Теплая ванна

Зимой на улице было невообразимо холодно, буквально дубак, который бьёт по носу, как только осмеливаешься высунуть его из прогретого батареями дома. Снежинки падали на декабрьские сугробы, размером с забытые кем-то машины, день длился совсем недолго, по сравнению с летом, которое, казалось, было совсем недавно, будто вчера. Я сам никогда не радовался новому году как-то по особенному, в последние годы праздники не приносили удовольствия, слишком много работы и учёбы, вечные недосыпы и такой стресс, что однажды я нашёл на своей подушке седой волос. Смерть просто дышит мне на ухо, говорили сокурсники, а мама читала нотации, что мне стоит отдохнуть, хотя бы в выходные от университета дни. И весь этот холод я почувствовал когда только вышел покурить на заснеженный балкон тринадцатого этажа новостройки. В носу моментально начинает холодеть, из-за рта идёт негустой пар, вскоре заменённый дымом от вишнёвой сигареты, медленно тлеющей в моей продрогшей руке. Конец декабря выдался особенно морозным, это заметно по множеству сосулек на крыше дома напротив, идущему сутки напролёт снегу, что тает, как только падает на открытое от шарфа лицо, и кроны заснеженных берёз в тёмном дворе, который освещался парой тусклых фонарей. За разглядыванием зимних узоров на окнах соседей я забываю о сигарете в руке, и теперь она неприятно обжигает пальцы, доходя тлеющим огоньком до фаланг. Я кривлю лицом и выкидываю окурок в свободное падение с этажа, наблюдаю, пока он не упадёт в глубокий сугроб у подъезда, и чувствую тёплые руки на своих плечах, которые настойчиво тянут меня обратно в прогретую квартиру. - Чё на балконе стоишь? Холодно же! - грубовато говорит мужской голос позади меня, захлопывая балконную дверь прямо перед моим носом. На эту грубость я лишь улыбаюсь, и прикрываю глаза, вдыхая аромат такой родной и знакомой квартиры. Кажется, в воздухе витает запах имбирного печенья и ели. Воистину по-новогоднему. Разворачиваюсь и поднимаю глаза на высокого, худого мужчину с каштановыми волосами, убранными сейчас смешным ободком с оленьими ушками. Кто-то бы сказал что это цирк, а я скажу, что это самый лучший мужчина во вселенной, и за её пределами. Мой Лёша. Мой дорогой Лёша, сейчас стоящий в большом вязаном свитере, этими потешными ушками на голове и штанах в красную клетку, держащий меня за охладевшие плечи. Первая зима, когда я чувствую лето как никогда раньше, как ни в один жаркий июль, и ни в один цветущий август. И даже сейчас, разглядывая стеклянно-голубые глаза напротив, я счастлив, по-настоящему счастлив с этим человеком рядом. Даже когда он, утягивая меня вглубь комнаты за рукав кофты, возмущается на мою безалаберность и наплевательское отношение к собственному, и так хлипкому в зимний период, здоровью. Просто разглядывая чужую, но ставшую такой родною, спину, ощущаю в груди такую щемящую нежность по отношению к этому тридцатилетнему человеку, не взирая на разницу в возрасте, возражения с обоих сторон и остальным малоприятных факторов. Я настолько задумался о красоте этого человека, что даже не заметил, как оказался в ванной комнате. - Только не навернись, бога ради - с улыбкой говорит Лёша, придерживая меня сзади за плечо, чтобы я, не дай бог, не разбил себе голову об этот чистейший кафель, или не сломал себе шею об бортик белёсой ванной, по размерам готовой вместить в себя человека три, если не больше. Медленно, будто в трансе, снимаю с себя уличную одежду, в которой несколько мгновений назад стоял на балконе и курил, отмораживая себе все открытые конечности. Когда моё тело погружается в горячую воду, я чувствую приятное жжение от температуры водицы и расслабление всех мышц, словно желе оставленное в кипятке, прикрываю глаза, позволяя себе отпустить томный вздох. Слышу, что за моей спиной что-то шуршит, а после на мою крашеную в блонд голову отпускаются тощие, ловкие пальцы, разносящие по ванной комнате аромат спелых персиков и ванили, любимый шампунь моего молодого человека. Того самого, который заботливо намыливает мне волосы, массируя кожу головы, что для меня воспринимается как триггер, как самый приятный триггер. От такого расклада событий я закатываю глаза под тяжёлые после трудового дня веки, и шея роняет голову чуть вперёд, на что руки в волосах быстро реагируют, чуть сжимая вьющиеся волосы у корней. - Вов, не клюй носом, будь добр. - с улыбкой, как кажется мне по тону голоса, произносит Лёша, наклоняясь к моему уху, от чего тело покрывают миллионы мурашек. О этот низкий, порой хриплый голос, который заставляет колени дрожать, как только слышишь его, вертеть головой в толпе, даже если улавливаешь что-то едва похожее на это самый тембр и стиль речи. Под закрытыми глазами представляю себе огромные холмы, статные водопады и цветущие равнины, что благоухают сладким нектаром и аллергенной пыльцой. Совсем как в рассказах Лавкрафта, которые Лёша читает перед сном мне и себе, усыпляя меня лучше всяких снотворных. Внезапно на голову обрушивается поток горячей воды, которая смывает душистую пену и приятные ощущения изящных пальцев. Последнее что чувствую перед тем, как открыть глаза в одиночестве, это поцелуй во влажную макушку и заботливый шёпот на ухо: - Голову себе тут не разбей.

***

Выхожу из ванной, ощущая неприятный холодок по ногам, и такой же холодный свет от гирлянд, что обволакивает собой, словно мёд, просторную спальню, большую кровать, тёмные, плотные шторы и мужчину на кровати, который держит в руках очередную книгу. Падаю на постель, разглядывая мини-океаны глаз своего возлюбленного. Чёрные как смоль зрачки спешно бегают по напечатанным строчкам книжки, а брови время от времени хмурятся. Видимо, натыкаются на неожиданные сюжетные повороты автора. Я готов растворится в этом моменте, с буквальным богом перед собой, который освещает мне дорогу в будущее, не давая окунуться в тоску бесконечных зимних дней и нескончаемого самокопания. Дальше всё будет лучше, это я понимаю, когда взгляд кристальных глаз перемещается с чтива на меня, сразу же меняясь на мягкий, добрый и безнадёжно влюблённый. Как и мой собственный.