Теряя контроль

«Зло уничтожается только посредством зла, и эта месть есть действие справедливое и во многих случаях она — священная обязанность»

— Не смотри на меня, как на врага народа, Ханджи, — задирает нос и фыркает, скрещивая руки на груди. И как теперь подступиться к этой крепости? Штурмовать хитростью?                     Пальцы донимают кухонный стол, нещадно барабаня по последнему.  — … ты обещал всё объяснить. Жду, — девушка таки откликается. Обещание, которое я не хочу сдерживать. Не нужно… — Ты увидел кого-то, верно?                     Я хмуро киваю и, кажется, допускаю мысль о том, что можно рассказать Ханджи… не всё, но малую часть. Благо сия дурная идея подавляется столпом под названием «уберечь, помочь, спасти».  — Давай за ужином? — будет время продумать стратегию повествования.  — Нет, я хочу сейчас.  — У меня, в принципе, есть шанс отсрочить этот разговор?  — Только разругавшись со мной, — усмехаюсь. — Ещё и лыбится. Не хочешь рассказывать сейчас? И не надо. Я поеду на работу. Сама. Без тебя, понял? Я обиделась. Ужин будешь готовить в одиночестве.        Офицер демонстративно закатывает глаза, сопровождая всё фырканьем и взмахом хвоста. Держит путь к выходу. — В плане? — преследуя любимую, уточняю я. Что ещё за «в одиночестве»?        Ханджи лишь пожимает плечами. — Приготовишь сам, поешь сам, подрочишь в кулачок и, довольный собой, уляжешься спать.   — Прямо-таки мою холостяцкую жизнь описала.  — Подумай над своим поведением, капитан Аккерман, а то придёшь к тому, что будешь делить постель с недосказанностью и рукой.                     Не выжидая ответа и не награждая меня ровно никаким взглядом, Зоэ уходит. Что ж… пора продумать линию защиты для ближайшего разговора. Проще всего выложить всё как есть. На первый взгляд. Слишком много вопросов последует вследствие этого опрометчивого поступка. 

***

— Не хочет мне ничего рассказывать? Ну и хуй с ним, честное слово, — в манере монолога я жалуюсь Нанабе, попутно держа путь в участок. Рабочий день начинается в семь. Сейчас двенадцать. По известным обстоятельствам я задерживаюсь вот уже на пять часов. Придётся поработать допоздна, но, когда я делала иначе? — Майк до сих пор не делился подробностями своей биографии?  — Довольно уклончиво. В основном рассказывает про семью. Здесь уже спасибо, он настолько скрытный, что знакомство с родственниками на Рождество кажется чем-то сродни… не знаю. Думаю, большой шаг для него.  — Волнуешься? — сигарета сама оказывается между губ.  «— Довёл, коротышка. Курю в твоей машине», — с улыбкой на лице думаю я.  — Стараюсь это не показывать, но да. Может, выпьем сегодня? Хотя бы кофе. Скоро Рождество, все разъедемся.  — Сегодня буду на работе неприлично долго. Но на кофе с удовольствием отвлекусь, только на своей территории. Через дорогу от участка есть добротная кофейня, приезжай туда через часик, два, три. Как сможешь, короче. Выйду в любой момент.  — Там столько сплетен накопилось. Отборных, понимаешь? Так что одним кофе не обойдется или возьми тот, что с алкоголем.  — Завидую я тебе. Вытянула себе работу из дома и сидит довольная.  — Тебе ли жаловаться, дорогая. Напомнить, где ты живешь сейчас?                   Да, апартаменты Аккермана оставили неизгладимое, в хорошем ключе, впечатление. По сей день пытаюсь понять, он хочет семью, пропорциональную размерам его квартиры или ценит простор, помноженный на два? Даже для двоих жильё кажется чересчур внушительным. Тяжко представить, каких размеров мы будем ставить ёлку, чтобы она уместно смотрелась в гостиной.                     Моё детство тоже прошло в приличном доме, но то был дом… апартаменты ощущаются иначе. Я уже сбилась, какое количество раз на неделе приходит клининг. Страшное дело. Страшнее только банковский счёт Аккермана, который я в глаза не видела. Мне хватило квитанций, которые случайно попали в мои руки.  — С-слушай, Майк ведь работает в "Немецком банке", да? — Ривай наверняка является его клиентом. — Может, он?..  — Я не знаю сколько денег на его карте, так что даже не спрашивай меня о счёте Аккермана. Майк не любит говорить о работе. Только вскользь скажет, что всё нормально. Меня это «нормально» порядком подзаебало, понимаешь? Никакой сплетни с работы от него не дождешься, поэтому приходится добывать их из других источников.  — Тебе ведь всё равно с ним комфортно. Несмотря на некоторую скрытность, он постепенно открывается тебе, верно? — телефон вибрирует, информируя о втором входящем. Ривай. — Блять, ну и пробки. Ещё Аккерман звонит. Я бы проболтала с тобой целую вечность, Нана, но оставим всё для кофе, хорошо? Не забудь, что одна из тем для обсуждения: подарок на свадьбу Дэи. Увидимся, целую.                     Нанаба прощается взаимным поцелуем.        В следующее мгновение происходит то, чего явно не хватало этому дню. Очки довольно болезненно упираются в переносицу, а лицо в подушку безопасности. Всё происходит слишком быстро, я не успеваю испугаться. Возможно, сердечко чутка шалит или художественно «пропускает удар», но на фоне болезненной встряски головы я не обращаю на это должного внимания.        Машина голосовым сопровождением сообщает о повреждении заднего бампера. Не советуясь со мной, вызывает необходимые в таких случаях службы и наверняка информирует Аккермана.  — Сдуйся ты, блять, уже, — пререкаясь с подушкой безопасности, бубню я. — Выражение «пизда рулям» заиграло новыми красками.        Возникает ощущение, что в подобные переделки я встреваю достаточно часто, но нет. Адреналин отлично отыграл, поэтому мы говорим «нет» панике и «да» трезвой оценке происходящего.  — Не покидайте транспортное средство до приезда служб скорой помощи и полицейских. Если Вы находитесь в сознании, то скажите любое слово или издайте звук.  — Пиздец, — начиная и заканчивая диалог с машиной, говорю я.                     Стаскиваю покорёженные очки. Благо пострадала лишь оправа. Кряхтя, вылезаю, пренебрегая рекомендацией авто. Складываю все известные мне маты в одно предложение и готовлюсь к звонку капитану.  — Тут это… — оценивая ущерб, нанесённый машине не по моей вине, а это важно отметить(!), я начинаю диалог с Аккерманом. — Ты, должно быть, ещё не видел… Небольшой прецедент с машиной.                     Хочешь не хочешь, а косым и размытым взглядом продолжишь буравить виновника, блаженно устроившегося на пассажирском сиденье своего Форда. Не хило его помяло.  — Подробнее, — тяжело вздыхая, уточняет Ривай. Разобрать эмоцию по ту сторону телефона довольно тяжело.  — Э-э, задница у машины знатно пострадала. Тебе приложение расскажет больше.                    Я виновато пялюсь на чёрную любимицу Аккермана. Удосужилась ведь так неудачно встрять… Теперь точно можно не просить объяснений по утреннему происшествию.  — Задница чинится. Ты в порядке?  — Мне кажется, её нужно будет пересобрать… Тем не менее могло быть и хуже. Сильно тряхнуло и на этом всё, — потирая лоб, я пытаюсь унять головокружение и подступающую тошноту. — Приедешь? — Конечно, — несмотря на некоторую спутанность в голове, эмоцию Ривая, даже не наблюдая последнего перед собой, я начинаю понимать. Сдерживается и злится. С толикой снисходительности и беспокойства явно не из-за машины. — Машина должна была вызвать…  — Угу, она у тебя такая умненькая, что сделала всё за меня — откидываясь на спинку кресла, перебиваю я. — Голова раскалывается. Кладу трубку.        Не дожидаясь ответа, вновь тянусь к сумке за сигаретами – средством, которое точно затмит симптомы сотрясения.  — М-м, — томно затягиваюсь (естественно, как в самых лучших фильмах), — вот оно – лекарство от здоровья. Девять из десяти работников участка рекомендуют. Десятый – Аккерман. Курящий, но глубоко в душе презирающий сию привычку.                     Ладно, может, после сигареты ущерб мне будет казаться не столь значительным. Взгляну ка на бампер ещё раз. Для пущей уверенности.  — Вы точно в порядке? Как-то неуверенно держитесь на ногах, присядьте, — оборачиваясь на внезапно воскресшего виновника дорожного происшествия, я отшатываюсь. Слишком быстро он оклемался. — Страховая рассчитает ущерб, не переживайте… машина была не Ваша?                     Прислушиваясь к мужчине, я усаживаюсь на водительское сиденье. Он становится предо мной.  — Угу, — продолжая дымить, бурчу я, — не моя…  — Что ж, надеюсь, она не в угоне, — улыбаясь, предполагает брюнет.                     Гипотеза заставляет улыбнуться и меня. Улыбнуться и затянуться.  — Мне кажется, как бы заезжено не звучало, я видел Вас раньше, — мужчина присаживается на корточки передо мной. От его взгляда становится неловко. Изучает. Действительно узнал во мне кого-то?.. — М? Если хотите позвать на кофе, то данная привилегия доступна только владельцу этой машины, — отшучиваюсь я.  — Что ж, было бы удивительно, если такая девушка была одинока, — не нравится мне улыбка этого чёрта. — Я попытался.                     Приходится вымучено улыбнуться, дабы не предстать невежливой. Сейчас точно не время для ругани.                     Точно не знаю сколько прошло времени после звонка Риваю, но могу утверждать, что чувствую себя многим лучше. С закрытыми глазами, укрытая пледом и раскинувшись на кушетке внутри машины скорой помощи.        Прелестная девушка с милой улыбкой залезла мне в глаза, осветив каждый светом словно Прометей открывший людскому взору огонь. Вот это сравнение… Тем не менее сотрясение было исключено. Тошнота прошла.        Знакомый голос слышится поодаль. Сначала капитан беседует с полицейскими, затем с работниками кареты.  — Ханджи, дорогая, — прикосновение руки и запах табака развевает дрёму. Только что курил. — Давай ка я перемещу тебя домой.  — Прости, что так вышло с машиной, — первое, что звучит из уст. Я виновато прикладываю ладонь к глазам и потираю последние. Вспоминаю, что они накрашены. Тихо матерюсь.  — Здесь нет твоей вины. Думаю, что страховая сделает тот же вывод. Можешь подняться или голова до сих пор кружится?                     Отрицательно мотаю головой. Поблагодарив работников скорой, Леви помогает мне дойти до рабочего авто.  — Тот мужик, покусившийся на мою жопу, он ещё здесь? — щурясь, я ищу очки. Вспоминаю, что они остались в помятой бедняжке.  — Показался немного… подозрительным?                     Он сказал, что видел меня где-то, явно не с целью познакомиться ближе. И эта улыбка. Словно издёвка, насмешка. Не из-за аварии. Дело не в этом. А взгляд? Изучающий, выжидающий.                     Неловко пытаюсь пристегнуться, Капитан опережает меня. Благородный кивок в ответ и холодок по спине… Может, чей-то взгляд? С трудом и немного ёрзая, я оглядываюсь по сторонам. Никого, кроме залипающих на происшествие, зевак. На первый взгляд. Второй резко останавливается на зеркале бокового вида. Долгий, холодный и предостерегающий. Улыбка и слабый кивок.  «Ну нахер», — с этой мыслью я переключаю внимание в сторону Ривая.  — Я хочу поехать в участок, — стоит Аккерману приземлится рядом, заявляю я. Предполагаю, что получу отказ. Оказываюсь права. — Это не настолько серьёзное потрясение, Ривай.  — Зоэ, если у тебя что-то не сломано, это не значит, что всё в порядке. Останешься дома. Отоспишься за двоих, поняла? — не отрывая взгляд от дороги, капитан берёт мою руку в свою. Не противлюсь и слегка сжимаю её в ответ.                     Ну ничего. Работать я могу и из дома, Аккерман. 

***

«— Не встречает, как это бывает по обыкновению... — пространство далее прихожей окутано декабрьским мраком. — Должна быть дома в это время».        Геолокация телефона не говорит об обратном. Легче, на самом деле, не становится. Продвигаясь вглубь апартаментов, становится только тревожнее. Но вот и блёклый свет из спальни. На мгновение я задерживаюсь, не решаясь пройти. Прислушиваюсь. Всхлипы и содрогания знакомого силуэта.  «Вот тебе и пришёл пораньше… — в грудине чуть щемит. — Сделай хоть что-нибудь».        Но что я могу?        Я не могу забрать боль. Наверное, не могу ничего, что бы действительно могло помочь. Могу стоять и думать о своей бесполезности. Порой думать бывает вредно.       Укладывая цветы на ближайшую поверхность, тихо ступаю к кровати.  — Солнце…  — К-как м-можно… как можно так над людьми издеваться? — завывая, Ханджи с неимоверной силой притягивает меня к себе. Я не успеваю оценить масштаб трагедии.  — Нельзя такие фильмы грустные снимать! Запрещ-щаю… — остатки нечленораздельной фразы выслушивает моя грудь и в моменте намокшая рубашка.        Рубашка. Костюм. Я на кровати. В костюме, котором был на улице, работе, в машине. Я даже не на покрывале или пледе. На девственном, чистом постельном белье. О ужас. ­ — Так ты это из-за фильма? — задвигая мысль о белье и, соприкоснувшимся с ним, костюме, я провожу рукой по спутавшимся шоколадным волосам. Убираю влажные из-за слёз пряди, пробираясь к лицу Зоэ. Последняя лишь кивает, собирая сопли то ли обратно в нос, то ли мне на рубашку. Умилительно. Без иронии. — Возьми.  — Нельзя… разлучать… — принимая салфетку, бубнит офицер.        Кого нельзя разлучать я так и не понял. Да и толком не понял, какой фильм ввёл Ханджи в такое слезливое состояние. Девушка эмпатична и сентиментальна до глубины души, поэтому удивляться здесь, скорее, нечему.  — Хотя бы выспалась? — отклеивая девушку от себя, уточняю я. — Одним фильмом не обошлось… — шепча и улыбаясь, убираю слёзы с чуть отёкшего и раскрасневшегося лица.        Осознание того, что слёзы любимой вызваны ни чем иным, как мелодрамой, успокаивает. — М, выспалась. Чемодан лень собирать. Собери ты.  — Настроение лететь есть?  — Ага, просто сложно делать лишние телодвижения.  — Но переместиться на диван в гардеробной нужно, — с этими словами пиджак приземляется на кресло. — Перемещайся, я схожу в душ и присоединюсь.  — Дэ-э, я то думала меня на ручках доставят, — протягивая последние в мою сторону, жалостливо протягивает Зоэ.        Отказать невозможно.        Стягивая рубашку я вижу не меняющуюся из раза в раз картину. В отражении замечаю подкрадывающуюся Ханджи. Она же не думает, что её не видно? На удивление бодрым рывком девушка прижимается сзади и крепко хватает ладонями меня за грудь. — Око за око?  — Грудь за грудь, — улыбаясь, заговорщически шепчет Зоэ. Дуэль гляделок прерывает телефон. Точнее, звонок. Такой вызов нельзя принимать в присутствии офицера. — Возьмёшь? — вполне резонно уточняет она.        Но и лишних подозрений вызывать тоже нельзя.  — Возьму… — оттягивая момент и надеясь, что вибрация вот-вот прекратится, я целую Ханджи в щёку.  — Ну, вот. Не познакомлюсь с твоей любовницей, — вздыхая, девушка укладывает голову мне на плечо.  — Это какая-то проверка на то, каким должен быть мой ответ? — хмурясь, я продолжаю буравить взглядом телефон, в ожидании привычного уведомления. Ночь обещала быть спокойной, но работа распорядилась иначе. — Любовницы – слишком энергозатратные. Воевать на два фронта довольно трудно.        Прогнозируемое уведомление высвечивается на экране. Через отражение зеркала я вижу на нём взгляд Зоэ.  — Не похоже на зачисление зарплаты.  — На зарплату мы бы жили в апартаментах поменьше, — только и отвечаю я.  — Скажи, что это… ну… выигрыш в лотерею или доход с каких-нибудь ценных бумаг.  — Я могу ничего не сказать, чтобы ты крепче спала. И это был не вопрос, а утверждение.  — Как же доверие? Только не называй недосказанность заботой о моём сне, — Ханджи перемещается на столешницу, бёдра приобретают более округлую форму. Теперь я утыкаюсь в плечо Нефтиды, думая о том какую ложь придумать на этот раз. Впрочем… это бессмысленно. Она наверняка понимает, чем я занимаюсь в «свободное» время. — Будь осторожен, пожалуйста, — шепчет девушка. В голосе проскальзывает еле уловимая дрожь, ладонь нежно гладит затылок. — Ты говорил, что обратной дороги не будет.        Предложение как будто обрывается, так и не найдя логического завершения.   — Мы же можем выбрать жильё поменьше и разделить траты пополам.        Я улыбаюсь наивности офицера. Нет, она не глупа и не простодушна в стандартном понимании. В ней говорит отчаяние.  — Я вернусь через пару часов, хорошо?  — Если я скажу нехорошо, это ничего не изменит… — голос потухает.  — Ханджи, — меланхолично улыбаясь, она отпускает мои руки и удаляется из ванной. Почти. Задерживается в дверном проёме и показывая профиль тихо говорит о том, что соберёт всё сама. 

***

      В какой момент я поняла, что капитан промышляет чем-то противозаконным? Когда Вилли Вонка пропал и был найден мёртвым.        Несмотря на положение Ривая на пьедестале не последних лиц, такие суммы на счёте точно не из-за этого.  — Не скучай, — поцелуй на плече заставляет руки, и чашку кофе, вздрогнуть. — К девяти?  — Постараюсь, — прижимаясь сзади, отвечает капитан.                     Провожать его до выхода нет ни настроения, ни сил. Только усталость, свинцом заполонившая мысли, тело и ожидание откровения со стороны Ривая. Есть ли смысл ждать, пока капитан исповедуется по своей воле или пора искать правду самостоятельно? Он разозлится.                    Может… может стоить отбросить эту идею и не убиваться, преследуя истину? Аккерман не первый день и не неделю занимается тем, чем занимается. Смело предположу, что после или уже во время военной службы его втянули в столь сомнительную деятельность, которой я не могу найти подходящего названия. А он согласился. Уверена, что не по глупости, но от отчаяния.                     Забиться в угол и ни о чём не думать – единственное, чего хочется сейчас. Но не лучше ли полежать в ванне, предвкушая отдых, который с каждым часом становится всё ближе. Посмотреть ещё какой-нибудь фильм, с условием отсутствия такого жанра как мелодрама. Можно даже пересилить себя и сходить в продуктовый, накупить чего-нибудь вредного для себя и полезного для ужина Аккермана. Не знаю, уложится ли он в два часа, но так или иначе вернётся домой голодным.  — Гос-с-по-ди, — прошипев говорю я, когда тишину и монолог мыслей нарушает звонок телефона, который, если и заявляет о себе, то только вибрацией. — Привет, ты слегка припозднилась.  — Привет, дорогая, надеюсь, что не отвлекаю, — нежный и чуть искаженный телефонной связью голос, доносится из трубки. — Хотелось услышать тебя, Ханджи. Так редко выпадает возможность поговорить.  — Д-да, прости, что давно не звонила. Слишком много, — скажу «событий» и придётся рассказать о всём, что случилось не так давно. Может, пора? — событий произошло, да и работа занимает львиную долю времени.                     Распластавшись на диване в гостиной, я пытаюсь подобрать слова.  — Расскажешь?  — Хм-ф, кажется, одна из тем точно не для телефонного разговора, — взволнованный хохоток и подступающие слёзы.                     Дышать, Зоэ, дышать. Начнёшь реветь и не расскажешь ничего. Оставив мать не только в расстроенных и смятённых чувствах. — Конечно, я бы хотела услышать, но понимаю, что давить бесполезно. Как ты себя чувствуешь? Как… — У меня был выкидыш. Около трёх недель назад, — на выдохе прерываю я. — Мы не планировали. Просто так вышло, мам. Я хотела сделать аборт, но т-там… там одно обстоятельство наложилось на другое, и я вроде как передумала, но стресс и давление было слишком большим, и-и всё случилось так, как случилось, — тараторя и запинаясь всё выходит словно на одном дыхании.                     Сердце сжимается в ожидании ответа. Я боялась и боюсь по сей момент. Я знала и знаю, что мама ни за что не осудит меня, но… но как будто всё изначально должно было сложиться иначе? Произойти с кем угодно, но только не с нами, верно?  «— Такая драма бывает только в романах и кино», — возомнила бы я, пересказав все те события прежней Ханджи, ещё не встретившей офицера Аккермана.                      Офицера Аккермана… интересно, как он там?  — Я рядом, Ханджи, — непродолжительное молчание наконец прерывается. Я чувствую, как тяжело маме даются слова. — Не настолько рядом, насколько хотелось, но рядом. Расскажи мне, как ты чувствуешь себя сейчас?                     Обрисовав своё примерное самочувствие, настроение я жду. Жду скорейшего ответа.  — Какого рода давление ты испытывала? Со стороны Ривая?  — Нет-нет, он поддержал меня и делает это по сей день. Давление я ощущала от самой себя. Такое, — отвлекаюсь на панораму города, чтобы подобрать нужное слово, — такое обострённое чувство вины. Как-будто я могла сделать дорогого мне человека ещё счастливее, но всё разрушила, сделав хуже и ему, и себе.  — Но этот человек при любом раскладе остаётся рядом с тобой, верно?  — Угу, — утыкаясь в подушку, выдыхаю я. — Я щас резко соскочу с темы, ладно? — улыбка мамы чувствуется сквозь экран. — У этого славного и заботливого человека совсем скоро День рождения. У меня ноль мыслей по поводу подарка. Наверное, я не говорила тебе, но не так давно он подарил мне наручные часы. Естественно, я полезла в Интернет смотреть сколько они стоят.  — Дорогая, ты же прекрасно понимаешь, что важен сам жест, а не его стоимость.  — А-а-а, ну, естественно, понимаю. Но всё равно, ты пытаешься как-то… э-э-э, подогнать ответный подарок такой же стоимости?  — Кажется, кто-то забыл повзрослеть… — нежно смеясь, отвечает мама.

***

                   Замять все недомолвки и избежать очередного «конфликта доверия» мы решаем с помощью секса. Да, один вымотан работой, вторая около десяти часов назад впечаталась головой в подушку безопасности. Как бы Аккерман не бубнил о том, что мне лучше отдохнуть, я решаю – секс важнее.  — При таком раскладе – главное не проспать завтра, — сквозь поцелуй шепчет Ривай.  — Мы б… — я прерываю последующее слово на первой букве и глупо улыбаюсь, краснея ещё сильнее.  — Быстренько? — смотря на капитана я улыбаюсь ещё шире. Перебираю, что мы на «б» можем сделать.  — Мы-ы… — Аккерман приподняв одну бровь кивает в ожидании продолжения, — мы… будем, ну, будем до-о-олго заниматься сексом, — то ли от стыда, то ли от смущения я утыкаюсь в плечо капитана и стараюсь не засмеяться.  — Мы когда-то занимались сексом долго?  — Не поняла. Это в чей адрес претензия? С прелюдией и ублажением каждого выходит довольно долго, — возмущённо парирую я.  — Хорошо. Сделаю вид, что ты не имела в виду «быстренько».                    Он переворачивает меня на живот, пристраиваясь сзади.  — В нужный момент я сниму её, — голос становится ниже на несколько тонов. С закрытыми, не по моей воле, глазами всё ощущается гораздо ярче, и он прекрасно понимает это, — обещаю. Позволь.                    Капитан касается моих ладоней и просит держать их вместе. Следующий шаг легко предугадать, но менее трепещущим от того он не становится.  — Попробуем кое-что. Будет неприятно – говори, — сбившееся дыхание оставляет багряный след на шее.                     И вот я вновь на животе. Обессиленно дышу в подушку, всё также не имея представления об обстановке вокруг. Мелодия на фоне, словно суфлёр, подсказывает Аккерману, что необходимо сделать дальше.  — Расслабься, — проводя ладонями по спине и ягодицам, шепчет он, — достаточно горячая, — резонный вопрос «для чего?» превращается в сладчайший для ушей Ривая полустон и мычание.                     Капли воска продолжают обжигать кожу. Стоит одной из них коснуться спины, как капитан тут же проводит ещё не застывшую капельку вверх пальцем.  — Как тебе? — прижимается бёдрами. Дразняще водит членом по половым губам, заставляя меня скулить. Вновь хочет вывести на мольбы… не выйдет. Я не в состоянии сказать что-то внятное. — Что ж, всю ночь я так непростою, но ради тебя сделаю исключение, дорогая.                     Безобидный и еле уловимый смешок, губы буквально расплываются в улыбке. За этим следует несколько шлепков по ягодицам, оставивших мурашки на всём теле.  — М-может, — приподнимаясь на локти я робко поворачиваю голову к Аккерману, всё так же наблюдая темноту, — ремень? — Всё, что пожелаешь, — фиксируя ладонь на моей шее, Ривай оставляет поцелуй на макушке, — но в следующий раз излагай свои желания конкретней. — Конкретней?..                     Рука любимого, ещё мгновение назад, сжимающая нежно поглаживающая большим пальцем шею, сменяется ремнём. Резко и грубо. Холодная кожа касается моей. Дыхание перехватывает. Ремень в мгновение затягивается всё сильнее. Не церемонясь, капитан входит в меня. Чёрт… какое же…                    Какое же завидное положение. Я обездвижена и слепа как котёнок. Руки связаны, повязка на глазах и ремень, перекрывающий кислород. Буквально всё тело подконтрольно Аккерману, который, судя по темпу и желанию меня придушить, ждал этого с момента нашей первой встречи.  — Сильнее, — в ожидании скорой эйфории хриплю я, — м-можешь, ещё.                     И он затягивает ремень туже. Настолько, что кислород перестаёт поступать в лёгкие, все стоны сменяются продолжительным хрипом. Если скажу, что глаза закатываются от удовольствия, то прослыву извращенкой. Похоже, это тот день, когда я полюбила игры с асфиксией.  — Пора убрать это, — от маски не остаётся и следа. Зрение возвращается, и я, словно трезвея, начинаю озираться по сторонам. Ремень на шее слабеет и вскоре вовсе остаётся в стороне. Но передышки не случается. Аккерман довольно грубо накручивает мои волосы на кулак и заставляет приподняться, помогая одной рукой. — А теперь, смотри, — всецело управляя моей головой и кусая за шею, шепчет он.                     Его излюбленный, если можно сказать, фетиш – заниматься сексом напротив зеркала. Слава Богу (его точно можно упоминать в подобном контексте?), в отражении он смотрит не на себя, красавца, а на меня. Заставляя меня действовать аналогично.  — Что скажешь?  — Я думаю, стоны скажут о большем, нежели слова, — улыбаясь его отражению, отвечаю я. — Но одно таки добавлю… ты можешь жёстче, — довольно хихикая, протягиваю я, прекрасно зная, что подобные заявления на следующее утро отразятся синяками по телу.                     Пожалею ли я? Ни капли. Пожалеет ли он? Только о том, что всё действо происходит с резинкой.                    Аккерман подключает руку, я умело направляю её для эффективности всех манипуляций. Мы держимся ещё несколько мгновений, проверяя стойкость шумоизоляции.                     Обессиленно, на первый взгляд, мы переходим в горизонтальное положение. Я чувствую, как горят щёки и всё тело. Не рискую ложиться на спину. Кажется, на утро самой пострадавшей точкой будет задница. Сегодня Ривай разошелся не на шутку. Теперь я поняла в чём суть аренды терм.  — Долбил меня как последнюю шлюху в борделе и буквально час назад говорил «ну, Ханджи, дорогая, ты сегодня так уебалась своей дорогой головушкой, что нам лучше не…» — Тц, офицер, помолчите хоть минуту. Это пойдёт Вам на пользу, — затыкая меня рукой, шепчет он. — Лучше раздвиньте Ваши прелестные ножки.                     Я хихикаю, кусая губу. Аккерман спускается всё ниже и ниже.                      Мы приходим в себя в бесконечных поцелуях. В бесконечных переплетениях языка. Аккерман устраивается между моих ног. Прижимается пахом и, кажется, рассчитывает на ещё один заход. Без резинки. Я всецело разделяю его желание, но не могу. — Давай… м, давай не сегодня, хорошо? — отрываясь от поцелуя, шепчу я. — Понимаю, что это самую малость обидно, но и постарайся войти в моё положение.  — Боишься, что снова?.. — Да, — не давая закончить фразу, отрезаю я. — Нужно больше времени. Несколько лет, например. — улыбка на лице формируется как-то самостоятельно, давая капитану намёк на шуточность суждения. — Через несколько лет уже можно думать о ребёнке.  — Твоё «думать» подразумевает делать, — устраиваясь на животе, я утыкаюсь в подушку.                     Ривай молча продолжает гладить меня по голове, мысль «то есть о ребёнке мы говорим... а колечко где?» навязчиво сверлит серое вещество. Гипотезу о том, что наши отношения развиваются слишком стремительно, я отпустила, поэтому идеи о замужестве иногда закрадываются. Старательно их отгоняю… отгоняю и временами поглядываю на каталог с обручальными кольцами. Профилактики ради.  — Спокойной ночи, Нефтида, — губы капитана касаются затылка.  — Леви, — переворачиваясь и приникая к груди, шепчу я, — на тебя так сильно повлияли прежние отношения?  — Скорее всего возраст берёт своё, а не опыт предыдущих отношений. Времени прошло достаточно. Если быть откровенным до конца, думаю ты и сама это понимаешь, стать отцом тогда было легче лишь потому, что не было обременения в виде… не совсем правильной работы, скажем так, — картина чуть проясняется. «Не совсем правильная работа» была получена не на военной службе. — Не хочу признавать, но сейчас я не могу быть до конца уверен в безопасности, которой должен обеспечить тебя и тем паче ребёнка. К материальному обеспечению я более, чем готов. Аналогично и с эмоциональной составляющей, но вопрос остаётся занозой в заднице.                     Слова проскальзывают мимо ушей и в голове словно укрепляется идея замужества. Неужели я доросла до этого? Может, дело вовсе не в возрасте, а в мужчине напротив. Умном, мужественном, обеспеченном и подтянутом Аккермане.  — Ты чего? Расплылась в улыбке, что за фантазии? — поправляя прилипшие ко лбу волосинки, уточняет Ривай.  — Ты потрясающий, капитан Аккерман. Жаль, что тогда в лифте мы не потрахались.  — Наверстаем, — ох уж эта самодовольная улыбка, — а сейчас закрывай свои прелестные глаза, офицер Зоэ. Нам осталось спать часов пять от силы. 

***

— Так необычно и так… тихо, — озираясь по сторонам, произносит Ханджи. На лице удивление, перетекающее в умиротворение. Наверное, я могу быть спокоен.                     Несмотря на любовь Зоэ ко сну, проснулась она сегодня раньше меня. На кухне меня встретил свежий завтрак и она. Признаться, тогда я обомлел. Не из-за порядка на кухне, а из-за внешнего вида офицера. В тот момент я ощутил – это не офицер Ханджи Зоэ. Это девушка, в которой я не увидел образа работника участка. Счастливая и на первый взгляд ни капли не уставшая и выспавшаяся. Волосы не собраны в хвост, на лице красуется здоровый румянец и макияж. Объёмный бежевый свитер и брюки цвета кофе. Новая оправа для очков и часы, которые Зоэ не снимает ни на миг.  — Надеюсь, в хорошем плане, — отвлекаясь от утренней картины, раскинувшейся в голове, отвечаю я.  — Это замечательное место, Леви, — девушка обнимает меня, утыкаясь в плечо. — Спасибо тебе.                     Встречающий мужчина лаконично рассказывает Ханджи об отеле и преимуществах выбранного «тарифа». В Резиденции я отдыхал не раз. Только с девушкой впервые…  — Термы, это замечательно, — с придыханием отмечает Зоэ, прижимаясь к стенке лифта. — Нужно будет уточнить, в какие часы там меньше всего людей.  — Термы можно арендовать. На час, два и более.  — Не удивлюсь, если ты уже всё продумал, — Ханджи прикрывает улыбку тёмно-зелёной брошюрой Резиденции. Игривый взгляд и румянец обращены ко мне.  — Зная твою любовь к купанию в кипятке.  — Ты лучший мужчина в этом мире, Ривай Аккерман, — Зоэ обвивает мою шею руками и оставляет на губах поцелуй. Я ощущаю её клубничный бальзам для губ на своих. Невольно улыбаюсь. Каких только помад я не повидал за всё то время, что мы вместе. Следы от них оставались на самых разных местах.                     Остаток сил мы тратим на душ и до ужаса ленивый обед. Далее сон. Фантастический, словно самый прекрасный секс с Ханджи, сон. В объятиях любимой и максимальным затемнением, благодаря портьерам.                     Отдых обещает быть безмятежным и качественным. 

Пятница, вечер

— Мы точно когда-нибудь сопьёмся, — хихикая, Зоэ упирается руками в перила и чуть приподнимается на последних. — Та-а-ак хорошо!  — Спиться или перемахнуть через ограждение в кусты? — оттягивая еле стоящую на ногах девушку от возможности «упорхнуть», говорю я.  — Не нуди, капитан, не нуди, — снова хихикает и уложив ладони на лацканы пальто, умилительно склоняет голову к плечу. — Дай-ка лучше сигаретку, — отказываю.                     Надув губы, Зоэ приступает к личному досмотру в поисках заветной упаковки. Не думаю, что сейчас подходящий момент для курения. От количества выпитого офицер еле держится на ногах. Сигареты вовсе отправят любимую не в нокаут, но в мои объятия. Минусов нет, но желание устоять на своих двоих имеется.  — Не взял. Та-а-ак и знала! Эти прелестные губки не дотронулись ещё ни до одной сигареты за всё то время, что мы здесь! — она проводит большим пальцем по моим губам. Непривычно. По обыкновению всё наоборот. Приближается опасно близко, губы слегка открываются, то ли готовясь к поцелую, то ли готовя очередной перл. — Пошли трахаться, — я не удивлён.                     Усмехаясь и согласно кивая, думаю о том, стоит устроить Зоэ на плече или лучше не рисковать обратной силой выпитого. Из дум буквально вырывает ладонь любимой, вовсю тянущая меня в сторону номера.                     Что-то болтает, над чем-то хохочет, попутно избавляясь от туфель. Кое-как убирает с лица пряди давно распущенных волос. Вновь приближается и повисает на моей шее, ещё немного и упадёт.  — Всё перевернулось, едва в моей жизни появилась ты. Боль словно отступила и перед глазами я вижу лишь тебя, Ханджи, — я шепчу это, не понимая откуда берутся слова.                     Сильное напряжение в голове, походка становится менее уверенной. Шум в ушах, голос очкастой рассеивается. Глаза готовы закатиться прямо сейчас. Я чувствую, как на лбу проступает испарина. Жар сменяется холодом.  «—Только не сейчас» — Л-леви… — чей это голос?  «—Только не она»  — О ночь, о моя ночь, — мелодичный женский, преданный забвению и исчезнувший навсегда, голос сливается вместе с мелодичным тембром Зоэ, — от его любви моя ночь становится длиннее.        Смуглая кожа, чёрные волосы и светло-серые глаза попеременно сменяются с истинным образом Ханджи.  — Моя душа с ним, она теряется в его красоте, — я застываю рядом с извивающимся силуэтом. Сердце не пропускает удары, оно вовсе перестаёт биться. Перед распахнутыми глазами мелькает лишь один образ, похороненный мною когда-то.  — Ифада?.. — только и слетает с губ, как их накрывают другие. Оставленные? Нет, запертые… и так ловко высвободившиеся этой ночью. Мягкие, горячие, живые. На них нет песка, грязи и крови, как то было при последней нашей встрече.                     Поцелуй становится горьким. Вокруг шеи затягивается петля и сердце сразу вспоминает, как качать кровь. Туман прошлого рассеивается, оставляя на костях погибшей новую жертву. Я отпрядаю, нервно оглядываясь по сторонам. Рука машинально касается лба с холодной испариной.  — Ривай?..                    Я чувствую женскую ладонь на своей руке. Светлая кожа, облаченная бежевой тканью.  «Бежевые обои… Бежевые портьеры»                    Взгляд постепенно поднимается выше. Волосы. Длинные, каштановые и такие мягкие. Сколько раз я зарывался в них в очередном приступе или в любви. Бесчисленное количество раз наматывал на кулак. С большим удовольствием наносил шампунь и бальзам. Они прекрасно пахнут.  «Каштановые волосы. Аналогичный по цвету паркет. Такая же мебель» — Милый… — вторая ладонь касается щеки. Взволнованный взгляд Зоэ перехватывает мой.  «Алые губы. Алая резинка для волос»                     Судорожно ищу третий предмет. Ничего. Вообще ничего. Опоздал. Вторая волна приносит с собой резкий, оседающий на теле запах гари. И вот я вновь там… и она там. Среди десятков тел, чей прах развеется по утру. Среди ненависти и бесконечного желания жить она, конечно, выбрала второе, но судьба, проклинать её или нет я не знаю по сей день, распорядилась иначе. Она умерла с еле уловимой улыбкой на лице, благословляя меня быть счастливым, вопреки ненависти, скопившейся внутри.                     От неё не осталось ничего. Ни фотографии, ни документов. Я не знаю, кто были её родители, братья и сёстры. Из прошлого я вынес лишь её имя и образ, тускневший с каждым годом всё сильнее. И я забыл. Забыл цвет её глаз, волнистые длинные волосы. Затем перестал вспоминать о ней. Время загнало Ифаду настолько глубоко, что воскресить воспоминания о ней смогла лишь Ханджи, в принципе разворошившая всё то, что было укрыто тьмой и отчаянно подавлялось при малейшем движении. 

«Это зло распространяется, как лихорадка.  Была ночь, когда ты умерла, мой светлячок.  Что я мог сказать, чтобы воскресить тебя?»

— Леви, — офицер нервно сжимает мои ладони. Лицо исполнено волнением, взгляд – смятением. Это второй раз, когда офицер наблюдает болезненный и ненавистный мне приступ. Были и другие, но их тяжесть несопоставима с подобными. — Я-я… я принесу таблетки. Да, таблетки. Они-и, они же, — ослабляя галстук, киваю в сторону ванной комнаты, — да, конечно. Где же им ещё быть…                     Женский силуэт удаляется в сторону уборной. Я потираю глаза, дыша, как учили и проводя отсчёт от одного до десяти и обратно.  — Та песня, — осушая стакан, начинаю я, — песня, которую ты пела… Откуда ты её знаешь?  — Господи, я аж протрезвела, — до сих пор сидя подле моих ног, тихо выдыхает она. Вновь берёт мои ладони в свои. — Холодные, — целуя, подытоживает Ханджи.  — Нихера ты не протрезвела, Зоэ, — кажется, получилось довольно грубо. — Тц, прости…   — Снова вертолёты? — перебивает явно не протрезвевший офицер. Я устало улыбаюсь уголком губ. Кажется, неуместные шуточки любимой облегчают состояние.  — Зоэ.  — Я не удержалась… Возможно, утром пожалею об этой шутке.  — Мне кажется, что ты перепутала адрес участка с адресом цирка, когда ехала устраиваться на работу, — офицер хихикает, присаживаясь на кровать, — всё же, та песня.                     Ханджи пожимает плечами, помогая мне с галстуком.  — Моя хорошая подруга и одногруппница была из Каира. Сейчас мы общаемся не так часто, как было раньше. Пока учились были довольно близки. На факультете проводились мероприятия, посвященные культурам разных стран. В один из дней Иффат пела эту песню. Потом научила меня. Дальше этой песни я ничего не понимаю на арабской вязи.                    Иффат… Так созвучно с Ифадой, но звучит гораздо мягче. Может ли мир быть настолько тесен, что приятельница Зоэ – сестра Ифады? Ифада и Иффат. Первая – старшая решительная волевая личность и несмотря на то, несущая в себе всё самое светлое. Вторая – младшая или средняя, не столь важно. Ступающая по стопам старшей, ставящая её в пример. Мягкая, не такая упёртая, как Ифада.  — Почему мало общаетесь сейчас? — пытаясь вспомнить, видел ли я совместные фотографии Ханджи и Иффат, нарушаю неловкое молчание. — Она… как бы это правильно сказать и не задеть ничьи чувства. Она решила посвятить себя всей этой «политической ирано-палестинской ситуации». Надеюсь, что получилось нейтрально, — стягивая кашемировое платье декларирует офицер. Оголённое тело притягивает взгляд, заставляет на мгновение забыться и мягко улыбнуться увиденному. — Ну а потом… не то, чтобы наши взгляды как-то разошлись. Как и говорила, она выбрала путь поддержки своей страны, культуры и истории. Своих корней. Действовать с другого континента явно не для неё. Вот Иффат и вернулась домой. С тех пор мы связываемся довольно редко.  — Ханджи, — каких усилий мне стоит не задать вопрос о семье Иффат.  — … м?                    Я подзываю её рукой и кротким кивком, не проронив ни слова.  — Что такое?                     Ничего. Я выдыхаю. Ни-че-го. Лишь желание опустить воспоминания и посвятить себя тебе, Ханджи.                    Я обвиваю рукой её бёдра. Целую живот. Кожа приятно пахнет спреем, который Зоэ стала таскать с собой практически всегда. На меня действует одурманивающее. Цепляет. Заставляет приникать к шее, зарываться в волосы и не отпускать от себя ни на шаг. Ханджи носит сексуально даже самые безобидные ароматы. Кажется, что один лишь гель для душа на её коже сводит с ума.                     Немое касание моих волос. Офицер мягко массирует кожу головы. Я сжимаю её ягодицу сильнее.  — Ты вымотался. Я наберу тебе ванну с морской солью, хорошо? У меня есть парочка эфирных масел с собой. Их тоже добавлю, чтобы не травмировать кожу.  — Ты меня балуешь, офицер Зоэ.  — Минусы?  — Если в ванне будешь ты, то ни о каких минусах и речи не идёт.   

***

— Нам однозначно повезло с погодой, — подъезжая к побережью, заключаю я. Не успеваю толком припарковаться, как Зоэ тут же отстёгивает ремень и с радостными возгласами вылетает из машины.                     Мне остаётся лишь смиренно проводить её взглядом. Перевоспитывать офицера поздно. Если бы и можно было, то зачем? На кой чёрт мне покладистая и потакающая всем моим желаниям и фантазиям женщина? Скучно. В какой-то мере стабильно, но скучно. С моей Ханджи не соскучишься.                     Силуэт той, с кем не соскучишься, удаляется всё дальше от меня. Лишь шлейф струящейся изумрудной юбки отстаёт от владелицы. — А-аккерман! Ты посмотри! — раздаётся издалека. На что же мне смотреть, если не на тебя, дорогая? На чаек? Океан?                     Не торопясь, я подхожу к Зоэ. Последняя без умолку говорит о красоте окружающего ландшафта, на который мне по большому счёту всё равно. Я в сотый раз буду воспевать красоту девушки, чьи глаза блестят всё чаще, и улыбка вновь становится не таким редким явлением, как тогда…                     Мы решили прогуляться вдоль пляжа.  — Что думаешь по поводу дела?  — Скорее провальное, — последнее, о чём я хотел говорить в отпуске – о работе, — накопила достаточно сил, чтобы вновь влиться в дело?  — Если быть откровенной, то этот отпуск по началу казался для меня чем-то из разряда «неужели можно вот так поставить расследование на паузу и уехать?» — И что же случилось потом? — отвлекаясь от океана, я перевожу взгляд на очкастую.  — Поняла, что этот отдых необходим. В первую очередь для тебя… — фраза потухает к концу. Остаётся незавершённой. Ханджи хочет сказать что-то ещё. Приоткрывает губы, затем улыбается, опуская взгляд вниз. — Слишком, — голос подрагивает. Она поправляет очки. Шмыгает носом, — много событий. Ещё я, в приступе излишней эмоциональности, говорю много лишнего. Даю человеку надежду, будучи неуверенной в том, что будет завтра.                    Ханджи до сих пор тяжело говорить о выкидыше, да и мне, признаться, тоже.  — Я бы хотел, чтобы рядом со мной ты почувствовала эту уверенность… — глаза невольно цепляются за чаек, парящих в голубом небе.  — Я тоже, Леви. Но пока… пока этой уверенности нет, и ты понимаешь почему. Я не готова привнести в этотмир что-то новое.  — Предлагаешь оставить всё и жить в глухом лесу?  — Ну, не обязательно глухом, — усмехаясь, шепчет она. — Мне нравится здесь. В отдалении от цивилизации и шума. Отличный выбор – капитан Аккерман.  — Рад, что тебе всё нравится, — аккуратно сплетая пальцы наших ладоней, тихо отвечаю я. — Тц, Зоэ, — если можно ошпариться холодом, то я ошпарился, — сказал же, возьми с собой перчатки. Без шапки, без перчаток. Ей Богу, сейчас в машину загоню.  — Затем выпорю и засажу по самое не хочу, а? — хихикая, офицер поворачивается ко мне и скрещивает руки на моей шее. — Как мало женщине нужно для счастья, правда?                     Я молча улыбаюсь уголком губ. Обвиваю талию любимой и крепко прижимаю к себе. Зарываюсь носом в распущенные волосы. Кладу руку на затылок, мягко поглаживая последний. И думаю, думаю о том, когда я успел по уши влюбиться в Ханджи Зоэ.                     Линия одержимости и собственничества начала блекнуть. Не знаю когда, но начала. Сколько времени понадобиться, чтобы от неё не осталось и следа – не знаю. Знаю лишь то, что это обязательно произойдёт. Я делаю и буду делать всё, чтобы отношения смогли пережить всё и сохранились с нами до конца. 

«Бери от жизни всё, пока есть что брать, Пока она светла»

Вечером того же дня

— Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы переехать хотя бы на месяц в другую… страну?  — В страну «бутылки воды»?  — Тц, такой ты юморной, Аккерман… Неужели акцент продолжает быть настолько заметным? — Соскучилась по дому?  — Мы можем отвечать не вопросом на вопрос, — интонация, с которой она произносит эти слова больше напоминает вопросительную, — это было утверждение.   — И всё же? — прижимая девушку ближе к себе, я дожидаюсь ответа.  — Чуть-чуть, — изображая пальцами то самое «чуть-чуть» Ханджи щурится и улыбается. — Я довольно давно не была в Англии. Нужно было чуть ли не безвылазно сидеть здесь, чтобы получить гражданство.  — Жалеешь, что переехала в штаты? — Какой толк сожалеть о выборе, который был сделан довольно давно… ты сам так говоришь, — и правда… сам так говорю.                     И Ханджи говорит. Не о выборе, а о доме. Я бессовестно пропускаю все слова между ушей, сосредоточенный на теле и лице Зоэ, мягко покрытом, словно одеялом, лунным светом.                    Какая же она красивая, Господи. Порой я не понимаю, чем заслужил столь прекрасную женщину рядом. Такая очаровательная, мягкая, наполненная жизнью. Блестящие карие глаза, длинные ресницы, нос с прелестной горбинкой и раскрасневшиеся от укусов и поцелуев губы. Всё это, по благословению судьбы, моё. Она – моя. И я обязан её защитить от жесткого и одновременно прекрасного мира.                    Тем временем она продолжает говорить. Так мягко, размеренно и с еле заметной улыбкой на лице. Неясно, кто из нас уснёт первым. Я или она? Уставшая, но, кажется, счастливая. Забавно зевает, нарочито причмокивая. Собирается пожелать спокойной ночи в вечернем платье и украшениях?                     Часы и тонкий, довольно изящный браслет, подаренный родителями на совершеннолетие дочери. Излюбленный набор колец, среди которых красуется «Тринити», подаренное на месяц отношений. Преподнести его так, чтобы Ханджи, не дай Бог, не подумала о чём-то большем, чем просто подарок, было довольно затруднительно.  — Люблю тебя, — закрывшиеся, как оказалось, глаза распахиваются. Еле уловимый запах алкоголя и аромат женской парфюмированной воды заставляют веки вернуться в исходное положение и напрочь забыть о костюме, который касается постельного белья. Жутковато, но мне нравится. Нравится в кой-то веки не уделять этому слишком много внимания.                     Ещё больше мне нравится она.  — А я люблю тебя, Ханджи Зоэ.                    Люблю женщину, казалось бы, полную противоположность тому образу, что выстроил для себя когда-то давно… а может, его и вовсе не было?                     Слишком много «казалось» и «было». Всё уже произошло.

***

                   Не в первый раз за время отдыха мне удаётся проснуться раньше Ривая.  — Дождь… — скрещивая руки на груди, я прижимаюсь к косяку. — Готов вернуться домой? — с улыбкой, направленной к тёмному, покрытому дымкой, лесу, спрашиваю Ривая.                    Его крепкие руки обвивают мою талию, горячее дыхание останавливается на затылке и затем касается уха. Голова устраивается на плече.  — Дом там, где ты.  — Бог с тобой, капитан! — усмехаюсь я. Румянец подступает к щекам, уши откровенно краснеют. — Моё сердечко не выдержит таких романтичных выпадов.  — Я тоже смущаюсь, просто ты не видишь, — бурчит он, утыкаясь носом мне в шею.                     Стеснительность, неловкость и Аккерманские откровения отходят на второй план, стоит мне хихикнуть раз, второй, а дальше и сам капитан разделяет мой смех.                     Мы возвращаемся домой.