Серебряный пёс

Инид мечтательно глядела в потолок, заложив руки за голову. — А летом, во время каникул, они пригласили меня к себе в Солт-Лейк-Сити! — восторженно трещала она. — У семьи Аякса там большой дом. Представляешь, они живут вместе с его дедушкой и тётей по материнской линии! Это так странно… Уэнсдей почти не вслушивалась в болтовню подруги. К несчастью Инид, Вещь, который обожал сплетни и поэтому был гораздо лучшим собеседником, вряд ли собирался возвращаться в их спальню сегодня ночью — задушевные разговоры с Гомесом частенько затягивались до самого утра. Тем более после такой длительной разлуки. — Родители Аякса уже уехали, — Инид вздохнула. — А мои проторчат в Джерико целую неделю до полнолуния и Пасхи. Папа взял отпуск. Уэнсдей рассеянно вертела в руках чёрный камень на цепочке, который ей вручила Мортиша. Сегодня вечером многие родители, приехавшие повидать неверморцев, разъехались, но только не Аддамсы. Мало того, они предпочли остановиться прямо в школе, воспользовавшись любезным предложением администрации расположиться в пустующих спальнях Невермора. Мортиша выбрала ближайшую, буквально за поворотом от комнаты Уэнсдей и Инид. — Надеюсь, завтра всё пройдёт лучше… ну, чем тогда, в прошлый раз, — голос Инид звучал где-то на периферии слуха Уэнсдей. — Мама хоть и извинилась, но весь вечер болтала о чудесных соседских мальчиках-оборотнях. Подруга громко фыркнула, а потом, активно жестикулируя, продолжила возмущаться нелепыми попытками сватовства матери. Уэнсдей не слушала. Она думала о Ксавье. Она так и не решилась вернуться к нему в комнату, боясь непрошено нарушить его уединение. Но её сердце определённо находилось не на месте, а там — рядом с Ксавье, запахом догорающих свечей и бархатцев. Может, ей всё-таки стоило проведать его? Или даже остаться ещё на одну ночь, чтобы Ксавье не мучили кошмары? — Уэнсдей! — донеслось до неё словно сквозь вату. — Эй, у тебя всё в порядке? Уэнсдей вздрогнула и повернулась к окликавшей её Инид — подруга поднялась с кровати, сев и вытянувшись в струнку от любопытства. — Что-то случилось? — спросила она, шныряя взглядом по лицу Уэнсдей, словно пытаясь что-то на нём прочитать. — Мне показалось, ваш совместный обед прошёл весьма успешно. Или?.. Глаза Инид сверкали от предвкушения. Скорее всего она только и ждала подходящего момента, чтобы задать этот вопрос. — Вполне терпимо, — буркнула Уэнсдей, сжимая неестественно тёплый камень в кулаке. Инид поёрзала на кровати, наклоняясь ближе и дёрнула носом, словно сплетни можно было каким-то образом унюхать. — Переживаешь из-за Ксавье, да? — предположила она. — Все эти его мрачные мысли в честь очередного Дня Старения? Уэнсдей молча подошла к зеркалу и надела цепочку с камнем на шею. Наблюдательная Инид, к счастью, не умела читать мысли подобно Пагсли. Она не знала, из-за чего именно Ксавье был подавлен перед днём своего рождения, поэтому иронизировала над тем, что ей было известно. Уэнсдей же не собиралась обсуждать эту тему с кем бы то ни было — она намеревалась унести секрет Ксавье с собой в могилу, если потребуется. — Его отец в этом году приедет? — поинтересовалась Инид. — Ну, чтобы поздравить и всё такое. Уэнсдей в ответ неопределённо пожала плечами. Инид недоуменно нахмурилась. — А мне казалось: хуже моей матушки некуда, — протянула она, всплёскивая руками. — Я всегда думала, что отец Ксавье просто пропадает на гастролях, но ведь теперь я постоянно вижу его в Джерико! Ходит себе от мэрии до торговой улицы и обратно! Словно у нас под боком назревает мировой заговор, не меньше! Или будто в других городах закончились книги! — Книги? — Уэнсдей повернулась к подруге, озадаченно приподнимая брови. — Какие ещё книги? — О, да я просто пошутила, — Инид неловко улыбнулась и встряхнула разноцветными волосами, снова становясь похожей на длинноухого и до нелепости милого щеночка. — Я пару раз видела его в городе — он крутился около местного книжного магазинчика, — она округлила глаза и состроила преувеличенно чопорную гримасу, пытаясь кого-то изобразить. — Его содержит эта сумасшедшая, которая ненавидит изгоев. Уэнсдей моргнула. Та рыжеволосая женщина с брошкой серебряного пса? И почему прежде ей не пришло в голову проверить, связана ли она как-то с событиями в Джерико?

***

— Уэнсдей… Уэнсдей… Уэнсдей… — эхо до боли знакомого голоса, звучащего не то как стон ветра, не то как лязганье водосточных труб, гудело вокруг неё, то отдаляясь, то приближаясь. Уэнсдей вертела головой, пытаясь найти источник звука, но вокруг был только неправдоподобно белый свет — словно она находилась в огромной комнате, не имевшей ни стен, ни пола, ни потолка. Везде, насколько хватало её взгляда, было видно лишь безграничную ослепляющую белизну. — Уэнсдей, — снова прошелестело прямо над её ухом. Она резко развернулась и увидела вдали… Кажется, это была женщина. Невысокая, слегка сгорбленная, укутанная в длинное белое одеяние, словно в саван. Серебристо-седые волосы водопадом сбегали по плечам. Разглядеть её лицо было совершенно невозможно. От силуэта женщины исходило настолько резкое, бьющее по глазам сияние, что Уэнсдей невольно прикрыла их рукой. Смотреть было больно, но не смотреть… Это почему-то оказалось выше её сил. Женщина притягивала взгляд как магнит. Вроде бы она приветливо улыбалась, но Уэнсдей не могла утверждать этого наверняка. Незнакомка поманила её, взмахнув ладонью, а после раскинула руки в стороны, словно приглашая в объятья. Уэнсдей прищурилась и вдруг поняла… — Бабушка? — прошептала она. Белизна вокруг них дрогнула. Сгустилась, обретая краски и тени. Завертелась, когда Уэнсдей сделала несколько неуверенных шагов вперёд. Один, второй, третий… И вот она уже видит родную улыбку и лучики морщинок вокруг глаз. — Моя летучая мышка, — ласково проворковала Юдора знакомым до боли хрипловатым голосом. Расстояние между ними, казавшееся непреодолимым, внезапно кончилось. Уэнсдей врезалась в маленькое тёплое тело бабушки, обхватывая её руками и утыкаясь носом в плечо. Чтобы проделать это, Уэнсдей пришлось согнуться и наклонить голову. Прежде Юдора была единственным человеком, которому она охотно позволяла дотрагиваться до себя. И только сейчас, вдыхая такой родной, въевшийся в кожу бабушки запах табака и горьковатой полыни, Уэнсдей поняла, насколько сильно не хватало её объятий. Не хватало… Не хватало, потому что бабушка умерла больше года назад. — Я сплю? — догадалась Уэнсдей, отстраняясь и вглядываясь в выцветшие глаза Юдоры. — Ты мне просто снишься… Юдора весело усмехнулась. — Конечно ты спишь, мышка, — хитро прищурившись, согласилась она. — Но это не значит, что я тебе просто снюсь. Бабушка протянула руку и кончиками пальцев коснулась лежащего в ложбинке между ключицами Уэнсдей чёрного камня. Медальона, подарка её матери. Уэнсдей казалось, что мысли в голове перещёлкиваются, как шестерёнки в неведомом механизме. Словно кто-то подкидывает разрозненные воспоминания, которых в этом странном безвременном месте не существовало. Это было чудное, почти осязаемое ощущение. Камень. Мортиша. Ритуал… Видения. — Ты — мой проводник, — протянула Уэнсдей, поражённая внезапным озарением. — Не совсем, — Юдора покачала головой. — Проводник способен проникать в видения, чтобы направлять их. Я могу навещать только твои сны и давать незначительные советы. Уэнсдей нахмурилась, соображая. В голове был словно густой туман. — Где мы? — спросила она, и тут же ответ на этот вопрос стал очевидным — они стояли посреди фамильного кладбища Аддамсов. — О, да, — Юдора многозначительно улыбнулась. — Сложно представить лучшее место для встречи. Столько ностальгических воспоминаний… Она повернула голову и кивнула на ближайший памятник: — Нос слегка длинноват, не находишь? Уэнсдей уставилась на высеченную из мрамора фигуру бабушки, размещённую на её могиле. — Признаться, я была несколько разочарована банальностью своей смерти, — Юдора досадливо поморщилась. — Умереть во сне в собственной постели… Что может быть скучнее? Даже нечего изобразить на памятнике! Она взмахнула рукой, указывая на соседние изваяния: обезглавленной пра-пра-прабабушки Уэнсдей с головой, лежащей у её ног, и казнённого на электрическом стуле троюродного дядюшки с торчащими во все стороны волосами и глазами, вылезшими из орбит. — Его жена была просто прелесть, — мечтательно произнесла Юдора. — Она имела милейшую привычку бить зеркала на удачу. Злые языки, правда, поговаривали, что она делала это лишь для того, чтобы не видеть своего отражения. Всё-таки она была далеко не красавицей. Бабушка окинула могилы более удачливых родственников ещё одним грустным, но умилённым взглядом, и повернулась к Уэнсдей, словно ожидая от неё чего-то. По сырой кладбищенской земле начал стелиться туман, обвивая щиколотки влажными дымчатыми завитками. — Нас поторапливают, — заметила Юдора, глядя вниз на молочно-белую пелену, в которой утонули её ноги. — Чем я могу помочь тебе? Уэнсдей молчала. На периферии её памяти маячило что-то раздражающе важное. Что-то почти фантомное. Словно противное жужжание мелкой мошки, которую никак не удаётся поймать даже взглядом. Кладбище. Могилы. Смерть. Бархатцы… На этом ассоциативный ряд прерывался. — Мои видения, — несколько неуверенно сказала Уэнсдей. — У меня возникли проблемы. Бабушка улыбнулась, снова демонстрируя разветвлённую по всему лицу паутинку морщинок. — Ты довольно далеко продвинулась, — Юдора невесомо коснулась её ладони. — Не многим удаётся научиться вызывать видения по собственной воле. Тем более без помощи проводника. Мельтешение назойливой, но неуловимой мысли в голове Уэнсдей усилилось. — Я слишком погружаюсь в эмоции, — пробормотала она, пытаясь сосредоточиться на действительно важных вещах. — Всё придёт с опытом, — бабушка понимающе кивнула. — Ты слишком долго держала свои чувства и эмоции под замком. И теперь, когда ты позволяешь им захватить твой разум, они сбивают тебя с толку. Уэнсдей поморщилась. — Значит, твой совет — ничего с этим не делать? — Делай то, что ты умеешь лучше всего, — Юдора пожала плечами. — Я не знала другого человека, который умел бы контролировать свои эмоции так виртуозно, как ты. Уэнсдей непонимающе нахмурилась. Этот совет входил в противоречие с тем, что она пыталась сделать прежде — поддаться эмоциям. — Для того, чтобы вызвать видение, достаточно страстно желать узнать будущее или прошлое, — будто бы откликнувшись на её мысли, пояснила бабушка. — Но я и так этого желаю! Иначе стала бы я заниматься всей этой ерундой, типа медитаций. Юдора ласково улыбнулась. — Ты должна ощутить желание не своим разумом. Оно должно быть здесь, — бабушка протянула руку к Уэнсдей и прижала свою морщинистую ладонь к её груди. — Прочувствовать его, слиться со стремлением прикоснуться к тайне. Ты должна научиться слушать свои чувства, если действительно хочешь овладеть своим даром. Потому что желание узнать должно исходить из твоих чувств. Уэнсдей покачала головой. Ей казалось, она действовала примерно так, как описывала бабушка. — Ты на верном пути, — кивнула Юдора. — Но ты должна быть готова отдать контроль, а не терять его. Проводник делает именно это — забирает контроль над видением и подталкивает тебя к нему. Но я не твой проводник, я могу приходить лишь в твои сны. У меня нет доступа к твоим видениям. Слишком путанно… Может, если она попытается на практике, то лучше поймёт, что бабушка имела в виду. Уэнсдей прикрыла глаза. У неё точно имелись и другие вопросы о видениях, но она не помнила, какие именно. Что говорила мать, когда отдавала ей медальон с камнем? Не строй жизнь вокруг видений. Нельзя изменить то, что должно произойти. — Ох, мышка, с видениями всё не так-то просто. Они показывают нам правду, но не истину. Они редко дают ответы на вопросы. Лишь подсказки, которые могут направить, если удастся их правильно истолковать. — Как это? Туман стремительно густел и поднимался, оплетая и их с бабушкой, и могильные камни. Статуя Прекрасной Агнес, лежащей на мраморном пьедестале с удавкой на шее — подарком её ревнивого мужа, уже полностью утонула в белёсой дымке. — Когда Мортиша привела твоего отца в наш дом, я решила: этот мальчик кого-то убил. Гомес обнял меня на прощание — и я увидела его с окровавленным мечом в руках, из чего сделала поспешный вывод. Но ты же знаешь, что случилось на самом деле? Уэнсдей задумчиво кивнула. Мало того, что Гаррет в ту ночь погиб от яда, так и острое лезвие в его грудь вогнал вовсе не Гомес, а сама Мортиша. Неестественно проворный, словно живой, туман внезапно взвился в воздух. Уэнсдей подняла руку — и не увидела собственных пальцев. Очевидно, у них совсем не оставалось времени, а она так и не вспомнила что-то очень важное… Возможно, даже ключевое. То, ради чего Уэнсдей вообще оказалась здесь. — Наш дар — не самый надёжный источник, Уэнсдей. Поэтому многие провидцы не доверяют своим видениям. — Отец говорит, им нельзя доверять, — эхом отозвался в голове Уэнсдей отчаянно срывающийся голос… Ксавье! Как она могла забыть о нём? Уэнсдей открыла рот, чтобы задать свой главный вопрос, вдохнула влажные клубы тумана и закашлялась. — Видения могут служить лишь сигналом, но не ориентиром, — было последнее, что она услышала, прежде чем всё окончательно исчезло в плотном облачном мареве.

***

Рано утром, крепко сжимая в руках папку с бумагами на хайда, Уэнсдей стояла у двери в комнату, где ночевали родители и брат. Мысли в голове после сумбурных снов путались, хотя Уэнсдей и не узнала почти ничего нового. Она бы с удовольствием провела ещё пару часов в постели, но у неё был единственный гарантированный шанс застать отца в одиночестве. Без присутствия вездесущей матери, наверняка пожелавшей бы сунуть свой любопытный нос в её дела. Хватит и того, что Мортиша догадалась о её видениях насчёт Ксавье. Одна ловушка на один коридор — одна тайна в одни руки. Уэнсдей даже не постучалась. Без лишних церемоний она принялась орудовать в замке шпилькой. Язычок щёлкнул. Уэнсдей повернула ручку и распахнула дверь. Как она и ожидала, матери, имевшей привычку пить свежесваренный кофе сразу после пробуждения, в спальне уже не было. Гомес крепко спал, раскинув руки по всей ширине кровати. Зато Вещь, дремавший в гнезде из шёлкового платка на кресле, и Пагсли в постели на противоположной стороне комнаты при её появлении мгновенно встрепенулись. — Выметайтесь, — велела Уэнсдей, заходя внутрь. — Мне нужно поговорить с отцом. Ни Пагсли, ни Вещь не решились с ней спорить. Братец не стал даже переодеваться — лишь накинул пиджак на казавшуюся арестантской робой пижаму в чёрно-белую полоску, прежде чем выйти за дверь и плотно закрыть её. Уэнсдей приблизилась к кровати отца и села на краешек. — Просыпайся! — она повысила голос, но в ответ Гомес лишь громко всхрапнул. Недолго думая, Уэнсдей взяла стакан с остатками воды с прикроватной тумбочки и выплеснула отцу прямо в лицо. Гомес мгновенно подскочил, фыркая и потирая глаза пальцами. — Что? — сфокусировав взгляд на дочери, удивился он. — Тучка, что случилось? — Тебе повезло, что это всего лишь я, — спокойно произнесла Уэнсдей. — Если бы кто-нибудь подослал убийцу, тебе бы уже перерезали горло. Гомес хмыкнул, горделиво пригладил усы и расправил вымокший насквозь атласный воротничок на пижаме. — И всё же, — проворчал отец, вытирая руки об одеяло. — Что заставило тебя прибегнуть к столь радикальному методу? — К сожалению, у меня под рукой не оказалось парочки змей, чтоб запустить их тебе в постель, — Уэнсдей улыбнулась уголком рта. — Будить тебя другим способом — лишняя трата времени, а я хотела бы успеть закончить наш разговор до возвращения матери. Гомес посерьёзнел, чуть нахмурив кустистые брови. Уэнсдей протянула ему папку с документами. — Мне нужна твоя подпись. Отец окинул её любопытным взглядом, послюнявил пальцы и принялся листать бумаги. С каждой прочитанной строчкой его лицо всё сильнее вытягивалось. — Даю разрешение своей дочери, Уэнсдей Фрайдей Аддамс, взять на попечение хайда, Тайлера Тьерри Галпина, — бормотал поражённый Гомес, бегая глазами по строчкам и едва шевеля губами. — Хайда? Тучка, это что, шутка? Он растерянно взглянул на дочь, но её лицо оставалось непроницаемо серьёзным. Гомес замотал головой, внезапно напомнив Уэнсдей Ксавье, когда тот отряхивался от дождя, словно промокшая собака. Отец нахмурился, явно проделывая глубокую мыслительную работу, а потом его лицо вдруг прояснилось, принимая гомерически удивлённое выражение. — Тайлер Галпин! — воскликнул Гомес. — Это же сын шерифа, с которым ты дружила в прошлом году? И этот белокурый паренёк — хайд? Уэнсдей поджала губы. Она обратилась к отцу, потому что обычно он не проявлял чрезмерного любопытства, в отличие от матери. Но, очевидно, просьба Уэнсдей была настолько экстраординарной, что даже Гомес не смог удержаться от вопросов. — А как же Ксавье, Уэнсдей? — отец снова затряс головой, словно огромный бестолковый пёс. — Вчера мне показалось, что вы… Ну, что у вас всё… серьёзно. Уэнсдей моргнула, мысленно поёжившись от упоминания Ксавье. Нельзя было так явно показывать свои чувства… Она подобралась и молча протянула отцу пишущую ручку. — ¡Oh, maldición! — простонал он, кривя лицо в болезненной гримасе. — Ты же понимаешь, что это буквально убьёт парнишку? Уэнсдей лишь буравила отца взглядом, хотя внутри неё что-то рухнуло, придавив сердце непомерной тяжестью. Так, что стало трудно дышать. Гомес редко высказывал вслух свои предположения, но всегда оказывался на голову выше даже своей чересчур проницательной супруги. — Полагаю, мои слова ничего не изменят, — непривычно серьёзным, даже почти суровым тоном начал отец. — Ты никогда ни к кому не прислушиваешься. И если уж что-то придёт в твою прекрасную мрачную головку, то накрепко там засядет. Но это, — Гомес ткнул толстым пальцем в документы, сминая бумагу. — Это не просто мимолётная прихоть, Уэнсдей. — Знаю, — она наклонила голову и крепко сжала кулаки, больно впиваясь острыми ногтями в кожу. Ручка в её правой ладони жалобно хрустнула. — Хайд — не забавный ручной монстрик, — напирал отец. — Это живой человек, который будет привязан к тебе так крепко и так близко, что может не оставить места ни для кого другого. — Знаю, — снова пробормотала Уэнсдей, глядя на свои колени. — Это ответственность, которую ты взвалишь на себя на всю жизнь! — продолжал Гомес. — Ответственность, которая будет отнимать у тебя не только время. Ксавье… — Знаю! — рявкнула Уэнсдей, вскидывая яростный взгляд. — Я пришла не за нотациями! Она ткнула в сторону отца ручкой, словно шпагой в попытке нанести смертельный удар противнику, остановившись лишь в дюйме от его лица. Гомес уставился на острие стерженька, смотревшего прямо ему в глаз. На несколько долгих мгновений они замерли, а потом отец, крякнув, слегка отодвинулся. Он тяжело вздохнул, торопливо, будто боясь передумать, выхватил ручку из пальцев Уэнсдей и поставил размашистую подпись внизу страницы. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — с сомнением протянул Гомес, отдавая документы назад. Уэнсдей кивнула и поднялась на ноги. Она уже подошла к выходу, когда отец снова окликнул её: — Тучка, будь осторожна, te lo ruego. Не оборачиваясь, Уэнсдей прикрыла за собой дверь и быстрым шагом направилась в свою комнату. Перед глазами всё плыло. Тело словно бы не принадлежало ей. Уэнсдей лишь машинально передвигала ноги, ничего перед собой не видя. В ушах звенели предостережения отца. Это отнимет у неё Ксавье… Убьёт его… Всё это вдруг стало слишком реальным. Слишком болезненным. Настолько, что у Уэнсдей осталось единственное желание — спрятать документы в стол, чтобы хотя бы на время забыть о них, как о страшном кошмаре. Но не успела она повернуть за угол, как на полном ходу в кого-то врезалась. Плохо скреплённые между собой бумаги выпали из её рук и разлетелись по всему коридору, словно несущие дурную весть птицы. Уэнсдей стояла посреди этого стихийного бедствия и с ужасом смотрела, как Ксавье — а именно с ним она столкнулась — нагибается и начинает собирать рассыпавшиеся по полу документы. Как он протягивает руку за очередным листком. Как его взгляд почти случайно цепляется за строчки текста. Как непоправимо из его глаз исчезает нечто важное… Она не успела обдумать своё решение и его последствия. Она лишь хотела всё исправить. Выиграть время… — Это не то, что ты думаешь, — отмирая и присаживаясь рядом на корточки, скороговоркой произнесла Уэнсдей. Она была готова сказать что угодно. Солгать так, как никогда и никому не лгала. Лишь бы Ксавье поверил. Лишь бы стереть эту ужасающе мёртвую маску с его лица. — Я знала: тебе не понравится, что Тайлер выбрал меня своей хозяйкой, — не узнавая собственный голос, тараторила она. — Но это лишь для отвода глаз. Чтобы выудить из его докторши и бывшего шерифа больше информации о Уиллоу Хилл. Я виделась с Картер один раз, но этого оказалось недостаточно. Она бы не стала больше говорить со мной, если бы я не взяла эти документы. А мой брат и её дочь… Пагсли может быть в опасности. И Донован… Он… Две правды на одну ужасающе огромную ложь — самый действенный метод. Уэнсдей узнала это на собственной шкуре — такую тактику использовал на ней Тайлер… Ксавье покачал головой. Волосы упали ему на лоб, закрывая лицо. — Тайлер — что? — переспросил он глухим, надтреснутым голосом, не глядя на неё. Уэнсдей умолкла, пытаясь взять себя в руки. — Хочешь, я порву их? — спросила она, выхватывая документы из его пальцев и резко поднимаясь на ноги. Пока отец здесь, Уэнсдей могла заполучить ещё одну подпись. На всякий случай. Если она всё-таки решится… Нужно только попросить Пагсли или Вещь отвлечь Мортишу… — Это не… — Ксавье запнулся и тоже выпрямился, возвысившись над ней во весь свой внушительный рост. — Почему ты сделала это за моей спиной? Уэнсдей запрокинула голову и уставилась в его невыносимо зелёные глаза, полные горькой обиды. — Я не хотела делать тебе больно, — прошептала она. — Тайное всегда становится явным, — также тихо ответил Ксавье. — А ты знаешь, как я отношусь ко лжи. Он отвёл взгляд, скрывая зелень глаз за длинными светлыми ресницами, и Уэнсдей показалось, что погас какой-то маячок, на который она шла до этого самого момента. — Поговорим потом, — сказал Ксавье, пятясь назад в темноту коридора. — Мне нужно… переварить это. Уэнсдей ещё долго стояла в коридоре, словно вросла в пол, и сжимала ненавистные листы бумаги так сильно, что у неё занемели пальцы.

***

Как и в прошлом году, Уэнсдей нашла Пагсли на деревянных мостках пирса чуть вдали от территории Невермора. Свесив ноги над водой, братец сидел и наблюдал, как в реке, кружась, тонут последние мелкие льдинки, каким-то чудом сохранившиеся под ярко светившим солнцем. Несмотря на ясную погоду, на улице было довольно холодно. Пагсли до сих пор был одет в полосатую пижаму, в которой выскочил из спальни, но на его плечи поверх пиджака было наброшено знакомое пальто, совершенно не подходящее по размеру. — Значит, это ты сказал Ксавье, где меня найти, — констатировала Уэнсдей, опускаясь рядом. — Я не знал, что это секрет, — брат зябко поёжился, плотнее заворачиваясь в пальто Ксавье. — Хотя, согласись, было бы честно, скажи ты ему всю правду. Он повернулся к Уэнсдей и окинул её проницательным взглядом тёмных, цвета переспелой черешни, глаз. Она не знала, что Пагсли увидел или прочитал в её мыслях, но лицо брата стало слишком участливым и даже обеспокоенным. Уэнсдей почувствовала странное опустошение и поспешила отвернуться к реке. У неё не было сил даже злиться. Будто кто-то выел внутри неё всё, оставив лишь пустую оболочку. — Раз уж ты в курсе всех моих дел, мог бы понять, почему я не рассказываю Ксавье о своём видении, — едко произнесла она. Пагсли наклонил голову набок, будто к чему-то прислушиваясь. Уэнсдей скривилась от досады, понимая, что пока она сама не заговорила о видении, брат не был в курсе всех её секретов. — Ты и сама не уверена, что правильно истолковала эту свою Книгу Теней, — возразил он наконец. — Ты могла бы спросить у мамы… Уэнсдей зажмурилась. Это было невыносимо. — Хватит, Пагсли, — прошептала она. — Если ты с помощью своего чудного дара выпотрошил мой мозг, это не значит, что я хочу обсуждать с тобой всё, что ты из него извлёк. На какое-то время повисла неуютная тишина. Потом Уэнсдей снова заговорила: — Как дела у Мэгги и её дорогой мамочки, Укротительницы Хайдов? — её голос звучал безжизненно. — Всё в порядке, — нехотя ответил Пагсли. — Мне нужны подробности. Брат упрямо молчал. Все пережитые за утро эмоции вдруг с новой свирепой силой всколыхнулись внутри Уэнсдей. Что-то запекло, загорчило у неё в горле. Словно кипящее, переливающееся через край варево в котле, заклокотала яростная злость в груди. Она пыталась позаботиться о Пагсли! А он вёл себя как безответственный ребёнок! Уэнсдей резко повернулась к нему, схватила за шиворот и дёрнула, наклоняя брата к воде. — Значит, ты бесцеремонно влез ко мне в голову, а сам не собираешься делиться секретами? — угрожающе прошипела она. — Может, мне сбросить тебя с пирса, чтоб освежить воспоминания? — Что ты хочешь знать? — оторопело пролепетал Пагсли, вытаращившись на неё. — Ты виделся с матерью Мэгги? Пагсли молча сверлил её огромными влажно блестящими глазищами. — Ну?! — она ещё раз хорошенько встряхнула брата. Пагсли едва заметно кивнул. Уэнсдей криво усмехнулась. — А теперь расскажи мне всё, что ты о ней знаешь. — Уэнсдей, я… — Пагсли отчаянно замотал головой и торопливо затараторил: — Я не могу прочитать мысли просто так, по собственной воле! Проще всего это даётся, когда человек расслаблен или растерян, как ты сейчас. Или как Ксавье — у него вообще не голова, а открытая книга. От последнего замечания брата Уэнсдей испытала настолько сильное негодование, что у неё задрожали пальцы. — Расскажи! Всё! Что! Знаешь! — энергично встряхивая Пагсли и сталкивая его к краю пирса, прорычала она. — Уэнсдей! Я же не умею плавать! — взмолился брат. — Я зацепился за мысли миссис Картер только один раз. Она думала что-то о том типе, которого недавно печатали в Сплетнике. Аксель вроде? Ну, тот, который поднял всю эту шумиху вокруг Билля о правах изгоев. — Оливер Арчер, — машинально поправила Уэнсдей — Пагсли говорил о той самой статье, которую их учитель истории притащил на урок в пятницу. — Точно, — торопливо согласился Пагсли. — Он вроде как через какие-то анонимные фонды перечисляет деньги больнице, в которой миссис Картер работает. Её это очень тревожит. — Что-то ещё? — Это глупо… Но я прочитал в её мыслях что-то вроде, — брат изобразил пальцами кавычки: — Псам надо помешать. Что бы это не значило. — Ты уверен? — с сомнением протянула Уэнсдей. Пагсли поспешно закивал головой, словно китайский болванчик. Уэнсдей задумалась. Если всё это правда, и мать Мэгги по какой-то причине действительно была на стороне изгоев... Или только хайдов? Она ведь хотела, чтобы Уэнсдей забрала Тайлера из Уиллоу Хилл… Как она тогда сказала? Что-то грядёт. И хайдов нужно вывести из системы, потому что они слишком удобный инструмент в руках таких, как Лорел Гейтс… Неужели Уэнсдей стоило сделать это? Взять Тайлера под свою опеку. Стать его хозяйкой… Но как она объяснит это Ксавье? Отец прав — это его просто убьёт… — Уэнсдей, нет! — вдруг вскрикнул Пагсли. — Ксавье этого не заслуживает! И ты тоже! — Что я тебе сказала насчёт непрошенных советов? — с негодованием выплюнула Уэнсдей и в очередной раз встряхнула брата. Пагсли неловко взмахнул руками, теряя равновесие, и соскользнул с пирса, по грудь погружаясь в ледяную воду. Раздался треск — и в пальцах Уэнсдей остался кусок полосатого воротника пижамы, а Пагсли шлёпнулся вперёд, с головой скрываясь под толщей воды. — Уэнсдей, помоги! — отчаянно завопил брат, едва сумев выровняться и более-менее устойчиво встать на ноги. Он серьёзно? Утонуть на мелководье — хорошенькая заявка на самую нелепую смерть и самое идиотское мраморное изваяние на семейном кладбище Аддамсов! Но когда Пагсли, паникуя, поскользнулся на склизких камнях и снова с головой ушёл под воду, Уэнсдей пришлось признать — без её помощи братец и вправду чего доброго утонет. Она легла животом на пирс, перегнувшись вниз и выжидая. Когда голова Пагсли в очередной раз показалась на поверхности, Уэнсдей крепко вцепилась в его волосы и потащила наверх. Брат судорожно схватил ртом воздух, а после, к его чести, довольно быстро сориентировался и взялся за пирс, подтягиваясь на руках. Уэнсдей помогала, выдёргивая Пагсли из плена ледянющей воды на сушу. Через пару минут они оба, насквозь мокрые, лежали рядом на сырых деревянных досках, пытаясь отдышаться. Пальто Ксавье унесло течением. Было ужасно холодно — даже зубы стучали. Не сговариваясь, они повернулись друг к другу, уставившись глаза в глаза. Губы у Пагсли были абсолютно синие. Мокрые волосы облепили лицо… Наверное, сама Уэнсдей выглядела ненамного лучше. — Я думал, что взаправду утону, — ошарашено прохрипел Пагсли и добавил после короткой паузы: — Это было потрясно! И брат с сестрой расплылись в абсолютно идентичных Аддасомовских ухмылках. Даже переживания за Ксавье на несколько блаженных мгновений отступили на второй план.

***

Sheldon Riley — Again

— А где Ксавье? — спросил Гомес. — Я думал, он снова присоединится к нашему столу. Уэнсдей смотрела в тарелку, методично разделывая стейк и старательно игнорируя присутствие отца, матери и брата. — Тучка? — Он иногда пропускает обед или ужин, — нехотя отозвалась Уэнсдей деланно безразличным тоном. — Скорее всего слишком увлёкся очередной картиной. — Теперь понятно, почему он настолько тощий, — Гомес озабоченно нахмурился. — Тебе стоит следить за его питанием. — Надеюсь, мы ещё увидимся до отъезда, — певуче произнесла Мортиша. — Очень достойный мальчик. Талантливый, немного трагичный и такой… Уэнсдей скрипнула зубами, и мать осеклась на полуслове, бросив быстрый взгляд в её сторону. — Помню, мы с Гомесом в вашем возрасте развлекались тем, что находили в замке укромные уголки. Такие, где нас никто не мог бы заметить, — переводя тему, томным голосом начала она. — О, cara mia, — с придыханием откликнулся отец. — Чудесное было время! Мортиша благосклонно погладила мужа по руке, и тот мгновенно припал к её пальцам губами. Уэнсдей подавила рвотный позыв и отвернулась. Когда тарелки наконец опустели, Уэнсдей отправилась на поиски Ксавье. Она нашла его на берегу реки, недалеко от студии. Он стоял, одетый в пиджак на толстовку, и глядел на воду с таким видом, будто раздумывал, стоит ли ему утопиться. — Я сегодня уже вытаскивала из реки Пагсли, — сказала Уэнсдей, бесшумно подкрадываясь сзади. — Не хочу снова лезть в ледяную воду. Ксавье вздрогнул от неожиданности и обернулся. Уэнсдей неловко переступила с ноги на ногу. — Твоё пальто утонуло, кстати, — добавила она. — Не стоило доверять свои вещи моему брату. Пагсли тот ещё недотёпа. — Он славный, — Ксавье слабо улыбнулся. — Каким образом твой брат оказался в реке? — Скажем так, это было счастливое стечение обстоятельств, — уклончиво ответила Уэнсдей. — Надеюсь, он не простудится, — протянул Ксавье, пряча озябшие руки в карманы. Уэнсдей подошла ближе и прищурилась, присматриваясь к его лицу. — Я уже говорила, что Аддамсы не заболевают от таких пустяков. В отличие от тебя. Идём в замок, — властно позвала она. Ксавье поджал губы и наморщил лоб, словно о чём-то раздумывая. Потом посмотрел на неё с такой болезненной гримасой на лице, что сердце Уэнсдей подскочило к горлу. — Ты сказала мне правду? — тихо спросил он. — Насчёт Галпина? Что ты не собираешься... — Ксавье сглотнул и замолчал, не в силах закончить свой вопрос. В голове Уэнсдей на мгновение промелькнули и условия Кумико, и слова Картер, и рисунки с видениями самого Ксавье… — Да, правду, — твёрдо ответила она. — И, если хочешь, я расскажу тебе всё, что узнала от доктора Тайлера и от его отца. Только пойдём в тепло, ладно? Плечи Ксавье заметно расслабились, словно с них свалилась целая гора. Он шагнул к Уэнсдей и обхватил её лицо ледяными ладонями. — Я тебе верю, — серьёзно произнёс он, прежде чем наклониться и прижаться губами к её губам. Смыкая руки у Ксавье за спиной и вцепляясь пальцами в ткань его пиджака, Уэнсдей не могла избавиться от жуткого, выворачивающего чувства вины. Словно человек, наблюдающий отход моря от берега перед гигантской волной цунами, она ощущала себя беспомощной перед фатальным ожиданием беды. И она знала, что сегодня сама подтолкнула их обоих ближе к пропасти.