Изгиб гитары жёлтой..

Изгиб гитары жёлтой ты обнимешь нежно. Струна осколком эха пронзит тугую высь. Качнётся купол неба большой и звёздно-снежный. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! Качнётся купол неба большой и звёздно-снежный. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! Пока я сидел рядом с ним, мои уши горели, а тело приятно жгло изнутри. Он нежно держал в руках гитару, перебирая железные струны своими осторожными движениями чуть грубых ладоней. Однажды мне удалось потрогать их. Незабываемые ощущения. Они чем-то похожи на ткань из хлопка, но чуть мягче. Очень тёплые и тяжёлые. Тогда он в шутку предложил сравнить наши ладони. Наверное, он хотел поглумиться над моей "не мужской" комплекцией. Но мне это не важно. Я коснулся его ладоней, и после этого они не дают мне спать. Каждую ночь я думаю о том, как они касаются моего тела, лица, волос. Как прижимают к себе, гладят, ласкают мои локоны. Как отблеск от заката, костёр меж сосен пляшет. Ты что ж грустишь, бродяга? А ну-ка, улыбнись! И кто-то очень близкий тебе тихонько скажет: "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!" И кто-то очень близкий тебе тихонько скажет: "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!" За горизонтом плясал рыже-золотой закат, а я снова думал о его руках, пока они сами меня не коснулись. — ты чего такой грустный, Ванька? Давай, мы же тут все свои. Улыбни-ись! Говорил он, потрясывая меня за плечо и ухмыляясь в своей привычной и игривой манере приподнимать левый уголок губ. Его улыбка так влечёт, что внизу приятно отдаёт теплом. Я глупо заулыбался. Хочу коснуться его пухлых губ. Так сильно, что моя грудь порой не может устоять на месте от сбитых вздохов. Вдруг, он встаёт и вместе с гитарой подходит к столу, пока мои коллеги разговаривают о своём. Я так прикован к нему взглядом, что мне даже неловко. Я… откровенно пялюсь на него. Оставив инструмент у стола, он весело дошёл обратно и сел рядом. Так близко, что наши ноги коснулись друг друга. — здорово, что мы все тут собрались! Наконец отдохнём! Он улыбался. Я улыбался. Мы совсем одни с ним сейчас. Остались на ночь на даче у Николая Петровича. Выпил по своей неосторожности. Не сможет вести машину, на которой мы приехали. Я на него не злюсь. Я его люблю. Мы почаёвничали. Обсуждали что-то.. Не помню. Я отвечал совсем не думая. Кажется, даже выглядел глупо. Напоследок, я попросил сыграть его на гитаре. Он согласился. Мне даже показалось, что он сам хотел этого… Его руки ловко перебирали струны даже в темноте. Я внимательно следил. С замиранием сердца. Когда он закончил и с надеждой на похвалу взглянул на меня, я улыбнулся. Кажется, ему этого хватило. Он тоже заулыбался, но как-то стеснительно. Меня чарует эта улыбка. Такая ласковая, нежная. Такая, какой быть не может. Словно улыбка Мона Лизы. Влекущая. Загадочная. Я страдал от вожделения, пока смотрел на неё. Сгорал от нарастающей тесноты в одежде. Желал прижаться к нему. К Серёже. Он сделал первый шаг: убрал гитару и наклонился ко мне. Я вновь ощутил огонь внутри и на ушах. Его губы были такими, какими я их себе не представлял даже в самых грязных мыслях. Такие обычно роятся в голове, когда руки невольно лезут в штаны. Я старался быть податливым, чтобы он не подумал, что я против. Он был со мной ласков и бережлив. Не таким, каким я его пару раз представлял. Но даже так, я был счастлив. Это было так… так… даже слов подобрать не могу. Он был так обходителен, что мог довольствоваться лишь языком моего тела. Мне понравилось. Да кому бы не понравилось, когда с ним обходятся… как с хрупким экспонатом. Его руки гуляли по моему телу. Изучали его, но обходили те зоны, которые жаждали прикосновений. Мы изучали телеса друг друга, запустив ладони под одежду. Мне нравится в нём всё. От его песен до самого нежного взгляда.