Kowlting gonya gut

Казалось, что только во сне Камина наконец расслабляла крепкую хватку, которой удерживала корабль поколений, всё еще похожий скорее на космический ковчег, чем на огромную боевую машину. Три тысячи астеров перестраивали мормонскую «Наву» в астерского «Гиганта» — и постоянно нуждались в талантливых и выносливых руках. Дыхание у Камины было легкое, умиротворенное: Наоми прислушалась, провела взглядом по выступающим шейным позвонкам и пожалела, что не может увидеть сейчас ее лицо, повернутое к стене. Работа над таким огромным проектом никогда не проходит бесследно: Камина за порогом каюты в любую секунду должна оставаться похожей на натянутую струну, быть никем другим кроме как капитаном Драммер. Наоми — никем другим, кроме как главным инженером и прославленной Нагатой с вечно стесанными костяшками. Подушечки загрубели от постоянной возни с металлом, царапины разной глубины и мелкие ожоги даже считать было бесполезно. Но астерка не жаловалась: она здесь как раз за этим. Работать круглыми сутками. Следить, как работают другие. Ее язык тоже как будто стесал всё лишнее и наносное: с него слезла внутряковая плавность, стройная грамматика, неудобно длинные фразы. Взамен астерский ланг белта — отрывистый, грубый, с вечным «саса ке?» — разливался во рту настоящим, чуть горчащим кофе. Астеры не зря говорят, кол оква кака эре да Белте им мал, поскольку настоящий кофе — как раз то немногое, чего в Поясе не водилось. Попробовав его на «Росинанте», вернуться к кислой синтетической моче Наоми так и не смогла. Раздражающая, назойливая деталь, вечно напоминающая о по-марсиански вылизанном камбузе, кофемашине и кто ее чаще всего использовал. Астерке приходилось уверять себя, что нечего оглядываться на прошлое. У нее теперь новый рабочий комбинезон, новая татуйинг, новая ливит. Жизнь, где она на своем месте. Где она нужна Поясу. Где она нужна Камине. Наоми прижалась к Драммер крепче, чувствуя животом прохладу ее сгорбленной спины. Резко остывшее отношение команды «Роси» до сих пор ныло глубоко в груди — и в том, как Наоми затыкала Каминой образовавшуюся пустоту, было что-то в корне неправильное. Осторожно, чтобы не потревожить, Нагата разжала объятия и медленно села на постели. По коже бежал холод даже после того, как она натянула валявшийся тут же, возле койки, рабочий сут и застегнула по самое горло. Посидев еще немного и убедившись, что она свою спутницу не разбудила, Наоми взяла в руки бут фо капаву и, босоногая, бесшумно направилась к двери. — Снова думаешь о своем койо внутряке? — чуть сонный, но уже с твердыми нотками голос раздался, как раз когда Наоми замерла у панели управления. 　— Камина, фодагут, — она почти умоляюще вздохнула, не в состоянии выдать заготовленную ложь о том, что ей всего-навсего нужно в душ. Драммер не поменяла позы, просто повернула голову, бросая взгляд поверх острого плеча. Она так и не стерла вчерашние тени, и теперь они размазались черными пятнами вокруг глаз. — Значит, о нем, — бесстрастно заключила капитан и уложила голову обратно на подушку. — Я не могу делать вид, что ничего не происходит. Это всё… то на гут, — с отчаянием попыталась объясниться Наоми. — Я чувствую себя предательницей, Камина. Нельзя прыгать в отношения, когда прошлые еще не закончились как надо. — Ты никого не предала, — глухо отозвалась она куда-то в стену. — Мне пашанг на такое. Если бы он был Белтером, я бы даже приняла его на «Гиганте» и в твоей каюте. У Наоми не было сомнений, что Камина не лукавит: она умела справляться с ревностью — в ее картине мира, как и у многих астеров вообще, полигамия не была чем-то зазорным. На одном корабле, в маленькой тесной команде астеры чаще предпочитали предоставить друг другу больше свободы, чем рисковать сносными отношениями с людьми, от которых зависит твоя жизнь. Но Наоми легче от этого не становилось, и продолжало ныть. — Я пойду, сетара. Увидимся на мостике, — произнесла Нагата и вынырнула в пустой коридор. Наоми не стала говорить, что измена относится не к Камине: между ними не было тайн, и Драммер, с самого начала зная о том, что было на «Роси», согласилась даже на крохи близости. Нет, Наоми говорила совсем о другом: о том, как, лежа с Каминой в одной постели, продолжала думать о согревающем тепле совершенно других объятий. Их она тоже предала. Во рту всё продолжало горчить, как от крепкого кофе, который так любил Холден.