Despicable

Я - налитый кровью стояк Джо. Тайлер усмехается, он скалится, обнажая почерневшие от крови зубы. Его дырка в щеке, маленькая, как анус, растягивается от этого оскала. Мне хочется запустить в неё пальцы с двух краёв и резко дёрнуть в разные стороны. Я хочу посмотреть, как лопнет кожа у него на лице, хочу почувствовать его кровь, заливающую мою белую офисную рубашку. Его кровь - моя кровь. Тайлер, кажется, думает о том же самом. Он выгибает шею, чтобы лучше меня видеть, и смотрит в сердцевину моего прогнившего рептильего мозга. —У нас одно тело на двоих. Все древние в могилах. —Хочешь трахнуть самого себя? Они - в могилах, а я - нет. Я ещё здесь, и у меня есть одно незаконченное дело. —Выебешь, как потасканную шлюху? Как наркоманку с суицидальными порывами? Как её? Даже полностью обездвиженный, Тайлер Дёрден выглядит так, будто всё ещё контролирует ситуацию. Я - набухшая головка Джо. И я собираюсь выебать до потери сознания лидера Бойцовского клуба. Того, в чей рот с таким трепетом смотрят все эти зверушки-астронавты. Я запихиваю пистолет ему в рот. В рот, который совсем недавно отдавал приказы и озвучивал правила Бойцовского клуба. Запихиваю так глубоко и резко, насколько это вообще возможно. И - так же резко - вынимаю, но не вытаскиваю до конца. Всю процедуру надо повторить двадцать-тридцать раз. Вставить-вынуть, очень просто. —Ты что-нибудь сделал с ней? Тайлер смеётся, захлёбывается слюной. Из-за пистолета в глотке он не может ответить. Вынуть. — А сам как думаешь? Вставить. Люди друг друга не слышат. Они не хотят друг друга слышать. Но у нас с Тайлером обратная ситуация - его могу слышать только я. Когда мне надоедают эти методичные поступательные движения, я останавливаюсь. Перевожу дыхание, глядя на лужу рвоты, которая растеклась по нашему дерьмовому кафелю подобно маленькой Вселенной. Я тыкаю Тайлера носом в его блевотину, впечатываю его лицом, так, что вместе с рвотой на его нем остаются разводы крови. Он смеётся, выплевывая выбитые зубы. Я - первобытный животный инстинкт Джо. Каждый, кто знает философию Тайлера, знает и то, что без Тайлера этой философии и не существовало бы. Они боготворят его, для них он - мессия. Его приход как второй приход Христа, если бы последний подрывал здания с помощью кустарной взрывчатки. Однако никто из них не знает, что без меня не существовало бы и Тайлера. Мои пальцы нащупывают рукоятку кухонного ножа, и, не давая себе время на раздумья, я загоняю его глубоко в дырку Тайлера. Он всхлипывает и хрипит, слезы непроизвольно текут по лицу, размывая застывшую корку крови и блевоты. Я не вижу на его лице ужаса, и меня это злит. Его глаза стеклянные, как у тех маленьких фарфоровых статуэток, которые можно было наблюдать в доме моих родителей. Я вставляю лезвие глубже, я хочу, блядь, порубить в кашу его внутренние органы. Его тело содрогается от спазмов, когда я резко вытаскиваю нож, он измазан в крови и дерьме. Тайлер падает на пол, подкосившиеся колени разъезжаются в разные стороны в луже дряни, которую изрыгнуло его собственное тело. Я перевожу дыхание. Поднимаю большим пальцем его веко. Поверхность закатившегося глаза напоминает холодный куриный бульон. Или растопленный жир, в который Тайлер превратил мать Марлы. Перехватываю нож поудобнее и подношу его к глазному яблоку Тайлера. Он не реагирует, даже не двигается, но от этого меня пронизывает еще большая жестокая эйфория. Острие медленно входит в склеру, прорезает зрачок. Я отрешенно наблюдаю за вытекающей бесцветной жидкостью. Тело Тайлера выгибается, дергается рвано в конвульсии боли. Зато по моему телу волнами расползается наслаждение. Резко выдохнув, я сползаю вниз по стене. Будто все кости разом обратились в вязкую, тягучую массу. Чувств больше нет. Сознание растворяется, и я больше не знаю, где мои мысли, а где мысли Тайлера. Все древние в могилах. Надеюсь, я скоро к ним присоединюсь.