Мать гения

      Сегодня Какаши проснулся раньше обычного. Сладко зевнув, малыш выпутался из одеяла и потер заспанные глаза. Ему очень хотелось помочь маме с приготовлением завтрака этим утром. Побежав в ванную, парень с жаром принялся чистить зубы, рассматривая себя в зеркале, хмуря светлые бровки.       Ребенку было интересно, на кого из родителей он был похож больше. На первый взгляд, все, что он видел в отражении напротив, указывало на его принадлежность к клану Хатаке. Да и на второй тоже. Светло-серые волосы, такие же как у отца, сколько их не расчесывай, постоянно странно топорщились и растрепывались. Стального оттенка радужки были похожи на небо в пасмурную погоду – такие же непоколебимо спокойные, уверенные. По-детски пухлые щеки придавали серьезному виду комичности и нежности. Как ни старался, Какаши не замечал схожих с мамой черт.       Говоря о ней, ему хотелось проводить с ней как можно больше времени, вместе готовить, есть, гулять и спать. Как и любой другой ребенок, он нуждался во внимании, ласке и любви. В то же время он искренне не хотел надоесть матери, потому что боялся, что резкая перемена по отношению к нему с ее стороны недолговечна и зависит лишь от его поведения. Он делал все возможное, чтобы роль мамы была для нее удобной, приемлемой и приятной. Смотря на свое отражение, он шептал обещания о том, что станет самым послушным ребенком ради нее, чтобы она как можно чаще дарила ему свою красивую нежную улыбку.       В первый день ребенок был очень и очень сильно удивлен, наблюдая за поведением мамы. Как бы он не старался, чего бы не пробовал, она обращала на него внимание крайне редко, чаще игнорируя и пренебрегая им. Надоедливая няня все никак не могла объяснить ему, с чем это связано и что мальчик сделал не так.       Резкие перемены в маминых настроениях не просто взволновали детское сердечко, но и поселили в нем львиную долю страха. С настороженностью наблюдая за женщиной, он ожидал чего-то плохого. Мальчик боялся, что, раз мама стала такой активной, эмоциональной и в некотором роде импульсивной, она может сменить свою тактику – превратить безразличие в гнев.       Отказ, непризнание, непринятие. Вот чего так сильно остерегался малыш. В свои четыре года он уже отчетливо понимал, что самыми первыми союзниками в его жизни становятся именно члены его семьи. Конечно, папа пытался компенсировать ему все и дарить любовь за двоих, но вряд ли он осознавал, насколько ребенок нуждался и во втором родителе, а Какаши не говорил об этом лишний раз, чтобы не расстраивать отца. Улыбаясь ему, он часто в глубине души грустил оттого, что не может беспричинно улыбнуться и маме, которая также крепко обнимала бы его и целовала в лобик на ночь, как он хотел. Мечты, внезапно воплотившиеся в жизнь, вызывали негодование, неверие. Какаши часто незаметно щипал свое бедро, думая, что все происходящее вокруг - лишь его сон.       Он нуждался в маме. В самом деле, Какаши очень мало знал о взаимоотношениях детей с их матерями. Гуляя по деревне, он часто мог наблюдать за проходящими мимо семьями, в поведении которых видел заботу и ласку по отношению к малышам. Он долгое время не знал, как подступиться к родительнице. Обжигаясь вновь и вновь о стену равнодушия, малыш стал сильно стесняться хоть каким-то образом общаться с ней.       Так продолжалось до тех пор, пока однажды она сама не нарушила их молчаливый договор, приготовив завтрак на двоих. Затем позвала малыша гулять вместе. Уволила няню Наоми, которая совсем ему не нравилась. Сама начала заботиться о нем. Это было… необычно. Чувствовать, что он ей нужен, получать столько же, сколько отдаешь. Это подкупало, заставляя стараться на благо их отношений.       Говоря о маминой подруге, Кушине-сан, Какаши, положив руку на сердце, мог признаться в том, что молодая девушка делала все для того, чтобы Юки обратила внимание на собственного сына. Постоянные разговоры с ним, комплименты о его воспитании, к сожалению, не оказывали никакого влияния на женщину. Уходя домой, Кушина-сан всегда крепко-крепко обнимала малыша и виновато улыбалась, словно прося прощения за то, что в этот раз не получилось. Радовало то, что она старалась, вновь и вновь придумывая новые планы и схемы, о которых Какаши даже не подозревал.       Недавнее знакомство с молодым блондином, Минато-саном, также принесло в жизнь Хатаке-младшего море удивления и радости. Впервые увидев взволнованную отсутствием сына мать, Какаши сначала испугался, а потом почувствовал, как сердце обливается теплым сладким медом. Мама обнимала его так крепко, словно они не виделись несколько лет, а не пару десятков минут. Розоватый оттенок на скулах с головой выдавал его замешательство и смущение, так что тогда он впервые и подумал о том, что проявление таких ярких эмоций с его стороны позорно.       Переодеваясь в своей комнате, мальчик размышлял о том, чем мог бы скрыть часть своего лица. Он помнил время, когда они с отцом вместе изучали кодекс шиноби. Особенно сильно в память запало несколько правил: шиноби должен ставить миссию в первый приоритет; шиноби не должен показывать слёз; шиноби обязан следовать приказам командира; шиноби должен быть готов заранее.       Шиноби не должен показывать слабости.       Откопав на дне комода с вещами длинный черный шарфик, Какаши коротко кивнул своим мыслям. Делая небольшую утреннюю зарядку по наставлению Минато-сана, с которым он теперь занимался несколько раз в неделю, малыш задумывался о своем будущем. Вот он становится самым сильным шиноби в деревне; вот он стоит на горе Хокаге со своими друзьями, наблюдая за обстановкой с высоты птичьего полета; вот возвращается домой с миссии: на кухне, весело напевая одной только ей известный мотив, мама готовит ужин. Оборачиваясь, она едва заметно вздрагивает, после чего налетает на сына с горячими объятьями, громко смеясь от радости. Вот на шум приходит и отец, коротко кивает Какаши с улыбкой, гордо осматривая его с головы до ног.       На заднем дворе его обязательно ждали бы самые близкие люди: его друзья, распахивающая для объятий руки повзрослевшая Кушина-сан, и, как ни странно, Минато-сан со своей милой располагающей улыбкой и добрыми светящимися голубым глазами. Какаши знал, что Минато-сан ненамного младше мамы, но все равно безмерно уважал его, как сильного шиноби. На каждой тренировке они успевали поболтать о чем-нибудь непринужденном, а иногда их разговоры переходили на более серьезные темы, которые, к удивлению блондина, Какаши почти всегда был в состоянии поддержать. С каждым днем мальчик все больше и больше проникался доверием к своему наставнику, видя, что тот также с радостью и интересом принимает компанию молодого шиноби.       Причесывая непослушную копну волос, Какаши размышлял об отце. На самом деле, он невыносимо скучал по нему. Все больше ему не хватало их вечерних посиделок на энгаве перед домом, долгих прогулок по деревне, веселых догонялок с белолапым папиным псом, Хокко, в глазах которого малыш всегда видел азарт и щенячий восторг от игр. Какаши искренне желал, чтобы папа поскорее вернулся домой, где они с мамой ждут его с распростёртыми объятиями. Ему так хотелось рассказать обо всех своих успехах и достижениях, о маме, которая, наконец, оттаяла и стала проявлять к нему больше внимания, о том, что они с ней подружились и теперь очень близки.       Немудрено, что за месяц налаживания отношений малыш успел привыкнуть и привязаться к маме, простить ее некогда холодный и безразличный взгляд и открытое пренебрежение своими родительскими обязанностями.       Он был так искренне счастлив, что даже не замечал, как пролетали дни за днями. Одно из его желаний – получить настоящую маму – уже исполнилось, теперь у него осталось последнее, после исполнения которого, он был уверен, он будет абсолютно умиротворен. Он хотел подружить и маму с папой, которые, сколько он себя помнил, никогда не были особо близки друг к другу. В светлой, - во всех смыслах, - голове ребенка медленно вырисовывался хитроумный план.

***

      Какаши прыгуче прошагал на кухню, как раз к тому моменту, когда Юки разогревала сковороду на плите. Весело улыбаясь, мальчик подкрался сзади к ничего не подозревающей женщине и, коротко вскрикнув, набросился на ее живот с щекоткой. Сначала Юки подпрыгнула от резкого звука и резко обернулась, после чего заливисто засмеялась. Скорее не от щекотки, а от самой ситуации. Радость сына словно подогревала ее внутренности в огромной микроволновке, заставляя губы растягиваться в широкой улыбке.       Незаметно поддаваясь малышу, она аккуратно повалила их обоих прямо на кухонный пол и сама стала щекотать Какаши. Видя как на зажмуренных глазках стали выступать слезы от смеха, она прекратила свои действия и помогла отсмеявшемуся мальчику подняться. Он сразу же набросился на ее шею с крепкими объятьями, поэтому Юки поспешила ответить ему тем же.       - Ты чего так рано проснулся? – отстраняя малыша и поднимаясь спросила мама.       - Я хотел помочь тебе.       - В чем это?       - В завтраке! – заявил Какаши, перетаскивая табуретку из-за стола к плите и забираясь на нее, - Так, что тут делать надо?       - Минутку, - со смешком попросила Юки, ища в памяти рецепт легкого блюда, с которым справился бы ребенок, - Может, ты нарежешь овощи?       - Нет, я хочу жарить что-нибудь, - упрямо возразил малыш.       - Ладно. Тогда как насчет яичницы, справишься?       - Конечно!       Юки подала мальчику три яйца и на примере первого показала, как нужно их разбивать. На удивление, Какаши справился просто отлично. Правда долго примерялся, чтобы получилось разбить яйцо о сковороду ровно в серединке. Наказав ребенку не трогать огонь и следить, пока их яичница не приобретет корочку, девушка отошла в сторону, краем глаза поглядывая за Какаши, и стала резать хлеб и овощи.       Как только в кухне раздалось звонкое «готово», она подошла к плите и разложила завтрак на тарелки. Какаши шустро стал переносить их на стол, после чего помог ей и с кружками.       Когда завтрак был готов, довольные своей работой, они присели за стол и, пожелав приятного аппетита, стали есть. Юки специально похвалила талант малыша к кулинарии, отчего тот мило зарделся, буркнув тихое, но самоуверенное согласие. Наливая чай, девушка заметила, что у них почти не осталось заварки.       - У нас кончаются чайные листья. Не хочешь пойти со мной и пособирать их сегодня? – предложила она.       - Хочу, - с набитым ртом пробубнил Какаши.       - Не болтай с набитым ртом, - пожурила Юки.       - Но как же я тебе отвечу тогда?       - Прожуешь и ответишь. Я подожду, это недолго.       Какаши задумчиво посмотрел на нее и кивнул. Картина эта выглядела так серьезно, словно он принимал какое-то очень ответственное решение, отчего Юки поспешила прикрыть улыбку кружкой.

***

      - Что нам нужно собирать? – поинтересовался Какаши, вышагивая рядом с мамой и размахивая вперед-назад корзинкой, точной копией той, что у девушки, только в несколько раз меньше.       - Смотри. Мы можем собирать ромашку, мяту и чабрец. Ромашки белые с желтым центром, - Юки показала на ближайший к ним цветочек, - Мята – это листья. Они как будто сморщены и имеют свежий аромат, - сорвав маленький листочек, она немного размяла в руках траву и дала понюхать малышу. Какаши с интересом склонился и упомянул, что так недавно пахло у них на кухне, - потому что я заваривала чай с мятой. И остался чабрец. Вот он, - она прошла вперед по поляне и присела, - вот эти фиолетовые цветочки.       - Я все понял, - сосредоточенно кивнул малыш.       - Хорошо. Только давай договоримся – не уходи далеко от меня. Примерно каждые десять собранных цветочков оборачивайся и ищи меня, ладно?       Какаши кивнул, и они постепенно разошлись по полянке, собирая растения. Юки также часто оборачивалась и искала глазами малыша, стараясь не поворачиваться к нему спиной, чтобы он всегда был у нее на виду. Иногда, когда их взгляды встречались, она улыбалась и махала ему, он отвечал тем же. Вскоре корзинка Юки наполнилась уже наполовину и она решила, что такого количества им хватит, учитывая то, что Какаши также старательно пополнял запасы.       Она достала со дна небольшой плед и устроилась в тени неподалеку стоящего дерева, наблюдая за ребенком. Со временем она заметила, что движения его стали вялыми и уставшими, – постоянные приседания вымотали его – поэтому подозвала его к себе. Малыш долго рассказывал маме о том, каких насекомых он увидел, собирая травы, уютно устроившись головой у нее на коленях. Также он сказал, что когда видел пчел на ромашках, он специально не срывал их, потому что эти цветочки уже были заняты. Юки умиленно усмехалась и хвалила его за это.       Постепенно речь малыша стала медленной и тягучей, пока совсем не стихла, глаза стали закрываться. Он задремал, раскинувшись рядом с ней. Девушка аккуратно перебирала его волосы пальцами, разглядывая облака. В детстве ей нравилось смотреть в небо – она ставила ставки на то, какая белая субстанция быстрее пролетит над ней или воображала, что они выглядят прямо как некоторые предметы, животные, а иногда и люди. Это расслабляло ее.       Но по какой-то причине в этот раз она не могла успокоиться. В груди скребло что-то тревожное, спина напряглась, будто чувствуя чей-то взгляд на себе. Юки думала о том, что ей показалось, ведь была уверена в том, что, если бы они были не одни на широкой цветочной поляне, то она бы точно заметила чужака. Но подобные мысли не помогали расслабиться, а наоборот напрягали; казалось, что за ними не просто наблюдали, а следили исподтишка.       Юки несколько раз оглянулась, но так ничего и не заметила. Насильно подавив в себе тревогу, она постаралась успокоиться. В конце концов, они на территории деревни, а значит, никто чужой не мог пробраться сюда без разрешения. Прикрыв глаза, она вспомнила, что плохо спала уже несколько ночей подряд, мучаясь от кошмаров, поэтому подобные галлюцинации у нее могли случиться и от недосыпа и усталости. Девушке снилась, по всей видимости, ее старая жизнь. Детство у бывшей-Юки было тяжелым. Мать умерла почти что в младенчестве, оставив ее с отцом. Первое время все было хорошо, они прекрасно жили. Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Однажды ее отец пришел домой пьяным, ей тогда было примерно столько же, сколько сейчас ее сыну, и тогда в ее жизни началась темная полоса.       Мужчина вел себя странно, много ругался, разбрасывал мамины старые вещи и все шептал под нос «слишком» и «слишком много ее». Юки мало что понимала в тот вечер, но как только отец повернулся к ней и начал невнятно что-то нести о ее внешности, она поспешила запереться в ванной, чтобы переждать так называемую бурю.       Как только девочка пошла в школу, мужчина словно совсем обезумел – беспробудно пил, не заботясь о том, что подает плохой пример ребенку, постоянно ломал что-то, а потом заставлял дочь убирать за ним. Она пыталась возражать первое время, пыталась достучаться до отца, но как только ловила на себе его презрительный взгляд, тут же затухала и молча устраняла бардак.       Юки часто слышала, как во сне, в пьяном полубреду отец шептал имя матери. Тогда-то ей в голову и пришла мысль о том, что он просто не смог справиться с ее смертью. Возможно, он слишком сильно ее любил; возможно, просто винил в том, что она ушла так рано, оставив на него обузу в виде девочки.       Девушка исправно старалась выполнять свои обязанности по дому и совмещать их с учебой, но иногда она просто-напросто не успевала чего-то сделать. Такие вечера были темными в ее истории. Отец, как правило, очень злился, громко кричал и мог даже ударить ее. Она же стремилась быстрее все исправить, старалась не давать слабину и не плакать.       Через несколько месяцев после ее восемнадцатилетия мужчина тихо скончался на диване дома. Ушел безболезненно, во сне. Юки грешным делом ощутила огромную волну облегчения. Стоя у могилы, она высказала все, что думала о нем, как об отце, и ушла. Больше она никогда не приходила к нему.       Когда нынешняя-Юки просыпалась в поту посреди ночи, она подолгу не могла уснуть, обдумывая свои сны, которые являли ее воспоминания. Ей было искренне жаль маленькую девочку, которой приходилось нести на своих плечах так много: домашние хлопоты, учебу, заботу об отце.       Немудрено, что она выскочила замуж, когда ей предложили брак по расчету с главой одного из самых уважаемых кланов деревни. Молодой мужчина был симпатичным и умным, не самый плохой вариант, как ей подумалось тогда. Так она чувствовала себя в безопасности, так она переложила ответственность за свою жизнь на другого человека и смогла, наконец, вздохнуть спокойно. Юки удивлялась выдержке девушки. Теперь-то она понимала, чем было обусловлено такое безразлично-холодное отношение к собственному ребенку. Девушка, которая всю жизнь надеялась на любовь и заботу со стороны родителя, неспособного ей этого дать, просто не хотела обнадеживать и разочаровывать малыша. В глубине ее души раскаяние перед ним шло рука об руку со страхом. Страхом превратиться в монстра в глазах своего сына, в человека, которого тот будет ненавидеть. По всей видимости, она не хотела отравлять девственно чистую душу ребенка подобными негативными эмоциями.       В определенный момент Юки поняла, что девушка из двух путей – борьба с проблемой и ее избегание – выбрала последний. Она не понимала, но и не осуждала. Ей казалось, что Какаши стоил того, чтобы за него бороться. До последнего.       Она не могла найти в себе сил сделать этого милого сладко сопящего во сне малыша счастливым. Юки уважала ее выбор. Она была даже в некотором роде благодарна ей. Можно было сказать, что та уступила свое место ей, женщине, которая могла и хотела делиться своей безграничной лаской и заботой. Бывшая-Юки верила, что новая девушка сумеет сделать всех Хатаке счастливыми.

***

      Когда солнце уже вышло из зенита и перестало припекать так сильно, Какаши проснулся, сладко потянулся и внезапно осознал, что заснул на коленях матери. Она все еще лениво перебирала его волосы, но, почувствовав шевеление с его стороны, остановилась.       - Как спалось? – ласково спросила она хриплым после длительного молчания голосом.       - Хорошо, - сконфуженно надулся ребенок, - лучше, чем когда-либо.       Вместе они сложили плед и, собрав вещи, прогуливаясь, направились домой. Юки старалась не показывать, как нервничала, чтобы не тревожить сына беспочвенными подозрениями. Ощущение чужого взгляда не покидало ее до самой территории Хатаке. Было непривычно и жутко. Но девушка была искренне рада тому, что, по всей видимости, странный наблюдатель не может проникнуть к ним в дом.       Как только они переступили порог дома, Какаши сразу помчался в комнату, словно его туда манило магнитом. Юки крикнула ему вслед, чтобы он не забыл помыть руки после сбора трав, на что малыш ответил согласным громким мычанием и уже через пару минут был в ванной.       Девушка же, пройдя на кухню, стала сортировать цветы, раскладывая их на бумагу для того, чтобы они высохли. Как только ее дело было окончено, она прошла в комнату и взяла свою тетрадку-дневник. Уютно устроившись в одном их кресел в гостиной, она стала писать очередное письмо мужу. Письма матери кончились еще неделю назад по простой причине: она уже и не помнила, кому пишет. Теперь в ее голове была единственная мать – та, что погибла еще в детстве.       Таким образом, посредством односторонней переписки, ей казалось, что они с мужем общаются. Хоть они и не были знакомы, она свято верила, что он хороший человек и подсознательно доверяла ему. В конце концов, если бы он был грубияном или паршивым человеком, у него не было бы такого доброго и ласкового сына. Она даже предполагала, что письмами могла оправдать свое внезапное и неожиданное появление: роль его женой и матери его ребенка.       Через некоторое время к ней прибежал Какаши. В озорных глазах ребенка горела идея. Он попросил у нее ножницы, черные нитки и иголку. Девушка с недоумением выслушала его просьбу и выдала все необходимое при условии, что малыш сядет с ней в одной комнате, чтобы в случае чего она могла ему помочь.       Мальчик быстро согласился и перетащил на диван все свои принадлежности и черный шарф. Юки некоторое время с интересом наблюдала за тем, как малыш отрезает большую часть ткани и берет меньшую, пробуя сшить два конца. Получалось у него неплохо, но весьма некрепко, отчего шов был хлипким и мог легко разойтись.       Юки предложила ему свою помощь, но он наотрез отказался. Девушка скептично отнеслась к этому и спросила, зачем он вообще делает это.       - Я хочу, чтобы оно было закрыто, - сосредоточенно пробормотал ребенок.       - Что закрыто?       - Лицо. Юки удивленно вскинула брови, затем с недоумением приоткрыв рот, словно хотела спросить что-то еще, нахмурилась, но промолчала. Спустя еще несколько долгих секунд, она все же решилась мягко спросить:       - Какаши, а зачем тебе закрывать лицо?       - Потому что шиноби не должен показывать своих эмоций, - четко сообщил мальчик, исподлобья глянув на мать так, словно она спрашивала что-то очевидное.       - Но ведь для этого не обязательно закрывать лицо, разве нет?       - Но я хочу. – стоял на своем ребенок.       Юки не решилась с ним спорить. Она глубоко задумалась. Разные мысли были в ее голове, начиная с предложения найти какую-либо альтернативу маске, закрывающей две трети лица, – насколько она понимала – и заканчивая строгим возражением его идее. Девушка долго думала о том, как донести до Какаши мысль о том, что шиноби должен скрывать эмоции только на миссиях. Она остерегалась напороться на стену непонимания и агрессии. Размышления ее длились бы еще долго, если бы со стороны дивана не послышалось сдавленное шипение.       Она резко оторвалась от созерцания пустоты перед собой и, отложив тетрадь на свое место, подошла к малышу. Сначала он не хотел показывать ей, что произошло, но под грозным взглядом сдался и показал уколотый пальчик. Юки вздохнула и быстро слизнула маленькую капельку крови. На удивленный взгляд мальчика она пояснила свое действие так:       - Человеческая слюна не только обеззараживает маленькие ранки, но и способствует их скорейшему заживлению. Вот, взгляни – даже не видно, где конкретно ты укололся, - она продемонстрировала ему идеально гладкую подушечку пальца.       Как бы он не вертел руку, какой бы свет не искал, он так и не смог найти ранку, после чего согласно кивнул.       - Я предлагаю тебе вот что: я помогаю тебе сделать аккуратную и красивую маску из подходящей для этого ткани, чтобы мы могли обойтись без травм, но мы заключаем сделку.       - Сделку?       - Да, сделку. Это когда люди о чем-то договариваются и выполняют свои обещания.       - Я согласен.       - Ты ведь еще не выслушал условия, - усмехнулась Юки.       - А, да. Точно. Ну что там за условия?       - Я сошью тебе маску, а ты пообещаешь мне не носить ее дома, - с расстановкой опасливо проговорила девушка, наблюдая за реакцией сына.       - Но шиноби ведь не должен показывать эмоций, - задумчиво нахмурившись настаивал малыш.       - Не спорю, - подняла вверх руки девушка, словно в жесте «сдаюсь», - Но когда ты дома, ты не шиноби, Какаши.       - А кто? – еще больше помрачнел малыш.       - Когда ты дома ты мой любимый сын, - начала перечислять девушка, загибая пальцы на руке, - ты гордость своего папы, ты ответственный ученик и добрый мальчик.       - Ты правда так считаешь? – засмущавшись прошептал Какаши.       - Я не считаю, я это вижу. Каждый день, когда ты помогаешь мне, когда ты смеёшься и когда хмуришься, когда думаешь и когда над чем-то стараешься. И я не хочу, чтобы ты скрывал это все в себе, хотя бы дома. Ты позволишь мне видеть все эти качества и эмоции?       Какаши ненадолго задумался, поджав губы и склонив голову вбок. Несколько раз перевел взгляд со своего шитья на маму и обратно, словно выбирая между ними, что-то для себя решая. После чего отложил в сторону бывший шарф и ответил согласием.       - Да, - обняв маму, мальчик зажмурился и улыбнулся.

***

      «Здравствуй.       Наконец-то выдалась спокойная минутка, пока Какаши гуляет во дворе, и я решила тебе написать. Надеюсь, ты жив и здоров. Я не тороплю, но ты должен знать, что наш сын очень скучает, и мы ждем твоего возвращения. Он - с нетерпением, а я еще и с опаской…       Я действительно очень стараюсь быть хорошей мамой. Какаши кушает четыре раза в день, хорошо спит, всегда ухожен и в последнее время еще и расслаблен. Что-то мне подсказывает, что он был напряжен, когда общался со мной. И я искренне надеюсь, что это не связано с моими резкими переменами. Хотя, конечно, он испытывал стресс долгое время и это совершенно нормально – ждать подвоха отовсюду и постоянно быть готовым к чему-то плохому. Но я попыталась сделать все для того, чтобы он успокоился.       Я его не брошу.       Сегодня был насыщенный событиями день. С утра сын помогал мне готовить завтрак. Он был таким милым в своем титаническом упорстве по поводу того, что хочет сделать что-то серьезное. Видимо, сервировка стола в прошлые разы ему уже наскучила. Кстати. Он приготовил очень вкусную яичницу. Под чутким руководством, естественно. Я попрошу его повторить, когда ты вернешься, чтобы ты тоже смог попробовать этот кулинарный шедевр.       Позже мы отправились на поле. Оно почти на окраине деревни, но мы все равно были осторожны. Решили собрать цветы и травы для чая. Могли бы сплести венки. Хмм… Почему-то эта идея оказалась запоздалой. В следующий раз обязательно так и поступим. Какаши, кстати, собрал целую корзинку ромашек и чабреца. Мяту он не нашел. Были, конечно, и экземпляры, вырванные с корнями, но в общем и целом, у него отлично получилось.       Все чаще ловлю себя на мысли о том, что у нас очень старательный и трудолюбивый сын. Ему всего четыре, а он уже стремится участвовать во всем, в чем только успеет. Такой активный…       Вообще-то у меня для тебя и не очень хорошие новости. Пока мы с Какаши отдыхали на прогулке, я отчетливо почувствовала на себе чужой взгляд. Ощущение было не из приятных. Мне могло и показаться, я не очень хорошо сплю в последнее время, но все же не хотелось бы рисковать. Я верю, что ты можешь защитить нас, даже будучи за много часов пути от деревни, но… Ладно, глупости это все. Уверена, мне просто показалось.       Что ж, мне уже пора бежать – будем ужинать. Удачи тебе.»       Выйдя на улицу, Юки заметила, что Какаши играл не один. И осознание того, кем являлся его компаньон, напрягло и даже испугало девушку. Застыв на пороге дома, она, не сводя глаз с незваного гостя, подозвала к себе сына.       - Какаши, милый, откуда у нас во дворе большая собака? И почему ты с ней играешь? – нервно убирая выпавшую из прически прядь за ухо, негромко спрашивала Юки, с трудом отрывая взгляд от пса, которого видела несколько недель назад на этом же месте.       - Это не собака, мам. Это Хокко! – радостно вскрикнул Какаши и хотел было вернуться к игре со своим четверолапым другом, но девушка его прервала, придержав за плечо.       - Это здорово, что ты дал ему имя, малыш, но наличие клички еще не обеспечивает твою безопасность.       - Ты чего? – недоуменно спросил ребенок, - Ты не помнишь Хокко?       - Я должна его помнить?       - Это же папин пес. Мы с ним часто играем, когда папа дома. Он очень веселый. А еще у него очень милые белые носочки, видишь? – малыш показал на передние лапки собаки.       - Милые, да, - заторможено отвечала девушка, мысленно благодаря пса за то, что он не приближался. В ином случае она боялась упасть в обморок прямо перед сыном и испугать его.       - Я думал мы еще не скоро с ним увидимся, а он, вот, прибежал, представляешь? – улыбался мальчик. Быстро соскочив со ступенек, он принялся ласкать друга. – Может и папа скоро придет? – с надеждой обернулся на маму Какаши.       - Конечно, - кивнула девушка не вполне осознавая смысл вопроса. Увидев в глазах сына неприкрытую тоску, с которой он говорил только об отце, она поспешила исправиться, - Конечно, папа скоро придет. Как только он закончит все свои дела, обязательно навестит нас первыми.       - Да, - радостно кивнул Какаши.       - А теперь прощайся с Хокко и пойдем ужинать. – малыш быстро, но крепко обнял собаку и забежал в дом. Юки же, смотря прямо в умные угольки глаз, медленно попятилась назад. Опомнившись, она кивнула, словно пес смог бы передать этот кивок ее мужу, и скрылась в доме.

***

      Юки опасливо выглянула на улицу. Холодный ветер заставил толпу мурашек пробежать по босым ногам, растрепав распущенные черные пряди. Девушка ступала тихо и медленно, оглядывая территорию дворика. Она выглядела взволнованной: спина напряглась, руки дрожали, на лбу залегла морщинка, а на висках взмокли от пота волосы.       Она не сильно надеялась на успех своей миссии, но поставила перед определенную цель, которую хотела выполнить. Вскоре ее поиски – к ее удивлению – увенчались успехом. У ствола дерева в тени растянулась большая собака, вытянув лапы перед собой и положив на них морду. Она-то явно чувствовала себя комфортно, возможно, даже спала.       Юки короткими перебежками направилась к псу и остановилась в двух метрах от него. Стопы намокли от росы, скопившейся на траве, или же Юки так показалось оттого, что она за вечер уже успела остыть. Часто облизывая губы, девушка присела на корточки и выдохнула.       Мохнатые уши резко поднялись и повернулись в ее сторону, ловя звук, после чего и мордочка собаки, заинтересованно ведя носом, посмотрела на Юки. Та от неожиданности отпрянула и завалилась бедрами на землю. Девушка вздрогнула, еще раз глубоко вздохнула, стараясь даже не моргать, и попыталась улыбнуться псу. Вышло у нее натянуто, уголки губ, искривившись, подрагивали.       - Я могу попросить тебя… вас… передать кое-что моему мужу? – наивно спросила она. Глаза ее распахнулись шире, зрачки расширились, как только Хокко, понимая ее, пару раз медленно кивнул.       Юки аккуратно вытащила из кармана спортивных штанов небольшой клочок бумаги, что был размером примерно с ее ладонь. На ней аккуратным почерком было написано несколько крайне информативных строчек.       Бросив записку перед собой, девушка перехватила рукой кухонную лопатку, которую все это время судорожно сжимала в руке и стала подталкивать бумажку по направлению к собаке. Та, словно поняв ее мотив, подорвалась с места, заставив девушку дернуться и резко подпрыгнуть. Она нахмурилась, и стала пятиться назад к дому. Пес же наоборот делал шаги ей навстречу, затем остановился к записки и сжал ее в зубах, не сводя взгляда с Хатаке.       Юки, увидев, что послание «принято», резко кивнула самой себе, приоткрыв рот, словно собиралась что-то добавить, но потом захлопнула его и снова опустила подбородок. Стараясь не поворачиваться спиной к Хокко, она бочком переставляла ноги, а как только достигла энгавы, шустро запрыгнула на нее и скрылась за дверью.       Хокко покачал мордой и, проводив ее взглядом, развернулся в сторону и рванул к хозяину.       Вечером Сакумо задумчиво вертел в руке маленькую бумажку. На его бедре лежал и дневник его жены. Мужчина поджимал губы и раздумывал о том, почему она не обозначила в записке тот факт, что ей показалось, что за ними следили, - ведь он не поручал этого Хокко, - а ограничилась лишь небольшой просьбой-приказом:       « Не забывай, что через полторы недели у сына день рождения. Я не знаю, как ты это сделаешь, но ты должен там быть, иначе по твоему окончательному прибытии домой я буду очень зла.       И еще – меня пугает твоя собака…»