Бессмертный

      Шесть лет весьма значимое время для человека, но не для вампира. Годы проведенные в застенках базы АНБУ прошли для Валуа словно мгновения, ибо он был поглощен своими исследованиями чакры в малой степени и самокопанием на тему своего беспечного поведения и снисходительности к человеческому роду. Он был весьма строг, но в тоже время лоялен. Он мог позволить людям бросить в его сторону мимолетную грубость, мог проглотить прямые оскорбления, закрыв на это глаза, но не сдерживал свою злость в отношении людей, бросающих вызов его близкому кругу лиц. Он старался держать лицо и в тоже время не выказывать своей естественной жестокости.       Валуа понимал, что тогда совершил роковую ошибку, позволив Акине остаться одной, не придал значения раздражению человека в маске и веющего от него страха. Это и сгубило его подругу. Несмотря на всю свою силу, Эретайн также имел фатальную слабость и имя ей была - «жажда крови». Ее можно подавлять, ее можно бесконечно утолять, но от нее невозможно избавиться. Нет в человеческом мире такого порока, что мог сравниться с тем, как вампир жажде крови. Вкусив сок человеческой жизни, он уже не может остановиться, не испив жертву досуха или же не обагрив свои уста десятками других видов.       Взрослые вампир с трудом учились сдерживать себя в человеческом социуме, особые индивиды настолько вознеслись в этом деле, что могли купаться в кровавой бане и ни разу не попробовать и капли. И к еще большему сожалению вампиров, кровь для них не являлась чем-то жизненно важным, а от того сия потребность была не ценной, а удушающей. Это еще больше тяготило таких вампиров, как Валуа, что ненавидели свою зависимость. И не от доброты душевной, снисходительности к людям, а из собственной гордости, что будучи бессмертным существом он все еще оставался низменным, податливым своим желаниям.       Когда настал день освобождения, вампир был также хмур, как и шесть лет назад. Его тело сильно изменилось, не под стать подростку, а скорее юноши. Пожалуй, это случилось из-за того, что Эретайн не уделил должного внимания изменениям своего тела из-за своей глубокой медитации. Его физическая оболочка стремилась к среднему значению, способному использовать силу Витэ эффективно, отсюда и скорый рост. Так как он все же поддерживал данную оболочку, а не свою предыдущую, то и во внешности, фенотипических признаках, ничего шибко не поменялось.       В итоге он превратился в молодого человека среднего роста с худощавым телосложением и без лишних внешних изъянов. Старые шрамы, оставленные сородичами в минувших войнах племен и искусные следы традиционных тату, исчезли. Теперь можно откровенно заявить, что он переродился. Но из-за изменившегося роста и пропорций тел, старая сутана оказалась мала, ее вампир попросту превратил в обычную набедренную повязку, порвав на большие лоскуты ткани. Со стороны это казалось странным и весьма необычным бунтарским поведением, ибо блондин напрочь отказывался от предлагаемой одежды. Но это имело значение не из-за его чувства, а из-за осторожности.       Он не знал кто и по чьему приказу, но искусные мастера рунологии иначе же - фуиндзюцу, создали весьма впечатляющую «сковывающую» одежду. Валуа не боялся оказаться связанным и сомневался смогут ли их мастера создать для него кандалы, в особенности для неизвестной им энергии Витэ, но не решался больше экспериментировать. Тысячу лет назад его гордыня и уверенность в себе привела к тому, что физическое тело рассыпалось прахом.       Его убеждали неоднократно, особые индивиды даже пытались применить силу, что было еще смешнее, ибо данные солдаты больше напоминали деревянных истуканов, чем людей. Как бы жестоко он их не были и не унижал, топчась по головам и сбивая с ног, как какие-то предметы, что было ужасно унизительно для любого шиноби, они оставались молчаливы и сдержанны. Он отметил, что данные спецы имели хорошую дисциплину и выучку, но на большую похвалу и снисходительность они рассчитывать не могли.       Вампир не боялся голода или жажды, холода или духоты. Ему было все равно на обстановку вокруг него, а испортить атмосферу подземелья никто не решался. Не было горделивых глупцов, что смели бы как-то попытаться унизить джинчурики, но не потому, что все сторожи были сознательными профессионалами, а потому что жестокая кара в виде лязгающих металлом когтей могла настигнуть нарушителя спокойствия в любой момент. И что правда - такое несколько раз случалось и в этот раз Валуа не был столь снисходителен, как с Учихами в первый раз. Незаживающие раны, многоточечные переломы костей, вывихнутые суставы и порванные мышцы. Шиноби не настолько хрупки, чтобы сломаться от подобных травм, но то что на дальнейшем развитии можно было ставить крест - это точно. Порванные мышцы, срощенные с помощью ниндзюцу теряли свою эффективность, а из-за нарушения в тонких микроканалах чакры, что пронизывали все волокна в организме, протекание чакры в этой области было весьма затруднено, требовались годы, чтобы нормализовать подобное состояние.       Когда настал день его освобождения, вся структура АНБУ замерла в томительном ожидании. О жестокости джинчурики знали все высшие чины, от кланов, до джоунинов, не говоря про структуру АНБУ, что была фактически целиком из его охранников. Иногда, не часто, он выпускал ужасающую ауру ЯКИ, невероятной силы, казалось подавляла естество. Попавшие под его воздействие теряли волю к жизни и утрачивали дух. Таких в большинстве своем списывали со счетов и отправляли на пенсию - в академию или в ряды шиноби-наставников. Иногда расстройство психики проявлялось не только в глубокой депрессии, но и в закоренелом ужасе пред ним. Для сотрудников АНБУ суточная смена возле дверей темницы джинчурики стала ужасным наказанием, а не наградой, ибо после этого солдату давали несколько дней полноценных выходных, что он мог спокойно провести на свое усмотрение. Несмотря на то, что шанс его «ярости» был невелик, товарищи сошедшие с дистанции были большим показателем, чем какой-то шанс.       Встречать, а точнее освобождать парня пришел никто иной, а сам Третий Хокаге. Старик за эти шесть лет не сильно изменился, все те же седые волосы и все та же сморщенная кожа, блеклые серые глаза и усталый вид с фальшиво бодрой улыбкой на устах. Сарутоби шел медленно, казалось будто оттягивал момент, но это было не так, он делал это непреднамеренно. Думал что скажет сыну Четвертого, думал о том, как этот день повлияет на него, ведь сегодня не только конец его срока, но еще и день Трагедии Учиха. День, когда близкий ему человек погиб.       Оплакивает ли ее смерть? Может да, а может нет. В этом заточении он провел много лет, но мы дали ему доступ к литературе…. Нет, скорее все… даже не так. Он точно не забыл ее и настроен отомстить. Интересно… знай он правду об Акине, как бы отреагировал? Могу предположить, что просто проигнорировал сей факт. Если бы не моя слабость и попустительство перед кланами, может быть удалось бы воспитать его нормальным, но теперь всему конец. Черт… Ужасы не прекращаются с той самой ночи.       Удручающие, сумбурные мысли Хирузена тяготили его душу, заставляя стыдливо смотреть в пол, пока он брел по темному коридору в сопровождении своей охраны. Он жалел об упущенных возможностях, о том что не смог нормально интегрировать джинчурики в общество, привить любовь к деревне и создать для не прочные дружественные связи. Конечно, это все было не без корыстных целей, в частности подобные «якори» заставили бы его неоднократно задуматься, прежде чем совершать преступления из прошлого.        В отличие от своего начальника, стражники были полны сил и решимости во чтобы то ни стало остановить джинчурики Кьюби, если тот решит напасть. АНБУ были непреклонны и старались исполнить свой долг так, как подобало элитному шиноби. Впрочем, несмотря на все регалии и клятвы, они все равно оставались людьми, а вот тот, кто заперт за этими дверьми - уже давно нет. Несмотря на казалось бы развитый интеллект и большой базис знаний рядового АНБУ, они практически поголовно были суеверны. И все больше людей, глядя на ужасающую силу джинчурики, склонялись к тому что он и сам уже стал демоном, ибо иначе это было объяснить невозможно. Была та тонкая, чёртова грань, что отличала гения от чудовища, шиноби от монстра и измерялась она отнюдь не только в уровне сил, но и в лояльности людей к нему. Тот же Хаширама, что при жизни создал масштабную природную аномалию, именуемую - Лес Смерти, отнюдь не прославился как чудовище, монстр и губитель. Уважаемый руководитель, Бог Шиноби и так далее.       — Открывайте.       Низкий хриплый голос Хирузена отскакивал от каменных стен пустого коридора. Перед ними была запечатанная дверь - один из замков, держащих джинчурики под стражей. Изначально полигон не был оборудован такой развитой запирающей системой, но с появлением так называемых «вспышек ярости Кьюби», потребовалось хоть как-то защитить работников АНБУ, если демон выйдет из-под контроля. Так полигон площадью в три тысячи квадратных метров превратился в самую большую камеру.       АНБУшники использовали последовательность ручных печатей и специальные свитки активаторы, чтобы снять печать с двери. Все заняло не больше десяти минут, но подобное время было катастрофическим, это значило что мастера фуин расстарались на славу и весьма чрезмерно.       Двери открылись, внутри группу приветствовал лишь мрак. Непроглядная, кромешная тьма без какого-либо видимого источника света. Хирузен тяжело вздохнул, вспоминая как бунтовал Узумаки, уничтожая все системы освещения в своей камере. Их ремонтировали и он снова ломал, никакие угрозы не действовали, мальчишка не желал, чтобы глазастые АНБУ постоянно за ним наблюдали, хоть таковое предполагало тюремное заключение. В итоге Сарутоби пошел на уступки и убрат внутреннюю стражу, оставив только внешнюю.       — Какая неожиданная встреча, Хокаге-сама.       Хирузен ощутил как его лица коснулся ветер. В этом закрытом помещении воздух был сперт и недвижимы, единственное что приводило его в движение - это обитатель данной темницы. Сарутоби не видел, не слышал и не чувствовал его. В этом мраке Узумаки идеально слился с тьмой.       Немного хриплый, тихий, сухой как у старика, изменившийся голос мальца, что был заточен здесь на половину своей жизни, внушал страх. В нем не было насмешки, лишь притворное удивление, что невозможно было скрыть ни за какой игрой.       — Пойдем, Наруто, твое наказание окончено.       Хирузен старался говорить мягко и немного торжественно, что в гнетущей обстановке темницы выглядело несуразно. Сарутоби протянул ладонь, рассчитывая, что он возьмет его за руку, но ни через мгновение, ни через минуту Хирузен не почувствовал чужого касание, а значит его жест остался незамеченным, в лучшем случае. Со стороны узника послышался хмык, тяжелый и невзрачный, а после голос:       — Наконец-то.       Уже более мягкий, мелодичный и в тоже время не детский голос сочетался с тяжелым вздохом.       — Мы…       Хирузен хотел сопроводить блондина и в ходе небольшой прогулки поговорить с ним, но звук скрипа ворот темницы резко отвлек внимание правителя. Седовласый немедленно развернулся, смотря за спину, тусклый свет из коридора очерчивал высокую худощавую фигуру заточенного.       — Наруто, не спе…       Сарутоби хотел осадить мальчишку, но тот сразу же исчез, словно тень растворилась в лучах света. Старик мог только раздраженно вздохнуть, тихо процеживая сквозь зубы низкий рык.       — За ним.       Сухой приказ Хирузена был немедленно исполнен, АНБУ ринулись в след блондину.       ***       Где этот, черт его подери, … я забыла его имя. Чертов джинчурики.       Фиолетовые волосы выбивались из-под маски и капюшона. Белая маска закрывала полноту обзора, плотно прилегающая к лицу с широкими отверстиями для глаз, но даже так она не могла дать того широкого ракурса, как то было без нее.       Где он, черт побери!?       Сотрудники АНБУ рассредоточились по всей деревне, в первую очередь были осмотрены места захоронения Учиха и его квартира, но ни там, ни там его не было. Узумаки словно запропастился. Югао злилась, так как не могла выполнить приказ, а также, будучи патриотом и введенным в курс дела сотрудником, понимала, что если Он покинет деревню, то следует ждать беды.       Девушка продолжила поисковую миссию, активно перемещаясь между крышами домов, ни на секунду она не давала себе остановиться, отдохнуть. Изучала каждую блондинистую и даже немного русую голову. Из-за прошедших лет и отсутствия света, рассмотреть фигуру Узумаки было сложно.       Югао направилась в клан Инузука. Сектор, выделенный ей, как раз заканчивался там. Но какой шанс того, что Узумаки был бы здесь? Никакого. Ему здесь попросту нечего делать. Приближаясь к территории кланового квартала Инузука, девушка ощутила рассеянную ауру яки. Нет, это была не так «дьявольская» Яки джинчурики, что угнетала разум и сознание. Обычная сильная, немного дикая Яки, которую излучала Инузука Тсуме.       Фиолетоволосая спрыгнула на землю, пытаясь понять причину такой ярости главы великого клана. Атмосфера до жути странная и весьма устрашающая. Нинкены ощетинились, низко рычали, скалились и были готовы ринуться в атаку. Их было не один десяток взрослых больших псов. Во главе этой стаи была Тсуме и ее нинкен Куромару. Югао, всякий раз когда видела этого пса, застывала в блаженном восторге, девушка была фанаткой больших собак, а Куромару помимо того что был больших размеров, вел себя величественно, как настоящий вожак стаит. Но и этот «вожак» также как и подчиненные стоял на дыбах, скаля пасть так, что слюни капали на землю.       Тсуме отличалась от своих псов тем, что находилась в подобии зверя, а не была зверем. Низкая стояка, удлиненные когти, оскаленные зубы и вставшие дыбом короткие волосы. Узкие звериные зрачки были похожи на тонкие щелочки, размером с лезвие бритвы. Югао без труда нашла того, кто вызвал гнев кинологов деревни.       Твою же мать!       Высокий худощавый блондин с золотым каре волосы, в красном костюме и с белым букетом поминальных цветов. Югао потратила мгновения, чтобы сменить место дислокации, дабы лицезреть его физиономию. И это было не потому, что у «демона» была на редкость притягательная внешность, но вкупе с ужасающей аурой…       Лицо полное безразличия, голубые глаза смотрят на Инузука словно на насекомых под ногами, без презрения и неприязни, а как на мешающее, немного раздражающее существо. Но блондин не сдвинулся с места.       Что он… черт, когда… как? Так, стоп, нужно урегулировать ситуацию.