певец и актёр.

Дима уверен был точно — Серёжа ему никогда и ни за что не изменит. Они друг друга слишком любят, до безумия, верны друг другу будут всегда. Чеботарёв знал — на визжащих около сцены девушек Горошко было наплевать, он его, Диму, любил. Всегда, безумно, нереально. Жарко, горячо, всем сердцем и душой. И Серёжа в этом уверен был тоже — не обращал внимания ни на кого, кроме Димы. Да и не нужны ему были другие — а зачем? Ему с Димой хорошо. У Димы самые тёплые объятия, мягкие поцелуи, жаркий секс. Он уверен был твёрдо — это серьёзно, это навсегда. До него добраться многие пытались — попасть за сцену, попытаться переманить внимание на себя, стать той самой для Серёжи. Но плевать он на это хотел с башни высокой, он уже любил, не нужны ему девушки эти, видящие в нём только ходячую секс — машину. И не раз ведь, блять, говорил, что занят, что изменять любимому человеку не будет. Но до его члена по — прежнему многие пытались добраться. Но упирался Серёжа долго. Его тошнило от одного только слова «Измена». Но та девушка в баре оказалась настойчивой — спаивала упорно, давала коктейль за коктейлем, и поцеловала. И пьяный мозг лишь мельком скользнул мыслью: а Дима? Но девушка целовала умело, жадно, хваталась за спину, тянула к себе и Серёжа не выдержал. Ответил на ласку, прижал к себе, как Диму всегда, и даже мыслей в голове не осталось. Остались только лишь слова на то, чтобы вызвать такси, и дойти, целуясь, шаря безостановочно руками по телу, до комнаты в отеле. В ту ночь, лёжа на одной кровати с девушкой, Серёже плохо спалось. Мысли давили, не давали уснуть, он себя сильно корил за это. Выворачивало не столько от алкоголя в организме, сколько от неприязни и ненависти к себе. Он не мог, не хотел, но он сделал. Он, блять, сделал это, он, блять, изменил, самому дорогому человеку в своей жизни. Уснул только часов под 5 утра, с заплаканными красными глазами и болящей от слёз головой. Девушку утром выгнал — с криками, скандалами. Кричал громко, кинул в неё одежду и выставил из номера — видеть её было противно, противно было осознавать, что он Диму предал. Винить хотелось кого — то — девушку, алкоголь, но подкоркой сознания понимал — виноват только он, он, не кто — то другой, ни девушка, ни алкоголь в крови. Ходил по комнате кругами, хватаясь за отросшие волосы, тянул, пытался моральную боль физической заглушить. Так ведь легче стать должно, да? Намотал, казалось, километров двести, кругами ходя. Схватил с тумбочки прикроватной телефон, чтобы Диму набрать, сознаться во всём, не мог в себе держать, не мог Диму обманывать и скрывать… ненавистное слово «Измена». Дима трубку не брал, Серёжа раз шесть звонил, и Горошко переживать уже начал — узнал? Догадался? Кто — то их сфотографировал, выходящими из клуба? Дима больше знать его не хочет? Но потом Серёжа себя успокоил — у Димы же просто съёмки, освободится и перезвонит. И мысли давят снова: конечно, Дима его знать после измены не захочет, оборвёт все связи, они расстанутся и конец их истории красивой. Дима не перезванивал долго, и Серёжа позвонил опять, в седьмой уже раз и трубку Чеботарёв наконец — таки взял. -Привет, ты как? Как съёмки? — тараторил Серёжа быстро и сбивчиво, на темы отвлечённые, оттягивал до последнего, честно страшно было очень. Боялся Диму потерять, боялся, потому что любил очень. -Привет. Я в порядке. Вот, только кончились. Я как вышел, сразу пропущенные от тебя увидел, перезванивать собирался, а ты сам позвонил. Соскучился так сильно? — Дима смеётся. Серёжа слышит этот тёплый, бархатистый смех в трубке, буквально ощущает, видит мягкую Димину, самую любимую, улыбку. Вспоминает, как Диму в эту улыбку целовал — мягко, трепетно, нежно, словно Дима хрустальный. Ему так дико больно осознавать, что он сам же эту улыбку с Диминого лица сотрёт, сломает. Диму сломает, морально. Он так не хочет, но знает, что надо. Надо сказать всё сразу — дальше нести это в себе только хуже, блять, ведь будет. -Я правда скучаю по тебе, заяц. Так сильно, так чертовски сильно, — держа телефон между ухом и плечом, Серёжа опускает лицо на ладони, трёт его, цепляясь пальцами за волосы снова, чувствуя себя так херово. Так, блять, чертовски херово. Ему самому плохо. Так противно от себя. -Я тоже, Серёж, я тоже. Хочу уже обнять тебя поскорее, солнц, — блять, нет, Серёжа больше так не может. Тихо всхлипывает в трубку, тут же зажимая рот одной рукой, а второй вытирая с глаз выступившие слёзы. -Что случилось, золото? — голос у Димы волнующейся, переживающий, и Горошко ещё хуже становится. Он всхлипывает громче, заваливается на кровать, закрывает глаза. Делает вдох глубокий, и говорит на выдохе: «Послушай меня, не перебивай, хорошо?». И вываливает как на духу всё. -Вчера в клубе… Блять, после концерта вчерашнего, мы с пацанами в клуб, как обычно. Отмечать хороший концерт и прочее, ну ты знаешь. Образ крутых роцкеров, — усмехается на мгновение Серёжа. — там девушка одна была. Заебись, имя даже не помню. И… Она в меня алкоголь вливала, литрами по — моему. Целоваться лезла, а я… Дим, можно дальше не буду? Мне так от себя противно, — он слышит тихое «Продолжай» и действительно продолжает говорить. — алкоголь, поцелуи, отель… И Дима, пожалуйста, я не могу больше, боже, блять. -Ты изменил мне? — тихий вопрос, риторический, издевающе — уточняющий будто. -Да… — два синхронных в трубке всхлипа. Серёжа за покрывало пальцами хватается и повторяет, снова и снова, как текст наизусть заученный. — Это первый и последний раз! Ты же знаешь, я верный. Дима… А на том конце — рыдания, всхлипы. Дима сломан действительно. Ему больно. Нестерпимо, сука, больно. Он не понимает — за что, почему? Они так друг друга любили, ценили, Дима думал, хорошо всё всегда было, есть и будет. А оно вон оно как. Больно, неприятно, обидно. До обжигающий в груди боли обидно. Дима сбрасывает звонок, а Серёжа, слыша гудки в трубке, бросает телефон в стену, наконец захлёбываясь в рыданиях. Вместо взгляда в глаза — только звуки голоса. Редко видятся. Расстояния, концерты, съёмки, туры, концерты. А так хотелось чаще вместе быть, но уже, похоже не выйдет. Так Серёжа думает. Часовые пояса, взлётные полосы. Между ними всегда время разное. В те не такие частые моменты вместе побыть — отдавались друг другу без остатка. И Дима сейчас готов Серёже всего самого отдать — честно готов простить, потому что так сильно очень любит. К друг другу тянутся сердца, как на разных полюсах. Но несмотря ни на что, они всё равно вместе оставались. Всегда вместе. Даже на расстоянии, сердца правда тянулись друг к другу. Находись Дима хоть на Камчатке, а Серёжа в Москве где — то, всё равно друг друга чувствовали. Душой. Сердцем. Любят друг друга так сильно, обоим так плохо. Измена — предательство. Серёжа себя винит — он ведь и правда виноват. Он себя точно не простит никогда, до конца жизни себя за этот проступок корить будет. Дима любит и обязательно простит. Поздно или рано, просто знает, что простит его. Корить себя за это тоже, скорее всего будет, но он без Серёжи не может. Хотя… Может. Но не хочет. Не хочет без Серёжи. Даже сиамским близнецам легче быть порознь.