Плач во тьме полян цветов

      Противное вязкое ощущение дёргало душу незаметными ниточками, придавая вялость и неустойчивость несомненно не по возрасту крепкому телу. И так каждый раз. Каждый перезапуск – и вновь среди глубинок пустот раздаётся чуть слышный стон от склизкого подрагивания алого сердечка в груди ещё совсем молоденького юнца, оно сопровождалось едкой ноющей болью и чуть заметным волнительным предчувствием, пробивающимся сквозь свежую цепочку и без того неразборчивых мыслей и сбивающим последние остатки логики повествования.              - Привет… - аккуратно прошептал Фриск в молчаливую пустоту, с остатками человеческой надежды обращаясь к всё сгущающейся тьме вокруг, и сам не смог узнать собственный искривлённый маленькими временными ленточками, осторожно извивающимися под чьей-то неуверенной ручонкой, голос: нечто зловещее и страшное пробивалось сквозь людские нотки и кинжалом врезалось в слух.       И всё же кто-то здесь есть, и этот таинственный «некто» не скрывает ощутимого присутствия, он с опаской щурится, змеиным взглядом изучая паренька, будто пришельца с далёкой луны, морщится, принюхиваясь к циркулирующей по венам и изливающейся наружу через радужку глаз решимости, и дышит… Такое пронзительное дыхание, окутывающее тело с ног до головы, оно глубокое, тёплое, словно его источник специально выдавливает из себя воздух, а затем вновь подбирает его с той же тщательностью и педантичностью. Эта гнетущая чёрная пустая энергия опускается всё ниже, открывая хрупким остаткам Решимости то самое нечто – симбиоз человека и строчек чисел, строчек кода этого фальшивого мира и беспощадной кровавой игры, отвратительный обмен, постепенно перерастающий в паразитическую зависимость, когда ни от того, ни от другого уже не остаётся первоначального вида.       Дыхание существа обладало некой информацией, нерасшифрованным посланием с какого-то далёкого облачка мира, что-то родное, но притом такое чужое, словно кто-то, вытирая с губ свежую тёплую струю крови, кричит через бетонную стенку, ищет помощь и с надеждой тянет руки к мнимым друзьям, но изо рта вырываются лишь отрывки некогда бушующих эмоций, а хриплые томные вздохи в ушах других искажаются в приятные детский смешки и наивные слащавые речи.                     - Здравствуй… - чуть хрипло прошептал детский девичий голосок, отдаваясь эхом от стен далёкой пещеры и возвращаясь к владельцу уже искривлёнными вздохами плачущей души. Так далеко этот диалог ещё не заходил, подумалось было пареньку, но вслух такое наблюдение он, конечно же, выдавать не стал, лишь с недоумением сморщил лоб, пытаясь выстроить обрывки пугливых мыслей в стройный ряд.              Не было у Фриска уже ни целей, ни мечт – покинутый собственными амбициями он лишь пластом растянулся на перьевой подстилке из тонких тканей пустоты. Место это явно серьёзно действовало на его психическое состояние. Но есть ли смысл что-то менять. Человек парил в воздухе (ну, или в чём-то, отдалённо его напоминающем), аккуратно наполненном странной белёсой пылью в немаленькой, однако, концентрации, точно её впрыснули сюда острой иглой шприца и тут же прижали ваткой образовавшуюся маленькую круглую ранку, останавливая все попытки переполненного пространства выплюнуть ненужную субстанцию прочь. Когда баланс этого мира нарушился, когда темнота с мерзкой ухмылкой поглотила частицы праха, могло ли это место потерять себя или же исчезнуть вовсе? Могло, и должно было, но нет, что-то сохраняет его тут, изо всех сил удерживает тёмный резиновый шар, уже вот-вот готовый лопнуть и разлететься по коридорам на миллионы острых осколков.        Пыль с усердием въедалась в лёгкие, отдаваясь по телу странной тянущей болью, продолжавшей в быстром темпе циркулировать по человеческим венам и артериям и смешиваться с горькой Решимостью. Однако, впрочем, чувство терпимое, по крайней мере, то безграничное любопытство, подпитывающееся алым «азартом» и каменной усталостью от заезженных сюжетных прохождений, деликатно заглушали остатки твёрдых ощущений. Трепетная душа осторожно подёргивалась в груди юноши, причём так мягко и тихо, что казалась лишь крупицей чьего-то сонного воображения внутри нереальных фантазий. В воздухе парила тяжесть, осторожно опускающаяся кому-то на плечи, и чья это тяжесть, Фриск совершенно не смог бы понять.              Человек ждал. Чего именно – не зал и сам. Частички чувств медленно искажались, ощущение чьего-то гнетущего присутствия нарастало со страшной силой и царапало наточенными когтями грудную клетку, пытаясь выпросить опьяняющую свободу. Так больно…        Медленно всё заканчивалось, разум уже практически полностью был объят дымкой, туман въедался в глаза, которые тут же начинали противно слезиться. Обычно в это время Фриск очухивался сидящим или стоящим среди блистающих на игривых солнечных лучах золотых цветов, пугливо озирался, встречая глазами знакомые пустоты локаций и стены совершенно реальных пещер, будто этот мир мог как-то поменяться за те несколько минут его отсутствия, и с облегчённым выдохом настраивался на дальнейший путь. Но ничего не происходило, парень по-прежнему парил в неизвестности, цепляясь кончиками мыслей за последние ниточки существования и опускаясь всё глубже в странную яму, бездонную и, точно болото, затягивающую тебя в крепкие объятия темноты.              На время мир ушёл из округи, думать стало невозможно, когда от тяжести воздуха (если это вещество вообще подходило под это определение) закружилась голова и сбилось и без того быстрое дыхание. Парень провалился в глубокий сон, сравнимый с тем беспокойным чувством очередной удушающей смерти, приходящим каждый раз стоящему перед экраном загрузки юноше. Сколько эдакий отдых отнял времени Фриск не мог и представить. Могло пройти три минуты, а могло и три вечности, впрочем, тут часы шли совершенно по-другому. Время вытягивалось длинной извивающейся змеёй, сжималось обратно в плотную чёрную и очень густую кашу, потом разливалось по пространству, поглощая в неистовый смертельный водоворот любопытных зевак, отвердевало, точно плотная льдина, трескалось, пуская свои маленькие осколки, как смертоносные пули, в нескольких незадачливых монстров и возвращалось к первоначальному виду. И циклы такие совершались в этом месте, как обязательный ритуал. Темнота, разъедающая лёгкие дымка, трясущаяся от тяжести давления душа, вот-вот готовая порваться – вот и всё, что сейчас услужливо расчищало дорогу Фриску вглубь. И в тот момент, момент зарождения истинного зла, Глаза Свыше в панике забегали.       Всё кончалось, рассасывалось и лишь необъятный серый сон со своими маленькими гоблинами-подручными медлительно и осторожно просачивался сквозь томные извилины разума, доставал разбросанные остатки человечности, принимающие форму воздушных нитей, и с аккуратностью ювелира начинал плести то скверное нечто среди грустных серых шелковистых остатков двух человеческих душ.                      И вот, парень проснулся, затёкшие конечности, отдаваясь противным покалыванием, вновь наполнялись кровью, а туманный взгляд суетливо рыскал по чёрному полотну, стараясь увидеть хоть долю жизни в той сдавливающей пустоте. И наконец, перед глазами парня стала вырисовываться картинка: поляна золотых прекрасных цветов с белыми сердцевинками, будто в мёртвом ожидании склонившими бутоны. Казалось, этот маленький участок поляны парил в той сгущающейся тьме – ни стен, ни остальных частей мира, ничего больше, лишь тёмный круг из маленьких золотых пятнышек и их зелёных листьев. Тишина въедалась в разум, расталкивая остатки порошковых мыслей по уголкам подсознания и сгорая от режущего нетерпения.       - Дитя решимости… - уже знакомый детский голос безучастно прорезал темноту этими двумя словечками, причём так тихо и безэмоционально, словно то была констатация какого-то очевидного факта из уст давно уставшего от жизни учёного.        Среди золотых цветов спиной к Фриску сидела маленькая девочка, и как же юноша мог её не заметить раньше? Нежное неподвижное тельце прекрасно вписывалось в картинку и будто сливалось с этим умиротворяющим видом. Всё точно от пера умелого художника – чутко и спокойно. Её густые пряди аккуратно касались плеч, ноги сложены в позе лотоса, спина чуть сгорблена под натиском давлений странного инопланетного предчувствия, а плечи раз в пару-тройку секунд подёргивались вверх, как обычно случается у уже успокоившихся, но ещё всхлипывающих людей после невероятного горя. Что интересно, в голосе не звучало ни нотки плача и ни доли грусти, лишь холодный тон, лезвием вырезающий себе путь в душу собеседника. Нестареющее тело, вдруг понял Фриск, она, словно статуя, застывшая во времени, будет сидеть здесь вечно, омываемая склизкой субстанцией. Чем дольше парень вглядывался в представшее взору изображение, тем больше ощущал неправильность происходящего, его невозможность и нереальность. Девочка будто не должна быть здесь, но притом составляет основную часть данной местности, казалось, что это тело – лишь собирательный образ мелких частиц, паривших до сих пор в округе. Лишь оболочка для презентации чего-то другого, того, что выходит за обыкновенные рамки понимания материи приземлённым сознанием. Её взгляд – ведь Фриск чувствовал, как на него смотрит нечто невообразимо притягивающее сразу со всех углов и закоулков средь этих мест, а теперь человеческое создание сидит спиной к нему и даже не думает переводить взгляд куда-то помимо ног, вбирая в себя остатки тяжёлых духов теней, оставивших ей возможность выбраться из быстрого водного потока и продолжить влачить ту ношу мира, взвалившуюся на крохотные крепкие плечи и уместившуюся, как птица в гнезде.              - Да? – Фриск старался выдавить из себя что-нибудь хотя бы отдалённо напоминающее человеческий голос, но, похоже, никакой необходимости в подобном утруждении не было, ведь сидящее перед парнем дитя Пустоты и Времени полностью понимает любые мысли ещё в самом начале их зарождения, как и позволяет слиться тебе самому с его суждениями и теми завышенными раздумьями, плетущимися в твёрдую паутину средь белых пылинок.       Послышался глубокий вздох, как у кассира, вновь наблюдающего очередного возмущённого завышенной ценой буханки чёрствого хлеба клиента и готовящегося в сотый раз проговаривать заранее заготовленный текст. Сам по себе этот звук мало чем напоминал газообмен организма в привычном понимании этого слова с окружающей средой и скорее являлся имитацией той важной части человеческой деятельности, и то, если упустить деталь, что раздавался этот вздох не от самого ребёнка, а скорее от окружнего тесного мирка, а может, и вовсе в голове в край запутавшегося Фриска.              - Приветствую, я Чара, - ребёнок, одетый в тёмно-зелёный свитер с одной бледно-жёлтой полоской и коричневые шортики, медленно водил рукой по опавшим лепесткам растений. Девочка сделала короткую паузу, убеждаясь, что голос действительно дошёл до собеседника и эхом вернулся к ней, и продолжила таким же бесстрастным тоном, - где мы?       По манере речи собеседницы понять, риторический ли это вопрос, было практически невозможно, и парень решил проигнорировать его (а что, если подумать, ему можно было сказать здесь? «Мы в каком-то тёмном месте, которое пару секунд или вечностей назад было вроде Подземельем»).              - Ты здесь? Почему ты находишься тут? – девочка встала, её спина выпрямилась, чуть мятый свитер слепил несколько складок. Голос звучал всё также отстранённо, а нотки детской наивности с мягкими смешками заползали в разум, устраивая там для себя маленькую скромную обитель.       Ответить Фриску на подобное было снова нечего, в конце концов, даже где находится сам, парень понятия не имел, что уж говорить о причинах пребывания.              Казалось, сейчас тут стало ещё теснее, будто он, Фриск, был частью той белой пыли, и шар вот-вот должен лопнуть.              «Я не должен быть здесь» - осенило Фриска, словно пулей в голову, - «так не должно быть, я мешаю, я разрушаю это место, нужно искать выход…»              - Стой!.. – девочка снова угадала его мысли, она резким движением повернула голову, в её карих глазах читался детский испуг, подавляющий кусочек последней надежды. Больше она ничего не говорила, лишь золотые лепестки аккуратно ловили капельки солёных слёз.              Фриск, дёрнувшись, замер, сковываемый алыми цепями остатков пламени в тёмных глубочайших очах молодой красавицы, он стоял (впрочем, скорее парил, так как его ноги не касались поляны), завороженно глядя на девочку в полосатом свитере и с неясным волнением чувствуя, как что-то вдали трескается и раскалывается на две неравные части.              Чара повернулась уже полностью, теперь её глаза уже не были полны страха, она задрожала, после, словно почувствовав нечто понятное ей единственной, она рывками пошагала навстречу посетителю, и когда маленький круглешок поляны подошёл к концу, девочка как ни в чём не бывало двинулась вперёд по невидимой тропинке. В росте она была чуть ниже Фриска. Девочка сжала губы плотнее, проводя по собеседнику едким изучающим взглядом.        - Кто ты? – Чара приподняла бровь, сложив маленькие, но вялые ручонки на груди - Фр-риск?.. – с сомнением ответил парень, находясь здесь, впрочем, он уже начинал сомневаться и в этом. – Тебя зовут Чара? А.. Что это за место? Девочка не ответила. - Что… ты здесь делаешь? – Парень сглотнул слюну, пытаясь поддержать хоть малейший диалог… - Сплю. Фриск не знал, что же ещё такого сказать, но и бездействовать в этот момент себе не мог позволить. - Д-долго ли спишь? В ответ Чара многозначно сверкнула глазами. - Где твоя семья? - Семья. Её нет. - … В каком это смысле «нет»? И снова молчание. Девица пригладила волосы, глядя куда-то сквозь Фриска прищуренными от слёз глазами и медленно покачиваясь из стороны в сторону. - Помоги мне… Дитя Решимости. Лопни пузырь? - Пузырь? – Фриск с непониманием уставился на собеседницу, ожидая пояснений, но был встречен пустынным взглядом вдаль. - Ты поймёшь… просто выйти за грань. Очистись. - Да о чём это ты? - Вспомни, как тебя называют. Парень вздохнул, попытки расспроса ни к чему не приводили и лишь усугубляли положение. - Не дай ему встретиться с тем, кто стоит по ту сторону… Я жду тебя… - Чара продолжала говорить монотонно, словно и не испытывала ни доли эмоций. И вот… Всё начало медленно растворяться. Цветочки распылись и исчезли из виду. Но лишь то светлое личико продолжало стоять перед глазами призрачным образом. Часы затикали где-то в глубине сердца, и Фриск провалился в мрак. - Теперь сюжетная нитка пойдёт на слом… - прошипел незнакомый голос в ухе.