μοῖρα θέων // Fate Of The Gods

ALBUS

      Прошло две недели с того момента, как нам запретили драться. Джеймс всё это время ходил весь как наэлектризованный, потому что не вывозил столько ограничений: курить нельзя, вступать в конфликты нельзя, в квиддич играть нельзя. Заметно, что ему некуда было деть энергию несмотря на то, что тренировался он в своём обычном режиме, хоть и на игру против Когтеврана не выходил. На нас со Скорпиусом он просто злобно зыркал издалека, стараясь даже мысли держать при себе, но один раз я всё-таки смог мельком увидеть в голове брата то, что меня заинтересовало. И сегодня после тренировки Гриффиндора я вознамерился поговорить с ним обо всём, что происходит. Навалять мне он не сможет, так что, может быть, и получится что-то выяснить.              Джеймс всегда очень педантично относился к своему спортивному инвентарю, поэтому задерживался в раздевалке допоздна. Я знал, что он точно будет один и никуда не сбежит. Когда я тихо вошёл в приглушённо освещённую комнату, Джей неторопливо полировал древко своей метлы. Увидев меня, он на секунду замер, после чего продолжил своё увлекательное занятие.              — Почему ты один? — спросил у меня брат, не поднимая глаз.              — Я хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком, пока появилась возможность сделать это наедине, — я сел на скамейку рядом с Джеймсом. — Я не собираюсь ни в чём тебя обвинять, просто мне не очень понятно твоё поведение.              — Я не трогаю ни тебя, ни Малфоя, какого дьявола ты ещё от меня хочешь?              — Ты нас не трогаешь, потому что тебе запретили. А до этого? Почему тебе так не нравится, что мы вместе?              Джеймс отставил метлу в сторону и наконец посмотрел на меня.             — Помнишь, как ты бегал за мной по пятам до поступления в Хогвартс? После того, как Малфой появился в твоей жизни, всё как будто с ног на голову перевернулось. Теперь тебе ничья любовь не нужна, кроме его. Мне неприятно это осознавать.              Теперь настала моя очередь опускать глаза. Всё и правда началось шесть лет назад, когда я в первый раз сообщил своей семье о том, что подружился со Скорпиусом. Мама и бабушка Молли тогда схватились за сердце, а Джеймса как подменили. Из заботливого старшего брата он превратился в чудовище, которое покоя мне не давало. Его, в отличие от мамы, не устраивал не сам факт того, что я слизеринец, а то, что я не страдаю от этого. Я хотел существовать в пространстве своих однокурсников, а Джей первое время ни на шаг не отпускал меня от себя. Мы стали часто ссориться и в итоге превратились в заклятых врагов. Мне надоела эта война. Никакие различия между нами не отменяют того, что мы братья. И это единственный наш общий статус, который я хочу сохранить.              — То есть, ты делал всё это из-за ревности? — уточнил я, чтобы не ошибиться в предположении.              — Не только, — Джей, кажется, немного осмелел и стал говорить увереннее. — Ещё из зависти.              — Не понимаю.              — Если отбросить мою предвзятость, то мне нравится то, что сделал с тобой Слизерин. Тебя не назовёшь жалким или слабым, тебя кто-то искренне любит. Тебе есть с кем поговорить о своих проблемах, а я просто шут. Сброшу эту маску — долго не протяну. Не могу уже по-другому.              Всё-таки и он думает, что сейчас я такой, какой есть, из-за Слизерина.              — Думаешь, равнодушие наших родителей пошло мне на пользу? — сухо спросил я у Джеймса.              — А ты думаешь, что гиперопека лучше? — ответил он вопросом на вопрос. — Я даже сам не знаю, что из себя представляю. Папа только работал и появлялся на праздниках, а мама…              Об этом я тоже не задумывался. Джея рекламировали во все стороны с самого рождения: первый родной ребёнок Гарри Поттера, законный наследник Блэков, золотой лев, ещё и внешностью и мозгами не обделён. Футбол в маггловской школе, соревнования, сборы, потом квиддич, кубки, благодарственные письма. Душа компании, любимец девчонок и вообще первый парень на деревне. Роль образцового ребёнка была навязана ему изначально с момента появления на свет. Мама так зациклилась на Джеймсе, что относилась к нему не как к ребёнку, а как к чистокровному корги, которого заводили для побед в выставках и конкурсах. У неё самой ничего не получилось в карьере, хотя её приглашали играть не в одну команду Высшей лиги, но она предпочла сесть на шею национальному герою и не напрягаться. Хорошо, что я родился не первым…              — И ты всё держал в себе?              — Никто никогда не спрашивал у меня о том, что я думаю. Ну, это ещё ничего. Лили вообще кормят бредом, мол, её цель как женщины — найти богатого мужа и нарожать тысячу детей. Мама с папой даже не знают, что она занимается тайским боксом и кошмарит всё своё окружение. Хорошо, что Эли тормозит её.              Это точно, Лили у нас не пальцем деланная. Наслышан о её вспышках гнева.              — Мы же сейчас откровенно говорим? — вдруг спросил у меня Джеймс и наигранно равнодушно посмотрел вверх.              — Если ты мне ни в чём не врёшь, то да, — я нахмурился от такого неожиданного вопроса, но следующий удивил меня ещё больше:              — Как думаешь, сколько раз я смотрел «С широко закрытыми глазами»?              Пожалуй, единственное, что я знал о старшем брате, — это то, что он фанат Николь Кидман. Его стараниями Тедди знает почти каждую её роль.              — Не знаю, — я пожал плечами. — Раз двадцать пять, наверное? Почему ты спрашиваешь?              — У меня есть определённый вкус во внешности девушек. Точнее, я думал, что только девушек.       Кажется, я начинаю понимать, к чему он клонит. Почти неудивительно, об этом мы тоже догадывались.       — Высокие стройные блондинки, — закончил я мысль Джеймса. — Извини, но я первый занял Скорпиуса.       — И это тоже меня злит, — честно признался брат. — Злит то, что вы одновременно вызываете во мне столько всего, что я не выдерживаю. Не могу выкинуть из головы ни первое сентября, ни Сочельник. Понимаю, вам нравится ломать меня своими извращениями, но я воспринимаю их серьёзно.       Надо же. В ту ночь я был настолько ослеплён своей обидой, что даже не подумал о том, что у моих игр будут последствия.       — Теперь я понятия не имею, как слезть с этого адреналина, — продолжал Джей, глядя в стену перед собой. — Я легко бы решил эту проблему, не будь Малфой твоим парнем и нежелательным лицом номер один в глазах мамы, а ты — моим кровным родственником. Я ещё не до такой степени упал, чтобы спать с собственным, сука, родным братом!       Странно, что меня не пугают его откровения.       — Я бы и сам этого не позволил, — чётко обозначил я. — Но, может быть, выпустишь свой адреналин? Без нервов и психов. Мы с тобой в одной лодке и всегда будем, не хочу знать, что ты страдаешь из-за меня.       Джеймс наконец повернулся ко мне полностью. Я ожидал увидеть на его лице сомнение или страх, но оно было таким усталым, как будто на плечах гриффиндорца лежит целый мир.       — Пусть снимет мантию-невидимку, я не собираюсь лезть в эту грязь за его спиной.       И всё-таки мой старший братец действительно не тупой. Я пришёл сюда не один, как бы ни пытался этого скрыть. Должно быть, Джей и правда устал от себя, раз решил раскрыть сразу все карты, зная, что наш с ним разговор далеко не приватный.       — Не похож я на Николь Кидман, — недовольно протянул Малфой, стягивая с себя волшебную маскировку.       — Только не говори, что тебя всё вот это, — Джеймс неопределённо развёл руками, глядя на Скорпиуса, — устраивает.       — Смотря в какой парадигме это рассматривать. Если с точки зрения того, что Ал мой парень, то да, неприятно. Если с точки зрения того, что он твой брат, то, пожалуй, ещё хуже. Но если рассмотреть как терапию… Думаю, что это самый лучший выход. Поэтому я готов потерпеть.       На пару секунд Джей замолчал, раздумывая, и я первый раз в своей жизни увидел его слёзы. Он сдался, сломался окончательно.       — Да делайте что хотите, — он шмыгнул носом и откинулся на стену позади себя. — Я уже давно на дне.       Решение созрело само собой. Летом после четвёртого курса мы со Скорпиусом волонтёрили в больнице святого Мунго и подсмотрели одно простое терапевтическое заклинание, которым лечат синдром отмены после приворотов. Симптоматика похожая, почему бы и не попытаться?       — Давай, — скомандовал Малфой.       Я встал со скамьи и потянул за собой Джеймса — он безропотно подчинился. Чуть вытянувшись вверх, чтобы сравняться с ним в росте, я обхватил брата руками за шею и медленно — как и было обговорено, без нервов и психов — поцеловал его. Джей снова принял мои правила, поэтому сразу начал отвечать, как будто ничего сверхъестественного не происходило. Можно было бы обойтись и без этого, но тогда слишком долго пришлось бы объяснять гриффиндорцу, зачем Скорпиус шёпотом читает заклинание и водит волшебной палочкой по его позвоночнику. А сейчас Джеймс даже не замечает этого, так что поцелуй можно считать отвлекающим манёвром. Раз я это начал, то и закончить должен тоже я.       Когда Малфой закончил свои магические манипуляции, брат сам отпустил меня. Он уже не выглядел таким подавленным, но и вмешательства волшебства явно не чувствовал. И хорошо: пусть думает, что сам справился.       — Отпустило немного? — спросил я у Джея, отходя от него на шаг назад.       — Как ни странно да, — нехотя кивнул он, — только почему-то закурить хочется.       Я достал из кармана пачку с сигаретами и протянул Джею. Он вытащил одну и поджёг невербальным заклинанием.       — Ещё вернёмся к этому разговору? — уточнил у моего брата Скорпиус, который уже стоял у двери, ожидая меня.       — Нет, я всё сказал, что хотел, — Джеймс снова сел на лавку и вернулся к своей метле. — Я отваливаю от вас, вы — от меня, и точка.       — Как скажешь, — я аккуратно свернул мантию-невидимку, и вместе с Малфоем мы вышли из раздевалки.       Кажется, мне и самому стало легче дышаться. Надеюсь, между нами действительно больше не будет ни вооружённых, ни холодных конфликтов. Мой брат не безнадёжен, а за его поступками скрывались самые обычные человеческие эмоции, которым нашлось объяснение. И теперь между нами не осталось недосказанностей, которые создавали бы лишнее напряжение.

***

             После того, как мы утрясли ситуацию с Джеймсом, я совсем перестал его узнавать. Мой брат резко изменился настолько, что даже Малфоя как стороннего наблюдателя эти перемены начали напрягать. Джея как будто подменили на какую-то тёмную копию: на своих однокурсников он смотрел волком, разговаривал со всеми односложно и сухо, совсем перестал улыбаться. Даже Лили старалась лишний раз к нему не подходить. Зато так я убедился в том, что близких друзей как таковых у Джеймса действительно нет: никто не хочет видеть его таким.              Но кое-что нас насторожило по-серьёзному. То, что случилось в рядовой учебный день после совместной с Когтевраном лекции по нумерологии.              — Смотри, — Скорпиус указал взглядом в противоположный конец коридора, когда мы вышли из класса. — Как думаешь, чего ему здесь?              Джеймс стоял, привалившись спиной к каменной стене, и явно кого-то ждал. Методом дедукции несложно было догадаться, кого именно: в когтевранской группе подготовки к ЖАБА по нумерологии было только две девушки, Дионн и Иви. Дионн дружит с нашей Карен, и поэтому ни для кого секретом не было то, что обе они с Джеем спали, а повторяться мой братец не любил в этом плане. Значит, на очереди Иви.       Но то, что произошло дальше, заставило всю нашу группу сомневаться в собственной адекватности. К Джеймсу спокойно подошла моя однокурсница Лидия Монтейн, отдала ему свой рюкзак, и они вместе удалились в неизвестном направлении.              — Охренеть, — протянул Клифф, провожая взглядом эту внезапную парочку. — Что за дела у него с Лидией?              — Не знаю, — удивлённо ответил я. — Спрашивать не буду, даже не пытайся меня заставить.              Как оказалось, это были ещё не все потрясения на этот день. После уроков мы решили прогуляться до Хогсмида, чтобы купить конфет и выпивку: намечался очередной вечер напольных игр. Пока Гордон и Кайя отправились за вторым, мы с Малфоем остались в «Трёх мётлах» охранять четыре больших бумажных пакета из «Сладкого королевства». Стоило мне только прикоснуться к своей чашке с кофе, как я тут же чуть не выплюнул его обратно: на скамью напротив нас опустились Лили и Эли.       — Вы двое, — сестра решила обойтись без предисловий, — разговор есть.       Надеюсь, речь пойдёт не о Джеймсе. Даже представить страшно, что с ним происходит, раз в дело решила влезть наша домашняя фурия.       — Мама планирует праздновать мой день рождения дома, — объяснила Лили, замечая мой испуг. — Соберутся почти все Уизли, Тедди тоже обещал прийти. Я хочу, чтобы и вы были.       — «Мы»? — переспросил Малфой. — Не боишься, что праздника не получится?       — Праздника не получится, если бабушка узнает, что Эли мне совсем не подруга. Только вы сможете в случае чего отвести от нас удар.       — Мы сами всем расскажем, когда нам обеим будет по семнадцать, — спокойно добавила Элла ван Гарретт.       Ну, хоть с сестрой всё нормально. Чисто корыстные побуждения, но хотя бы честно и открыто.       — Хорошо, договорились, — я утвердительно кивнул. — Пятого?       — Восьмого, в пятницу. В шесть часов вечера, — Лили пригладила распущенные волосы и указала взглядом на пакеты рядом со мной. — Только не говори, что вы скупили все «Рокки роуд». Дайте хоть один, я специально под свежую партию тренировку прогуляла.       Пытаясь скрыть улыбку, я запустил руку в один из пакетов, нашарил упаковку с пирожным и протянул сестре. Она сразу же её открыла, разломила разноцветное пирожное пополам — одну часть отдала Эли — и целиком отправила в рот свою половину, запивая моим же кофе. Если у Джеймса мамина гиперопека вылилась в неуверенность в себе, то у Лили — в нарциссизм. Не атрофированный, но всё же нарциссизм. Точно, я же тоже хотел кое-что узнать.       — Ты, кстати, не знаешь, что происходит с Джеймсом? — спросил я у сестры как бы между прочим.              — Без понятия, — она пожала плечами и накинула на голову капюшон толстовки. — В запой не ушёл, значит, всё нормально. Нам вообще-то уже пора обратно. В пятницу вечером, не забудьте.              Мы с Малфоем переглянулись. Надо будет потом разузнать у Эли, что подарить Лили. Последний раз я был на дне рождения сестры, когда ей исполнялось десять лет.