Физические двойные

      «Среди звезд, которые видны на небе рядом, различают оптические двойные и физические двойные звезды. В первом случае такие звезды хотя и видны вблизи, но находятся в пространстве далеко друг от друга. Если же в результате наблюдений выясняется, что они образуют единую систему и обращаются вокруг одного центра масс под действием взаимного тяготения, то они называются физически двойными звездами.              Как правило звезды соединяются узами гравитации от рождения. Только в крупных звездных скоплениях иногда случаются гравитационные захваты. Для этого нужно, чтобы сблизились сразу три звезды, и тогда, при удачном стечении обстоятельств, две из них начнут обращаться вокруг друг друга по замкнутой орбите, а третья улетит прочь, унося избыток кинетической энергии…»              Хонджун захлопывает учебник, громко выдохнув. Очки давят на переносицу и за ушами, челка лезет в глаза, а руки мелко дрожат от холода. В спальне Когтеврана снова становится очень холодно.              — Сонхва, ты не замерз? — младший поворачивается к пуффендуйцу и замирает, рассматривая застывший профиль.              Сонхва склонился над учебником на своих коленях, но смотрел не на текст, а куда-то сквозь него, моргая медленно и редко. Он уже десять минут не перелистывал страницы и не шевелился. Не существовал. Тело застыло во времени и пространстве, пока сознание витало где-то в бесконечных лабиринтах разума, пытаясь не потеряться среди безумных мыслей.              После того, как они получили письмо от младшего, Пак часто стал замирать, смотря в никуда. В такие моменты Хонджун ничего не мог сделать, просто наблюдал и ждал, когда старший все же откликнется, ответит на заданный минутами ранее вопрос, перед этим вздрогнув и потерянно осмотрев место, где находится. Лишь придя в себя окончательно, он тихо переспрашивает, о чем его спросили, так же тихо отвечает и давит из себя улыбку, падая в объятия.              Когтевранец еще минуту наблюдает за парнем рядом, так и не дождавшись ответа. Вздыхает и открывает учебник, в очередной раз перечитывая начало главы о Двойных звездах.       »… а третья улетит прочь, унося избыток кинетической энергии.»              Третья звезда. Именно третьей звездой, соединившей Хонджуна и Сонхва в систему, был Уён. Тот маленький и громкий гриффиндорец, кинувший снежок не в ту сторону. Тот самый мальчишка, звонко назвавший свое имя после извинений. Сблизил, оберегал, мирил и терпел все ссоры. И ушел, как только две звезды рядом начали кружиться вокруг одного центра масс. Словно это было его миссией, словно в школе его больше ничего не держало.              И если кинетической энергией, которую уносила третья звезда, была улыбка Сонхва, то все сходится.              — Ты ледяной, словно статуя, — Хонджун снова отрывается от учебника и аккуратно касается ладони Пака, обжигаясь холодом. Того словно электрическим зарядом от чужого касания обдает, из-за чего тело дергается и мелко дрожит, нуждаясь в тепле. Ким быстро накидывает на плечи одеяло, ожидая, когда парень придет в себя, но встречается с пустым взглядом, смотрящим сквозь него.              — Я ничего не понял, объяснишь мне тему? — как-то отстраненно и будто не ему говорит Сонхва, сжимая учебник в руках.              — Ты даже не прочел главу, — когтевранец забирает книгу из холодных рук и забывает вложить закладку на теме про звездные системы, запомнив номер страницы наизусть уже очень давно. — Может, немного позже? Скоро обед, не хочешь до него прогуляться? Сходим на поле для квиддича, покидаемся снегом с детьми. Только теплее одевайся, сегодня особенно холодно, ветер…              — Не хочу, — старший, наконец, фокусирует взгляд, вполне осознанно смотря в Кимовы глаза. — Я, наверное, посплю. Разбуди к обеду.              Сонхва валится на когтевранскую кровать, за каникулы ставшую родной, и натягивает одеяло по самый нос. И так уже который день подряд. Много спит и от всего отказывается, вечером пожимая плечами и говоря, что все в порядке и он просто хочет успеть отдохнуть перед началом учебы. Врет, как ему кажется, весьма правдоподобно, да только не знает, что Хонджун по ночам не спит и прекрасно слышит его приглушенные всхлипы.       И от каждой пролитой слезы чувствует, как от сердца отпадает осколок за осколком.              — Так не пойдет.              Когтевранец откидывает одеяло, хватает старшего за руки и тянет на себя, заставляя сесть напротив. Берет лицо в ладони, поглаживая начавшую сохнуть от слез кожу щек, и серьезно смотрит в глаза, не давая отвернуться.              — Прекрати убиваться, Сонхва! С его уходом жизнь не кончается. То, что Уён выбрал для себя другую жизнь, где-то там, среди маглов — его выбор, и нам стоит его уважать. Если он так решил, значит, так было нужно! А ты сидишь и убиваешь себя, разваливаешься на глазах!              — Он мне дорог… — пуффендуец хватается за ладони на своих щеках, впиваясь в них пальцами. — Я скучаю. Ты не скучаешь? Тебе не обидно?              Хонджун видит, как заламываются к носу брови, как собираются слезы в уголках глаз, но ничего не может сделать, пытаясь потушить внезапно появившийся гнев, давящий на грудную клетку изнутри.              — Мне больно, — шепчет в губы, оставляя мимолетный поцелуй. — Посмотри на себя, Сонхва. Ты за эти дни хоть раз подумал обо мне? Ты думал об Уёне? Задумывался, почему он принял такое решение? Хоть раз подумал о ком-то, кроме себя?              — О чем ты…              — Мне чертовски больно, но не потому что Уён ушел. Мне больно от того, что я не могу помочь тебе! Я никогда не был с тобой так близок, как он, никогда не знал наверняка, о чем ты думаешь и что творится у тебя в голове, и это обидно! Ты все время думаешь о нем, плачешь по ночам из-за него, хочешь, чтобы он вернулся, но ты хоть на секунду подумал, хочет ли он сам вернуться? Тебе кажется, что страдаешь только ты, но это не так! Я страдаю из-за тебя. Уён тоже страдает, я уверен! Так почему ты делаешь вид, что только тебе плохо? Почему заставляешь меня страдать? Почему Уён всегда важнее меня?!              Мысли лились бессвязным потоком, слова слетали с острого языка, ничем и никем не сдерживаемые. Ким видел, как любимое лицо напротив медленно бледнеет, как дрожат губы, как тускнеют глаза, но не мог остановиться. Злость на гриффиндорца, пуффендуйца и самого себя, отвратительная ревность и боль вырвались наружу, пробив, наконец, грудную клетку, раскрошив ребра и порвав кожу. Чертовски болело и жгло где-то рядом с сердцем, что-то настойчиво билось о черепную коробку, и всего этого было так много, что контролировать себя и свои слова было невозможно.              — Ты спятил? — голос Сонхва охрип, а взгляд впервые после получения письма стал ясным, осознанным. — Ты себя слышишь вообще?              Хонджун тяжело дышал, со злостью смотря в острые, но все еще тусклые глаза. Опустил дрожащие руки, боясь касаться ими старшего.              — Вы оба мне важны в равной степени. Если бы ты вот так исчез, мне было бы так же больно. Но Уён не стал бы обвинять меня в этом, прекрасно зная, что мне нужно время. Просто был бы рядом. Он бы не считал, что тобой я дорожу больше. В отличие от тебя он…              — Ты снова говоришь о нем!              — Ты ревнуешь меня к нашему лучшему другу, прекрасно зная, как я к нему отношусь! — пуффендуец встает с кровати, дрожащими то ли от холода, то ли от избытка чувств руками хватая свой учебник. — Наш друг не вернется! Ты чувствуешь себя отлично?! Ты не ощущаешь, будто вместо груди у тебя черная дыра?!              Свободная рука поднимается к груди, сжимая ткань кофты в районе сердца. Под пальцами трещит книжный переплет.              — Просто оставь меня в покое, Хонджун. Просто позволь взорваться.              Когтевранец наблюдает, как старший скрывается за дверью спальни, слышит его тихие шаги на каменных лестницах. Задерживает дыхание, чтобы шумными тяжелыми вздохами не перекрывать чужой топот, чтобы слышать, как Пак покидает гостиную Когтеврана. Дает себе четыре минуты, медленно приводя дыхание в норму, а сердцебиение в привычный ритм. Снимает очки, отбрасывая в сторону, чтобы провести ладонями по лицу, надавливая на глазницы, зарывается пальцами в черные волосы. И чертовски сильно ненавидит себя.              Его главная звезда сегодня погибла из-за него. Он собственноручно запустил процесс смерти, смотря, как взрывается неудавшаяся сверхновая, как коллапсирует ядро, но не вспыхивает ярким светом, а образует черную дыру, не пропускающую свет.              И эта черная дыра безжалостно его поглотила.       

***

                    Пять дней требуется Уёну, чтобы понять, что он так не может. Пять дней, три бессонные ночи, полные громких мыслей в голове, чтобы понять, что он готов послать к черту все то, что успел распланировать и решить до. Четыре прочитанные книги, три выученные наизусть и отработанные до мельчайших деталей темы, две потерянные под столом ручки, чтобы достать пустой чемодан и оставить раскрытым, но все таким же пустым прямо посреди комнаты еще на несколько дней.              — Сходим в кино на выходных? — предлагает мама однажды за завтраком, нервно поглядывая на время.              Они проводили время вместе только по утрам, вместе завтракая и слушая новости. Когда родительница уходила на работу до позднего вечера, предупреждая, что к ужину точно не успеет, дом мгновенно преображался. Из места, где обычно Чон чувствовал себя в безопасности, он превращался в холодную и пустую пещеру, в которой находиться без постороннего шума было невозможно. Так что гриффиндорец всегда старался растянуть момент завтрака, сразу после заполняя дом звуками работающего телевизора.              — У тебя же свидание, — Уён отрывается от блинчиков, лежащих на тарелке. С бананом и шоколадом, его любимые.              — Я отменила, сказала, что запланировала кое-что другое, — спокойно отвечает женщина, одним глотком допивая кофе. — Ну все, дорогой, я побежала. Не забудь пообедать и поужинать, а завтра в кино, я уже купила билеты. Возьмем сырного попкорна, договорились?              — Но ты не любишь сырный, — замечает гриффиндорец, помогая матери надеть пальто.              — Зато ты его обожаешь, — к дому подъезжает машина ее коллеги и мужчина приветливо машет им ладонью, широко улыбаясь. — Кажется не я одна сегодня опаздываю!              Уён замечает, как губы родительницы растягиваются в улыбке при виде мужчины, и он не может не улыбнуться тоже. Видеть маму счастливой делает и его счастливым, так что он с нетерпением ждет знакомства с ее коллегой, каждый раз закатывая глаза на родительское «Это как-то неловко, давай немного позже…». Неловко ей!              Дом снова погружается в отвратительную тишину, а голые стены начинают давить, будто только и ждали, когда парень останется один. Чон включает какой-то фильм и усаживается читать книгу, по привычке проведя рукой с правой от себя стороны. Ладонь гладит холодный воздух, а не серую шерстку кота. За несколько дней он слишком привык к нему, что вот так скоро отвыкнуть.       Та самая четвертая книга кончается ранним вечером выходного дня, ровно в тот момент, когда мама машет бумажными билетами перед лицом сына, как бы намекая, что им уже пора на сеанс.              — О чем фильм, мам? — гриффиндорец всеми силами сдерживается, чтобы не съесть весь попкорн во время рекламы.              — О магии и волшебниках, — женщина кладет голову сыну на плечо и прикрывает глаза. — Так что будешь говорить мне, насколько это правдоподобно. И убери попкорн подальше, умоляю!              Уён смеется со скривленного от запаха сырной добавки лица матери и ставит картонную коробочку на сиденье рядом, надеясь, что никто его не займет. Устраивается поудобнее и вникает в рекламу, отмечая, на какие фильмы и мультфильмы еще хотел бы сходить. В зале мало зрителей и никто не шумит, чему Чон бесконечно радуется, готовый погрузиться в сюжет и историю. Ну и, быть может, был готов немного поумничать.              — Смотри! Ты можешь в сто раз лучше! — женщина тычет пальцем в экран, где главный герой атакует злодея плохой цветной графикой, что выглядит весьма комично и совсем не захватывающе.              — Конечно! — задирает нос Уён, скрещивая руки на груди и мысленно наделяя персонажей фильма титулами «Лох» и «Лох в квадрате». — А Сонхва с Хонджуном и не такие заклинания знают. Они бы этих двоих победили одним взмахом волшебной палочки!              — Познакомишь меня с этими невероятными волшебниками когда-нибудь? — интересуется женщина, наблюдая блеск в глазах сына, то ли от воспоминаний, то ли от ярких вспышек на огромном экране.              — Когда-нибудь, — кивает гриффиндорец, быстро жалея, что поднял эту тему. Теперь он думал не о сюжете, а о друзьях, и всю дорогу до дома в его голове старой кинолентой проплывали воспоминания из Хогвартса, совсем не делая лучше.              — Закажем пиццу?              — В восемь вечера? А мы не лопнем?              Родительница говорит, что хочет позвать Ёнсон в гости, да и для пиццы всегда есть время, а потому закатывает глаза на чужие возмущения и уже звонит в службу доставки, отправляя сына, еще не успевшего раздеться после кино, к соседке, чтобы пригласить на ужин.       Ёнсон с улыбкой встречает соседского мальчишку, пихает в руки целый пакет конфет и быстро собирается, приятно удивленная приглашением. Шутит, что будет очень рада пицце с ананасами и рассказывает о местном приюте для животных, где они могли бы присмотреть себе котика. Уён своей заинтересованности не показывает, но по приходе домой сразу лезет в интернет, чтобы просмотреть сайт приюта.              Поздней ночью, наевшись пиццей до отвала и вдоволь насмеявшись за разговорами с женщинами, он лезет в телефон, находя и печатая на принтере одну единственную фотографию Джено, которую он использовал для объявлений. Чон думает, что этого умного кота точно никто не заменит. Аккуратно вырезает небольшое изображение, усмехаясь с мило скошенных глаз, а затем помещает распечатку в фотоальбом, на страничку рядом со смешной фотографией Хонджуна. Он обязательно покажет своего временного друга страшим, перед этим громко посмеявшись с глупого лица когтевранца.              Альбом первым оказывается в чемодане, постепенно скрывающийся тетрадями и учебниками.              Мама приносит новенький сборник с теорией по зоологии, с улыбкой хвастаясь, что сама по такому занималась, и показательно листает страницы, пытаясь по памяти воспроизвести информацию о моллюсках, путая брюхоногих с головоногими. Уён долго смеется, с радостью принимая сборник и листая темы, натыкаясь на чешуйчатых. Со страницы на него смотрит змея и будто улыбается, высунув свой острый раздвоенный язык. Она чертовски сильно напоминает одного слизеринца, с таким же прищуром смотрящего на него в коридорах школы, что невольно заставляет подумать о нем.              Интересно, как он? Как смог сварить тогда зелье и почему ничего не сказал? Сильно ли у него болит лицо после удара и прошел ли синяк? Вспоминается его попытка заговорить с Уёном в библиотеке, его некоторый интерес к конспектам о мозгах в маггловской тетради. Его внезапно поникший взгляд, когда гриффиндорец выпалил, что не вернется в школу, хотя казалось, что Сан должен был быть только рад этому. Вспоминается глупое слизеринское лицо, склонившееся над ним, когда он лежал в сугробе, и его свисающий до земли зеленый шарф.              — Ну нет, он не может быть лучше меня в зельеварении…              — Ты что-то сказал, дорогой? — Уён встречается взглядом с мамой и улыбается, отрицательно качая головой.              И мчится в комнату, чтобы закинуть все постиранные вещи в чемодан вместе с этим сборником. Ночью подкрашивает волосы новой краской, чтобы были ярче, и ложится спать, лишь бы утро поскорее наступило.              Мама широко улыбается, когда замечает собранный чемодан рано утром, треплет сына по подкрашенным волосам и сообщает, что он грозится опоздать на поезд, если не проснется. Гладит его форму, пока Уён пихает в себя как можно больше домашних бутербродов, и аккуратно складывает в чемодан.              — Рада, что ты выбрал друзей, — женщина гладит по красной макушке, когда они стоят у входа на вокзал, и впервые обращает внимание на других волшебников, провожающих своих детей на Хогвартс-экспресс. — Хорошо учись и кушай, понял?              Уён кивает и, чмокнув маму на прощание, бежит искать проход на платформу девять и три четверти, чувствуя, как сердце бешено бьется в груди в ожидании встречи.       

***

                    — Сонхва, ребята скоро приедут, пойдем, — Хонджун подходит тихо, невесомо касается плеча, чтобы ненароком не разбить.              После ссоры старший целый день не выходил из гостиной Пуффендуя, игнорируя все неудачные попытки Кима достучаться до него и набить ритм Пенелопы Пуффендуй, явно получая порцию уксуса за неверную последовательность. На следующий день, правда, Сонхва все же вышел, но долго игнорировал, предпочитая компанию первокурсников со Слизерина. Несколько дней между ними была огромная непробиваемая стена, которую, казалось, ни разбить, ни перелезть. Но немногим позже они просто сдались, как обычно молча замяв ссору и делая вид, что ничего не произошло. Только горький привкус на языке и желчь осадком где-то в животе остались, явно не собираясь пропадать.              С окончанием каникул будто вернулась хорошая погода. Небо с самого утра было ясным, солнце светило в окна библиотеки, подсвечивая витающие вокруг пылинки. Пусть на улице и стоял мороз, под яркими солнечными лучами было тепло, даже жарко, словно они пытались расплавить лед, покрывший ранее продрогшие конечности учеников и учителей. Все дни до сегодняшнего в школе было безумно тихо, будто все застыло одной большой ледяной статуей, не способной двигаться. Даже во время обедов и ужинов в Большом зале было тихо, за исключением редких ударов ложек о тарелки.       Но сегодня все было иначе, начиная от внезапно наладившейся погоды, заканчивая громкими разговорами за завтраком и детских визгов у входа в школу. Все оставшиеся в Хогвартсе ученики ожидали возвращения своих друзей, учителя расхаживали из кабинета в кабинет, готовясь к скорому началу учебы. Школа вмиг наполнилась звуками и красками, что не могло всех не радовать, и даже мысль о возвращении огромного количества домашних заданий и долгих уроков не портили общего радостного настроя.              — Иди без меня, — старший тихо перелистывает страницу книги, поднимая своими действиями пыль. — Я еще почитаю.              — А Донхек? Субин? Их не хочешь встретить? — Хонджун подходит ближе и нагибается над столом, чтобы заглянуть в глаза, закрывая головой свет из окна. Пуффендуец не поднимает взгляда от книги, даже когда читать становится тяжело из-за тени. — Они будут рады тебя видеть. Пойдем, пожалуйста…               Сонхва хмурится, но все же смотрит в ответ. В его покрасневших глазах читается печаль. Он боится, что в самом деле не увидит родной макушки среди остальных учеников, не почувствует, как на него налетают с разбегу, сжимая всеми конечностями. Боится собственной реакции, когда осознает, что в самом деле больше не увидит гриффиндорца. Но даже этот страх был слаб перед умоляющим черным взглядом когтевранца и его протянутой рукой, за которую, с громким выдохом, Пак все же хватается, позволяя переплести пальцы.              — Спасибо, — Хонджун слабо улыбается, притягивая к себе за талию, и обнимает, поглаживая ладонями по спине. Зарывается рукой в розовые волосы, пальцами расчесывая кудри на затылке. — Все будет хорошо.              Пуффендуец выдыхает, расслабляясь в чужих руках, и смотрит на витающие в воздухе пылинки. Прятаться нет смысла, от этого ничего не изменится, а вот улыбка Донхека могла бы его спасти.              Все уже собрались на улице и замерли в ожидании, смотря на ворота школы, когда Сонхва и Хонджун, одевшись потеплее, вышли тоже, останавливаясь позади всех, чтобы подольше не опускать ладони друг друга. Солнце ярко светит в глаза, заставляя щуриться, и согревает щеки и кончики носов, которые больше всех подвержены морозному воздуху. Снег хрустит под ботинками мельтешащих младших, смешиваясь с тихими голосами.              — Они идут! — кричит маленький слизеринец и бежит ближе к воротам, махнув рукой на замечание взволнованной Макгонагалл. Толпа учеников, таща за собой чемоданы, кричат встречающим их ребятам приветы, и все собравшиеся и прибывшие смешиваются в одну огромную толпу, громко кричащую и смеющуюся, крепко обнимающуюся и целующуюся.              Сонхва растягивает губы в улыбке, наблюдая, как ребята радостно встречают друг друга и долго не выпускают из объятий, как младшие виснут на плечах старших, подбегают к учителям, одновременно делясь историями с каникул. Крепче сжимает ладонь Кима, когда чувствует, как сердце бешено бьется в груди в ожидании какого-то чуда.              — Сонхва! — Донхек запрыгивает на него с разбегу, кинув свой чемодан плетущемуся сзади Марку. Виснет как коала и что-то лепечет на ухо, кажется, о семье и красивых салютах, пока подошедший к ним гриффиндорец не оттягивает его за капюшон куртки, параллельно со всеми здороваясь.              Субин подкрадывается сбоку, приветствуя касанием к плечу и мягкой улыбкой. Говорит, что очень сильно по всем ним скучал. Встречается взглядом со старшим и обеспокоенно интересуется, все ли в порядке, отмечая красные и немного опухшие глаза. Косится на стоящего рядом Хонджуна, который на секунду тушуется, понимая, что в этот раз действительно стал одной из причин.              — Просто не выспался, — врет Пак с улыбкой и обнимает пуффендуйца сам, потому что успел соскучиться тоже. И плевать, что подумает напрягшийся рядом когтевранец.              — Рад видеть тебя снова, — Субин гладит по спине мягким касанием, но быстро отстраняется. — Выспись хорошенько перед началом учебы, хен.              — Конечно, — Сонхва кивает смущенно, чувствуя, как злой взгляд Хонджуна прожигает насквозь, чтобы через него достать до Чхве, но ничего не говорит даже тогда, когда пуффендуец уходит помогать занести сумки и чемоданы первокурсникам.              В основном потоке студентов он так и не заметил Уёна. Ни его красного шарфа, ни его острого носа и яркой родинки под глазом. Его не было, как и не было смысла продолжать ждать, ведь тот никогда не шел последним. Сердце стало замедлять свой ритм, потерявшее все надежды, и тогда Сонхва медленно развернулся, чтобы зайти в школу.              Хонджун дергает его за рукав куртки, заставляя развернуться.              Кто-то врезается со всей силы, едва не повалив в снег. Крепко сжимает руками, прижимаясь ярко-красными волосами, торчащими из-под шапки, к груди. Сердце останавливается.              — Прости…              Сонхва узнает его голос из тысячи.              — Я тебя убью, Чон Уён! — бьет Пак ладонью по спине и сразу после крепко прижимает к себе, чувствуя, как в глазах собираются слезы облегчения.              Когтевранец стоит рядом, не смея вмешаться, боясь оказаться третьей звездой лишним. Просто смотрит на друзей, пытаясь сглотнуть подступивший к горлу ком. Чувствует, как тиски, сковавшие некогда легкие, разжимаются, позволяя вдохнуть полной грудью, шумно и рвано. Когда Уён перебрасывается на него, будто нарочно сильно сдавливая широкие плечи и, кажется, погнув дужку очков от давления, Ким позволяет себе незаметно расплакаться.              Потому что тоже скучал и боялся, что никогда не увидит. Потому что все годы дорожил им и не готов расставаться.              — Я тоже скучал, — словно прочитав мысли, шепчет гриффиндорец на ухо, шмыгая носом.              — Это просто отвратительная шутка, Уён! — Сонхва не сдерживает себя и дает легкий подзатыльник младшему, тут же поправляя съехавшую шапку. Тычет пальцем в нос, возвышаясь над парнем, чтобы выглядеть угрожающе. — Если ты еще раз такое выкинешь, я тебя на зелье пущу.              Чон смотрит внимательно, закусывает губу и решает, что им правда лучше думать, что это всего лишь шутка.              — Извини, я не думал, что вы воспримите всерьез… Сюрприз!              — К черту такие сюрпризы, — ворчит когтевранец, подхватывая чемодан младшего и разворачиваясь к школе.              Сонхва молча хватает Уёна под руку и вслед за Хонджуном направляется в здание, держа гриффиндорца покрепче, чтобы не сбежал. Мысленно решает, что им не стоит рассказывать Уёну, насколько серьезно они восприняли его шутку.              Две лжи на троих, но так проще. И не так стыдно.              Уён ни на секунду не жалеет, что вернулся. Все это ощущается роднее возвращения к матери. Волшебство наполняет легкие, радость разливается по венам, ровно так, как было раньше. Рядом друзья, а не пустота, вокруг — шум и куча людей, а не мертвая тишина пустого дома. И это привычно. Ничего не изменилось.              За исключением одного.              Чхве Сан.              Сан, который смотрел на него неверяще, когда он обнимался со старшими.       Сан, который заметно расслабился и громко выдохнул, когда их взгляды встретились.       Сан, который подозрительно счастливо улыбнулся и смешно взмахнул рукой в качестве приветствия, прекрасно зная, что Чон не помашет в ответ.

***

             — Он вернулся! Хенджин, он тут, ты видел?! — Сан носится по гостиной Слизерина, запинаясь об оставленные другими учениками сумки и чемоданы, валится на диван и на радостях обнимает друга, до хруста сжимая талию.       — Задушишь! — Хенджин мысленно просит помощи у проходящей мимо одногруппницы, но та лишь закатывает глаза, оставляя странный дуэт позади. — Умоляю, отпусти.       Чхве сжимает напоследок сильнее, но все же отпускает, соскальзывая с дивана на пол. Жмурится и хватается за сердце, вспоминая удивленный взгляд Уёна в толпе.       — Заметил, да? Он не перекрасился обратно! — Сан садится на колени, подползая к сидящему на диване другу, и хватает его ладонь, прижимая к груди. — Дружище, ты чувствуешь, как оно бьётся? Мне кажется, что я влип по полной.       — О, ты только сейчас заметил? — скептически приподнимает бровь Хван и с кряхтением поднимается с места, чтобы разобрать вещи. — Безумно за тебя рад, а теперь пошли разложим одежду, пока остальные на ужине и не толпятся в комнате.       — Ты чертовски скучный, приятель, ты знал?       — А ты до чёртиков раздражающий, когда ведёшь себя так. Хватит вздыхать по нему, вы даже поговорить нормально не можете. Его возвращение лишь половина беды.       — Каждое твое слово словно нож в спину, — произносит Сан и все же встаёт, пытаясь найти среди хаоса, творящегося в гостиной, свой черный чемодан. Такой же черный, как и у всех слизеринцев.

***

      Уён игнорирует правила и подсаживается к Сонхва в столовой, умоляя не сдавать его. Субин жмет плечами, Донхек громко здоровается, отмечая, что ему чертовски идет красный, а остальные даже не обращают внимание, сосредоточенные на тыквенном пироге, по которому успели соскучиться за каникулы. Учителя громко всех приветствуют, говоря, как рады снова видеть любимых учеников, что, разумеется, было красивой ложью, если судить по хмурому лицу Снейпа. Макгонагалл толкает речь дольше всех, улыбаясь ярко, а затем напоминает о надвигающихся экзаменах, чтобы не расслаблялись, из-за чего все ученики в зале на секунду напрягаются. Впрочем, это не рушит всеобщего веселья, когда все всё же приступают к еде, параллельно стараясь как можно ярче описать все события, произошедшие за две недели отдыха.       Гриффиндорец минут десять рассказывает о Джено, не забывая до мельчайших деталей описать его косые глаза и слишком умные поступки. Обещает показать фотографию заинтересовавшемуся Донхеку и завершает рассказ грустным «… а потом его забрал хозяин», слыша такой же грустный вздох Ли.       Сонхва же просто молчит, сидя с сияющим лицом и просто наблюдая за младшими. Ему не хотелось вмешиваться в разговор, он просто был чертовски рад, что как и прежде может слышать голос Чона, слушать его невероятные истории и видеть широкую улыбку.       Сейчас даже представить, что он мог лишиться этого навсегда, выходит с трудом.       — Мы пойдем сегодня на наше место? — интересуется Уён в конце ужина, когда к ним подходит Хонджун, от чего-то хмурый.       — Сегодня очень холодно, уверен, что это хорошая идея? — спрашивает пуффендуец, пока поправляет капюшон на двухцветной кофте Кима, сразу после находя его ладонь своей. — Может лучше завтра после занятий?       — Хорошо, — гриффиндорец резко кивает, поворачиваясь к Киму. — Не хмурься, хен. Когда ты хмуришься, становишься похож на Снейпа, и это далеко не комплимент.       — Да, этого мне не хватало, — показательно закатывает глаза Хонджун, ероша в отместку крашеные волосы. — Отличный цвет, зря раньше так не красился. Ну жених!       — Сонхва-хен, мне кажется, или ты его состарил тут без меня… Больше ни на секунду вас одних не оставлю! — Уён лезет обниматься, игнорируя ворчащих учеников, которым они явно мешали, встав посреди коридора.       — Никогда не оставляй, — хором шепчут прижатые к плечам Сонхва и Хонджун, сразу после встречаясь взглядами. Ярко друг другу улыбаются и крепче сжимают скрепленные ладони, все же разрушая стену, некогда возникшую между ними. — Ну все, я пошел к себе, а то ещё вещи разобрать надо.       Хонджун торжественно клянётся проводить Сонхва до гостиной Пуффендуя, при этом не получив уксусом в лицо, на что гриффиндорец вопросительно приподнимает бровь, понятия не имея, о каком уксусе идет речь. Пак обещает рассказать позже, как когтевранца несколько раз облило содержимым одной из бочек из-за неверного ритма, и они прощаются, прекрасно зная, что встретятся завтра на завтраке.       Прямо перед портретом Полной Дамы кто-то дергает Чона за руку, разворачивая к себе. Слизеринец держит за запястье крепко, смотрит взволнованно и оглядывается.       — Чего тебе, Сан, — испугавшийся от неожиданности Уён заметно напрягается, хмуро разглядывая Чхве перед собой.       — Привет? — выпаливает Сан, отпустив чужую руку. Зачесывает не уложенные волосы, нервно поправляет чёрную футболку и не продолжает, выглядя при этом жутко смущенным.       — Привет? — через некоторое время вторит ему гриффиндорец, поглядывая на притихшую Даму на картине, надеясь, видимо, на ее помощь. — Что-то хотел?       — Классный цвет, тебе идёт.       И смотрит внимательно, руками неловко теребит штанины.       Уён на секунду теряется, не зная, ожидать ему подвоха или просто поблагодарить. Сан выглядит более чем дружелюбно и безобидно, хотя все ещё напрягает.       — Спасибо, — Чон скрещивает руки на груди и опирается на стену, сквозь челку наблюдая за слизеринцем. — Все?       Чхве замирает. Все? Вообще-то, да. Это было слишком спонтанно. Хенджин просто толкнул его в сторону уходящего Уёна и сказал хоть раз попробовать быть нормальным. Ничего нормальнее привета и комплимента он не придумал, пока пытался догнать Чона, вот и стоял, пытаясь сообразить, как бы продолжить разговор.       Вот только у него сердце из груди пыталось вырваться, руки мелко дрожали, и слышал он парня напротив плохо из-за набата в ушах. Уён слишком красив. Смотрит внимательно, губы облизывает и челку красную поправляет, наверняка не имея ни малейшего понятия, как действует на слизеринца перед ним. Сан старается просто не забывать вдыхать время от времени.       — Я хотел извиниться, — через несколько неловких минут молчания выдавливает из себя слизеринец, опустив взгляд в пол. — Ну, что я тебя оскорблял и… обижал? Мне стыдно, правда. И… — он замялся, не зная, как продолжить. Нервно почесал затылок и просто уставился на гриффиндорца, будто тот сам за него сможет продолжить.       А Уён ушам не верит и раскрывает удивлённо глаза. Хочется спросить Полную Даму, не ослышался ли он, и не мерещится ли ему все происходящее. Вдруг он совсем сошел с ума за каникулы, что стоит сейчас и говорит сам с собой, а смутившийся Чхве Сан перед ним — всего лишь плод больного воображения.       — Серьезно? — Сан кивает, сжимая губы в тонкую полоску. — Вот так просто? Спустя столько лет?       — Мне жаль. Я был неправ, — Чхве касается кончиками пальцев едва заметного зелёного синяка на щеке. — Рад, что ты вернулся.       Он быстро разворачивается и сбегает, не дожидаясь ответа и прощения. Сан был уверен, что ещё секунда рядом с гриффиндорцем, и он либо скажет лишнего, либо просто развалится под внимательным недоверчивым взглядом шоколадных глаз.       Один пункт из списка «Как завоевать сердце Чон Уёна» сегодня был частично выполнен. Осталось только написать этот самый список и придумать остальные пункты.       Уён провожает потерянным взглядом, еще минуту пялится в опустевший коридор и все же заходит в гостиную.       — Ну и страсти, — Полная Дама прикрывает пухлой ладошкой свои нарисованные губы и тихо смеется, довольная развернувшейся перед ней ранее картиной.