Если бы

      Рандви ходит по тонкому льду, боясь оступиться. Выбирает слова, выбирает мысли — она бы выбрала допустимое, но, в конце концов, вольна же она хотя бы думать свободно?       Рандви жаждет увидеть свое отражение в черной бусине глаза ворона. Слуга Одина все видит, и это знание гонит мурашки вдоль позвоночника. Хорошо, что ворон умеет молчать.       Рандви нет-нет, да цепляется взглядом за напускной хмурый излом бровей и будто случайно угадывает смешинки в краешках губ и сетке морщинок у глаз.       Но Рандви пишет письма, а не сносит головы, прогуливается по длинному дому, а не идёт в поход, договаривается и играет словами, а не втаптывает врага в грязь. Она указывает путь к славе и жадно ловит ее отблески.       Как все могло сложиться, если бы..? Сможет ли она заявить права на своё «если бы», если попробует?       В его глазах сожаление. И смех гаснет в уголках губ, когда она срывает, крадёт свой «если бы» поцелуй.       И он приходит к ней во снах, с шепотом леса и хлопаньем крыльев. Хриплым смехом даёт обещание. Дразня обоняние терпким запахом пота, речной тины и крови, разгоняя горячую дрожь и мечты, мечты, мечты.       Ее сны горьки и сладостны. Едва ли он настоящий может быть так жесток.       Он настоящий щадит и ее, и себя.       Его не остановить. Он слишком жаден. До славы, до чести, до жизни. Он — центр миров, катализатор событий. Он — первый воин, он — ближайший советник, он — последняя надежда.       Однажды Рандви понимает, что ей нет места в этом колесе судьбы. И однажды, которое наступает немногим позже, чем ее, ярл тоже расслабляется, а сожаление уходит из его взгляда.       Рандви чувствует себя как никогда свободной.