Леди Справедливости

Пролог — Жалость — самый бесполезный предмет на свете. Она — обратная сторона злорадства. ЭРИХ МАРИЯ РЕМАРК. За окном уже давно не было таких обильных дождей. Я задернула штору и устало потерла переносицу. Согнувшись, проверила, не прошла ли моя боль в спине, но она явно дала понять, что «нет» и не собирается. Мои руки уперлись на близстоящий стул, и я издала звук, похожий на слабый, еле слышный, визг. Миссис Вилсон сразу подбежала и аккуратно задрала футболку вверх. Я знала, что утешительного ответа не будет и ухмыльнулась. Она смотрит на яркое черно-синее пятно на левом плече, которое постепенно растет. Моя спина постоянно пульсирует, отдавая при этом сигнал в мозг, от чего я изредка подрагиваю и постанываю, как раненый волк. — Выглядит плохо, — она громко выдохнула и с грустью опустила края серой, как небо перед грозой, футболки. Пожилая женщина поставила кружку с горячим чаем прямо передо мной и чуть пододвинула ближе. Ненавижу чай с малиновым вареньем, но сейчас очень хочется. Миссис Вилсон практически единственная, кто не забывает про меня. Но думаю, что не будь мы соседями, то и помощи бы от нее не ожидалось. Здесь очень тихо и темно. Я слышу шорох листвы на улице, слышу лай соседской собаки миссис Вилсон и то, как ее муж кашляет с открытым ртом. Лампочки в столовой перегорели около месяца назад, поэтому не включаю свет, да и как-то не хочется жить там, где светло. Наше молчание прервал неуверенный стук в дверь. Я потерла тыльной стороной ладони вспотевший лоб и усмехнулась. Знаю, почему такой неуверенный стук в дверь этого дома. Знаю, что люди стали меня бояться. Но не становится легче от того, что ты что-то знаешь. Свои силы давно угасли, но меня уверяли, что они просто глубоко засели внутри и мне нужна встряска. Джорджия Вилсон постоянно вытаскивала меня на солнце, но проводя пару минут на свежем воздухе начиналась паника. Боязнь того, что все повторится вновь. Надев легкий кардиган, прикрывая огромные синяки на руках, я медленно подошла к двери и дернула за ручку. Девушка, стоящая за дверью, сложила зонт, на котором красовались огромные подсолнухи и поправила сползающие с носа очки. Протянув руку, Сара ожидала несильное рукопожатие — наша привычка здороваться, но я лишь смотрела сквозь нее. Мое тело сдвинулось в бок и рыжеволосая быстро забежала, оставляя мокрые следы от ее алых сапог на давно не мытом полу. Стало еще тише, чем было до прихода Сары Одли. Она сняла верхнюю одежду и посмотрела на меня, но мне безразлично абсолютно все. Рыжеволосая девушка села на кожаный стул, миссис Вилсон улыбнулась, поставила кружку с водой и, похлопав Сару по плечу, выбежала из дома. Я села на против нее, ожидая никому не нужный разговор. — Мне жаль, — начала она, прочистив горло. — Спасибо, что спасла… — Пожалуйста, — перебила ее я, повышая голос. Сара водила пальцем по кружке, но не выпила и капли. — Все живы? Только вот у меня больше нет близких, готовых отдать свою жизнь за вас. А хотя нет, остался отец. — Язвительным тоном произнесла я, наблюдая за ее реакцией. — Мне жаль, Олис, — рыжеволосая уже занервничала, но подняла зеленые глаза. — Жаль? Кого тебе, твою мать, жаль? — Буквально вскочив из-за стола, я злилась. — Тебе одной стало меня жаль или есть еще люди готовые меня пожалеть? — Я наклонилась и подставила свою голову. — Пожалей меня, Сара. Из ее глаз полились слезы, она быстро смахнула пару капель рукой и схватила мою ладонь. — Послушай, — Одли держала ее и что-то причитала. Говорила шепотом, чтобы я либо не услышала, либо не взбесилась еще больше. — Тебе сложно, я понимаю… -Ты знаешь какого мне? — вскрикнула я. — Ты знаешь кто ответственный за ее смерть? Я. Ты знаешь кто будет себя винить до конца своих чертовых дней? Я. Не ты. Не все те люди, которые попивают горячий кофе и улыбаются, глядя мне в лицо. Она смотрит на меня пару секунд, затем переваривает сказанное мной. — Ты спасла тысячи жизней, Олис. — А кто спасет меня? — закричала я и со всей силой ударила по столу. Он затрещал, но продолжал стоять. — Кто подумает обо мне? Кто подумал о ней тогда? Н.И.К.Т.О. — Я отвечала на свои же вопросы и понимала, что злость одолевает меня и могла потерять контроль в любую минуту. Мы замолчали. Моя коллега вздрагивала от каждого моего движения и не хотела продолжать эту тему. Она умела прекрасно работать с бумагами, но так ужасно умела вести разговоры. Кружка с разноцветной ручкой стояла на столе, а остывший чай дал понять, что напиток пить никто не будет. Я резким движением схватила ее и вылила содержимое в раковину. — Ты не можешь спасти всех, — произнесла зеленоглазая. Кружка пролетела мимо нее и врезалась в стену, осколки с грохотом упали на пол. Сара вскочила, но споткнулась о ножку стола и упала прямо на один из осколков. — Она была единственной, кто могла спасти меня, — крикнула я. Глаза были на мокром месте, но мне надо было быть стойкой. Рыжеволосая с сожалением посмотрела на меня, сомкнув две руки вместе, прикрывая рану. Быстро одевшись, она выбежала из дома, оставив меня одну. Первая слезинка скатилась с моих щек и упала. Теперь я боялась саму себя и то, кем становлюсь. Впервые смогла кого-то огорчить, впервые не смогла кому-то помочь, впервые подумала о себе и своих чувствах. Быть человеком с нечеловеческой силой — это слишком огромная ответственность, которая, видимо, мне не по плечу. Не так я себе представляла помощь городу, людям и моим близким. Лучше никогда не иметь того, с чем не можешь справиться, из-за чего могут происходить нерешаемые ошибки. Я оставила осколки лежать на месте и стала наслаждаться тишиной, которая снова воцарилась в доме бабушки. Она ненавидела беспорядок и старалась чаще уделять внимание чистоте, но у меня получалось это очень плохо. На пол упала белая капля, и я дотронулась до носа. Спокойным шагом я направилась в ванную и стала промывать сначала нос, а потом и умывать все лицо. В зеркале отражение вялого усталого и побледневшего лица. Сквозь футболку чувствовались ребра. Худоба меня не красила, но по-другому я не могу. Я сама довела себя. Лишь я виновата в том, что произошло. Вдох. Выдох. Мой глаз начинает краснеть, а на лице появляется красная пульсирующая полоса, тянущаяся от нижнего века до конца щеки. — Что за черт, — выругалась я и осторожно дотронулась до щеки. Головная боль одолела меня в ту же секунду, а белая кровь хлынула из ноздрей. Паника. Полотенце в руках не спасало ситуацию. Перевожу взгляд на зеркало, в отражении лишь испуганное лицо и рука, держащая чистое белоснежное полотенце. На зеркале появились трещины и через пару секунд осколки оказались возле моих ног. Я разбила его. Костяшки побледнели, сердце бешено колотилось. Глубокий вдох с закрытыми глазами, теперь выдох. Бабушка учила концентрироваться. Когда-то у мамы случались панические атаки или она переживала, поэтому бабушка помогала ей успокоится и начать думать рационально. Я старалась вспомнить ту практику, которую мы повторяли с бабулей изо дня в день. Так перед экзаменами было комфортнее и спокойнее. Наверное, сейчас она будет не так актуальна, как в школьные годы, но привести себя в порядок стоило. — Сначала вдохнуть, а затем посчитать до десяти, — я старалась вспомнить все до деталей. — Нет, сначала посчитать, а затем начать глубоко дышать. Осколки как кружки, так и зеркала оставались лежать на полу. Я уже их разбила, я уже сделала больно людям. Кто я после этого? Какой из меня супергерой? Лучше бы тогда умерла я, а не она. Тот бой ничего не решил, а лишь разрушил жизни.