Волчонок

      День продолжает преследовать следующий день. После недавних событий, которые оказались сладко-острой правдой, Рома до самого горла застёгивал костюм. К тому времени уже Бяша вышел с больничного, поэтому Антон частенько заставал их либо сидящих на подоконнике, что-то бурно обсуждая, либо курящих возле школы. Самое странное было то, что Рома себя вёл как обычно, словно произошедшее между ними было лишь сном или больным воображением. В реальность каждый раз возвращали пухлые губы — все искусанные, они достаточно долго заживали.       — Чё такой кислый, а? — Обратил внимание Бяша, приподнимая одну бровь, смотря то на Антона, то на Рому, составляя в своей голове дважды два. Только парень в математике был не так силён, потому всегда получалось пять, — поссорились, пока я в отрубе был, на?       Из всех троих Бяша внешне быстрее вырос. Он был выше даже Антона на полголовы, без передних зубов смотрелся ещё комичней, а манеру речи, подправляемая шепелявостью, так и не поменял. Можно сказать, только внешне изменился, мозгами и привычками остался всё тем же бурятёнком из шестого класса.       — Мы те че, как две девки, не поделившие резинки? — Недовольно первый начал Рома. Тянет пальцами за воротник кофты, погружая в тепло и подбородок. Фигура сползла по стулу немного вниз, и Антон заметил, что ямочка на запястье Ромы будто стала темнее.       На многих предметах они сидят втроём, возле стены практически в самом конце: один впереди сидит Бяша, за ним Антон и Рома. Так они выбрали с выздоровлением третьего, чтобы удобнее было списывать задачи у умного человека, а после уже привыкли так сидеть. В целом, Антон никак не был против только по той причине, что впереди сидел рослый Бяша, а рядом Рома, на которого даже и взгляд иногда боялись бросать. Несмотря на то, что они по-прежнему гопниками как были, так и остались, именно в Роме поменялось кое-что. Он стал будто спокойней. Если раньше его костяшки были разбиты, то кроме шрамов больше ничего свежего не появлялось. Как минимум это высокий показатель того, что в нём появилось больше рассудительности и сдержанности. Чего не скажешь про Антона. Не прошла и половина урока, как его снова начинало обхватывать желание прикоснуться к телу, снова ощутить под собой или хотя бы услышать вздохи и сдавленные стоны, которые так хотели вырываться из груди, но так хорошо их сдерживали. Минувшие события проносились в черепной коробке и Антон вновь опустил руку, только уже не для того, чтобы проверять на спортивную форму. В ответ ноль реакции, Рома подозрительно даже не шелохнулся, поэтому рука слабо огладила бедро, сжала и потянула ближе к себе. Снова никакой реакции, неужели это ответ «да»?       Огладил вдоль, провёл вниз, сжимая колено. Рома зашевелился, только для того, чтобы лечь на парту, утыкаясь лбом в изгиб локтя. Антон не стал сдерживаться. Приспускаясь немного на стуле, аккуратно закинул чужое колено на свою ногу. Оглянулся на всякий случай и убедившись, что никто на них не смотрит, продолжил записывать тему под диктовку, поднимая руку вверх, ловя подушечками пальцев чужую слабую дрожь. Рома поёжился, поворачивая голову в сторону класса, будто сам убеждаясь, что никто и не замечает происходящего, даже Бяша, который ещё ни разу не повернулся в их сторону. Как всё удобно ложится на руку.       Антон наклонился к уху, одновременно перемещая руку на чужую промежность, поглаживая шов большим пальцем, — сегодня ко мне? — Прошептал, отстраняясь, но перед этим успел практически невесомо поцеловать мочку. Рома забрал собственную ногу из плена, кивая и отпросился выйти, стараясь не смотреть по сторонам. Улыбка окрасила лицо Петрова и можно было поклясться: эта улыбка в точь-точь как у Алисы.       Это повторялось дважды, и если первый раз их был эмоциональным взрывом, то второй уже ставил точку в их дружеских отношениях. Хотя бы по той причине, что Рома выбрал активный язык жестов, который легко давался для понимания. Если пихнёт коленом, значит тот был готов «стерпеть» прикосновения по бёдрам. Толкает плечом — чешутся губы. А вот взгляд… Его можно было и без лишних намёков понять. Не описать словами, вернее, невозможно как-то постараться объяснить, это можно лишь увидеть и самому почувствовать. Когда Рома хочет, он будет сверлить тебя взглядом, залезая невидимыми руки под одежду, очерчивать тело и дробить грудную клетку, дабы пожирать изнутри. От одного взгляда понимаешь, что Рома тебя хочет. И ты начинаешь хотеть в ответ. Антон до сих пор понятия не имеет почему подобное загорелось в Пятифане, почему при любом удобном случае тянет за шиворот или прижимает к стене под лестницей.       Следы на шее уже заживали, после их первого раза Антон больше не оставлял их, хотя иногда желание оставить смачный укус до лопнувшей кожи, почувствовать металлический вкус появлялось, и не раз. Так сказать, «редко, но метко». Рома продолжал прятать шею, хотя что скрывать, если в его сторону иногда даже смотреть люди не хотят, а тут он про какие-то следы.       На последнем уроке биологии ни Ромы, ни Бяши не было, видать снова слиняли за школу, чтобы просто пропустить скучный урок, однако, чем дольше он шёл, тем сильнее разрасталось чувство какой-то поглощающей тоски. Странно подобное ощущать, ведь…       — Петров, а куда твои друзья делись? — Выбила из мыслей учительница, заставляя вынырнуть и обратить внимание на себя.       — А…да не знаю, курят небось, как обычно, — первое, что пришло в голову, не подумав что-нибудь и придумать, как те раньше просили.       — И куда их родители смотрят, — тяжело выдохнула женщина, смотря в окно, прищуриваясь, будто сможет сейчас найти двух прогульщиках и те сразу же прибегут к ней с извинениями. — Ты бы с ними не водился, от «бандитов» только плохому научишься. И хочется запротестовать, хочется что-то едкое сказать в ответ и лучше бы вообще не лезла к ученикам, но промолчал, опуская голову в открытую пустую тетрадь. «Друзей не выбирают» как-то сказал ему отец и Антон прекрасно запомнил эту фразу. Под масками «хулиганов» скрывались совершенно другие личности. Бяша творческий и рукодельный, любящий свою сумасшедшую маму, готовый порвать всех, кроме Ромы, если про неё что-то скажут. О Роме и говорить много не нужно, ведь он своими действиями всё показывает и пускай зачастую яд выливается из их уст, а до восьмого класса этот яд могли смешать с чужими синяками, на самом деле это просто одинокие дети. Брошенные и ненужные родителям, ценящие свободу. И почему, когда у детей есть всё: семья в достатке, всегда сыты и одеты — циничней тех, кто был этого лишён? И самое главное, почему этого не видят учителя, которые по своей профессии учат детей не только уравнения решать, но и жить?       Урок выдался слишком скучным, хотя бы потому, что Антон каждые десять минут поглядывал то на настенные часы, то на входную дверь. А когда прозвенел звонок, то вышел чуть ли не первым, стремясь поскорее ко входу. Курток и сменки двоих не было, может быть, что правда ушли, даже не попрощавшись с их др…другом?       Ты для них друг?       Ты точно для них друг?       Они говорят что-то за твоей спиной?       Ты не доверяешь им?       Голос Алисы бил по ушам, казалось она стоит за спиной, обнимает и шепчет вопросы, не давая здраво мыслить и трезво оценить ситуацию. А точно ли всё то, что происходило с Ромой была правда? Таблеток не пил уже неделю, потому что запасы закончились и ехать за ними только в город. Не терзая себя больше мыслями, Парень встряхнул голову и быстрым шагом направился за школу, куда обычно ходили курить одноклассники. Пусто. Нигде нет, даже запаха сигарет или свежих бычков. Да что за херня? Разозлившись, Антон был готов пнуть лежащий рядом сугроб и непонятно было из-за чего такая злоба возникла, а ведь ему так хочется поскорее дотронуться до вечно горячей кожи, почувствовать слабость в чужом теле и, усмехнувшись, продолжить начатое, довести до конца.       Что с ним происходит? Спрятав руки в карманы, уже был готов идти в сторону дома, как послышались знакомые голоса. Прислушиваясь, смог распознать громкого Бяшу, а тот не ходит больше ни с кем кроме Ромы. Шагнув к углу, выглянул и увидел, как Рома, отдав куртку и даже кофту на молнии, подтягивался, пока Бяша задорно досчитывал до пятнадцати. Антону показалась ситуация комичной и странной одновременно, только оторваться от Ромы было невозможно. Хочется отправиться к ним, возможно присоединиться, провести время вместе, а после, расходясь, снова задержаться на Роме, поцеловаться и отправить домой, говоря о том, что надо теплее одеваться.       Но ждут ли Антона? Хотят это время провести втроём, повеселиться, прокурить вещи и волосы парня, а после разойтись по своим домам? Они ушли, никак не предупредив и сейчас, словно Антон и не являлся для них другом, товарищем. Лишь одноклассник, с которым можно пообщаться на уроках, пару раз погулять и снова забыть. Тогда, Рома…       Прикусив губу, Антон развернулся и пошёл в сторону дома, стараясь больше не думать об этой ситуации. Тоска расплывается по телу сильнее, превращаясь в одну рану, которая лишь с виду кажется незначительной, а стоит присмотреться, как можно увидеть всю скопившуюся боль. Это всего лишь одна ситуация, просто обыденность, что парни заигрались и просто забыли про Антона, но это ударило сильнее, чем можно было ожидать. «Третий лишний» подумал про себя, медленно потухая, сворачивая в лес по тропинке, идя по старому маршруту до дома.       Чем дальше тропинка вела в лес, тем заснежен становился путь. В какой-то момент ноги больше стали уходить вглубь снега и парню пришлось остановиться, чтобы оглядеться. Он понял лишь одно — ещё немного и заблудится. Окунувшись в свои мысли с головой и не заметил, как ноги сами начинали идти в незнакомые лесные места. Знакомых деревьев не видел, других тропинок тоже, только собственные следы позади, но по ним будто и не хочется возвращаться. Не хочется в принципе возвращаться. Вдохнув через нос холодный воздух, снял рюкзак и прижался спиной к первому попавшемуся дереву, прикрывая глаза. Почему же так сложилось, что он сейчас здесь, а не провожает Бяшу, дабы скорее дотронуться до Ромы? Почему вдруг его сердце оказалось главнее холодного рассудка, да и где его рассудительность? Сценарий жизни трудно предугадать, как и действия других людей. Они вроде маленькая лужа, буквально вот, что думают то и делают, а стоит посмотреть на их спину, так лужа превращается в море, а может даже в океан.       Упала ветка от тяжести снега, подул с правой стороны ветер сильнее прежнего, деревья слабо закачались. Шаг. Ещё один шаг, намного ближе, чем предыдущий. Запах не знакомый, будто чужой, веющий лишь от страшных…существ? Обернулся, чтобы посмотреть и видит в дали за деревом тень. Мужскую, похоже ни то на человеческую, ни то на звериную, но это был не Хозяин леса. Далеко не он. Он чувствует запах опасности, чувствует надвигающийся ужас и затем руки обдаёт жаром. Кинув взгляд на них, Антон приходит в ужас: кровь. Окровавленные руки сжимают лямки рюкзака, на больших пальцах до мяса содранные ногти, будто отчаянно цеплялся за свою жизнь. А тем временем страх двигался ближе, готовый схватить и за капюшон куртки по снегу тащить. Словно мощным ударом его оттолкнуло от дерева и Антон ринулся вперёд, на ходу цепляя лямки на плечи. Бежит что есть силы, буквально прыгая по сугробам, топча свои же следы. Бежит без оглядки, потому что боится посмотреть своему страху в лицо, боится увидеть настоящего монстра.

      Маска. Маска. Маска. Маска.

      «Настоящее лицо», «Истинная сущность».

      Антон на ходу открывает рюкзак, теряя что-то по пути, но его сейчас это мало волнует. Это маньяк, он уверен в этом, потому что никто так не может пахнуть, как страшный человек, буквально пожирающий свою добычу. Слишком много он увидел, слишком много понял в свои шестнадцать лет, поэтому его спасение сейчас находилось в руке. Сняв очки и пихнув в карман, буквально вжал в лицо маску. Громкий хруст снега раздался прямо в метре от спины. Секунда. Две. Три…       В теле ощущалась легкость, сравнимая с воздушностью, как снежинки, танцующие на мягком ветру, как шторка от того же ветра. Ближайшие деревья будто помогали удрать добыче от своего хищника, стремительно вырастая из корней, преграждая путь погоне. Снег хрустел позади, всё дальше отдалялся от спины и в какой-то момент высоко подпрыгнул над дорогой белый заяц, вытягиваясь всем телом в мощном прыжке. Он был похож на двигающийся сугроб, настолько его шерсть была бела, но зайчик ощущал себя не больше, чем ребёнком в маске, почуявший страх и подумав, что обычная маска его спасёт. Задыхаясь, Антон наконец-то нашёл в себе силы обернуться назад, но через мыльную пелену больше не видел надвигающийся силуэт, чужой запах растворился где-то под белым ковром, а деревья перестроились обратно, словно так и должно было быть и ничего не поменялось за прошедшие сумасшедшие минуты. Снимая маску, Антон вытащил из кармана куртки очки, дыша на них и протирая рукавом куртки. Стоило картине перед глазами обрести четкость, как увидел дорогу, через которую, видимо, перепрыгнул, ибо свежих собственных следов на ней не увидел. «Где я» пронеслось в голове, оглядываясь, наконец-то, по сторонам, но местность едва казалась знакомой. А и правда Антон бежал от монстра, или же монстр специально затеял игру, загоняя зайца в ловушку?       — Антошка. — Голос был слишком рядом, отчего дрожь пробежала по всему телу. Он был как всегда позади, из-за чего испугался лишь сильнее. Только обернувшись, он никого не увидел, — Антоша. — Уже где-то сбоку, но над ним откровенно издевались, в попытке запугать сильнее лишь начинали раздражать.       Открывая рот, чтобы наконец-то возмутиться, в ужасе осознал, что не может издать и звука. А голос всё продолжает звать, только он не был сравним с лисьим, а резал по ушам, искажал звук, превращаясь в нечленораздельную речь, где-то даже его имя было уже не различимо. Ноги будто прилипли к сугробу и в попытке хоть немного подвинуть, схватился за правое колено, смотря вниз, а под ногами кровавый снег, с чёрными какими-то ошмётками и игрушками. Разные, непохожие на друг друга, но в кровавых бутонах они формировали единую массу ужаса, заставив Антона начать задыхаться.       — Ан…то…ша…— Парень медленно поднял голову в последний раз в сторону источника отвратительного звука и перед ним расплылась картина, заставив дернуться всем телом. Тяжело дыша, Антон не сразу понял, что сейчас почти весь класс был на него обращён, а учительница биологии обеспокоенно трясла за плечо. Сон? Но когда он успел уснуть?       — Петров, что с тобой? Ты заболел? Скорее иди в медпункт, весь в поту! Господи, куда же родители смотрят, что отпускают больных детей учиться. — До Антона только сейчас дошло, что он просто уснул во время урока и всё то, что видел — не больше, чем сон. Слишком реалистичный, заставляя до сих пор чувствовать холод в ногах. Отказавшись от какой-либо помощи, собрал рюкзак и вышел из кабинета, на выходе оглянул класс и увидев два пустующих места, направился не куда его послали, а в раздевалку. Неужели то, что ему приснилось, могло с лёгкой руки оказаться настоящей правдой? Желание прямо сейчас увидеть лицо Ромы щемило в сердце, поэтому наспех оделся, быстро минуя охранника и буквально выбежал из здания, на ходу застёгивая куртку, забывая про шапку, держа её в руках. Оглянувшись и увидев только младшие классы и каких-то взрослых, развернулся и побежал за школу, к тем самым турникам. Пожалуйста, пускай они будут там, пускай даже если потом пошлют или увидит хотя бы отдаляющиеся фигуры — что угодно, лишь бы не пустоту.       Запыхавшись, Антон упал на колени. Никого вокруг. На одинокие турникеты начинал сыпаться с северных хрустящих облаков крупицы белого снега, гонимый лишь лёгким, но кусающим за уши ветром. Антон продолжал смотреть на мазанную белым картину, чувствуя, как из-за деревьев двигаются чужие лесные жизни. Весь его сон уже на пороге сознания, чтобы повториться, осталось лишь подняться и сделать шаг, но парень не хочет. Он возжелал, чтобы кошмар повторился снова.       — Тох, ты че? — Запах сигарет ударил в нос, отчего повернул голову в сторону и встретился с курящим Бяшей, который пытался понять суть происходящего, закинув на плечо чёрную куртку, в которой признал Ромкину. Рядом как раз, в расстёгнутой кофте и белой футболке стоит Рома, зажавший меж губ сигарету.       — Ну ты и жоханый, колени не отморозишь? — Поддавая руку, Антон не сразу её взял, продолжая рассматривать друзей, а уже после протянул, вставая на ноги, отряхивая штаны от снега.       — Т…тебе не х-холодно? — Всё не веря своим глазам, спросил парень, желая снова схватить Рому за руку, дабы тот по случайности не растворился, не оставив и следа.       — С хера-ли должно? Наоборот, остываю.       — Мы ща такую тренировку на «слабо» провели с утырками из одиннадцатого, что те нам теперь блок сиг торчат, ха! — Самодовольный Бяша так же стоял весь на распашку и Антон это заметил только сейчас. — Не позвали тебя, а то бы точно вдули! — Рома ударил точно в плечо друга, что Бяша аж отшатнулся в сторону немного.       — Без обид только, эта наша была разборка. Впутывать не хотели.       Только Антону было совершенно плевать. Даже если в их компании его считают самым слабым звеном, в данный момент его это никак не волновало. Они были здесь, ещё ничего не случилось и то, что ему приснилось — последствие непринятие таблеток. Что же эта была за пачка, которая помогает спать спокойно и не позволяет видеть подобное? Только, точно ли это лишь плохой сон или то, что могло на самом деле случиться? Идя уже вместе в сторону дома Бяши, Антон всячески пытался прикоснуться к руке Ромы, либо же к плечу, каждый раз убеждаясь, что всё это не галлюцинации и прямо сейчас не окажется по середине леса. Проводив друга до калитки и отойдя до первого уличного фонаря, Антон схватил Рому за руку, сжимая пальцы и ладонь, окончательно убеждаясь, что всё это не сон и правда чувствует.       — Дёрганный ты какой-то и странно ведёшь себя, че случилось то? — Пятифану правда было интересно, оттого и разглядывал лицо Антона, не обращая внимания на руки. Будто где-то на уровне подсознания чувствовал, что сейчас это просто необходимо. Словно напомнить человеку о том, что нужно глубоко дышать, дабы помочь быстрее успокоиться. Заметив краем глаза вдали какое-то движение, одернул руку и на шаг отошёл, убирая руки в накинутую куртку, продолжая идти на распашку. — У меня матушка по каким-то делам поехала, сказала, что скорее всего до утра. Только у меня дубак.       — Идём.       Скрипучая входная дверь одноэтажного дома поддалась лишь с напором, замки давно нужно менять, потому что ещё несколько раз таких манипуляций и либо окончательно сломаются, либо заклинит и невозможно будет вообще открыть дверь. Снимая обувь и запирая дверь, Рома лишь успел снять куртку и повесить на крючок, как его обхватили поперёк живота, прижимая к себе, дыша куда-то в загривок шеи. Антон не мог выждать и минуты, окончательно расслабляясь, стоило так близко почувствовать, даже если его и не собирались обнимать в ответ. Не чувствуется и холода, лишь присутствует желание ощутить Рому сильнее. Забираясь холодными руками под футболку, успел огладить лишь низ живота, как тут же столкнулся с чужими руками.       — Эй, куда разошёлся, ботан. — Антон оставил мокрый поцелуй на шее, прижимая к себе ближе, отчего врезался спиной в входную дверь. Хочется забыться, стереть себе память о том, что видел, уснувший на уроке. Антон просто хочет забыться в Роме, не обращая никаких вниманий на чужие протесты, с напором скользя по напряженному прессу, чувствуя на языке солоноватый привкус, лаская шею. Рома же понимает, что и вовсе не хочет прямо сейчас, к тому же, чтобы хотя бы морально подготовиться, нужно как минимум время. Непринятие себя показывается наглядно: испытывая приятное чувство слабости, сам себя в мыслях бьёт по лицу, наконец-то отталкивая Антона.       — Ро…       — Хуёма, блять. Без этого сейчас. У меня, блять, мышцы сейчас в ахуе приходят, а ещё здесь ты…— Петров подошёл практически вплотную, обнимая за талию, опуская губы на плечо. Стерпев дрожь в своих руках и поборов желание начать двигать руками, проговорил так тихо, что мог услышать только Рома:       — Давай просто целоваться, — приподнял голову, переходя на шёпот. Казалось, что даже старый дом перестал шуметь из-за погоды, чтобы тоже услышать, — пожалуйста.       И Рома во второй раз поддался не по своей воле, кажись, дав снова проход своим внутренним демонам. Они попали в Ромкину комнату и честно, Антон был не готов сейчас рассматривать интерьер или плакаты, на обои или полы. Нащупать для него скрипучую кровать было достаточным, только теперь, кажись, они поменялись ролями. Рома усадил Антона на свои колени, укладывая руки на бёдра. Никто и не был против такого расклада. Мокрые поцелуи, объятия и нарастающая в двоих разумах похоть позволяла позабыть о переживаниях, о страшных кошмарах и боли в теле. В штанах узко, но черты никто не собирался пересекать. Их яркие поцелуи подобны пёстрым макам на белом снегу, Антон был готов задохнуться, только ему не позволял этого Рома, успевая вовремя прерваться, чтобы отдышаться. Никто из них не собирался переходить черту, только вбив себе это в голову, тела сами двигались друг другу навстречу, будто именно этого и желали.       — Тоха…— Чувствуя спиной холодную стену, сжимая в руках бёдра сильнее, спуская с губ тихие стоны.       — Рома…— Разводит колени шире, чтобы сильнее почувствовать возбуждение, оставляя слабые засосы на шее.       Секунда длилась как минута, но за это короткое время Рома уже лежал под Антоном, сминая в руках одеяло. Хотели ли они на самом деле не переходить эту слишком тонкую грань? Антон смотрел на разгоряченного Рому, как его тело просило близости, а в глазах борьба между желанием и упрямством, но что сейчас на самом деле хочет Антон? Остановиться, обойдясь лишь мастурбацией, или снова надкусить запретный плод, ловя пальцами стекающие капли сочного укуса?