тишина энканомии

Энканомия беззвучна в своём посмертии: здесь нет погоды, и нет солнца или даже луны, а значит времени тоже нет. чувство пустоты в груди всё нарастало, а голова становилась удивительно ясной; все пять чувств обострились до предела – он слышал шуршание каждой иголочки на немногочисленных деревьях, редкий трепет куска какой-то ткани, зацепившейся о каменный выступ; видел, как осыпались древние колонны и чувствовал на языке пыль, навсегда повисшую невидимым облаком над летающими островами. Итер не разделял желания недавно уснувшей Паймон разбавлять разговорами здешнюю атмосферу – возможно, дело в том, что они и воспринимают всё вокруг по-разному: для Паймон это новое место – незнакомое и мрачное, ей хочется покинуть его из-за давящей атмосферы, из-за тишины, из-за странной грустной тяжести в груди. Итер же чувствовал печальную ностальгию, смотря на опустевший тысячелетия назад город – примерно так выглядел мир, которым правил он с сестрой, когда пришлось его покинуть. но тут трагедия прошла уже давно и всё что после неё осталось - старые развалины. в его мире трагедия была тогда в самом разгаре. направления ветра в Энканомии неизменно, поэтому как только чужестранец спиной чувствует – слышит – даже странные потоки, за какие-то мгновения встаёт в оборонительную стойку Венти? Итер сбит с толку и быстро осматривает пространство вокруг себя, которое так и не изменилось. всё те же ели, всё та же не истлевшая ткань. прости, что напугал. бог выглядит безмятежным и спокойным – таким Итер видел его лишь несколько раз, когда оболочка Венти – вечно пьющего в погоне за вдохновением барда – спадала. такого Венти Итер порой смутно опасался. ветра нашептали, что ты отправился в это место. я подумал, возможно, лучше составить тебе компанию. Итер неясно промычал, не отрицая, но и не соглашаясь, и наконец спрятал меч. разговор совсем не клеился: Итер был настороже, а Венти и не пытался даже, Энканомия оставалась всё такой же тихой. есть ли причина? чужестранец не договаривает, но верит, что вопрос был понят. просто что-то есть в тебе такое неприкаянное, из-за чего в местах пустынных – прямо как это – надолго оставлять не стоит. голос барда нежен и даже как-то снисходителен: он словно старик делился мудростью с ребёнком, у которого жизнь ещё только начиналась. Итер категорически не считал себя таким ребёнком. не было необходимости. быстрая грубость и лёгкое сожаление о ней. ругаться с Венти не хотелось, да и хамить тоже – просто он был, наверное, на нервах – архонт пришёл не в самое удачное время и место. раздаётся лёгкий смешок – и в этот раз совсем беззвучно юношеская оболочка проходит мимо, чтобы присесть на упавшую когда-то совсем уже давно стену. Итер смотрит на землю слегка закусив губу – так значит, о своём прибытии бог известил специально. садись, путешественник, я спою тебе о вечности. и он садится. Венти поет про улыбки счастливых матерей, слезы когда-то бывших сыновей про радость при встречах после долгой разлуки, про шум на празднестве у друга; лира звенит счастливо и резко, ноты сменяют одна другую, не задерживаясь на одном звуке больше необходимого. бард поёт об опадающих золотым дождём листьях, о распускающихся цветах после летнего дождя, про восходящее над цветочными полями солнце и о бродячих псах, играющих в волков и вывших на луну. мелодия плавает, томится она, – не подгоняет, а просит остаться, запечатлеть красоты природного постоянства; говорит, пусть ты и видел раньше, пусть и кажется, что всё так же, в этот раз немного отличается – взгляни, присмотрись. но чуть позже лира потихоньку затихает, архонт поёт про горы, что раньше были холмами, и про равнины, бывшие горой, поёт про реки, меняющие русла, вливающиеся в озера и океаны, но не перестающие течь; поёт про цветы, что растут на когда-то бывшем поле боя; про животных, что их съедят а после погибнут в широкой пасти другого зверя и снова подарят жизнь цветам. мелодия почти не играет: лишь пара струн протяжно воют о каком-то далёком, важном и великом – о том что людям не понять. ткань наконец срывается и, взлетев над облаками, после упала вниз. Итер благодарный, расслабленный и дышащий, кажется, немножко больше полной грудью, плачет в обнимающих, понимающих и принимающих его руках.