Лучший друг.

      Кадзуха отправился туда, где кроме него бывал разве что Широ — любимый котёнок Томо, хотя сейчас это уже взрослый и самостоятельный красивый белый кот. Животное неизменно возвращалось к могиле своего погибшего хозяина, а когда Каэдэхара приходил, мог даже немного поурчать на коленях у мечника-бродяги, как бы поддерживая своего кожана, к которому привык с маленького возраста и считал своим. — Здравствуй, Томо. Не знаю, как там, в ином мире, но очень надеюсь, что всё у тебя в порядке, может, иногда наблюдаешь оттуда за нами. Широ, кстати, уже вырос. Стал таким красивым и гибким, но всё равно не покидает тебя, храня твой сон спокойным. Да и я, собственно, уйти не могу надолго. Хотя сейчас придётся мне покинуть твою колыбель, чтобы отправиться к новым горизонтам и открытиям, в совершенно другое государство, что так непохоже на привычную нам Инадзуму… Я привезу тебе много различных сувениров из своего путешествия, надеюсь, они тебя порадуют и ты не будешь обижаться на меня за столь долгое отсутствие. — Тихо произнёс Кадзуха, присев у воткнутого в землю старого меча, который был своеобразным памятником и указанием на могилу лучшего друга парня.       Пусть кто-то посчитает, что мёртвые ничего не слышат, что они давно покинули сей бренный мир, а все слова, сказанные на могилах, их душ не достигают, но в скорби, трауре, что не уходит из души, важно во что-то верить.       Так было и с Кадзухой. Ему было важно верить в то, что друг его слышит, что невидимый обычному человеческому глазу, он всё же рядом, направляет, поддерживает, порой даже отводит беду, разгоняя незримой рукой тучи на пути друга-бродяги. А сам Кадзу так «поддерживает связь» с самим Томо. Высказывая всё, что на душе, изливая свою боль в, казалось бы, пустоту.       Альбинос не хотел себе признаться в том, что уже давно умудрился полюбить Томо больше, чем просто лучшего друга. Это подтверждала столь длительная скорбь по погибшему. Он был для Кадзухи всем, мечник доверял другу без остатка. Лишь наедине, не считая Широ, конечно же, Кадзуха мог быть «настоящим», показывая искренние эмоции, без необходимости что-то скрывать.       И пусть сейчас у Кадзухи были и другие, кого он мог смело назвать словом «друг», но всё же, с ними он не мог окончательно раскрыться, как это происходило с Томо       Носитель анемо глаза бога, склонил голову, соединив ладони перед собой и расставив локти в разные стороны, прикрывая алые глаза, а с белёсых ресниц начали срываться прозрачные солёные капли, переливаясь в лучах выглянувшего солнца, будто маленькие бриллианты.       Прошло уже 5 лет, а наследник ранее великого клана до сих пор страдает и рыдает, будто всё случилось только вчера.

Что же это, как не любовь? Конечно, можно было б списать на чрезмерную эмоциональность омег, особенно перед течкой, только вот… у Кадзухи она уже закончилась.

      Через некоторое время, альбинос встал, отряхнув одежды от пыли, вытер слёзы, посмотрев на меч, тяжело вздохнув. — Ну, что же, Томо, мне уже пора. До встречи… Кхм, я ещё приду точнее. Спи спокойно, дорогой друг… — Тихо проговорил Кадзуха, легонько касаясь двумя пальцами меча, прикрыв глаза.       Вернувшись на корабль, Каэдэхара как обычно забрался куда-то повыше, погружаясь в свои мысли.       А подумать было о чем. Альбиносу предстояло длительное время провести в чужом государстве. Нужно было придумать себе занятия на это время, определиться, куда бы пойти, что посмотреть и где ночевать.       Томо обожал пробовать что-то новое. Именно ради него Кадзуха тайком учился готовить не только блюда инадзумской кухни, но и пробовал «иностранные» рецепты… И, судя по комментариям его единственного тогда дегустатора, весьма успешно.       Каэдэхара помотал головой, пытаясь отогнать грустные мысли и воспоминания, так как его состояние могли заметить члены команды и Бей Доу…       Кстати о ней. Она как раз направлялась в сторону беловолосого мечника, явно с каким-то делом для него, а может и просто освободилась и решила немного поболтать, послушать размышления своего подопечного, может, даже высказать своё мнение, если тема окажется ей интересна, или, скорее сказать, близка.       Впрочем, у самого Кадзухи так же был к ней вопрос, от которого зависели его дальнейшие планы и размышления.