Физические двойные

      — У тебя есть мечта?              — Да, появилась прямо сейчас.              — Какая?              — Мечтаю, чтобы ты заткнулся на минуточку, Чхве Сан.              Слизеринец смотрит как-то потерянно, оглядывается на пустующий кабинет зельеварения, где никого, кроме них, нет, и снова поворачивается к Уёну, сосредоточенно помешивающего какую-то бурду в котле.              После того, как Сан изъявил желание дружить, он больше не отлипал от Уёна. Здоровался в коридорах, желал приятного аппетита ему и другим гриффиндорцам, когда проходил мимо их стола в Большом Зале, садился поближе на совместных уроках, шепча какую-то глупость каждый раз, когда учитель отворачивался к доске. Даже на совместных тренировках умудрялся быть рядом, прямо во время игры выкрикивая какие-то комментарии и шутки.       За последние дни слизеринца стало слишком много и Чон, казалось, вот-вот свихнется.              Когда Сан на следующий день после тренировки подбежал к идущей на завтрак троице, останавливаясь прямо перед Уёном, Хонджун ткнул ему в грудь волшебной палочкой, держа на прицеле. Когтевранец тогда ещё не знал о том странном разговоре, а потому едва не рухнул на пол от удивления, когда слизеринец просто помахал ладонью перед его лицом и громко поздоровался.              — Доброе утро, Уён! Привет, Сонхва-хен, Хонджун-хен, — Чхве улыбался широко, стараясь игнорировать оттягивающего его от друзей Хенджина. — Приятного вам аппетита. Сонхва-хен, отлично выглядишь. Уён, как твоя спина?              — Доброе… — здоровается пуффендуец и с вопросом в глазах смотрит на гриффиндорца, пока Ким пытается поднять упавшую на пол челюсть. — Что у тебя со спиной?       — Я убью тебя, Чхве Сан…              Сан улыбается ещё шире, светит ямочками и белоснежными зубами, а затем поддается другу, едва не посинев от того, с какой силой тот пытался оттянуть его от троицы за ворот мантии. И лишь когда слизеринцы скрываются в Большом Зале, потерявшись среди остальных учеников, Уён безмолвно хватается за красные волосы в каком-то жесте отчаяния.              — Я же говорил, что он не шутил! — кричит гриффиндорец, хватаясь за мантию Сонхва. — Он же реально хочет дружить!              — Что? — Хонджун смотрит непонимающе, убирая палочку и поправляя съехавшие очки. — Дружить?              — Вчера Сан сказал, что хочет подружиться с Уёном, — Сонхва поправляет взъерошенные волосы гриффиндорца, после находя ладонь своего парня, чтобы сжать похолодевшие пальцы. — Вот, видимо… пытается быть дружелюбным.              — Почему он сделал тебе комплимент? — Ким хмурится, заглядывая в карие глаза пуффендуйца с прищуром.              Уён закатывает глаза. Сонхва тепло улыбается, пожав плечами, и шепчет что-то о простой вежливости. Когтевранец не может сдержаться от ответной улыбки, крепче сжимая ладонь старшего. Не может содержаться от улыбки и странных мыслей, за секунду родившихся в его голове.       — Так что там с твоей спиной? — к великому несчастью для младшего со стальными нотками в голосе спрашивает Пак.       — Мячом прилетело… Да там совсем немного, честно…       — Мы идем к мадам Помфри.       — Хонджун, спаси!              — А если серьезно? — не унимается Сан, поднявшись с места и подойдя ближе к опасно кипящему зелью. — О чем ты мечтаешь?              Уён закатывает глаза, но все же задумывается. Мечтает ли он о чем-то? Вряд ли. Он всю жизнь имеет лишь одну единственную цель, к которой идёт по сей день, разве нужны ему мечты, такие несбыточные и воздушные?..              — У меня нет времени мечтать, — в конце концов выдыхает гриффиндорец, отталкивая Чхве бедром подальше от котла, в который засыпает один из ингредиентов. — Передай, пожалуйста, сухой корень мандрагоры. Спасибо.              Сан хмыкает, вкладывая в чужие руки склянку. Как ему добиться расположения этого гриффиндорца, если у него даже мечты нет?              — Разве нужно время, чтобы помечтать?              — Время нужно для всего на этом свете, Сан, — Уён подталкивает к слизеринцу учебник по зельеварению и тихо смеётся, когда видит искривленное от отвращения лицо. — Подготовь пока ингредиенты заново. Сейчас будешь сам готовить.              — Я?! — Чхве долгое время смотрит куда-то сквозь учебник, а затем резко поднимается с места, подбегая к гриффиндорцу. — Нет-нет! Я не смогу! Здесь все взорвется!              Чон чувствует, как Сан берется за его плащ, крепко сжимая пальцами. Замечает, как страх маленьким огоньком свечи танцует в его глазах, как подрагивают его пальцы. Он выглядит слишком неправильно. Не так, как всегда. Будто человек перед ним вовсе не тот самый Чхве Сан со Слизерина, а какой-то другой парень, прячущийся за змеиной внешностью.              — Тебе придется, — выдыхает гриффиндорец, вырывая свой плащ из чужого захвата. — Если бы ты слушал на уроках и учился, то не торчал здесь со мной, повторяя все то же самое.              — Уж лучше с тобой, чем с этим… — бурчит под нос Чхве, принимаясь за поиски ингредиентов. — Ты же мне поможешь?              — С чего бы? Ты справился без меня в тот раз, — последний взмах волшебной палочки и над кипящим зельем вспыхивает искра. — Готово! Вот это должно у тебя получиться.              — Если оно взорвется, я не виноват…              — Приступай уже.              Уён отходит от рабочего места и садится напротив, снова подталкивая учебник ближе к слизеринцу. Достает свои тетради с конспектами по биологии и утыкается в них, за секунду забывая о суетящемся рядом Чхве и зельях. Прислушиваясь к шороху изумрудного плаща, тихому стуку бьющихся друг от друга склянок и бурлению, он прокручивает в голове всевозможные физиологические процессы, функции органов и гормонов. Почему-то здесь, в холодном кабинете зельеварения, наедине с некогда злейший врагом, да ещё и при постороннем шуме, его мозг, кажется, работает куда лучше, быстрее генерируя ответы. Даже в библиотеке Чон не мог так сосредоточиться.              — Извини, а что мне… — Уён резко поднимает голову и смотрит в упор на испугавшегося его реакции Сана. — Я хотел спросить, что мне делать с лакричным пионом. Просто добавить?              Сперва Уён не может понять, о чем его спрашивает слизеринец, а потому долго смотрит то на него, то на баночку в его руках. Когда название ингредиента никак не откликается в его голове, он резко поднимается с места и, наклонившись над столом, заглядывает в учебник, пытаясь вчитаться в перевёрнутые слова.              — «Подави стыд», — читает он вслух и как-то дергано поворачивается к котлу, заглядывая в него. — Ну дурак!              — Да что я сделал не так?! — Сан ставит баночку с лепестками пиона на стол и наклоняется над котлом тоже, чтобы понять, что же он успел напутать. Ему казалось, что все в порядке, ведь он добавлял все в правильном порядке, по нескольку раз вчитываясь в пошаговую инструкцию.              — Зелье не то, дурень, — Чон отнимает голову от котла и сильно жалеет об этом. Лоб обдает чужим горячим дыханием, а нос проезжается по слизеринскому подбородку. Он снова коснулся истинного зла.              Сан реагирует быстрее. Рвано вдыхает воздух, отталкивается руками от стола и как ошпаренный отскакивает в сторону, подальше от красной макушки, оказавшейся слишком близко к нему. Сердце бьётся где-то в глотке, грозясь выскочить наружу и прыгнуть прямо в руки Чона. Чтобы этого не случилось, Чхве сглатывает слюну, проталкивая сердце вместе с ней, пытаясь вернуть на место. И надеется, что Уён спишет все на его страх перед зельями.              — Извини, — одновременно произносят парни, так же одновременно выдыхая, словно это простое слово помогло развеять появившееся секундой ранее напряжение. Сан, все ещё чувствуя каждое сокращение своего сердца, расплывается в облегченной улыбке и прикрывает глаза, от чего не видит, как Уён сжимает губы в тонкую полоску, стараясь сдержать ответную.              — Ладно, давай приготовим его, раз ты начал, — гриффиндорец обходит стол и склоняется над учебником, изучая состав и этапы приготовления, пока за его спиной Чхве благодарно смотрит в подвальный потолок, мысленно благодаря неизвестно кого за то, что все не обошлось дракой, а он сам не обронил какую-нибудь глупую чушь. — Пион сперва нужно мелко нарезать.              — Профессор Снейп будет недоволен, — слизеринец подходит ближе, но старается держать дистанцию, чтобы не поставить ни себя, ни Чона в неудобное положение. Хотя хотелось быть гораздо ближе.              — Ещё не слишком поздно, — Уён пожимает плечами и передаёт баночку с лакричным пионом. — Мы успеем приготовить и это зелье, и Усыпляющее. Одно себе оставишь, а другое покажем профессору, делов-то.              — Я даже не знаю, что за зелье готовлю…              — «Подави стыд». Разновидность любовного, как я понял. Позволяет раскрепоститься и… — Чон запинается и косится на стоящего рядом парня, наблюдая за тем, как он крошит лепестки цветка. — Признаться, наверное.              Сан словно бы пропускает пояснение мимо ушей. Мычит под нос, кивает, показывая, что все понял, и продолжает нарезать ингредиент. На автомате высыпает все в котел и только потом осознает свои действия и резко замирает. Со страхом в глазах поворачивается к Уёну, опускает взгляд к учебнику и обратно, кажется, из последних сил сдерживая истерику.              В этот момент гриффиндорцу стало ясно, почему у Сана всегда все идёт не так, как надо. Этот парень временами просто выпадает из реальности, не контролируя собственные действия, приходя в себя лишь тогда, когда в лицо брызгали капли взорванного зелья. Возможно, если бы он не был так рассеян на уроках зельеварения, у него ничего бы не взрывалось, не утекало и не портилось, но он сам вряд ли осознавал себя в такие моменты.              — Спокойно, — Уён хлопает испуганного слизеринца по плечу и делает взмах волшебной палочкой над котлом. — Ты все сделал правильно. Ничего не взорвется.              — Извини, — Сан медленно отходит от стола и делает вид, что ищет какую-то конкретную склянку среди бесконечных полок с ними, игнорируя тот факт, что все необходимое уже стоит на столе.              И вот так, все время отходя от стола и изображая бурную деятельность у полок с ингредиентами, Сан старается минимально принимать участие в приготовлении «Подави стыд», активно подключаясь к работе только при приготовлении второго. Все-таки ему было важно научиться делать его и сдать профессору Снейпу. Увлекшись процессом, он даже не сразу заметил, что Уён просто стоит рядом, оперевшись на стол, и молча наблюдает, никаким образом не помогая. И даже когда Чхве понимает, что делает все один, он не останавливается, а даже как-то ускоряется, в странной попытке таким образом впечатлить гриффиндорца.              — Что нужно делать со стандартным ингредиентом? — слизеринец специально игнорирует учебник, предпочитая потрясти мешочком с травами перед чужим лицом. Хотелось разбавить странную тишину, образовавшуюся между ними.              — Растолочь в ступке, — как-то запоздало отвечает гриффиндорец, наблюдая за тем, как Сан неуверенно берет в руки ступку и пестик, неаккуратно насыпает туда стандартной смеси и замирает в ожидании чуда. — Уверен, ты с этим справишься. Давай. Не долби, а медленно растирай.              — Я помню твой урок, — как-то резко выпаливает Сан, от чего-то краснея.              Если бы только Уён знал, почему слизеринец так хорошо запомнил его наставления с первого совместного занятия. Если бы только он знал, куда все время был направлен его взгляд и о чем он думал. Если бы только Уён все знал.              — Если у меня получится приготовить зелье с первого раза, — Сан медленно высыпает получившийся порошок в котел, предварительно отойдя как можно дальше от него и вытянув руку со ступкой, — ты сможешь сделать кое-что для меня? Пожалуйста.              Только в пределах разумного, думается Уёну. И только для того, чтобы у слизеринца была мотивация сделать все аккуратно. По крайней мере, если бы не обстоятельства, Уён ни за что не согласился.              — Смогу, — Чон следит за тем, как Сан медленно помешивает зелье, достает волшебную палочку и делает короткий неуверенный взмах. — Чего ты хочешь?              — Придумай себе мечту.       

***

             — То есть ты хочешь мне сказать, что Сан действительно хочет подружиться с Уёном, и, быть может, даже проявляет к нему симпатию, но тот этого в упор не видит? — Хонджун расхаживает вдоль своей кровати, с нечитаемым лицом смотря на сидящего на ней Сонхва. Тот медленно кивает, кажется, уже десятый раз за последние десять минут, и тяжело выдыхает. — Постой-постой. Чхве Сан? Слизеринец? Тот придурок, который вечно к нам лезет?              Сонхва кивает одиннадцатый раз, уже откровенно боясь за своего парня. Ещё немного и из его ушей пойдет дым от сильной мозговой активности, честное слово. Он же точно взорвется…              — Да этого просто не может быть!              — Хонджун, успокойся, — пуффендуец хватает Кима да руку и тянет на себя, заставляя забраться на кровать. Как-то нервно посматривает на запертую дверь и, убедившись, что там никого нет, кладет свои ладони на чужие щеки, устанавливая зрительный контакт. — Да, тот самый Чхве Сан. Да, хочет быть ближе к нашему другу. Да, это очень странно, знаю, но это, черт возьми, так. Так что, пожалуйста, успокойся, глубоко вдохни и смирись с этим. К тому же, он становится лучше, замечаешь?              Когтевранец начинает хмуриться и краснеть от напряжения. Надувает губы, отрицательно мотает головой и кладет свои ладони поверх чужих, сжимая прохладные пальцы. Он вот-вот лопнет от напряжения, словно натянутая струна, но Сонхва чувствует это, а потому медленно поглаживает разгоряченную кожу большими пальцами, чувствуя, как Хонджун в один миг расслабляется и обмякает от его действий.              — И что мы будем делать?              — А мы должны что-то делать? — пуффендуец придвигается ближе, сталкиваясь своими коленками с острыми коленками Кима. Снова бросает быстрый взгляд на дверь, проверяя, не открылась ли она.              — Конечно должны! Это же Чхве Сан! А если он обидит Уёна? — не унимается младший, сильнее сжимая прохладные пальцы.              — Не обидит, поверь мне, — Сонхва мягко улыбается и притягивает ближе к себе. — Вы с ним очень похожи. Даже слишком.              — Откуда тебе знать? И не похожи мы!              — Чертовски похожи.              Пуффендуец оставляет едва ощутимый поцелуй на надутых губах, прижимается своими к нахмуренному лбу, касается кончиком носа другого и улыбается, когда Хонджун расслабляется окончательно, практически растекаясь в его руках. Опускает руки на шею и тянет на себя, роняя на кровать рядом с собой.              В башне Когтеврана все ещё холодно. Сколько бы солнце не пыталось прогреть ее, как бы быстро весна не брала верх над зимой, делая воздух теплее, Сонхва всегда здесь будет ужасно холодно.              Он обнимает Кима за спину, прижимаясь ближе в попытке согреться. Утыкается носом в изгиб горячей Кимовой шеи и покрывается мурашками, когда такие же горячие руки ложатся на его спину, прижимая к себе и стараясь отдать свое тепло.              — И что, мы… просто оставим все как есть? — вдруг спрашивает когтевранец, при каждом слове упираясь подбородком в розовую макушку.              — Да, — Пак жмется ещё ближе, пытаясь сдержать тихий смех, когда сверху слышится недовольное ворчание. — Они сами разберутся. Просто поверь мне.              Просто поверить. Хонджун очень хотел бы просто поверить. Довериться, позволить произойти всему без его вмешательства, но как ему сделать это, когда он последним узнает обо всем, да ещё и не от друзей? Уён не сказал ему. Он сказал Сонхва, в тот же день, но не сказал ему, Хонджуну. Даже тем утром, когда слизеринец сам подошёл и как ни в чем ни бывало поздоровался с ними, словно делал это всегда. И пуффендуец ничего не рассказал ему, даже когда они были наедине ранним утром.              Он снова чувствует себя лишним. Как тогда, во время встречи после рождественских каникул. Когда Сонхва и Уён крепко сжимали друг друга в объятиях и, казалось, лишь они вдвоем существовали в настоящем. Чувствует себя лишним, ровно как во все те моменты, когда Пак поправляет гриффиндорские волосы и мантию, смотрит в глаза, скрытые челкой. В моменты, когда Сонхва говорит с Субином, обнимает его и Донхека, здоровается с Марком и Чонхо.              Хонджун чувствует, что он один в целом мире.              Или, быть может, его просто съедает изнутри его собственная ревность.       

***

             Донхек очень любит совать нос в чужие дела, Сонхва уже очень давно это понял и принял. Донхек очень любит давать всем вокруг непрошенные советы, выражать свое мнение даже когда не спрашивают, а потом дуться и всевозможными неприличными словами обзывать того, кто осмелился сказать ему, что его, вообще-то, не спрашивали. Донхек очень любит ни к месту вбрасывать какой-то рандомный факт о Марке, зачастую просто в попытке опозорить лучшего друга перед другими. В шутку, разумеется, ведь он очень дорожит их многолетней дружбой и всегда поможет и защитит, если, конечно, Марку понадобятся помощь и защита. Сонхва ко всему этому привык и даже находит очаровательным.              А ещё Донхек терпеть не может Хонджуна. И это то, что у Сонхва понять и принять не получается.              — Я выдавлю ему глаза, если он ещё хотя бы раз повернется в нашу сторону с таким хмурым лицом.              — Донхек…              — Мы буквально одни здесь сидим, зачем он все время тебя проверяет? Думает, ты сбежишь от него? — Ли уже минут десять не следит за матчем между Пуффендуем и Гриффиндором. Он даже не надеется на победу своего факультета, прекрасно зная, что Марк не даст своей команде проиграть. — Знаешь, лучше бы ты сбежал. Ну это просто невозможно! Как ты встречаешься с этим хмурым, занудным, душным и злобным…              — Донхек, прошу тебя.              — …ревнивцем!              Сонхва тяжело вздыхает, отворачивается от одногруппника и пытается сосредоточиться на игре, пытаясь найти на поле Уёна. Ревнивец — чертовски точное слово, и как бы он не хотел соглашаться с младшим, Донхек был прав. И даже во всё остальное попал, чтоб его. Хмурый, душный… Когтевранец был именно таким, но для Пака эти качества почему-то не имели отрицательного значения.              — Лучше бы ты с Субином встречался.              Фраза, которую Пак слышит уже сотый раз за последнее время.              — Только попробуй такое при Хонджуне сказать, — Донхек рядом цокает и скрещивает руки на груди.              — Ну и что он мне сделает? Превратит в жабу?              — Я превращу, — Сонхва замечает, как Ким в очередной раз поворачивается в их сторону. Видит, как он щурит глаза, чтобы лучше их видеть, как поправляет съехавшие очки. Донхек показывает когтевранцу язык и с победной улыбкой наблюдает, как тот меняется в лице. — Всех вас превращу.              Ли Донхек терпеть не может Ким Хонджуна, но очень любит Пак Сонхва. Именно поэтому он тихо просит прощения, когда встречается со строгим взглядом старшего, и до конца игры комментирует только ее, закатывая глаза на каждую красивую петлю, проделанную Марком в воздухе. «Выпендривается перед девчонками», — говорит он на каждое действие гриффиндорца.              Гриффиндор, кстати, выигрывает матч с большим отрывом, на что Донхек лишь цокает и разводит руками в жесте «кто бы сомневался».

***

             Сонхва крепко сжимает ладонь Хонджуна и тянет за собой, пытаясь поспеть за слишком быстрым Уёном, который телом уже затерялся среди остальных учеников, и лишь яркая макушка не позволяла старшим потерять его из виду. Где-то за ними, скорее всего тоже ориентируясь на красные волосы гриффиндорца, плелись Субин, Марк и Донхек, громко обсуждая прошедший на неделе матч. В эти выходные солнце светило ярче обычного, воздух был теплым и отовсюду пахло весной, поэтому практически все ученики решили выбраться в Хогсмид, чтобы хотя бы на денек забыть о приближающихся экзаменах.              — Уён в последнее время сильно загружен, — когтевранец ускоряет шаг, чтобы поравняться с Паком, и нечаянно сталкивается с кем-то впереди себя, чувствуя, как очки врезаются в переносицу. — Прошу прощения.              — Ничего, — Хонджун потирает ушибленное место и слышит знакомый голос. Резко поднимает голову и встречается взглядом со своим препятствием. Которое, если честно, он был бы не против толкнуть посильнее. — О, привет!              — Здравствуй, — Сонхва локтем бьёт по боку на глазах краснеющего от злости когтевранца и здоровается первым. — Как твои дела?              — Тебе правда интересно, как у него дела?..              — Все чудесно! — Сан расплывается в улыбке, заглушив своим ответом чужие возмущения, и машет ладонью в сторону «Трёх метел». — Мы с Хенджином хотели выпить по кружечке сливочного пива, но он свентил куда-то с шестикурсницей с Пуффендуя. Даже не попрощался. Так что я один тут. А у вас как дела?              Пак улыбается на такой честный и полный ответ, стараясь проследить цепочку событий, а затем просто хватает слизеринца за предплечье и тянет за собой в сторону бара, одновременно с этим сильнее сжимая ладонь Кима и мысленно умоляя его быть спокойнее.              — Мы как раз шли туда, присоединяйся. С нами ещё Субин и Марк с Донхеком, надеюсь, все в порядке? — Сонхва видит, как расширяются глаза Чхве в удивлении, а затем сужаются из-за улыбки. Он быстро мотает головой, мол, все в порядке, и хочет было задать вопрос, но Пак сразу его понимает. — Уён тоже там.              В глазах напротив искрой проносится то ли страх, то ли радость. Сан молча кивает и подстраивается под чужой шаг. Сейчас он даже рад, что Хенджин нагло бросил его, хотя минуту назад готов был превратить его в жабу.              Ладонь Пака оказалась невероятно теплой и ощутимо грела сквозь слои одежды. Даже когда они зашли в душное помещение, полное учеников и даже учителей, рука на предплечье все ещё оставалась самой теплой. И Сан, если честно, хотел бы ощущать это почаще.              — Сонхва!              Троица прибывших оборачивается и находит машущего им Уёна. Тот сидит в самом углу, заняв для них один из самых больших столов в заведении. Перед ним уже раскрыта какая-то тетрадь, валяются исписанные листы, а свободная рука постукивает по деревянному столу ручкой. Сану кажется, что он всегда застаёт Уёна в одном и том же виде. И это, почему-то, кажется невероятно грустным.              Чон никак не меняется в лице, когда встречается взглядом со слизеринцем. Продолжает мягко улыбаться, когда тот занимает место прямо напротив него, но улыбается он не ему, а подошедшим минутой позже пуффендуйцам и Марку. Донхек сгоняет Хонджуна с места рядом с Сонхва и занимает его сам, тут же кладя голову на плечо старшего. Ким лишь фыркает, смирившись с тем, что компания собралась до жути странная, и садится рядом с Марком, чувствуя, как мгновенно напрягается его плечо, а взгляд становится более острым.              Хонджуну кажется, что за этим столом его ненавидит едва ли не каждый. А если и не ненавидит, то как минимум недолюбливает. И почему-то ему безумно хочется сбежать.              В момент, когда он уже был готов встать и уйти, придумать какую-нибудь глупую и неправдоподобную отмазку, а затем до вечера сидеть у стены в Астрономической башне, прекрасно зная, что никто туда не придет, он встретился взглядом с Сонхва. Пуффендуец смотрел внимательно, свет отражался в его больших глазах и Хонджуну причудилось, что в них он увидел все те звёзды, что сияют в ночном небе над Хогвартсом. Обладатель звёздного неба в глазах смотрел прямо в душу и легко улыбался, словно бы надеялся, что Ким его поймет без слов.              Так, как это происходит с Уёном. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга, им было легко вдвоем. И мысль о том, что у когтевранца не получается понимать своего парня на этом уровне, била сильнее бладжера по голове во время игры. Сильнее биты, прилетевшей по ноге.              И все же, даже если Хонджуну понадобится вся его жизнь, чтобы научиться понимать Сонхва по одному взгляду, читать по звёздам в его глазах, он готов потратить это время. И даже больше.              — Ладно, все будут сливочное пиво? Или кто-то хочет коктейль? — Ким поднимается с места, но не чтобы уйти, а чтобы остаться. — Сонхва ванильный, Уёну шоколадный, это я точно знаю.              Глупая улыбка появляется на лице сама собой.              — Я буду пиво, — тихо произносит Марк, поднимаясь следом. — Донхеку нельзя, так что ему коктейль. Я помогу тебе донести, — быстро поясняет на удивленный взгляд и улыбается в ответ.              Субин заказывает сливочное пиво, почти сразу отвлекаясь на разговор с Паком. Марк кивает запоздало и поворачивается к Сану, ожидая от него заказ. Тот, подобно Уёну, прижался к стене и не знал, куда себя деть, кажется, даже не прислушиваясь к чужим разговорам и жалея, что решил присоединиться. Он слегка дергается от неожиданности, когда Ли касается его плеча и спрашивает про напиток, получая в ответ извинения.              — Коктейль, — Чхве бросает быстрый взгляд на уткнувшегося в конспекты Уёна и заметно тише добавляет, — клубничный.              Чон не сдерживает тихого смешка. Услышал.              — Ой, да ладно! Клубничный здесь реально вкусный!              — Я и не спорю, — гриффиндорец кладет подбородок на скреплённые в замок руки и сдувает с глаз яркую челку, с прищуром смотря на слизеринца, так сильно выбивающегося из их компании. — Но шоколадный вкуснее.              — А вот и нет, — Чхве зеркалит позу и краем глаза замечает, как Марк поскорее уводит Хонджуна от стола, а все остальные присутствующие оборачиваются на них и мгновенно замолкают. — Клубничный вкуснее.              — Шоколадный, не будь дураком. Кому вообще сдалась клубника?              — Клубника полезнее твоего шоколада, да и с молоком сочетается идеально.              — Про молочный шоколад слышал?              — Давайте признаем, что ванильный самый вкусный, — внезапно прерывает чужой спор Сонхва и вздрагивает, когда Уён и Сан резко проворачиваются к нему, стреляя искрами из глаз.              — Что угодно в этом мире будет вкуснее ванили, — бормочет гриффиндорец и слышит, как Чхве рядом изображает кашель, в котором слышится тихое «согласен». Он переводит взгляд на слизеринца, встречаясь с его, и улыбается одним уголком рта, едва заметно подмигнув.              Сан начинает кашлять по-настоящему, ведь давится вздохом от неожиданности. И снова пытается проглотить свое вырывающееся наружу сердце.              — Ты придумал мечту? — интересуется он, когда Марк с Хонджуном приносят напитки и все отвлекаются на них, параллельно перекидываясь бессмысленными комментариями. Гриффиндорец с недоумением смотрит на него, пытаясь понять, про что его спрашивают, и тогда Сан решает напомнить. — Ну, помнишь… Я попросил тебя придумать мечту, если хорошо приготовлю зелье.              — Вот черт… Извини, я совсем забыл об этом, — Уён опускает немного виноватый взгляд на тетради и задумывается. — Совсем нет идей. Дашь мне ещё время?              — Да ладно, забудь об этом, — пожимает плечами слизеринец и практически полностью опустошает свой стакан с коктейлем, игнорируя торчащую трубочку. — Если не можешь придумать, то ладно…              — Нет-нет, я придумаю, — срывается с губ Чона как-то слишком резко. — Я же обещал.              Сан дарит ему свою улыбку, снова демонстрируя ямочку на щеке, и Уён едва заметно улыбается в ответ, когда замечает мороженое на чужом носу, но специально не говорит слизеринцу об этом. Пусть так походит. Он находит это забавным и чуточку милым.              — Все прошло достаточно мирно, — удивлённо выдыхает Марк, когда они с Донхеком, разойдясь с остальными, прогуливаются по вечерним улочкам Хогсмида. — Сан не такой уж плохой.              — Все прошло достаточно мирно, если не считать испепеляющего взгляда Хонджуна, который он кидал на меня каждый раз, когда я обнимал Сонхва. Если не считать то, что ты болтал с этим злобным когтевранцем весь вечер и если игнорировать тот факт, что Субин напрягся значительно больше Кима, когда мой замечательный Сонхва потянулся к Сану, чтобы стереть мороженое с его носа! — Донхек делает глубокий вдох после своей тирады и чувствует, как от резкого прилива кислорода начинает кружиться голова. — И, да. Сан довольно милый.              — Эй! Я начинаю ревновать. Твой Сонхва? Милый Сан? А я? — Марк обгоняет пуффендуйца и встаёт перед ним, изображая вселенскую скорбь.              — А ты все ещё дурачок, — младший тычет пальцем в чужую грудь и улыбается хитро, наблюдая, как чужие смешные брови медленно поднимаются вверх. — Но ты все ещё мой самый лучший друг, и это так печально!              Донхек обходит застывшего на месте гриффиндорца и тихо смеётся с чужого «чего?!», брошенного в спину. И ведь он даже не шутил, когда говорил, что он всё ещё его самый лучший. И уж точно не шутил, когда с уст сорвалось «печально».              — Что значит печально?!              — То и значит, Марк Ли.              — Ты меня совсем не любишь?              — О, да я тебя просто терпеть не могу.              — Эй!       

***

             Сан находит его в библиотеке. Уён сидит в привычном месте совсем один, листает какую-то книгу и игнорирует раскрытые на столе магловские тетради. Его волосы горят алым пламенем в ярком свете солнца, и будто бы даже блестят в окружении пылинок. Сан боится пройти дальше, так и застывает в проходе, надеясь, что его ещё не заметили, ведь только так он сможет подольше полюбоваться гриффиндорцем.              Уён зачесывает отросшую челку, прикусывает губу и просовывает палец между следующими страницами задолго до того, как дочитывает открытые. Временами замирает, пялясь сквозь книгу, словно бы отключается на короткое мгновение, а затем резко дёргается, кажется, покрываясь мурашками. Зачем-то кутается в мантию, словно теплых солнечных лучей и духоты ему недостаточно, чтобы прогреться.       Сан смотрит и клянётся, что ещё немного, и точно не выдержит, развалится на маленькие кусочки прямо здесь, среди книжных стеллажей, надеясь, что Чон не заметит, когда будет идти прямо по нему.              Он медленно подходит ближе, вобрав в лёгкие побольше воздуха, и осторожно отодвигает рядом стоящий стул. Дёргается коротко, когда от его действий вздрагивает Чон, моментально захлопывая книгу и пряча под столом, смотря при этом на потревожившего его парня так, словно впервые видит.              — Привет, — тихо произносит Чхве, присаживаясь рядом и сразу же опуская голову на сложенные на столе руки. — Извини, я не хотел тебя пугать.              Уён кивает, то ли принимая извинения, то ли здороваясь, и вытаскивает руки с книгой из-под стола. Быстро находит потерянную страницу, вкладывает какой-то бумажный квадратик в качестве закладки и убирает книгу подальше, пододвигая забытые тетради ближе к себе. Он кажется немного отстранённым и будто бы не находящимся прямо здесь и прямо сейчас, от чего слизеринцу кажется, что стоит ему моргнуть, как парень напротив исчезнет раз и навсегда.              — Тебе не нужно каждый раз делать вид, что ты учишься, когда я прихожу, — слизеринец наигранно дует губы и утыкается лицом в стол, изображая тихий плач.              — Кто сказал, что я делаю вид?              Сан резко поднимает голову и улыбается, встречаясь взглядом с гриффиндорцем. Жмурится от яркого солнечного света и снова ложится на свои руки, на секунду прикрыв глаза и пропустив, как на лице напротив мелькнула быстрая ответная улыбка. Если бы он успел ее увидеть…              — Ты смог придумать мечту?              Уён тяжело вздыхает, бросая взгляд на закрытую книгу. Придумать мечту оказалось куда сложнее, чем он предполагал. Да и разве она не появляется сама собой? Яркой вспышкой в сознании, четким образом или ситуацией, все время повторяющейся перед сном. Чем-то, чего ты, пожалуй, желаешь больше всего на свете, но знаешь наверняка, что достичь никогда не сможешь. Чем-то, о чем говорят только самым близким, а порой и вовсе не говорят.              И разве Чхве Сан — тот человек, кому он готов рассказать об этом?              — Смог, — Чон повторяет за слизеринцем и ложится на стол, закрывая парня от слепящего света. Смотрит на темно-зеленую ткань его мантии, так удачно укрывающую плечи, и кутается в собственную, снова дергаясь от непонятно откуда взявшегося холода, заставляющего тело покрываться мурашками.              — Расскажешь мне о ней? — Сан открывает глаза и в ту же секунду задерживает дыхание, слишком удивленный тем, как близко сейчас лицо Уёна к его собственному. Задерживает дыхание, потому что боится, что оно выдаст его с потрохами.              Гриффиндорец медленно отрывает взгляд от чего-то в стороне и смотрит сквозь красную челку прямо в глаза. Поправляет красный галстук, прячет холодные руки в красной мантии и чертовски сильно напоминает острый перец. Сан готов поклясться, что каждый раз, смотря на этого парня, он чувствует, как его собственный язык покрывается ожогами, словно он съел пачку острой тайской приправы.       Потому что имя Чон Уён все еще ощущается на языке как нечто невероятно острое, обжигающее.              Сан очень любит острое.              И Чон Уёна.              — Я бы хотел влюбиться.              Сердце, кажется, перестает функционировать.              — Влюбиться?              Уён медленно кивает, нечаянно прокусывает губу и шумно выдыхает, отводя взгляд обратно на изумрудную ткань слизеринской мантии. Потому что говорить о мечте, смотря кому-то в глаза, просто невыносимо.              — Верно, — Чон быстро слизывает выступившую на пострадавшей губе кровь и Сан в очередной раз видит на Уёне красный. — Как в дурацких дешёвых магловских романах. Как в подростковых сериалах. Хочу просто… держать кого-то за руку, наверное.              — Ты хочешь знать, как ощущается влюбленность?              — Скорее мечтаю ощутить ее вместе с кем-то, — тихий шорох, шелест страниц. Слизеринец зажмуривает глаза, ожидая, что Чон просто уйдет, а потому прислушивается к нему, ведь видеть, как кто-то уходит, куда неприятнее, чем слышать это. — «Я люблю тебя.» «И я люблю тебя, больше жизни люблю.» И это не первый роман, в котором я вижу эти строки.              Чхве резко выдыхает, открывает глаза и, кажется, окончательно выдает все свои чувства. Выпрямляется, заглядывая в книгу, сжатую в чужих руках, и вчитывается в две единственные строки, слишком ярко выделяющиеся на фоне остальных продолжений одним простым словом люблю, что кажется, что в остальных страницах и строках не было никакого смысла.              — Ты знаешь, каково это, любить больше жизни?              Сан не сводит взгляда с погрустневшего профиля. Прокручивает в голове заданный ему вопрос снова и снова, стараясь понять, о чем он. И почему-то хочет признаться в любви.              — Знаю, — срывается с губ быстрее, чем он успевает понять, что хочет ответить.              И, кажется, в этот момент он совершает одну из двух самых роковых ошибок в его жизни.              — Расскажешь?              Слизеринец медленно вертит головой и только через пару секунд осознает, что на него не смотрят.              — Не смогу, — все же отвечает едва слышно и поднимается с места. — Но, может быть, когда-нибудь у меня получится. И, боюсь, тебе это не понравится.              Гриффиндорец кивает, прекрасно зная, что на него смотрят и видят каждое действие.              — Буду ждать.              Сан уходит тихо. Не задвигает за собой стул, не прощается и даже не машет напоследок, развернувшись резко в проходе. Он просто уходит, даже не подозревая, что Уён давно все понял. Понял, что взгляды, направленные на него, совсем не вражеские, и уже тем более не дружеские. Понял, что его касаний бесконечно желают, а потому не просто так подают руку каждый раз, когда он падает с метлы во время игры. Что каждая его улыбка ожогом на чужом сердце остаётся, глубоким и некрасивым.              Ему не нужно знать, каково любить больше жизни. Он уже давно увидел это в темных глазах, все время направленных на него.