Побег от реальности

      Глаза окончательно пересохли, но оставалось лежать ещё десять минут. Вдруг с металлическим скрежетом раскрылись двери медпункта, кто-то бесшумно проскользнул в холодное помещение, тенью мелькнул мимо кушетки и пошёл дальше в следующие двери, которые вели в подсобку с медикаментами. Доступ к препаратам давался только по индивидуальным картам детям первого поколения и их предкам — единственным нуждающимся. Время лечебной процедуры наконец-то вышло, теперь можно идти домой, но Феньке очень хотелось узнать личность неизвестного, поэтому она выглянула из-за перегородки. Правда, отвратительное освещение медпункта мешало разглядеть хоть что-то, потому что старенькие лампы постоянно мигали, грозясь выключиться совсем. Спустя несколько минут в дверях подсобки появился женский силуэт с чемоданчиком препаратов. Неизвестным оказалась хрупкая, рыжая девочка, на вид лет пятнадцати. Она в два шага оказалась рядом с перегородкой и резким движением руки выдернула Феньку за ухо чуть не уронив соседнюю ширму. От такой наглости даже дыхание перехватило, подходящих слов не находилось, а кричать было себе дороже, потому что могли без лишних слов увезти в изолятор за излишнюю буйность. Так и стояли они друг напротив друга с широко распахнутыми от удивления глазами. Незнакомка отпустила уже покрасневшее ухо, прижала к груди чемоданчик, отступила и протянула руку.       — Здравствуй, я Света. Прости за это недоразумение, не додумалась, что за ширмой мог оказаться человек. Опережая твой вопрос, объясню, у основной модели врачей, работающих здесь, кнопка перезагрузки имплантирована в подобие ушных раковин… — девочка быстро протараторила, тяжело вздохнула, поджала губы и отвела взгляд в сторону, как бы собираясь с мыслями, ей было стыдно за свою глупость.       — Ничего страшного, не переживай. Я Афанасия, будем знакомы, — Фенька улыбнулась и пожала руку собеседницы. Теперь ситуация вызывала лишь смех, весь гнев улетучился вместе с лишними мыслями.       Света сразу взбодрилась и подняла свои светло-голубые глаза, которые при таком ужасном освещении выглядели бы совсем прозрачными без зрачков. Её одежда была нетипичной: ярко-синий комбинезон и чёрные высокие ботинки выглядели, как форма какого-то определённого корпуса, чьё название не приходило на ум.       Фенька слишком глубоко задумалась и даже не заметила, как собеседница быстро что-то пробормотала, помахала рукой на прощание и ушла. Света выглядела как мимолётное видение и о том, что она была настоящей говорило только побаливающее ухо. Галлюцинации — сопутствующая патология при заболевании снами, так писали в новостях и всех современных книгах о медицине. Забавно, что всегда и от всего страдали только дети Первого поколения общежитий и их предшественники, у них самая слабая психика, самое хрупкое тело и они больше всех похожи на предков. Одновременно и сильные, и слабые создатели новой эпохи, её самое честное отражение.       Путь до дома никогда не был таким быстрым, квартирка выглядела непривычно тесной, а родители и вовсе выглядели чужими. Фенька не помнила, когда последний раз нормально с ними говорила, их общение состояло только из объявления расписания и приветствий, а ведь до прорыва всё было совершенно иначе: мать потрясающе пела и считалась самой образованной женщиной в квартале, отец в качестве учёного участвовал в экспедициях по пустыне. В один момент всё изменилось, родители и вправду стали безликими, жалкими оболочками прошлых себя. Они больше не читали ей сказок на ночь, не говорили по душам, не брали в пустыню смотреть на строительство общежитий. После Прорыва Фенькино детство начало проходить в лабораториях, но это не хотелось вспоминать, а особенно тест для определения уровня общежития. Ученые смеялись в лицо, шутливо успокаивали, смотрели насколько далеко может дойти детское отчаяние, тогда ещё никто не знал, что оно достигнет своего пика намного позже, и вовсе не из-за какого-то идиотского теста…       Фенька поджала губы и в каком-то неведомом трансе разглядывала вечернюю дозу пищевых добавок. Стройный силуэт матери стоял рядом, она складывала чистые вещи, изредка поглядывая на напряженную дочь пустым взглядом.       — Мам, давай поговорим? — доносится неуверенно, почти шепотом. Женщина сгорбилась, опираясь руками о стол, и устало спрятала бледное лицо в ладонях. Сейчас она выглядела увядающим цветком из дальнего угла оранжереи. Её светлые волосы, словно сухие листья, рассыпались по спине.       — О чём ты хочешь поговорить, Фенечка? Мать устало улыбнулась, повернувшись к дочери. Красивое женское лицо напоминало мрамор, чёрные глаза смотрели прямо в душу. Фенька поёжилась от своего так непривычно-ласково произнесённого имени, на секунду ей показалось, что перед ней стоит та родная и весёлая мама, но иллюзия быстро развеялась, стоило только поднять взгляд, вновь столкнуться с жестокой реальностью и понять, что больше никто и никогда не будет прежним. И тут началось такое представление, какое пустыня ещё никогда не видела даже у тех, кто просил кислород. Кухня — сцена и два актёра, диалог которых не имеет никакой ценности — бессмысленные слова, вырывающиеся из уст бесчувственных масок.       Честная пустота, которую ничто не может заполнить, но сколько же страшной правды сегодня в ней было скрыто. Игра в заботу выглядела настолько эстетично, что легко можно было обмануться и начать идеализировать происходящее, думать: «Какая понимающая мать! Несмотря на усталость вступает в такую оживлённую дискуссию с собственной дочерью! Ах, как они понимают друг друга! Какую атмосферу создают! Сколько фигур речи! Невероятно! Сразу понятно, почему их статус скоро повысится. Прелестно, просто прелестно! Вот, как выглядит настоящая забота!». Фенька уже сотню раз пожалела, что начала диалог. Она корила себя за невнимательность и спешку, мать явно была не в настроении что-либо обсуждать, слишком устала.       Женщина начала увядать уже через год после постройки общежитий из-за своей любви к свободе. Личность Чукалкиной Дарьи Васильевны медленно разрушалась. Она стала просто красивой пустышкой, боялась всего, а особенно собственной дочери. Ей была неизвестна настоящая суть опытов над Фенечкой, именно это и вызывало страх от которого даже кровь стыла в жилах.       Для многих жизнь слишком сильно поменялась. Каждого загнали в чёткие рамки, и некоторые просто не смогли с этим смириться, они медленно сходили с ума, но учёные позаботились о них, предложив принимать сильнодействующее успокоительное убойной дозировкой или быстренько стирать память. Те, кто не соглашался, рано или поздно заболевал снами со всеми сопутствующими патологиями. Фенька боялась, что могла заразить мать или заразиться от неё, поэтому и не подозревала Виктора Анисимовича в полной мере. Чтобы развеять все сомнения нужно было изучить всю доступную на данный момент литературу и эпизоды из новостей, но делать это постепенно, не вызывая подозрений. Фенька пока решила залечь на дно, заняться учёбой и готовиться к переезду в общежитие получше. Ей, наконец, выдали новую форму и только сейчас пришло осознание, из какого учебного корпуса была Света. Тогда события сегодняшнего дня встали на свои места.