Откровения

Лондонские туманы не существовали, пока их не открыло искусство. ⓒ Оскар Уайльд. То, как Лондон погружается во тьму — должен увидеть каждый. Яркие переливающиеся огни отражаются в воде, одаривают её розово-оранжевым, в то время как облака густеют и заслоняют собой полную луну. Ночной Лондон — что-то воистину волшебное и невероятное. Будто совсем иной мир. Джереми всегда любил рисовать, сколько себя помнит. Учителя ругали его за рисунки на полях, а Нокс не понимал почему за такое отчитывают, в рисунках ведь нет плохого помысла, это просто незамысловатая картинка синей пастой. От неё же никто не умирает! Он долгое время рисовал, старался запечатлеть абсолютно всё: свою семью (он перерисовывал их портреты миллион раз), своего кота и попугая (их рисовать было проблематично, они никак не могли усидеть на месте), срисовывал картинки с интернета (таких было куча, от аниме и заканчивая непонятными каракулями с игр) и, наконец, пейзажи. Их он любил куда сильнее всего вышеперечисленного. В какой-то момент всё покатилось по наклонной и вдохновение Джереми скатилось на «нет». Он буквально не мог найти себя ни в чём другом, и это приводило его в замешательство. Картины напоминали о времени, когда он с удовольствием брал кисти в руки и рисовал то, что в голову придёт. Сейчас всё по-другому: блондин не мог нарисовать ничего, он сидел с чистым листом, а в голове не было ни единой мысли. Эта ситуация загоняла его в угол, заставляя закрыть в себе собственный талант, зарыть его глубоко в землю и не доставать. — Эй, дружище, — голос Альварес всегда такой жизнерадостный, — Погнали в музей, может и твоё вдохновение появится, а? — девушка подходит к своему другу и приобнимает его за плечи. Она, честно говоря, не понимала, почему это так важно для него, почему рисование стало смыслом его жизни, но тем не менее не могла видеть юношу в таком подавленном настроении. Это убивало. — Ты думаешь это поможет? Ответа не последовало. Никто не знал, поможет ли это. Возможно, Джереми просто нужно сменить атмосферу в которой он должен работать, а может и вовсе забить на это все и искать себя в чем-то ином. Однако от этого предложения он не отказался и тут же пошёл переодеваться. Выбор остановился на бежевой рубашке, расстёгнутой на первой пуговичке, клетчатых свободных брюках и ботинках коричневого цвета, украшения добавляли его образ: он нацепил себе на уши серебряные серьги колечком, а на правую руку такой же серебряный перстень. Теперь Джереми выглядел как завидный жених. Альварес повёла его в музей Виктории и Альберта прямо на улице Найтсбридж, там он ни разу не был и ожидал чего-то многообещающего. Первое впечатление было безумным: такое красивое и запоминающиеся место, а Нокс ни разу его не посещал! Один зал был полностью золотым с шарообразными светильниками и огромной люстрой посередине. Другой же зал был светлым, в нем акцент был на статуях, которые, Джереми запали душу. Альварес бродила без особой заинтересованности, её взгляд то и дело, что не останавливался ни на чем. Она пришла сюда, чтобы вывести друга из апатии, а не ради собственного интереса. Глаза Джереми метались от одной статуи к другой, он рассматривал их так внимательно, что происходило ощущение, будто он сможет нарисовать их с закрытыми глазами, хотя это было слишком утрированное высказывание. В один момент Джереми замечает тёмную макушку, проходящую мимо произведений искусства и она его очень даже заинтересовывает. Он всё старался подойти с той стороны, чтобы лицо незнакомца было прямо перед ним и, к его счастью, это удалось. Юноша стоял, рассматривая статуи и его глаза скользили по выгравированным фигурам. Сам парень был настолько симпатичен, что Джереми неосознанно начал пялиться на него. В мыслях он уже рисовал портрет юноши, старался отразить каждую черту лица и приблизительные оттенки глаз незнакомца. Муза, которую он искал и так быстро потерял.. С какой-то необъяснимой скоростью парень пропал. Возможно, это Нокс не заметил как тот ушёл, или же парень почувствовал себя дискомфортно под внимательным взглядом художника, мало ли что у него в голове, а люди ведь не экстрасенсы. Джереми огляделся по сторонам и даже не обратил внимание на Альварес, которая непонимающе на него посмотрела. Блондин рванул к выходу, пытаясь как можно осторожнее обойти людей и добрался до двери в считанные секунды. Незнакомец направлялся к выходу, но не успел и схватиться за ручку, как его рукав отдергивает Джереми. Наверное, это действие было настолько грубым, что незнакомец начал хмурится и непонимающе смотреть. Если бы другие обстоятельства, блондина бы посчитали маньяком. — Вы очень красивы, — начинает Джереми, а незнакомец мнётся, кажется хочет ответить что-то вроде «благодарю», однако его опережают. — Я бы хотел вас нарисовать! — это предложение звучит так нелепо и по-детски. Незнакомец смотрит так пристально, его тёмные пряди спадают на глаза, но тем не менее он не обращает на этот дискомфорт внимания. Джереми не отрывает взгляда от его губ, их форма такая привлекательная, если он начнёт рисовать его — начнёт с них. Определённо! — Тебе кто-то другой нужен, — сухо отвечает незнакомец и ждёт, пока его темный рукав отпустят, однако этого не происходит. Джереми слишком долго сидел без дела в попытке взять себя в руки не для того, чтобы ему отказали. — Я настаиваю, — произносит Джереми и смотрит на юношу так, что у незнакомца падает воображаемая стена отстранённости. Он глубоко выдыхает и смотрит на светловолосого художника. На лице незнакомца всё ещё была долька раздражения, он точно хотел отказать уже дважды, но смотрел пристально, не отводя взгляда. И сдался. — Ладно. Где и когда, — уточняет брюнет и в конечном итоге отводит взгляд к дверям, Джереми уже думает, что тот пропадёт за дверью, однако незнакомец потянулся за своим телефоном в кармане пальто. Он протягивает телефон в руки Нокса, пока тот непонимающе смотрит. — Номер запиши. С уверенностью Нокс пишет номер, а затем протягивает брюнету телефон обратно. Его серые глаза то и дело, что скользят по лицу юноши, но на это Нокс старался не обращать внимания. Звонок на телефон отвлекает от мыслей и мелодия тут же стихает. — Напишешь адрес, время, я приду, ладно? Я тороплюсь сейчас, — на этой ноте он выскальзывает за дверь, оставляя Джереми стоять с открытым ртом. Он слишком перенервничал, видя такого красавца перед собой. Нокс тянется за телефоном и замечает пропущенный. Конечно! Тот позвонил, чтобы оставить номер! Умно, умно. Он хотел было забить номер в контакты, но имя незнакомца то не знал, даже не удосужился спросить. Наплевал на это, записав брюнета как «красавчик с музея» и с довольным лицом побрёл обратно, чтобы найти недовольную Альварес, от которой он убежал. Примерно год назад, когда блондин твёрдо решил сделать рисование своей профессией, он оборудовал одну из комнат своей квартиры под мастерскую. Заходя внутрь, в глаза бросался огромный холст с его старой работой: на ней был Букингемский дворец, причём самыми яркими красками и сам холст стоял возле огромного окна почти во всю стену. Рядом с картиной стоял небольшой темный диванчик, на нём ещё лежали несколько кисточек и какие-то листочки. Нокс не появлялся здесь около двух, а то и больше, месяцев из-за отсутствия вдохновения, но сейчас готов творить как никогда. Юноша приготовил новенький чистый холст, краски, проще говоря, он приготовил всё необходимое возле себя, а затем перевёл взгляд на настенные часы. Было 5 часов вечера, гость скоро должен придти. Нервишки шалят и Джереми начинает кусать губы, пытается сглотнуть ком в горле, тянется было за бутылкой воды, но отвлекает дверной звонок и он мчится к ней что есть сил. Квартира Джереми была просторной, состояла из двух комнат, одна из которых переделана под мастерскую, огромной (нет, правда, очень большой) кухни, ванны с туалетом, а ещё гостиной, где блондин, в принципе, проводил всё своё время. Когда дверь распахнулась, взору предстал незнакомец. Казалось, будто он вышел с обложки глянцевого журнала, примерно с такого, где мужчины рекламируют одежду и выглядят воистину сексуально привлекательно!!! Блондин пока отошёл от шока, прошла ещё минута, но он делает шаг назад и вправо, дабы пропустить брюнета внутрь. Тот проходит, начиная глазеть на всё подряд. — Да у тебя здесь целый замок. Взгляд незнакомца скользит по книжным полкам в гостиной, переходит на новенькую плазму, а затем останавливается на блондине, который перекатывается с ноги на ногу от напряжения. Его родители достаточно богаты, чтобы оплатить всё это, а Джереми просто художник, у которого скачки с «есть вдохновение» и «нет вдохновения. — Проходи сюда, — направляет Джереми, идёт первым по коридору, затем сворачивает направо и как раз здесь находилась его мастерская. Как раз здесь создавались все шедевры. Брюнет проскальзывает вперёд, начиная разглядывать весь интерьер с ног до головы, его выражение лица наконец изменилось на более удивленное. Может он думал, что Джереми какой-то шарлатан? — Неплохая работа, — отмечает незнакомец, кивая подбородком в сторону холста у окна и затем переводит внимательный взгляд на блондина. — Когда начнём? Честно говоря, он ещё до прихода приготовил все необходимые инструменты, даже убрался в помещении и проветрил его, хотя раньше такой роскоши не делал. Джереми в принципе раньше никого не рисовал вживую, ну кроме своей родни, это совсем другое. Блондин сделал шаг вперёд, чтобы вновь начать разглядывать юношу, тот, кажись, уже стал привыкать к такому пристальному взгляду. — Сейчас. Значит так, — Джереми берет командование в свои руки. — Снимай верх, брюки, бельё можешь оставить, прикроем вон той тканью и ещё.. — взгляд брюнета надо было видеть. Наверное, стоило уточнить в самом начале, что он представлял в голове.. — Снимай что?.. — вновь это удивление, однако через пару секунд эмоция спадает и выражение становится нейтральным. — Не ожидал, что ты хотел нарисовать меня обнаженным, — «он что улыбнулся?» «И всмысле обнаженным?! На тебе будет белье, в какой-то степени ты одет!!» — Да, но ты в деле? — Нокс проговорил это больше утвердительно, нежели с вопросом. В ту же секунду незнакомец стал снимать с себя верх, низ, оставаясь в одном нижнем белье. Джереми подчеркнул для себя, что для бледной кожи нужно будет намешать цветов. — Садись сюда и вот так прикрывайся, — блондин подходит к нему, берет в руки белоснежную ткань и укладывает ему на колени. Далее делает указания по поводу позы, незнакомец внимательно слушает и принимает нужную. Джереми ещё пару раз открыто пялиться на губы, а затем сглатывает ком в горле. Кажется, у него жуткий сушняк от нервов. Наконец Джереми отходит от юноши, подходя к холсту и начинает делать пометки кистью, то и дело поглядывая на незнакомца. Он сидел, облокотившись спиной об диван, рука упиралась в кожаную обивку, подбородок чуть приподнят. Эта поза брала над Джереми верх, он постоянно кое-как как отводил взгляд уж отвращая внимание своей работе. — Как твоё имя? — Джереми спрашивает это вспоминая, что не забил номер незнакомца, но старается не отвлекаться от холста. — Зачем тебе? Думаешь, я ещё вернусь для рисунка? — он вскидывает бровь, но затем возвращает её обратно, а после молчания Джереми в несколько минут отвечает. — Жан. Жан Моро. Почему-то эту информацию блондин переваривал медленно. Необычный юноша, красивое имя, так ещё и встреча такая неожиданная, прямо судьба какая-то. Отбрасывая подобные мысли из головы куда-то очень далеко, он пытается продолжить тему разговора. — Я Джереми Нокс. Так, если тебе интересно, — говорит блондин и берет в руку другую кисточку, более плоскую. — А должно? — всплывает в воздухе вопрос от Жана, но Джереми, кажется, и на него отвечать совсем не собирался. Он сконцентрирован на работе, полностью отдавая свои руки творчеству. Искусство — его жизнь. Его кислород. Моро в свою очередь вопрос не повторяет, понимает, что ответа не последует и этим лишь отвлечёт художника. Молчание. Джереми очень много думает, сейчас его мысли скачут от оценки работы и перебираются на оценку тела, которое сейчас находится в полной досягаемости. Румянец подступает к щекам, становится неловко от собственных мыслей. Какой позор! Наконец он делает шаги от холста, беря с собой палитру и присаживаясь на диван. Позирующий не понимает с какой целью Джереми подошел к нему, но молчит. Их глаза сталкиваются: у Жана серые и у Джереми небесно-голубые. Во рту вновь сушит, а взгляд падает на губы. Кажется, что только ими можно восхищаться до беспамятства, Джереми уже надумал создавать фан-клуб. Нокс мажет палец в синей краске и пододвигается ближе, начиная проводить линию по щеке Жана, тот никак не реагирует, он сконцентрирован на лице напротив, будто утонул в этой чистой воде глаз. Мазок яркий, Джереми доволен, но теперь ловит себя на мысли, что приблизился непочтительно близко и это смущает. В какой-то момент он понял две вещи: первая — он никогда не чувствовал такого бешеного биения сердца, второе — он дорисует картину, наверное, завтра. С неведомой страстью губы Жана накрывают чужие, такие горячие, что блондин плавится от такого жара. Неожиданно ладони окольцовывают талию, а Джереми двигается ближе, останавливая свои руки на тёмных волосах, впиваясь в них тонкими и длинными пальцами. Сейчас они оба пачкаются в синей краске, но даже это отпадает на второй план. Язык Жана переплетается с другим и это приносит ещё больше удовольствия, Джереми сжимает и оттягивает пряди волос. Оказываясь на холодном диване спиной, Джереми полностью отбрасывает идею дорисовывать сегодня картину. Завтра, всё завтра! Нокс закатывал глаза каждый раз, когда горячие губы касались шеи, начиная выцеловывать загорелую кожу. Тот не останавливался ни на секунду, с упорством не пропуская и сантиметра. Жан задирал рубашку, расставляя поцелуи и по животу, рука Джереми все ещё лежала на затылке, иногда оттягивая волосы назад от удовольствия. Он спускался ниже, ниже дозволенного, но Джереми не останавливал, лишь наслаждался прикосновениями ровно до того момента как стало слишком свободно, а горячая ладонь легла на белье в районе паха. Нокс округлил глаза, смотря внимательно на Жана. — Не волнуйся, я сделаю только приятно, — на этой фразе он показал ту полуулыбку, которую Джереми уже видел недавно. От этих слов блондин постарался расслабиться, но ненадолго, член обхватила ладонь и он приоткрыл рот, чтобы пискнуть, но вовремя передумал. Нокс перевёл взгляд на Жана, который то и дело, что медленно двигал по стволу ладонью, распределяю предэякулят по всему органу. Юноша менял темп, то двигал слишком медленно, Джереми приподнимал бедра от такого мучения, то делал движения резкими, отчего получал всхлипы откуда-то сверху. Но больно действительно не было. Пальцы на затылке постоянно напоминали о себе, как раз тогда, когда художник задыхался от ощущений, то, как Жан давил на уздечку ни с чем несравнимо, блондин медленно умирал в умелых руках. Наслаждение накрыло второй волной, когда губы коснулись головки, от этой мысли голова пошла кругом. Джереми перевёл взгляд на Жана, усердно берущего в рот, на его губы, раскрывающиеся для него — сумасшествие. Он умрет на диване в собственной мастерской от оргазма, какое счастье! Забывая обо всем на свете, он наконец не сдерживается и стонет во все горло. Жан прекрасно справляется со всем: давит на уретру языком, проезжается по стволу, берет в рот полностью, наполовину или целует головку, но даже эти движения выходят мастерскими, Джереми от всего млеет и чувствует, что вот-вот взорвется. Тело перестает слушаться, а пальцы цепляются за тёмные пряди волос, как за спасательный круг, надавливая, чтобы взять глубже — и он берет. А Джереми спустя пару секунд рывком оттаскивает его за волосы, обильно кончая с полустонами полувсхлипами, обмякая всем телом. Секс с незнакомцем — это последнее, чего хотел Джереми в жизни, однако он успокаивал себя тем, что знал его имя, а это уже совсем не незнакомец(!!!) На следующий день они всё-таки закончили картину. Джереми был доволен таким результатом, наконец-то он вернулся в искусство с новыми силами и готов творить налево и направо. Он поставил портрет на место той картины у окна, но выкидывать её не осмелился. Старая картина всё-таки многое для него значила, поэтому он просто отнёс её на чердак — к другим старым рисункам с большой историей. Однако с появлением вдохновения, появилась и новая проблема с именем Жан. Не сказать, что это можно назвать проблемой, но таким неприятностям в жизни Джереми готов отдаться сполна.