Смерть и золото

— Серджо, — осторожно начала Ллевана, когда они выпили по бокалу вина и выкурили по трубочке хорошего табака, — правду о тебе… говорят? — Нет, — на всякий случай состорожничал Вейрен, — а что говорят? — Про тебя и графского сына. Вообще-то стоило этого ожидать, но Вейрену в последнее время было не до объяснений каждому встречному, что он делал и чего не делал в покоях Фарвила Индариса. Тем более, до этого момента ему казалось, что инцидент улажен. Он сквозь зубы выпустил облачко ароматного дыма в воздух и спросил: — Что ты слышала? Ллевана заметно смутилась. — Одна женщина… — начала она, украдкой наблюдая за тем, как меняется лицо Вейрена, — моя знакомая, рассказывала, что тебя видели в покоях младшего Индариса. — Не вижу ничего предосудительно, мы с ним друзья, — пожал плечами Вейрен, рассматривая прожжённую пеплом дырку на стареньких клетчатых брюках. Надо бы раскошелиться на новые, если в этом проклятом городе сплетников ему теперь вообще хоть что-то продадут. — Вы были голыми. — А вот это неправда, — Вейрен ткнул пальцем в плечо эльфийке, — вот это точно врут. На мне ещё оставались портки, — он закрыл рот, понимая, что от этой детали его положение отнюдь не стало лучше. — Предположим, Фарвил был без одежды. Но это не то, что ты подумала. Он буквально чувствовал, как ситуация становится всё более неловкой с каждым словом, которое он произносит, но остановиться было уже невозможно. — Мы играли в карты, — продолжил он объяснять, наматывая рыжую прядь волос на палец снова и снова, — я, как ты понимаешь, выигрывал. Фарвилу снимать больше было нечего, и я отчего-то решил, что хорошей идеей будет заставить его выразительно прочитать ту похабную пьесу, о которой так много говорят в последнее время… Он довольно смутно помнил, как Фарвил, уже в изрядном подпитии, как и сам Вейрен, драматично бухнулся перед ним на колени и заорал: «О мой светлый рыцарь, обладатель длинного кинжала и изящных щиколоток, скрестим же наши клинки в жаркой битве!». Служанку, подглядывающую за ними из-за приоткрытой двери, они заметили не сразу, и Вейрену едва удалось её поймать — в его состоянии это тянуло на подвиг, но Фарвил категорически отказался выбегать из комнаты в неподобающем виде, а позволить девушке уйти они никак не могли. — Мы же заплатили этой чертовке за молчание, — досадливо шлёпнул себя по колену Вейрен, на что Ллевана только фыркнула: — Ты всучил ей восемь дрейков и кусок пирога и сказал, что хранение тайн таких знатных господ — уже огромная честь, а мелкий Индарис, и не думая прикрыть свой стыд, продолжал декламировать какую-то чушь. Вейрен зарёкся так напиваться и заодно вспомнил, как зарекался и в тот раз, когда проснулся наутро у графского сына под кроватью. Вдохнул и выдохнул, заранее готовясь к ещё одной порции сплетен: — Ещё что-нибудь она рассказывала? Ллевана хитро прищурилась: — Может, и рассказывала. Как ты, прослезившись от особенно чувственной тирады Фарвила Индариса, прямо у неё на глазах… — Ну хватит, хватит, — возмутился Вейрен и вскочил с порога, на котором они сидели, взмахнув трубкой и рассыпая повсюду пепел, — ну, может быть — может быть! — я расчувствовался и поцеловал его разок. Я был пьян, — на них обернулся проходящий мимо кузнец и осуждающе покачал головой, — я был очень пьян и восхитился его актёрским талантом. Мне что теперь, замуж за него выходить из-за одного поцелуя? Ллевана расхохоталась, глядя на него снизу вверх. Вейрен отряхнулся, снова сел и посмотрел на неё из-под нахмуренных бровей. — Не сердись, серджо, — примирительно погладила его по плечу эльфийка, — не думаю, что той служанке хоть кто-то всерьёз поверил, хоть это всё и оказалось правдой. Слуги всегда болтают всякое о господах. Вейрен вздохнул, набил в трубку ещё табака и твёрдо решил на всякий случай не появляться графу Индарису на глаза хотя бы ближайший месяц.