Qínɡrén yǎn lǐ chū xīshī

      В клубе слишком шумно, слишком много людей и слишком концентрированный воздух. Здесь чересчур сильно пахнет алкоголем, перегаром, похотью и кальяном. Ни окон, ни кондиционеров. Музыка раздражает перепонки, а глаза болят от ежесекундных вспышек света. Чжун Ли не нравится абсолютно. Чайльд идёт впереди и тянет его за руку сквозь толпу куда-то. Шатен старается никого не задеть, но окружающие явно не заботятся об этом. Парню тут нравится, поэтому Чжун Ли готов поступиться своим комфортом на этот вечер ради него.       В конце концов, они проходят к дальним диванчикам, на которых, как кажется, расположились все их друзья. Венти и Кэйа сидят рядом, они уже начали пить, рядом с ними хмурый и раздражённый Дилюк со стаканом сока в одной руке и кальянной трубкой в другой. Он выглядит так, словно его вырвали из сна и прямо сейчас он убьёт кого-нибудь конкретного кальяном.       Слева от них сидят Райден и Яэ Мико, выглядящие так, словно они не в просто хорошем клубе, а в самом дорогом, где тусуются все сливки общества. Они обе о чём-то переговариваются, смеются и чокаются.       По правую сторону сидит семейство Камисато, что поражает больше всего. Аято что-то увлечённо показывает Томе в телефоне, и тот, широко раскрывая глаза от удивления, часто кивает. С ними рядом сидит Аяка, сжимающая ладонь Люмин, мило улыбается и неторопливо что-то рассказывает. Блондинка с блестящими глазами внимательно слушает её, делая глоток из стакана.       Один вопрос: что тут делает семейство Камисато?!       Их приход, конечно же, замечают и здороваются. Венти резко поднимается с дивана, хватается за голову и так же резко опускается обратно.       — Наконец-то все в сборе! — радушно восклицает он, улыбаясь и обнажая мелкие зубки. — Присаживайтесь, друзья! Правда, тут места немного осталось…       Чжун Ли кивает и садится рядом с Дилюком, двигается и понимает, что места на ещё одного человека нет. Он поднимает взгляд на Чайльда.       — Я сейчас сяду на тебя, — вызывающе бросает тот и ухмыляется, скрещивая руки на груди.       — Садись, — совершенно спокойно отвечает шатен, похлопывая по своему бедру, словно приглашая.       — Я тяжёлый.       — Было ли это проблемой для меня хоть раз?       — Господи, блять, я подвинусь, — ворчит рядом сидящий Дилюк и, прихватывая Кэйю за бёдра, отодвигается вместе с ним. — Сядь уже. Как будто на лицо ему садиться собираешься.       Чайльд хмыкает и падает на диван, прижимаясь к Чжун Ли вплотную.       — Лучше бы я реально сел к Чжун Ли на лицо.       — Ты ужасен, — кривясь, шипит Дилюк и отворачивается.       Где-то сбоку от себя, совсем близко, рыжеволосый слышит короткий смешок и поворачивается, встречаясь взглядом с Чжун Ли. Тот вздёрнул бровь, глядя на него самого с вопросом. Меж их лицами, дай Бог, наберётся пять сантиметров расстояния.       — Что?       — Тебе так хочется сесть на моё лицо?       — Перманентно, — парирует он, склоняя голову к плечу и вскидывая подбородок.       Чжун Ли рассматривает его пару секунд, незаметно приподнимает уголки губ и легко кивает.       — Хорошо. — Рука тянется к столику, захватывая оттуда оставшийся стакан сока для себя и чего-то алкогольного уже для Чайльда. — Почему ты так прижимаешься ко мне? Тебе не хватает места? Я попрошу подвинуться.        — Нет, нет! Я просто хочу так сидеть, мне комфортно. Тебе нет? Я могу отсесть. — Рыжеволосый уже собирается отодвинуться, но чувствует на своём бедре сжимающую его ладонь.       — Сиди. Ты никогда не причиняешь мне дискомфорта.       — Даже если бы я сел на тебя?       — В особенности.       В течение всего последующего часа всё, что они делают, — это пьют, громко смеются и разговаривают.       Чайльду нравится здесь, в кругу друзей, рядом с Чжун Ли, который не перестаёт гладить его бедро, иногда сжимая, со стаканом чего-то крепкого в другой руке. Ему нравится атмосфера, нравится, что все уже достаточно пьяные, потому что впервые за долгое время им удалось собраться почти всей компанией перед выходными, и все планируют напиться в кратчайшие сроки, успешно выполняя план. Ему нравится слушать какие-то глупые истории Венти и Кэйи, явно весёлых только от алкоголя, потому что, услышав их на трезвую голову, не посмеёшься. Ему всё нравится, в том числе личное опьянение, он чувствует, как мозг застилает пока что лёгкой дымкой, как мышцы расслабляются, как немеют губы.       — Так неужели мы дожили до встречи с самим Аято? Что же привело вас сюда? — насмешливо спрашивает Чайльд, и Аято выглядит немного виноватым.       — Я посчитал, что отказаться от предложения Венти не в моих силах, поэтому я тут.       — Я сказал ему, что если он откажется и продолжит работать, то я откушу ему член. Он быстро согласился, — говорит Тома, фальшиво мило улыбаясь, и Аято тут же поворачивается к нему с видом великого мученика.       — Я думаю, это не имеет значения, — пытаясь спастись, говорит он, — главное, что я тут, не так ли?       — Время идёт, а ты всё ещё жизнь кладёшь ради работы, — замечает Яэ, осуждающе-устало качая головой и вдыхая кальян. На её веках красиво переливается глиттер, когда она прикрывает глаза, и видны длинные накладные ресницы, что делают её ещё более невероятной в свете мигающих огней.       — Яэ, ну, хватит, ты же знаешь, я не умею иначе…       Она сочувственно кивает. Конечно, она понимает, как и все тут сидящие.       В конце концов, у него не было выбора жить иначе. После смерти родителей он был тем, на кого возложили груз разрушенной компании. Ему приходилось доучиваться в университете и пропадать в комнате, работая без сна и отдачи, поднимая родительскую компанию с колен. Не было никого, кто бы помог ему в этом, особенно за бесплатно. Он твёрдо был уверен, что не имеет и малейшего права давать младшей сестре даже самую малозначительную работу, желая, чтобы та проводила юность не в документах, сделках и совещаниях, а в кафе или кино с друзьями. Так и получилось, что работал он один, не жалея себя.       Немногим позже, года через полтора, появился Тома. Аяка познакомила их. Это знакомство Томы в роли парня младшей сестры было самым глупым в мире, потому что в конечном итоге вскрылось всё: Аяка боялась признаться брату в ориентации, да и Тома не был натуралом. Так уж вышло, что, прознав про трудоголизм Аято, последний не смог остаться равнодушным и насильно помогал ему, позже становясь его помощником, а сейчас являясь правой рукой директора компании и по совместительству законным супругом.       — Мы давно не виделись, я действительно соскучился, — негромко добавляет старший Камисато, и Тома легко кивает.       — Конечно, с тобой только по переписке возможно общаться, — ворчит Венти, — и то ты не всегда отвечаешь. Тома чаще говорит, что ты устал и уснул. Как он с тобой вообще встречается?       — Они уже не встречаются, — как бы невзначай говорит Яэ ухмыляясь.       — Точно! Женатики же! Я забыл. Улетели в свой Лас-Вегас, обручились и ходите тут с важным видом.       Аято лишь слабо качает головой, рассматривая золото на своём пальце, после поднимает взгляд на обладателя второго кольца и улыбается шире. Что бы он делал без него?       — А вы не собираетесь обручаться? — спрашивает Тома, одарив супруга ответной улыбкой. — Вы все здесь уже давно встречаетесь друг с другом. Это было бы логично.       — Мы собираемся после выпуска, — отвечает Эи, отпивая мартини из бокала.       — У нас даже кольца уже есть. — Яэ показательно протягивает изящную ручку, на которой в свете переливаются алмазы на кольце.       — Я не думаю, что есть смысл в официальности отношений, — высказывается Кэйа, делая задумчивое лицо. — Мы фактически женаты, просто это не зафиксировано на бумаге.       — Это тоже верно, но я хотела бы, — мягко говорит Аяка, сжимая ладонь Люмин в своей.       — Я уговариваю Сяо, он пока не поддаётся. — Венти страдальчески выдыхает и пьёт. — Но я точно надену ему кольцо.       — На член? — в унисон говорят почти все и прыскают со смеха. Венти лишь качает головой с лёгкой улыбкой и продолжает пить.       — А вы? — интересуется Яэ, крутя в своих пальчиках кальян. — Сколько вы уже встречаетесь? Лет пять?       — Почти шесть, — поправляет Чжун Ли, не прекращая поглаживать бедро.       — Сколько?! — громко спрашивает Аяка и в изумлении округляет глаза. — Это, получается, Тарталье тринадцать было, когда вы встречаться начали? А тебе восемнадцать?! Это, по-моему, очень маленький возраст…       — Мне было четырнадцать, Аяка.       — Как будто это хоть что-то меняет, — фыркает Дилюк, складывая руки на груди.       — Чжун Ли тогда считался совершеннолетним, так что это вполне себе педофилия, — вставляет Кэйа, злорадно улыбаясь.       Тема отношений Чжун Ли и Чайльда — бесконечная шляпа подъёбов и шуток про педофилию, богатого папочку и непослушного мальчика. Тема изъезженная, и в их кругу уже никто про это не шутит, но Аяка относительно недавно влилась в эту компанию, а соответственно, не была в теме. Так что активизация шуток стала вполне объяснима. Чжун Ли принимал это спокойно, но не Чайльд.       — Это же правда так! — в удивлении кричит она. — Неужели вы… переспали, когда ты был ещё подростком? Получается, твои родители совершенно спокойно позволили это?       — Ну да, — жмет плечами Чайльд, — ты его видела? Он уже в восемнадцать был хорош, мои родители одобрили и буквально сказали: «Скатертью дорожка!»       — И вы правда… прямо до твоего совершеннолетия… в четырнадцать лет…       Она не заканчивает, смущаясь своих же слов. Если бы она была трезвой, то ни за что бы не сказала ничего подобного. Но алкоголь развязывает языки, и Аяка не исключение.       — Нет, — встревает Эи, отрезая. — Мой брат полон благородства и воспитанности. Он честно собирался ждать совершеннолетия Чайльда.       — Стой, получается, что и ваша семья одобрила его? Четырнадцатилетнего парня?       Аяка задала вполне логичный вопрос, не будучи просвещённой в этой теме, но не ожидала такой плохой реакции. Она сильно испугалась, завидев лица ребят и уловив это молчание.       — Милая… — аккуратно зовёт её Люмин, и Аяка поворачивается к ней, полная переживаний.       — Простите, я спросила что-то не то? — В её голубых глазах столько стыда, что самому невольно стыдно становится. Она подносит маленькую ладошку к губам и рассматривает всех сидящих, видом и жестами показывая, что очень извиняется. Но когда её взгляд падает на Чжун Ли, то она не понимает, почему тот сидит, совершенно не изменившись в лице, всё так же спокоен и расслаблен, в то время как его сестра очень раздражена. — Простите, пожалуйста, я не знала!       — Не нужно так переживать, шимэй, никто не сердится на тебя, ты ведь ничего не знала, — успокаивающе произносит Аято, мягко улыбаясь и поглаживая сестру по плечу. — Ты не сказала ничего лишнего и никого не задела, я прав?       — Это так. Аято прав, всё нормально. Аяка, я посвящу тебя в некоторые детали, — после неловкого молчания говорит Райден. — Наш отец — редкостный кусок дерьма, понимаешь? Он также именуется главным гомофобом всего материка под названием Азия. Чжун не говорил ему о своих отношениях, но, опережая твой вопрос, да, сказала я. Ничем хорошим это не кончилось, мы больше не общаемся.       — А мама?..       — Её нет. Она развелась с отцом и не участвовала в нашем воспитании.       — Я искренне сожалею вашей ситуации, но нельзя же так про папу говорить… Не мне судить… но всё же…       — Аяка, — прерывает её Чайльд, тут же чувствуя, как рука на его бедре несильно сжимается. Чайльду не нужно слов, он понимает Чжун Ли с половины движения, поэтому легко кивает. — Твой папа был для тебя хорошим, не так ли? Воспитывал, как принцессу, и всё такое, да? Мои родители тоже очень нас любят и воспитывали нас в любви и демократии, но ты должна понимать, что не все они готовы давать своим детям любовь и доброту. У всех разные методы воспитания. Что касается их отца… Он в принципе не воспитывал их, только творил дерьмо и уходил.       Аяка уже собиралась что-то сказать, но её опередили:       — Я полагаю, это не та тема, которую вы развивали в самом начале, не так ли? — радушно говорит Чжун Ли, немного щекоча острую коленку, от чего Чайльд реагирует мгновенно: он сгибается и смеётся, моля прекратить и пытаясь остановить чужие пальцы самостоятельно. Чжун Ли мастерски развеял гнетущую атмосферу заливистым смехом парня и сам зачарованно смотрел на рыжий затылок, чуть позже — в голубые очи, находя там искры смеха. Теперь и на любимом лице не осталось грусти. — Тебе правда интересна тема наших отношений, Аяка?       — Кому не интересно копаться в чужом белье? — вскидывает бровь Кэйа.       — Тем более, когда вы вызываете такую бурную реакцию своими отношениями, — соглашается Яэ, откидываясь на диван.       — Но этот разговор не для трезвых, выпьем же! — зазывает Венти, и все соглашаются. Они чокаются и пьют каждый до дна.       — Так вот. Мой брат очень благородный. Он правда хотел дождаться совершеннолетия Чайльда, но этому не суждено было случиться, — ухмыляется Эи.       — Чайльд был ужасным ребенком, — говорит Кэйа. — Мы знакомы всю жизнь, я ручаюсь за свои слова.       — Да, ужасно противным, — соглашается Дилюк.       — Очень энергичным.       — Постоянно с кем-то дрался. Едва ли не каждый день.       — Я не был так ужасен! — защищается Чайльд. — Просто был подростком, да и у меня было много энергии!       — У тебя рот поганый был. И остался. Я до сих пор хочу оторвать тебе язык, — парирует Дилюк. — Ты мог быть энергичным и просто много бегать и играть, но ты творил херню ежедневно.       — Я просто напоминаю, что ты украл кошку с зоомагазина, потому что тебе показалось, что с ней плохо обращаются. Из-за этого ты попал в ментовку в тринадцать лет, — рассказывает Кэйа, смеясь с воспоминаний. — А ещё подрался с продавцом в магазине, когда тот отказался тебе, пиздюку, продавать пиво. Даже я не был так ужасен.       — Ты был. Ты просто компенсировал всё своим ртом, таким же дрянным, как и у него.       — На чьей ты стороне, Дилюк?!       — Не на твоей.       — В любом случае Чайльд был ночным кошмаром. Его трижды чуть не выгнали со школы.       — Угу, до встречи с Чжун Ли, — говорит Венти.       — После того, как у них начались какие-то мутки, этот стал шёлковым, — дополняет Кэйа, дергая подбородком в сторону Чайльда, который смиренно принимает все слова. — Все думали, что наступил конец света.       — А как вы познакомились? — отсмеявшись, спрашивает Аяка.       — Эта история вообще улёт, — смеется Венти. — Чжун, сам расскажи.       — Он кинул на прогиб какого-то парня на капот такси, в котором я сидел, — легко выдаёт Чжун Ли, искривляя уголки губ.       — Обязательно это всё рассказывать? — страдальчески ноет Чайльд, закрывая лицо руками и сгибаясь пополам.       — Аяка должна знать, это как обряд посвящения в нашу компанию, — отсмеивается Тома.       — Господи, Чайльд, ты реально кинул кого-то на капот чужой машины?!       — Да, он правда это сделал, — отвечает вместо него Чжун Ли. — Я вышел разобраться, но Чайльд захотел подраться и со мной. Когда у него это не получилось, я сказал ему успокоиться и вызвать родителей. Он очень испугался и молил не звать их, аргументируя это тем, что в пылу драки всякое случается, — без насмешки рассказывает он, но Чайльду кажется, что над ним все глумятся, поэтому он просто пьёт и делает вид, словно не о нём сейчас разговаривают. — В итоге я согласился, оплатил ущерб такси, и тогда Чайльд сказал: «Вы богатый дяденька? А я хочу есть».       — Правда так сказал? — заливаясь смехом, спрашивает Аяка, утирая выступившие слезы в уголках глаз. Чайльд немного краснеет то ли от стыда, то ли от алкоголя. — Ты такой наглец!       — Да мне четырнадцать было! У меня не было мозгов!       — У тебя и сейчас их не в избытке, — смеётся Кэйа.       — Так вот, он начал ходить за мной по пятам, постоянно мешаясь. Я сдался и накормил его, а после этого он сказал, что я ему нравлюсь.       — Он сказал: «Мне нравятся богатые дяди». — Кэйа громко смеётся, не успевая уклониться от удара, летящего на него через Дилюка.       — Пей молча! — сердито говорит Чайльд.       — Что не так? Разве это неправда? — хихикает он.       Чайльд уже готов встать и надавать другу за болтливый язык, но его действия пресекают на корню. Чжун Ли несильно сжимает его бедро и мягко произносит рядом с ухом:       — Спокойней, Чайльд, сиди. — Рыжеволосый поворачивается к нему с поджатыми губами, нахмуренный, но, видя расслабленное и спокойное лицо в нескольких сантиметрах от себя, невольно расслабляется, получая смазанный поцелуй куда-то в уголок рта. — Потом мы пересеклись ещё пару раз.       — Кстати, он отбросил вежливое обращение спустя месяц знакомства, — замечает Яэ.       — Да, а ещё Чайльд постоянно ныл мне, как сильно он хочет потрахаться с господином Чжун Ли. — Кэйа хихикает, и Тарталья делает ещё одну попытку встать и вырубить позорящего его друга. — Ты называл его богом сексуальности! Я сам уже хотел найти твоего Чжун Ли и попросить переспать с тобой. Ты очень надоедал.       — Кэйа, блять, ты можешь просто заткнуться?! Зачем говорить все это?! — Он замахивается, но не бьёт, его запястье мягко сжимают, укладывая на колени и продолжая держать. — Сяншен, а ты на чьей стороне? Дай мне его ударить! Может, болтать без умолку перестанет!       — Я всегда на твоей стороне. Тише, хватит.       — Прислушайся, друг мой, — смеётся Кэйа. — Потом он придумал какой-то супергениальный план по соблазнению Чжун Ли, но он не сработал, как и все тысяча последующих.       — О, я помню эти планы! — говорит Венти. — Мне очень жаль Чжун Ли, которому приходилось испытывать на себе весь этот кринж.       — Я закончу, иначе Тарталья скоро взорвётся, — встревает Тома. — Они просто общались, потом начали встречаться и переспали, когда ему было лет пятнадцать, наверное.       — Это очень смешно! — говорит Аяка в перерывах между смехом. — Хотела бы я посмотреть на Чайльда в четырнадцать.       — Ты бы пожалела. Он невыносим, был и остаётся, — отвечает Райден. — Я, когда увидела это бедствие рядом с Чжуном, подумала, что у меня брат рассудка лишился. Это был кошмар. Как-то раз он отрезал мне волосы, потому что ему нужно было сварить какое-то зелье. Если б не Чжун, я бы убила его.       — Ладно, давайте закончим на этом, — улыбаясь, просит Чжун Ли, перемещая руку с колена на затылок, немного трепля золотые патлы.       Тарталья мгновенно поворачивается к нему лицом, и между ними снова и сантиметра не наберётся. Чжун Ли вскидывает бровь в немом вопросе, но Чайльд лишь возмущённо хмурится и упрямо смотрит в глаза, ничего не говоря. Да оно и не нужно. Шатен понимает, что от него хотят, поэтому, продолжая мягко улыбаться уголками губ, возвращает руку на бедро, поглаживая до колена и обратно. Чайльд меняется в лице моментально, оставляет на улыбке ближнего своего быстрый поцелуй и поворачивается обратно к друзьям.       — Так, а где Сяо и Итэр? — задаёт он волнующий вопрос. Как это так? Все в сборе, а их нет.       — Сяо в пробке, на такси уже едет, — говорит Венти, проверяя телефон.       — Итэр спит. — Люмин выдыхает огромный клуб дыма, отпивая из стакана. — Его не будет сегодня. Он две ночи без сна работал над проектом.       Все сочувственно кивают. Тяжело Итэру в медицинском, он почти не спит и не вылезает из университета. Остаётся ждать Сяо.       К моменту, когда приезжает Сяо, все уже пьяны, кроме Дилюка и Чжун Ли, потому что те не пили, и Кэйи с Чайльдом, потому что у этих двоих какой-то дикий иммунитет к спиртному, поэтому, чтобы напиться, они вливают в себя в два раза больше.       Венти нетрезвой улыбкой встречает парня и быстренько встаёт, налетая на того. Сяо со всеми здоровается и без труда усаживает пьяного Венти обратно на диван, наливая себе ром. Всем приходится ещё сильнее прижиматься друг к другу, чтобы найти место для пришедшего друга, но это не выходит, и тогда Чжун Ли предлагает арендовать отдельную комнату. Под шутки о VIP-комнатах и богатом папочке все соглашаются и через пять минут открывают дверь в помещение.       Вся комната выполнена в тёмных цветах, из освещения только светодиодная лента, горящая фиолетовым, и тусклые лампочки, светящиеся таким же цветом. По левую сторону стоит большой длинный диван, а сбоку параллельно ему — два кресла. Впереди от дивана расположился низкий чёрный лакированный столик, на который персонал уже ставит два кальяна. Прямо напротив всего этого висит плазма, по бокам которой торчат искусственные ветви то ли винограда, то ли какого-то куста с цветами.       Закрывая за всеми дверь, Чжун Ли осознаёт, что тут тихо. Музыка клуба слышится приглушённо, нет режущих глаза вспышек фонарей и не пахнет алкоголем. Им больше не нужно повышать голос, чтобы быть услышанными.       Чайльд без зазрения совести опустошает бутылку шампанского за один присест, а после хватает Чжун Ли за руку и тянет к креслам.       — Я хочу сесть на тебя, — чуть сбито объясняет он. Всё же шампанское после рома пьянит его достаточно сильно и быстро.       Шатен лишь кивает и соглашается, не имея ничего против. Он садится в мягкое кресло, вытягивая руки. Чайльд улыбается и садится сверху бочком к нему, щекой прислоняясь к плечу и свешивая ноги.       — Удобно?       — Потрясающе. Но лучше бы я, конечно, сел тебе на лицо, — заговорщицким шёпотом пьяно говорит он, и Чжун Ли не меняется в лице, лишь улыбается. Ему нечему удивляться, спустя столько лет бок о бок он знает всё, что может совершить Чайльд. У него иммунитет.       — Как пожелаешь.       Через полтора часа разговоров и вливания в себя алкоголя Дилюк решает, что пора заказать хоть какую-то еду. Он пытается учесть предпочтения каждого, но под шумный гомон тяжело это сделать, поэтому ему помогал Чжун Ли, успокаивая всех и спрашивая поочерёдно. Это облегчило задачу.       Кэйа и Чайльд успешно напиваются почти в ноль, Яэ Мико с Эи уходят на танцпол, благополучно зазывая всех остальных. В ожидании еды, которая обещает быть через час минимум, все, кроме Чайльда и Чжун Ли, вываливаются в зал. Последние под ворчание Тартальи обещают присоединиться через десять минут.       Как только дверь опустевшей комнаты закрывается, Чайльд меняет положение, садясь на Чжун Ли и расставляя ноги по бокам от его бёдер. Он пальцами водит линии по крепкой груди, склоняясь над губами, и Чжун Ли чувствует на коже пьяное дыхание.       — Что такое, Чайльд? — насмешливо спрашивает он, сжимая в руках мягкие бёдра.       — Мне нужно просто немного… чуть-чуть, сяншен, хорошо? — шёпотом тараторит Тарталья, бегая пьяным взглядом по любимому лицу и останавливаясь на губах. — Пожалуйста, совсем немного…       — Что немного?       — Тебя… немножко совсем тебя… чуть-чуть.       Чжун Ли усмехается, двигает парня ещё плотнее к себе и захватывает горькие от алкоголя губы.       Чайльд лжец.       Ужасный лжец. Как будто бы ему хоть когда-то будет достаточно Чжун Ли. Это «немного» абсолютная пьяная ложь, лишь бы утолить желание. Абсолютная. Чайльд хочет съесть его целиком, он не может им насытиться и не сможет вовек. Он словно бы сходит с ума. Поцелуй кажется чем-то невероятным, потому что его нижняя часть лица онемела, но он ощущает укусы и горячий язык. Он запросто лишится рассудка только от этих губ. Чжун Ли сжимает его бёдра с новой силой, из-за чего у Чайльда внутри как будто всё покрывается мурашками. Он несильно дергаётся от этого в его руках, пьяным мозгом ощущая нарастающий узел в паху. Чайльд хмурится от ощущений и немного отстраняется, всего на пару сантиметров, разглядывая тонкую линию слюны между губами, которая растворяется в воздухе, и переводит поплывший взгляд на карие блестящие глаза. В этом свете они кажутся ещё более тёмными, в них отражается лишь несколько бликов фиолетовой подсветки, и эти бездонные глаза смотрят только на одного, напрямую в голубые яркие зеницы, которые от алкоголя насытились цветом и блеском. Чайльда ведёт ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда ещё. Он дышит ртом, расслабляет брови и не может оторваться, не может отвести взгляд. Сейчас как будто бы смертельно опасно отводить глаза, чревато его собственной пьяной смертью.       Чжун Ли смотрит на него без дикости, без желания завалить парня прямо сейчас. Смотрит и рассматривает пьяное зачарованное лицо, утопая в голубизне мутного взгляда. На его лице спокойствие, он не может убрать слабую улыбку с лица. Чжун Ли знает, что Чайльд завис, что ждёт дальнейших действий от него. Он ждёт, когда Чжун Ли привычным действием припадёт горячими губами к его бледной шее, будет целовать, оставляя влажные следы, переходя с челюсти к надгрудинной ямке, целуя кадык, закрадываясь губами за ухо. Чайльд ждёт, но Чжун Ли ничего не делает. Он отвисает, снова хмурясь.       — Сянше-ен, — тянет гласную, немного ёрзая на чужих коленях.       — Что, Аякс?       — Пожалуйста, сяншен…       — Нет, Аякс, ты просил немного.       — Сяншен, пожалуйста, ещё немного, — хнычет Чайльд, обнимая за шею и утыкаясь в её изгиб. Он чувствует, как обе руки гладят его сгорбившуюся спину, а губы мягко целуют за ухом.       — Нас ждут друзья, Аякс.       — Сяншен… они поймут…       — Ты возбудишься, и нам придётся уехать домой.       — У нас есть машина.       — Нет, Чайльд, — хрипло смеётся Чжун Ли, пытаясь заглянуть в лицо Чайльда, и тот для удобства всё же поднимает голову, возмущенно хмурясь. — Мы не будем заниматься любовью в машине. В клубе тоже. Тут камеры.       — Мне всё равно.       — А мне нет. Ты сейчас возбудишься, и это будет проблемой. Нас ждут друзья. Ты не хочешь танцевать?       — Ты сказал, как я пожелаю… Давай быстро, пожалуйста.       — Я всегда исполняю твои пожелания, Аякс, и про это не забыл, но всё после того, как мы уедем домой.       — Я правда хочу…       — Я знаю, но только дома-а-а.       Чайльд страдающе тянет гласную «а», запрокидывая голову.       — Ты несправедлив!       — Хорошо, — растягивая улыбку, соглашается он, рассматривая недовольное лицо.       — И жесток.       — И жесток, да. Но наши друзья ещё более несправедливы, раз ждут нашего прихода.       Чжун Ли не дожидается ответных слов. Он снимает с себя Чайльда, убеждается, что тот стоит на ногах ровно и не падает, и проходит к двери, но, не слыша шагов за спиной, оборачивается. Чайльд стоит там же, где его поставили и, обиженно хмурясь, упрямо смотрит на него. Шатен прыскает, подходит и целует поджатые губы. Он получает ответ в тот же момент, и Тарталья, зажимая в руках родное лицо, блаженно прикрывает глаза, но его запястья перехватывают одной рукой, отстраняясь.       — Нас ждут, мы идём танцевать.       Чайльд ничего не говорит, по пятам следуя за Чжун Ли.       В огромной толпе людей словно бы и не уменьшилось, хотя шёл уже второй час ночи. В этом скоплении они не видят своих друзей, но не то чтобы они сильно старались. Чжун Ли заводит их немного в глубь танцпола, разворачивает Чайльда к себе спиной и сцепляет руки на его животе, медленно качаясь под ритм музыки, благо, она позволяет.       — Хватит дуться, Аякс, тебе не пять лет, — на ухо шепчет, прижимаясь щекой к виску.       — Я просто хочу тебя, это не плохо и исполнимо.       — Это перманентное твоё желание. — Чжун Ли усмехается, ведя одной ладонью вдоль вздымающейся груди. Он пальцами откидывает голову к себе на плечо, придерживая за подбородок, пальцами оглаживая чёткую линию челюсти, и смотрит. Между ними нет и пяти сантиметров.       — Это плохо? — губами шепчет, снова теряясь в чёрных глазах. Когда-нибудь он без надежды в них пропадёт.       — Нет, конечно, нет. — Губы в губы.       — Поцелуй меня.       В тысячный раз чувствуя на себе эти губы, Чайльд спрашивает сам себя: как он мог среди миллиардов найти кого-то, кто будет принимать и понимать его? Чем же заслужил? В свете постоянно мигающих фонарей, под музыку и в окружении пьяных людей они медленно целуются без дикости и бешеного желания. Они немного отстраняются, и Чайльд медленными тычками касается близких губ и откидывает голову на плечо, прикрывая глаза. Чжун Ли возвращает руку на живот, оглядывая взглядом толпу.       Чайльд ощущает, как к его виску прижимаются, и блаженно выдыхает, наслаждаясь единением с Чжун Ли. Они игнорируют новую песню, динамичную, рвущую перепонки басами, погружаются в собственный мир. Чайльд тяжело мыслит, у него размытый разум, он очень пьян, а на часах два ночи, но его это ни капли не волнует. Он планирует тусоваться до максимума, наслаждаясь кругом друзей и Чжун Ли. Он не пытается сфокусировать внимание на музыке или на их неуместном танце, всё, на чём сфокусировано пьяное внимание, — это крепкие руки на его животе, которые он накрыл своими. Ему всё равно на странные взгляды, ему нравится быть сконцентрированным на руках Чжун Ли и на его запахе, который немного теряется среди всех остальных в клубе, но всё равно улавливается. Они в своём мире, делимом только на них двоих, так часто, они стопроцентно дополняют друг друга, не нуждаясь в ком-то ещё, понимая друг друга с полувздоха, с полуслова. Им нравится шутить личные шутки, произносить вслух вещи, которые никто не понимает, и они не утруждаются объяснять.       Чайльд любит вести себя вызывающе на людях, любит забирать всё внимание Чжун Ли на себя, любит вызывать недовольство и смущение у окружающих людей своим поведением. Он любит непоколебимость Чжун Ли и любит, что он почти всегда принимает его выходки, исключая что-то выходящее за рамки дозволенного.       Чайльд остёр на язык и не пропустит ни одного комментария в свою сторону, отвечая более токсичным словом. Он тяжело концентрируется и легко теряет концентрацию, но если дело касается Чжун Ли, то тут он профессионал. Чайльд может продолжать подставляться под горячие губы, даже если за спиной падает метеорит. И ему нравится, что Чжун Ли такой же.       Чжун Ли ограничивает Чайльда в некоторых его выкидонах, но всегда поддерживает, когда тот не переходит грань. Когда Чайльд переходит черту дозволенного, он защищает его, стоит на его стороне, даже если неправ.       Он такой же жадный и ненасытный до Чайльда, такой же профессионал.       Чжун Ли будет всё равно на конец света, если в этот момент он занят Чайльдом, потому что при выборе целовать сладкую шею или спасаться он выберет первое, не задумываясь и не отрываясь. Чжун Ли умеет доводить, прекрасно знает пределы, знает, что и как нужно сделать, чтобы довести. Он умеет дразнить и быть щедрым. Он любит доставлять Чайльду удовольствие, не требуя взамен ничего, но Аякс не позволит играть в одни ворота, даже если в собственные. У них почти одна душа на двоих.       Чайльд вырос с Чжун Ли, и из подростка стал юношей с ценностями и амбициями, и он соврёт, абсолютно бесчеловечно соврёт, если скажет, что Чжун Ли не имел к этому отношения, потому что он — первый в списке и единственный, кто имеет любое и полное отношение к нему.       Они оба — люди такого сорта, которые не показывают слабостей, предпочитая решать проблемы самостоятельно, прикрываясь масками. Так сама судьба решила сделать их парой, даже больше. Просто слова «пара» недостаточно для объяснения их самих, они знают друг друга, понимают и чувствуют на определенном уровне. Они — отражение друг друга, поэтому Чайльд был единственным, пред кем Чжун Ли представал бессильным и уставшим, отчаянным и нерешительным, скитающимся в поиске ответа. Чжун Ли был единственным, пред кем Чайльд становился уязвимым и сломленным, оскорблённым и побеждённым, слабым в чём-то и не знающим, что делать дальше. Именно поэтому ту связь, что они образовали, недостаточно просто назвать любовью. Это что-то выше на порядок, что-то иное, судьбоносное и родственное. Оба жертвенны друг для друга, оба заботятся друг о друге и беспокоятся о комфорте друг друга так, как никто не беспокоился и не будет.       Это простая истина, понятная всем, кто с ними знаком, и им самим давным-давно. Они ощущают это в прикосновениях и желаниях, в губах и отражении глаз, в словах и тоне, в расстоянии между ними самими и чувственном восприятии друг друга. Они ощущают это прямо сейчас, покачиваясь не в такт, погруженные в друг друга.       В конце концов их находит Кэйа и вырывает из собственного мирка. Он зовет Чайльда пить шоты на скорость и, сказав это, убегает к барной стойке.       Аякс разворачивается в тёплых руках и смотрит на Чжун Ли, убеждаясь, что всё хорошо и что он может выпить шоты на скорость. Потому что после этого Чайльд будет невменяемым стопроцентно, и последнее, чего он хочет, — это причинять Чжун Ли дискомфорт или неудобства.       Но он может не беспокоиться, горячие ладони касаются его щёк, и губы оставляют лёгкий поцелуй на лбу, спускаясь ниже к персиковым любимым губам. Получив ласку, Чайльд улыбается, ластится довольным котом, потому Чжун Ли хлопает его пару раз по бедру, призывая идти и пить. Тарталья ещё пару раз чмокает его и убегает, а шатен уходит в комнату, где уже сидит Дилюк со стаканом рома.       — Я думал, ты не пьёшь, — присаживаясь в кресло, говорит Чжун Ли.       — Я пью, просто редко, — на это Чжун Ли лишь угукает, прикрывая глаза и откидываясь на стул. — Кэйа и Чайльд пьют на скорость.       — Я знаю.       — Возможно, нам следовало бы пойти туда и забрать их после того, как они закончат.       — Они очень пьяны, — словно бы подтверждает.       — Тогда точно стоит пойти.       — Нет нужды. Они придут сами. Как только напьются, они потанцуют и придут сюда.       — С чего такая уверенность? Они оба достаточно непредсказуемы.       — Не притворяйся, будто бы не знаешь. Кэйа будет нуждаться в тебе очень сильно, особенно после этих шотов. Он придёт сюда сразу, как поймёт, что тебя нет в зале.       — Ты уверен?       — Почему ты не уверен? Он — твой партнёр.       — Я уверен, что так и будет, просто не понимаю, откуда тебе это знать.       — Потому что Аякс такой же. Они старые друзья, есть в них что-то общее.       Они замолкают на время, наслаждаясь тишиной. Их покой прерывает открывающаяся дверь, из неё выходит Аято и садится напротив Чжун Ли в кресло.       — Тома, Кэйа, Чайльд и Яэ пьют на скорость.       — Яэ с ними?       — Да, она сказала, что сосункам её не перепить.       — Что ж, это недалеко от правды, — соглашаясь, говорит Чжун Ли и берёт со стола свой стакан. — Я не знаю никого, кто пил бы так же отчаянно и хорошо, как она.       — Я смотрю, Дилюк уже порядком устал, раз начал пить, — невзначай и с толикой смеха говорит Аято, разглядывая друга.       — Ты знаешь, я не люблю такие места, — устало выдыхает, — но не то чтобы я сильно устал. Ещё могу продержаться. А где остальные?       — Кто где. — Аято пожимает плечами. — Венти и Сяо пошли проветриться, и их нет уже порядка тридцать минут, а Аяка с Люмин танцуют.       — Молодёжь, — как-то по-мудрому говорит Чжун Ли.       — Не говори так, словно тебе пятьдесят, Чжун, ты не сильно старше, — ворчит Дилюк, кривя губы в усмешке.       — Так, получается, ты правда воспитывал Чайльда? — внезапно спрашивает Аято.       — В какой-то степени.       — И он прямо слушал тебя и всё такое?       — Да.       — Тома говорит, он был неуправляемым, но ты хорошо заботился о нём.       — Чайльд правда был очень активным и дерзким подростком, — начинает издалека. — Это правда, что, после того, как мы начали встречаться, он начал слушать меня. Я также могу сказать, что направлял его в какой-то степени. Его родители напрямую попросили меня утихомирить их ребенка, потому что их он не слушал. Но это произошло спустя полгода наших отношений.       — Его родители так легко сказали это тебе?       — У них не было причин сомневаться или не доверять мне. Я разговаривал с Аяксом в его комнате очень много раз, его родители всегда подслушивали. Я часто приводил Чайльда домой после каких-то приключений целого и без груза проблем. Они были благодарны мне. Спустя год наших отношений они просто отдали мне его, сказав, что он слушает только меня.       — Я нахожу это безответственным.       — Можно подумать, но нет, — встревает Дилюк. — Мы с ним, Кэйей и Венти — друзья детства, и я знаю его родителей. О таких мечтают. Они просто поздно родили второго ребенка и не справлялись с ним. Особенно с учётом его характера.       — Всё верно, Скарамучча не был таким энергичным. Как старший брат, он должен был позаботиться о младшем, но тогда учился и в принципе не знал, что и как делать. Он, безусловно, любит Чайльда, просто сам не знал, как нужно воспитывать, поэтому, уверившись во мне, согласился с родителями.       — Тяжело было справляться с ним?       — Нет, не было. Он, конечно, хотел постоянно драться и искать приключений, но слушал, когда я советовал ему не делать чего-либо.       — Я даже не постыжусь сказать, что если бы не Чжун, то Чайльд вылетел бы со школы, — добавляет Дилюк, и Аято прыскает.       — Ты ему и с этим помогал? Звучит трудно.       — Только звучит. Скажи мне, если бы Тома нуждался в твоей помощи, тебе было бы в тягость это? Я знаю, что нет. Так вот, если бы Тома имел столько же нераскрытой энергии, тебе было бы тяжело направлять его энергию в нужное русло? Нет, потому что ты любишь его, тебе не трудно помогать ему. Так и чем же я тогда должен отличаться? Я знал, что нужно было делать, и помогал ему, просто потому что желал лучшего. Вы желаете своим партнерам лучшего, чем я хуже?       — Никто не говорит, что ты хуже, просто из нас всех Чайльд был самым проблематичным.       — Не нужно бросаться словами. Он не был проблематичным, он был ребенком с чрезмерным количеством энергии. Этим он не доставлял проблем. Мне никогда не было с ним сложно, трудно или как ты пожелаешь выразиться, потому что у нас были отношения, и он уважал меня. Отдавал всё то же, что я давал ему.       — Общими словами, он просто любил тебя и слушал, а его любовь к тебе была внушительнее, чем к родителям.       — Возможно. У меня были другие способы воздействия на него.       — Дилюк, Кэйа был таким же?       — Нет, у него просто был длинный язык. Он сам часто пытался остановить Чайльда, но кого вообще слушает рыжий? Даже если бы сам Бог спустился с небес и попросил бы его не творить херню, единственное слово, имеющее вес для Чайльда, было и есть слово Чжуна.       — Что ж… Это впечатляет, — заключает Аято, поднимая стакан вверх. — Я и правда давно не виделся с вами. Выпьем.       Продолжая разговаривать на отдалённые темы, они не замечают, как идёт время, но им спешат об этом напомнить. В комнату врывается Яэ, следом заходит Эи.       — Вам лучше забрать своих бойфрендов, иначе они разорят бар. Мы собираемся петь караоке и наконец поесть. Мы просто заказали еду и ничего не поели, — говорит Эи, усаживая Яэ на диван.       Парни согласно кивают и уходят. Нетрудно найти своих парней, наперёд зная, что они у бара.       Тома, явно не осиливший и трёх шотов, завидев в толпе Аято, спешит к нему. Его ловят в объятия, спрашивают про самочувствие. Дилюк поднимает Кэйю со стула, но тот продолжает что-то упорно доказывать Чайльду, который уже давно сидит, опустив голову на барную стойку. Всё же Кэйа успокаивается, и они вчетвером ждут друзей, чтобы всем вместе пойти поесть.       Чжун Ли встаёт позади, чуть наклоняясь к рыжей макушке, и слышит неразборчивый шёпот. Он не сдерживает своё желание и зарывается пятернёй в короткие рыжие волосы.       — Руки, — на удивление чётко и агрессивно говорит Чайльд, не поднимая головы, на что Чжун Ли вскидывает брови, выглядя удивлённым, но руку не убирает и не прекращает поглаживать по макушке. — Ты что, глухой? Руки резко убрал.       — А если я не хочу?       — Я встану и ударю.       — Сможешь?       — Хочешь проверить? — вызывающе отвечает. Ему тяжело даётся проговаривать слова чётко. — Где Кэйа? Где мой сяншен?       — Не знаю. Зато есть я, — явно наслаждаясь этим всем, говорит Чжун Ли, слабо улыбаясь. Он перемещает руку на плечо, немного разминая.       — Боже мой, отъебался резко, — грубо прикрикивает и дёргает плечом, сбрасывая чужую руку. — Ты с первого раза не понимаешь?       Чжун Ли хранит на своём лице непоколебимое спокойствие и умиротворенность, негромко смеётся и вскидывает руки вверх в примирительном жесте.       — Больше не буду, — присаживается рядом на соседний стул, тихо прося у бармена стакан воды. — Как дела?       Кэйа где-то в стороне прыскает от смеха, утыкаясь в плечо Дилюка, а Аято с Томой, не скрывая, смеются. Музыка становится тише, почти сходит на нет, чему Чжун Ли безусловно рад.       — Почему ты не отвечаешь? — наигранно обиженно спрашивает.       — Я жду…       — Чего?       — Когда ты уже отвалишь от меня, блять?! — рявкает Чайльд и резко поднимает голову, оставляя глаза закрытыми. — Сяншена жду, кого мне ещё ждать?! — Не имея желания и сил держать голову поднятой, он снова укладывает её на руки.       — И где же твой сяншен?       — Сейчас придёт, — полон уверенности. — так что лучше свали уже.       Чжун Ли замолкает на время, рассматривая парня перед собой. Чайльд так сильно пьян, что даже голоса не различает. Конечно же, не будь он пьяным настолько, то раскусил бы своего сяншена в считанные секунды.       — Ну, где мой сяншен?.. — то ли бормочет, то ли хнычет он. — Я хочу… к нему… и в туалет… Сяншен…       — Соскучился?       — Да… И сейчас обоссусь…       Чжун Ли хмыкает, поднимаясь со стула и вручая стакан воды Дилюку.       — Идите есть, мы скоро придём. — Ему согласно кивают и пропадают в толпе. — Так ты хочешь к сяншену? — Чайльд угукает, и Чжун Ли подходит вплотную к нему, наклоняясь над ухом. — Тогда тебе уже пора открыть свои глазки.       Тарталья хмурится, но слушается. Ложится одной стороной лица на сложенные руки и открывает один глаз. У него мутный взгляд, но по фигуре он может понять, кто с ним находится. Понимая, что всё в порядке, вновь закрывает глаза.       — Аякс, ты вроде бы хотел в туалет.       — Сянше-ен, — протягивает гласную и пьяно улыбается.       — Тебе стоит поесть.       — Угу, да, — бормочет он, не предпринимая никаких попыток встать. Чжун Ли расчёсывает рыжие волосы пальцами, мягко улыбаясь.       — Устал?       — Немного. Перепил.       — Я вижу. Ты хотел в туалет, пошли.       Чжун Ли легонько трясёт парня за плечо, и Чайльд послушно пытается встать. Ноги его не держат, и, пока они идут до уборной, он сто раз чуть не упал, шатался из стороны в сторону, постоянно врезаясь в людей.       Уже в кабинке Чайльд не без помощи справляется, моет руки и умывает лицо. Стоять ровно у него всё равно не выходит, он упирается копчиком в раковину, смотря на шатена пьяным взглядом.       — Надо стопаться, — говорит он, утирая лицо рукой. У него онемела абсолютно вся челюсть.       — Рад, что ты понимаешь это. Все собираются петь караоке, мы идём? Или, может, поедем домой? — делая пару шагов к Чайльду, спрашивает. Он подходит ближе и чувствует, как в его солнечное сплетение упирается рыжая голова. На устах появляется улыбка, а длинные пальцы перебирают волосы на затылке.       — Пошли петь караоке, я ещё могу продержаться, — негромко говорит Чайльд, вдыхая обожаемый запах.       — Тебя не тошнит? Не плохо?       — Нет, всё нормально… Никогда больше… не буду пить с Кэйей на скорость…       — Ты говоришь так каждый раз.       Тарталья уверяет его в обещании о «точно последнем разе» в его жизни и о том, что Кэйа безумец и идиот. Чжун Ли на всё соглашается и берёт его под руку, отводя в комнату, где все уже собрались. Венти с Сяо выглядят несильно пьяными и немного растрёпанными, остальные кушают в перерывах на разговоры. Дилюк кивает Чжун Ли на стакан воды, и тот благодарит, усадив Чайльда в кресло и подав стакан, который осушается в рекордные сроки. Когда все поели, Яэ подключает телефон к плазме, врубая караоке. Конечно же, это Queen. Сомневался ли кто-то?       Под общие завывания, смех и громкий голос Яэ в микрофоне проходит полчаса, прежде чем она передаёт очередь Венти. Тот, не желая позориться один, выпрашивает у администрации второй микрофон, отдаёт его несчастному Сяо, которого он же и заставил петь, и включает абсолютно рандомную песню. Они оба не попадают ни в слова, ни в ритм, но это мало их волнует, всех остальных тем более. Аято с Томой отказываются от сомнительного удовольствия, а Кэйа всеми руками «за» позориться. Но Дилюк не соглашается, поэтому он насильно тянет к себе Чайльда, что-то шепчет тому на ухо и включает музыку. По первым нотам все сидящие понимают, что сейчас будет, поэтому Эи достает телефон, включая запись.       — L is for the way you look at me, — сбивчиво поют они, и в моменте Кэйа вытягивает руку вверх, а Чайльд параллельно полу.       — O for the only one I see. — Синхронно соединяя руки над головами, немного сгибаясь и прижимаясь друг к другу, очень стараются хорошо показывать буквы.       — V is very very extraordinary. — Они вытягивают по одной руке вверх, изображая нужную букву, переглядываясь и смеясь.       — E is even more than anyone that you adore. — Чайльд сгибается в бок, вытягивая ногу и руку, а Кэйа берёт микрофон в другую руку, присаживается и своей рукой показывает серединную палочку в букве «Е», смотрит на Дилюка и не сдерживается, падая на задницу и заливисто смеясь. Чайльд подхватывает смех друга, но старается продолжать петь, явно не попадая в слова.       Яэ смеётся вместе с ними, Венти нахваливает и говорит о гениальности, тут же умоляя снять такое с Сяо. Закончив, друзья кладут микрофоны прямо на пол и проходят к своим местам.       — Не будешь петь? — спрашивает Тарталья, подходя к стоящему рядом с креслом Чжун Ли.       — Не хочу.       — Видел, как круто мы спели? — Смеясь, он обнимает парня за шею двумя руками, оказываясь близко. — Мы очень круты, согласись.       — Как я могу не согласиться? — Мягко улыбается, поддерживая Чайльда за талию.       Чжун Ли просит его поесть, поэтому Тарталья выходит из очереди на караоке на некоторое время.       Остальные два часа они поют некрасиво, ломая голоса и смеясь, не попадая в темп, абсолютно пьяные, и снимая это на видео. Они не заказывают новый алкоголь, немного трезвеют, но не перестают заливисто смеяться с самих себя и друг с друга. Венти всё же уговаривает семейство Камисато спеть, те поют и задыхаются от смеха. Аяка с Люмин, пришедшие полтора часа назад, снимают их на видео, обещая показать это им же самим с утра.       В какой-то момент им перестают быть нужны микрофоны: общими голосами они поют, иногда всё же сбиваясь, но в основном поддерживая мелодию. Созданная атмосфера тепла и уютна, в полусвете этих фиолетовых ламп они, хмельные, надрывают животы в приступах смеха, поют песню, чувствуя облегчение. Каждый из них благодарен друг другу за присутствие в собственных жизнях. Не все здесь видятся друг с другом часто, но это не то, что может сломить их дружбу и связь. Каждый здесь — элемент одного, невосполнимый и незаменимый пазл от общей картины, каждый — нить, тянущаяся из одного огромного клубка, связанного лично всеми ними за все года, укрепленная всеми трудностями, через которые они прошли.       Когда они устают петь, на фоне включают какую-то лёгкую мелодию, сохраняя умиротворённую тишину. Все просто молчат, сидят рядом с любимыми, прикрывая глаза. В воздухе сонливость, расслабленность и хмель, трезвость понемногу приходит, но никто не собирается продолжать пить. Они просто наслаждаются этим приятным ощущением чувственности, немного уязвимости и трепета пред друг другом. Этим немым чувством ценности и преданности, любви друг к другу.       Аяка нарушает тишину первой, предлагая станцевать пару медленных танцев. Все соглашаются, но Сяо уходит, прося пульт от подсветки и меняя её цвет на приглушённо сиреневый. Все благодарно ему кивают и встают. В этой комнате не так много места для них всех, поэтому кому-то приходится умещаться между столом и диванами.       Под мелодичную спокойную песню, играющую из больших колонок, они в парах медленно двигаются вправо и влево, покачиваясь в объятиях друг друга, в приятном свете тусклых лампочек. И этот момент они делят каждый со своими возлюбленными и между собой. Такие моменты, нечастые в их жизнях, они берегут единично и отдельно в своих сердцах, благодарствуют и безмерно ценят, сохраняют в памяти. В ближайшие дни воспоминания будут представать перед ними в сознании, воссоздавать чувства, которыми они будут наслаждаться, которые, возможно, кому-то из них помогут уснуть крепким сном или избавиться от тревог, помогут взять себя в руки в моменты разрухи и сделать всё правильно. Моменты, которые неосознанно заставят уголки их губ изогнуться в аккуратной улыбке.       Они обмениваются крепкими дружественными объятиями у выхода и разъезжаются по домам, обещая повторить сегодняшнюю встречу обязательно, но в следующий раз исключительно с Итэром.