Otherworldly

Ночи в конце августа всегда были тёплыми, влажными и безлюдными. Листья на деревьях ещё не окрашивались в золотой и алый, сливаясь с небом на закате, однако самые слабые из них уже опадали на землю. Их было немного — но в лесах нет-нет, да шуршал под ногами влажный от росы листок. Ветер был приятно прохладным, небо — высоким и звёздным, однако сегодня луну и россыпь огней вокруг неё закрывали тёмные облака. Люди и так старались не выходить затемно из домов, а уж в такие ночи подавно, — в конце концов, мрак всегда был другом для всевозможных гулей и тварей, от которых простые люди едва могли убежать, не то что защититься. Ещё более пустынно и темно было близ старого кладбища. Невысокие могилы давно покрылись трещинами, на надгробиях, напоенный недавними дождями, появился мох. Да, к тому же, ночное небо хмурилось всё больше, готовясь вновь окропить слезами дождя эту землю. Но деревья между могилами и трава под ними зеленели, слегка шурша под ласковым дыханием ветра, первые слабые листья также укрывали землю — и от этих простых деталей кладбище вмиг переставало казаться чересчур жутким и пугающим. Тихо. Спокойно, пусть даже в окружении поросших мхом могил. И только ветер и взмахи крыльев редких птиц вплетались в застывшую между стволами и надгробиями тишину, да где-то вдалеке шуршала лапами по листьям забредшая сюда лиса. Пусть ночь была безлунной, на краю кладбища довольно отчётливо был виден возникший силуэт человека в светло-голубом ханьфу с длинными широкими рукавами и поясом, плотно обхватывающим стройную талию. Одежды выглядели просто, но крайне элегантно, и было неясно, что явно состоятельный человек мог делать в такой час на заброшенном кладбище. Шаги мужчины были лёгкими, а лицо спокойным и мягким, чёрные волосы, частично забранные в высокий пучок, струились по спине, а широкие рукава и полы ханьфу покачивались на слабом ветру. Ночь была безлунной. Но этот человек сам был, как луна. Человек шёл не торопясь, спокойным взглядом провожая плывущие мимо надгробья, будто он не в первый раз ночью заходил на территорию этого кладбища. Вдруг, что-то зашуршало сбоку. Обернувшись, человек увидел всего лишь лису, притаившуюся между могилами и глядящую на него умными светло-карими глазами… Но та вдруг, словно чего-то испугавшись, вскочила и метнулась назад, мгновенно скрывшись за деревьями. Однако на губах мужчины лишь возникла лёгкая, как лунный свет, улыбка. — Я узнал тебя, — мягко окликнул он убежавшую лису. — Не прячься. Несколько секунд стояла тишина, но вдруг из темноты деревьев раздался тихий смех. А следом за ним между старыми стволами тускло загорелся зеленовато-жёлтый огонь бумажного фонаря, осветивший держащие его руки, золотисто-белое ханьфу и улыбку с невинными ямочками на бледных щеках с выведенными киноварью алыми полосами. — А если бы тут была не одна лисица? — спросил человек, слегка склонив голову набок. — Всё равно бы узнал, — чуть шире улыбнулся мужчина в светло-голубом. Начал мелко накрапывать дождь. Человек вышел из-за деревьев, легко поставив призрачно мерцающий фонарь на потрескавшееся надгробие. В темноте наконец высветились подведённые тем же алым светло-карие лукаво прищуренные глаза и русые волосы, наполовину собранные в пучок с тонкими косами и слегка закрывавшие пару прижатых к голове золотисто-рыжих лисьих ушей. Причудливые тени очертили красивые скулы и тонкие губы мужчины в голубом, немного затемнив глаза цвета пасмурного неба. Однако лис отчего-то слегка нахмурился, глядя на чужие волосы. — Лань Хуань, мы ведь так далеко от весны. Зачем ты зря тратишь силы, полностью скрывая облик? — он улыбнулся, плавно протянув бледную руку с аккуратными длинными коготками к тяжёлым чёрным волосам. — Но мы ведь всё ещё на востоке, — мужчина с улыбкой позволил чужим рукам распустить свои волосы, между чёрными прядями которых вдруг появилась пара тонких лазурных веточек рогов. — Не волнуйся, а-Яо, мои силы уж точно не истощатся. — А всё же не стоит Цинлуну скрывать свою красу, — проурчал лис, легко проведя кончиками пальцев по чувствительным рогам. Лань Хуань поднял брови и слегка смущённо рассмеялся, прикрыв рот рукой. — А-Яо! Мэн Яо опустил руку, всё так же лукаво поглядывая дракону в глаза. Он слегка тряхнул ушами, на которые падали всё более частые и крупные капли дождя, и мельком взглянул на тёмное небо. — Кто-то из драконов сегодня не в духе, или это всего лишь дождь?.. — он подставил ладонь каплям, чуть задумчиво следя за мерцающим светом бумажного фонаря, ложащегося на влажный камень надгробья. В воздухе разнёсся запах мокрого мха и листьев, пока ещё слабый, но достаточный для того, чтобы его почуяли дракон и хули-цзин. — Всего лишь дождь, — Лань Хуань положил руки на плечи Мэн Яо, аккуратно притянув его к себе, и зарылся носом в русые волосы у основания лисьего ушка. Он был почти на голову выше Мэн Яо, поэтому, нарочно или нет, легко закрыл его макушку, лицо и плечи от капель дождя. Разумеется, лис заметил это — лукаво улыбнувшись и блеснув нежными ямочками на щеках, он в ответ обнял Лань Хуаня за талию и обвил несколько из девяти рыжих хвостов вокруг скрытых под полами ханьфу стройных ног. — Последнее время люди стали ещё сильнее бояться призраков и ещё чаще устраивать охоты на демонов и оборотней, — с тихим смехом произнёс Мэн Яо, как-бы между делом, однако Цинлун тотчас насторожился. — Но у них получается неважно. Представляешь, совсем недавно я смотрел, как охотники, думая, что нашли хули-цзина, загоняют самую обычную лису. — Тебя не заметили? — с тревогой в серых глазах спросил дракон. Лис только рассмеялся. — Заметили бы или нет, разве люди смогут навредить мне?.. Лань Хуань тоже улыбнулся. Конечно, хули-цзин, отрастивший все девять хвостов и уже достигший бессмертия, не мог пострадать от рук обычных людей, что бы ни рассказывали в некоторых земных легендах. Однако беспокойство, глупое и ненужное, всё же не исчезало. Что поделать — если любишь кого-то, будешь волноваться о каждом пустяке, и сердцу всё равно, кто ты — обычный человек или же бессмертный дракон-хранитель одной из сторон света. — Будь осторожнее, когда меня нет рядом, — попросил Лань Хуань. Капли падали на листья и траву под могилами, луна и звёзды всё так же не показывались на небосклоне, в воздухе пахло сырой землёй и мхом. — И жемчужина… Пожалуйста, береги её… Я… Души смертных были неразделимы с телом — души же демонов и божественных существ часто хранились в иных сосудах. Для всех хули-цзинов такими сосудами были перламутровые жемчужины, каждый раз напоминавшие Лань Хуаню жемчужину мудрости, что хранилась у Фуцанлуна. Но та жемчужина была под самой надёжной защитой, какую только можно было вообразить на земле и на небе, — жемчуг же хули-цзинов каждый как мог охранял сам, и хоть забрать его и присвоить, заставив лиса-оборотня подчиняться себе, было почти невозможно, малая толика вероятности всё же была. Каждый раз, стоило подумать о жемчужинах, Лань Хуаня охватывало то же глупое беспокойство. Конечно, а-Яо никогда и никому не позволит похитить хранящий душу жемчуг — осознание того, что однажды он смотрел на эту самую жемчужину, лежавшую на ладони лиса, которую тот, доверяясь, ещё долго не убирал, теплом разливалось в груди. Но всё же… Одна мысль о том, что кто-то заставит а-Яо прислуживать себе, что эту жемчужину будут держать чужие руки… — Не волнуйся, Лань Хуань, — едва заметно повёл ушами Мэн Яо. — Ты знаешь, никто не сможет прикоснуться к ней, если я этого не захочу. Он будто прочитал мысли такого загадочного для всех дракона. Слегка отстранившись и подняв голову, Мэн Яо заглянул в серые глаза. Чёрные волосы Лань Хуаня уже стали влажными, как и ткань светло-голубого ханьфу на плечах и спине, и от этого, в причудливом зеленовато-жёлтом свете негаснувшего фонаря, он казался ещё красивее. Мудрый и сострадательный лазоревый дракон. Его Цинлун, Лань Хуань. Какому хули-цзину могло так повезти?.. Не удержавшись, Мэн Яо ещё раз, с лукавым прищуром глядя на дракона, провёл кончиками пальцев по изящным рогам. — …Почти осень. Что будешь делать, когда во владение вступит Бай-ху? — опять будто между делом поинтересовался лис, позволяя скопившемся на кончиках рогов каплям падать ему на пальцы. — Уйдёшь на этот раз в море для сна… Или снова забудешься вплоть до следующей весны?.. — Ох, не надо… — неловко рассмеялся Лань Хуань. Много вёсен назад, когда они с Мэн Яо только начинали узнавать души и тела друг друга, он, впервые за сотни лет поступив настолько безответственно, не отошёл осенью ко сну, а пробыл до самой весны с этим лисом-обольстителем, толком не восстановив силы. — Ты ведь и сам знаешь… — Знаю, — Мэн Яо улыбнулся, опустив руку, и положил её на влажное от моросящего дождя плечо, встретившись карими глазами с серыми глазами дракона. — У божественных существ… так много дел. Хвосты лиса мягко обвили их обоих, сам Мэн Яо приподнялся на носках, тихо зашуршав мокрыми листьями, и легко поймал губами губы Лань Хуаня. Тот наклонился ближе, обнимая лиса за гибкую стройную талию и вновь закрывая его своим телом от струй становящегося всё сильнее дождя. Сперва медленно, почти невинно, а потом всё глубже и ближе, дразняще прикусывая нижнюю губу небольшими клычками, — а-Яо любил целовать его так, зная, как от каждого движения и каждой улыбки с нежными ямочками кружится голова у древнего, почти не имевшего слабостей дракона. Негаснущий бумажный фонарь всё так же горел, освещая мокрый камень надгробья и сплетённые в поцелуе фигуры лиса и дракона, слабый ветер шевелил мокрую листву, а капли гулко падали на пахнущую приближающейся осенью землю… Вдруг, Лань Хуань почувствовал, будто что-то скользнуло на кончик его языка с языка Мэн Яо. Лис неспешно отстранился, сверкнув сладкими ямочками на щеках, — это сразу дало понять, что произошедшее не было случайностью. Дракон поднёс руку ко рту, а когда отнял, на ладони лежала небольшая перламутровая жемчужина. — Никто не прикоснётся к ней, если я не захочу, — повторил Мэн Яо. — Однако я всё же слегка волнуюсь… Пускай побудет у тебя, Лань Хуань. Лань Хуань перевёл серый взгляд с маленькой жемчужины на хули-цзина. За свою долгую жизнь дракон привык ко всему, что происходит на земле и небесах, однако Мэн Яо всегда находил, чем удивить его в следующий раз. — …Это слишком серьёзно, — прямые брови едва заметно сошлись к переносице. — А-Яо, ты не можешь так отдать её… — Могу, — лис, напротив, приподнял одну бровь, сверкнув в темноте ночи карими глазами. — Поверь, это не внезапный порыв, я давно всё обдумал… Но ты можешь отказаться. Однако, если жемчужина будет у тебя, тем более во время твоего сна, её точно… больше никто не сможет похитить. Лань Хуань опустил глаза. Он молча сжал жемчужину в ладони, спрятав в складках светло-голубого ханьфу на груди, как самое дорогое сокровище, и, всё так же не говоря ни слова, вновь притянул а-Яо к себе, зарывшись носом в пахнущие дождём длинные волосы. Где-то вдалеке раздался тихий раскат грома. Рядом с некоторыми старыми могилами уже начинали собираться лужи, золотисто-рыжий мех на хвостах Мэн Яо промок, как и густые чёрные волосы Лань Хуаня. Капли падали на листья. Затекали в мелкие щели на надгробьях. Только дождь нарушал тишину старого кладбища. Но кладбища и не были для тех, кто любит поболтать, — лишь для тех, кто молчит друг с другом, улыбаясь и сжимая чужие руки в своих пальцах, и не нуждается в том, чтобы произносить слова, которые сломали бы эту говорящую тишину.