаковые солнечные очки, что настолько мило, что, наверное, должно быть запрещено законом. Ну, у Сириуса они надвинуты на голову, но того факта, что он купил одинаковые очки, достаточно, чтобы Ремус широко улыбнулся. На приветствие Ремуса Гарри хихикает и прячет лицо в бок Сириуса; Сириус улыбается ему, подтягивая его немного выше, а затем обращает свою ослепительную улыбку на Ремуса. — Часто сюда приходишь? — говорит он тем же самым «это мог бы быть флирт, но это точно не он» тоном, как в последний раз, когда они виделись. — Эм, иногда, — говорит Ремус, смущаясь. — А ты? Очевидно, они перешли на «ты». — Нет, не совсем, — говорит Сириус. — Мы просто направлялись на игровую площадку, подумали, что по пути купим немного закусок и устроим небольшой пикник. — Звучит весело. — Да, это должно быть хорошее времяпрепровождение — Сириус на секунду прикусывает губу (что, боже, намного сексуальнее, чем имеет право быть), и Ремус начинает неловко метаться в поисках чего-то, что он может сказать, зная, что это жалко, но не желая, чтобы разговор заглох, но прежде чем он что-нибудь придумывает, Сириус снова заговаривает. — Не хочешь пойти с нами? Это вводит Ремуса в ступор. — В… в парк? — спрашивает он в замешательстве. Он не может отделаться от ощущения, что он, должно быть, что-то недопонимает. Но щеки Сириуса розовеют, и он быстро кивает, и внезапно Ремус чувствует бабочек в животе, как будто он вернулся в четвертый класс или что-то в этом роде. — Прости, это было странно? — говорит Сириус с усмешкой. — Я просто… не знаю, ты заперт в книжном магазине, я просто подумал… и теперь я веду себя грубо, не так ли? Черт. — Ты не грубишь, — справляется Ремус. А потом он слышит, как говорит: — Я бы с удовольствием сходил бы в парк. …Серьезно, что? Что с ним не так? Ему нужно бежать по делам, а также (что более важно), он никак не сможет провести с Сириусом более 10 минут, буквально не взорвавшись, либо от смущения, либо просто от влечения. Но лицо Сириуса загорается, что само по себе озадачивает, но теперь Ремус никак не может отступить. Хорошо. Он может это сделать. Он пережил вещи намного хуже, чем тусовка с горячим парнем, который по необъяснимой причине хочет проводить с ним время. И сейчас еще рано, у него будет время сделать свои дела позже. — Отлично! — радостно говорит Сириус. — Ну, нам еще нужно забрать наши закуски, если ты не против подождать? — Да, нет, конечно. Все в порядке… — К’убика, — говорит Гарри, отрывая свое лицо от шеи Сириуса. — Клубника звучит отлично, — отвечает Сириус. — Давай вернемся к твоей коляске, хорошо? Не хочешь убрать свою тележку и встретить нас у клубники? — обращается он к Ремусу. — Я имею в виду, если ты не против сделать паузу в своих делах на некоторое время, черт, прости, я мешаю тебе покупать продукты… — Все в полном порядке, — прерывает Ремус с улыбкой. — Это звучит как хороший план, я догоню вас двоих через минуту. К тому времени, когда он возвращается к Сириусу и Гарри, они уже взяли коробку клубники. Втроем они проводят в магазине еще около десяти минут, выбирают еще несколько закусок, а затем отправляются на игровую площадку. До нее недалеко, и как только они подходят, Сириус выпускает Гарри из коляски, и Гарри бежит к песочнице. Сириус следует за ним с маленьким ведерком и лопаткой, но сам в песочницу не лезет; он просто передает их Гарри, а затем садится в тени ближайшего дерева и зовет Ремуса. После секундного колебания Ремус берет коляску, подвозит ее к дереву, а после осторожно опускается на землю рядом с Сириусом, который выглядит немного смущенным. — Я не хотел заставлять тебя везти коляску, извини… — Все в порядке, — успокаивает его Ремус, опираясь на руки. Сириус кивает и смотрит на Гарри, наблюдая, как тот с энтузиазмом зачерпывает песок в ведро, высыпает его и начинает процесс заново. Ремус очень хочет воспользоваться возможностью и спросить о Гарри, но теперь, когда у него есть возможность поднять эту тему, он понятия не имеет, как это сделать. Все варианты, которые он придумал в течение последней недели, теперь кажутся до боли резкими и неловкими. Он сидит, кусая губу, и ему кажется, что прошла целая вечность. Сириус тоже молчит, хотя выглядит так, будто собирается что-то сказать, но потом останавливается. Но это не неловко, что немного шокирует. На самом деле, это довольно комфортная тишина. Ремус начинает думать, что все, что ему нужно рядом с Сириусом, это десять минут паники и нервотрепки, а потом он может просто быть нормальным человеком (пока Сириус не сделает что-нибудь вопиюще милое и/или сексуальное, и тогда ему нужно еще десять минут). Это как формула. Они едят клубнику (Сириус идет и забирает Гарри из песочницы, что приносит облегчение, потому что Ремус может сосредоточиться на милом ребенке, а не на красных от ягодного сока губах Сириуса), после чего Сириус немного качает Гарри на одной из детских качелей, а затем спускается с ним на коленях с одной из горок, что выглядит очень мило. Но не проходит и нескольких минут, как Гарри снова хочет в песочницу. Сириус достает из коляски новую игрушку, ярко-желтый самосвал, и отдает ему. — Похоже, песочница — его новая любовь, — замечает Сириус, садясь рядом с Ремусом. — В прошлом месяце он был большим фанатом каруселей. Они смотрят, как Гарри устраивается и начинает наполнять самосвал песком. Затем Сириус поворачивается к Ремусу с веселой ухмылкой на лице, от которой у него сводит живот, и говорит: — Итак, Ремус. Расскажи мне о себе. Ремус… слегка ошарашен. Он несколько раз моргает, просто глядя на Сириуса, прежде чем ответить: — На самом деле, рассказывать нечего. Сириус фыркает и откидывает голову назад, отряхивая волосы с лица. — Ой, да ладно, не надо мне этого. Ремус пожимает плечами и немного напрягает мозги. Он действительно не может придумать ничего интересного, чтобы рассказать Сириусу, но Сириус смотрит на него с ожиданием, так что… — Меня зовут Ремус Джон Люпин… — Подожди, — говорит Сириус, — стой. Ремус Люпин? Твои родители назвали тебя Вульфи МакВульф? — Да, ладно, смейся, — говорит Ремус, поскольку Сириус уже растворился в хихиканье. — Я знаю. Это ужасно. — Прости, — вырывается у Сириуса, который явно пытается перестать смеяться, но не совсем преуспевает. — Я знаю, что не мне об этом говорить, я имею в виду, меня зовут Сириус и все такое, но это просто… вау. — Я знаю, — Ремус не может удержаться от улыбки. — Хотя с возрастом я его даже полюбил. — Да… Ты упоминал факультет Античности? Хорошо, Ремус… ошеломлен тем, что Сириус помнит об этом. Он немного мешкается, с минуту, прежде чем наконец говорит: — Э-э, да. Я изучал Античность в университете несколько лет. — А потом сменил профиль? — Нет. А потом я бросил учебу. Он говорит это, не подумав, а сразу хочет себя стукнуть. Эта тема отпугивала многих из его любовных интересов (любовных интересов? Боже, это отвратительно, он просто не может придумать другого способа сказать об этом), он уже должен был знать, что нельзя просто так сваливать это на людей или поднимать эту тему слишком рано. Сириус уже смотрит с любопытством, наклонив голову в сторону Ремуса, его брови слегка приподняты. Но когда он говорит, он говорит не то, что Ремус ожидает от него услышать. — Ты не должен говорить, если не хочешь. Ошеломленный (в очередной раз), Ремус не может удержаться от усмешки. Брови Сириуса поднимаются еще выше, и уголок его рта дергается вверх. — Что? — Ничего, просто… ты продолжаешь заставать меня врасплох, — говорит Ремус, слегка покачивая головой. И затем он спешит дальше как можно быстрее, надеясь, что Сириус не заметил, насколько это было банально. — Все в порядке, я могу сказать тебе сейчас. Это не так уж важно, просто… в детстве со мной случилось кое-что, о чем я не хотел бы распространяться, и я до сих пор испытываю сильную боль от этого. Физическую боль. Когда я был ребенком, моя мама в основном держала это под контролем: она знала, что делать, когда становится плохо, и все такое, и как остановить это, и я в основном держу все под контролем сейчас. Но когда я переехал в университет, у меня были трудные времена, и это вышло из-под контроля, и я не мог… Я не справлялся с курсовыми работами и всем остальным, поэтому я бросил учебу. И вот теперь я здесь. Он немного торопится и надеется, что, по крайней мере, на этом все закончится; ему действительно не хочется вдаваться во все грязные подробности ситуации с Грейбэком. Ему требуется мгновение, чтобы набраться смелости и посмотреть на Сириуса, но когда он это делает, в его взгляде нет ни шока, ни жалости, которые он привык видеть. Он смотрит с сочувствием, конечно, но не с тошнотворной, невыносимой жалостью. — Как ты думаешь, ты вернешься? — спрашивает он — это не такой уж редкий вопрос для Ремуса, но он задает его так нейтрально, что Ремус даже не вздрагивает. Он просто пожимает плечами. — Я бы хотел, наверное, — говорит он. — Но это не приоритет. Я счастлив там, где я есть. — Я рад это слышать, — говорит Сириус, так искренне, что у Ремуса перехватывает дыхание. Гарри, к счастью, выбирает этот момент, чтобы прервать их и позвать Сириуса из песочницы, прежде чем Ремус, например, начнет плакать или предложит пожениться или что-то в этом роде. (Это уже второй или третий раз, когда Гарри спасает Ремуса от полного унижения, он должен купить ему игрушку или что-то типа того в качестве благодарности). Очевидно, он решил, что с песочницей покончено и пора возвращаться на качели. Ремус сидит и некоторое время наблюдает за ними: Гарри визжит и хихикает, когда Сириус нежными прикосновениями подталкивает его выше и выше в воздух, – и изо всех сил старается подавить раздувающееся чувство в груди, чувство, что Сириус – Тот Самый или что-то в этом роде, потому что это смешно и потому что ему действительно не нужно давать своему все более выходящему из-под контроля увлечению больше кислорода. На самом деле, у него еще есть дела, которые нужно выполнить. Поэтому, когда Сириус окликает его и спрашивает (с озорной улыбкой, которая действует на Ремуса), не хочет ли он покататься на качелях, он заставляет себя сказать, что ему нужно вернуться и забрать продукты, хотя он не может не представлять себе руки Сириуса на его спине, подталкивающие его, Сириус смеется. — Подожди! — голос Сириуса прерывает его задумчивость, когда он начинает уходить. — Подожди, подойди на секунду. Ремус не настолько сильный человек, чтобы сопротивляться. Он изо всех сил держит себя в руках, прежде чем повернуться и подойти к качелям, надеясь, что он не выглядит настолько влюбленным, насколько он себя сейчас чувствует. — Могу я взять твой номер? — торопливо спрашивает Сириус, когда Ремус подходит достаточно близко. — Я имею в виду, сегодня я хорошо провел время, и я не хочу полагаться на то, что мне придется просто… заглядывать в книжный магазин, надеясь, что ты там. — Эм, — говорит Ремус, чей разум теперь полностью пуст (что замечательно, просто фантастически, супер полезно. Именно то, что он хочет, чтобы происходило, когда безумно красивые мужчины просят его номер телефона). — Я, э, да, конечно, я… — он секунду в панике похлопывает себя по карманам – черт возьми, у него обычно есть ручка, где его ручка – прежде чем признать поражение. — Я, черт, у меня нет ни ручки, ни бумаги, ничего, чтобы записать это для тебя. Я могу дать тебе его в следующий раз, когда ты будешь в магазине… — Ремус, — терпеливо говорит Сириус, явно прилагая огромные усилия, чтобы не рассмеяться. — Ты можешь просто записать свой номер в мой телефон. …О. — О. (Если бы земля разверзлась и проглотила его прямо сейчас, это было бы поистине фантастически.) Но каким-то образом ему удается собраться и ввести свой номер в телефон Сириуса. Сириус немедленно посылает ему одно из этих сверкающих розовых сердечек, а затем дарит Ремусу улыбку, и Ремус решает, что ему нужно немедленно убираться оттуда, пока он буквально не накинулся на этого человека, который может быть, а может и не быть женатым отцом (потому что он, черт возьми, так и не смог спросить). Гарри тянется к Ремусу с качелей, выглядя явно расстроенным. — Не иди, — говорит он, выпячивая нижнюю губу, и, честно говоря, это последнее, что сейчас нужно Ремусу, потому что он не может не чувствовать себя крайне виноватым, говоря «нет» такому личику. Но Сириус вмешивается и спасает его. — Ремусу пора идти, но, возможно, мы скоро его увидим, — говорит он Гарри, и у Ремуса снова сводит живот. — Пока, Гарри, — говорит он как можно более нормально, и Гарри, явно успокоенный, машет ему ручкой в ответ. С этим он поспешно выходит из парка, его телефон все еще зажат в руке, а на экране все еще сияет то самое очень сбивающее с толку розовое сердечко.